Глава 17

Вернулась… — задумчиво бросила Василиса Премудрая, глядя на меня как-то больно хмуро, с искоркой недовольства в зеленых глазах, что как два смарагда на бледном ее лице сверкали. Толстая коса, украшенная атласными лентами, накосником с камушками гранатовыми, лежала на плечах, уютно свернувшись змеей, и наряд наставницы, как всегда, был богат да пышен — сверкающая от малахитового крошева ткань, казалось, выточена из горной породы самой Хозяйкой гор, которая в школе нашей светлых волшебников обучала магии самоцветов и драгоценных металлов. Кто знает, может, чарами своими она с Василисой поделилась — не могла простая парча, даже каменьями украшенная, так глаза слепить да каменной на вид казаться.

Но почему наставница глядит на меня так… дивно?

И страшно становится мне от взгляда этого.

— Вернулась… — так же тихо отвечала я, пытаясь отдышаться. После всего произошедшего я не верила, что снова в тишине Зачарованного леса нахожусь, что нет больше смрада навьих болот, нет страшного Баюна и его сказок жутких, нет упырей да морока Приграничного леса… вот только и Ивана нет!

Я всполошенно дернулась, бросившись к Василисе, но была остановлена ее холодным взглядом и властным взмахом. Рука ее с широкими золотыми браслетами воздвигла меж нами невидимую стену, о которую я ударилась, налетев на нее со всего размаху.

Больно… Рука затекла тут же, плечо заныло. За что же так?

— Ты мне скажи, почему вернулась так поздно? — Наставница руки на пышной груди сложила и словно ростом выше стала, нависнув надо мной.

— Поздно? — пролепетала я, не понимая, чего хочет Василиса да чего озлилась. И тут же нырнула в зеленые омуты ее глаз. Не хотела я ее еще больше ярить, в мысли прорвавшись, но иногда у меня сила из-под контроля вырывалась, и от растерянности, видать, я нечаянно запрет и нарушила, а ведь еще матушка упреждала — не лезь в чужую душу, никто того не любит, можно и погибнуть в паутине чужих сновидений и грез, в болоте прошлого увязнуть, навеки остаться на Той Стороне.

И не Навь это, не сумрак Приграничного леса… Никто не знал, куда уходят зрячие, которых удалось пленить во время того, как они смотрели в чье-то прошлое.

— Все одно моя будешь, Василиса! — окрик злобный раздался в тумане, окутавшем меня зеленым маревом, в нем тонули все звуки, кроме двух голосов. Мужского — разъяренного, резкого, и женского — низкого, с хрипотцой, уверенного в своей правоте и оттого спокойного, как воды лесного озера.

Я пыталась разглядеть что-то в этом тумане, но он все едино плотной завесой висел предо мной, лишь две тени виделись вдалеке. Одна — хищная, высокая, костлявая, в острозубой короне хрустальной, вторая — в пышном платье колоколом, кокошнике. И голоса эти были очень знакомы.

Память Василисы?.. Накажет ведь наставница!.. И я с ужасом метнулась назад, но некуда было бежать, некуда было скрыться от этих злых обреченных криков, что вороньем неслись ко мне сквозь зеленую дождливую взвесь и разбивались тоскливым эхом о каменную тропу, вырезанную в горе.

Неважно, где я находилась, нужно было скорее уходить, пока меня не заметил хотя бы Кащей!

С Василисой бы потом примириться, не понравится ей, ох не понравится, что влезла я без разрешения в ее голову. Но куда идти — позади скала, впереди — туман, по краям — обрывы… Словно я на каменном карнизе над бездной стою.

— Не буду я жить в болотах твоих! Если соглашусь, кто тогда одаренных детей учить будет? Мне и так тяжко — никому не нужен Зачарованный лес, леший да домовик — вот и вся подмога!

Видать, занесло меня в древние времена, когда не было еще нашей школы.

— Зачем тебе они? Неужто думаешь, что оценят они твою премудрость? — рычащий голос Кащея громом пронесся над скалами.

— Не зря меня так прозвали, — холодно отвечала Василиса. — И от своего не отступлюсь, ты меня знаешь…

— Что уж тут, — в тоне его ворчливые нотки послышались, — да только опустел без тебя мой терем, паутина да пыль в подземельях, некому петь мне поутру, некому солнце звать в мертвые земли царства моего. Зачахну без тебя…

Зачем же мне в любви клялся? Я похолодела, осознав, что все это видела, знала Василиса, и ежели любила его, то меня возненавидеть должна! Мелькнуло даже предательское — а может, отправила она меня спасать царя навьего, чтобы сгинула я по дороге в лесу Приграничном али топях моровых?..

Но тут же прогнала я подлые мысли — никто не знал, что с Кащеем и как спасти его, и ежели б сердце Василисино еще горело им, так сама бы бросилась она, не усидела бы в покое и тишине Зачарованного леса!.. Да и зачем ей было мне куколку свою в проводницы давать?..

— То-то же… — послышалось рядом облегченное. — Неужто мудреть начала?

Я взгляд вниз опустила — у ног моих Гоня сидит в своем нарядном платьице из шелка, косу переплетает, личико безмятежное у ней, светится от радости.

— Чего веселишься? — Я рядом села, свесив ноги над обрывом, отчего ладони вмиг похолодели, а сердце в бездну ухнуло. — Я, как выберусь из этого места, точно из школы вылечу! Не простит Василиса… Я бы на ее месте никогда не простила.

— Так то ты… А она недаром Премудрая! Неужто думаешь, против воли ее вошла бы сюда? Даже если не желала она видеть тебя в этом уголке своей памяти, но коль ты здесь, значит, надобно так… А знаешь для чего? Не жалей про Кащея, обманная любовь его, злая…

— Я уже так и поняла, — тоскливо отозвалась я, вспоминая синие очи прекрасного витязя с пепельными волосами, что звенели на ветру тонкими спицами, вспоминая слова ласковые, признания его. Царицей обещал сделать! Богатства свои несметные показывал!

— Думаешь, кто девиц похищал? — прищурилась Гоня. — Оттого и не дал Кащей осмотреть терема свои да подворье, ослепив тебя блеском каменьев да злата… А Марья его на цепи подвесила от злости да ярости — обещался ей жениться, царицей своей сделать хотел, да предал. Как прознала она, что девок стал Кащей похищать, так и придумала все то… А Василиса сразу поняла натуру его подлую, вот и убежала от хищной да неприкаянной любви татя окаянного.

— Но зачем тогда нас спасать его отправили?..

— А Марья Моревна как с цепи сорвалась, озлилась больно. И Кащей — единая управа на зимнюю королевну, без царя Навь осталась, и коли дала б Василиса волю Марье — беды были бы великие. Кащей Бессмертный бережет дороги в свое царство, не дает люду туда-сюда шататься по Калинову мосту, без него же ворота нараспашку были, дева Смородинка защита слабая…

— Почему ты раньше молчала? — обреченно спросила я, прислушиваясь к спору Кащея да Василисы.

— А я разве знала? Это вот сейчас удалось увидеть — я с Василисой связана кровью да плотью, я — часть ее души, и едва мы вернулись в терем ее, как я все и прочла в ее глазах. Беда в том, Аленка, что Кащей обманул тебя и вернул в Зачарованный лес слишком поздно. В Нави-то время иначе течет, и вот пока водил он тебя своим подворьем да сокровищами соблазнял, в Яви две луны минуло…

— Да как же это? — растерянно вскрикнула я и едва в пропасть не сверзилась, но какая-то сила дивная меня удержала и из тумана в терем Василисы вернула.

Стоит, хмурится, но нет уже прежней злости в очах смарагдовых.

— Все увидала? А теперь иди, спасай своего Ивана… скоро папороти цвести…

— Ты и про это знаешь? — Я поникла.

— Премудрой не зря меня кличут — видать, заслужила. Я тебе тропу открою к лесу, из которого пара верст до града царского останется, ближе не могу — там охранные заклинания, чтобы супостат не проник в Китеж волшебный.

— И на том спасибо. — Я поклонилась, мазнув рукой по полу, и почему-то с тоской оглянулась на яблоневый сад, что за окошком белыми облаками плыл, хотя время цветения этих деревьев в мире людском давно прошло. Когда еще увижу Зачарованный лес?

Кто ж знает, куда путь выведет…

Что там Василиса сказала про то, что вот-вот папороти зацветать?.. Рано же еще!

И вдруг молнией — вот тать окаянный! Он меня продержал в своем мире так долго, что здесь, в Яви, почти весь срок мой истек!..

Как же я успею-то?..