Не упадешь ли ты от взгляда его?
Фредди
Многие подростки мечтают о службе в вооруженных силах. Не просто многие – наверно, трудно найти юношу, который никогда не был очарован странной притягательностью оружия. Меня это поветрие как-то миновало – сидя в инвалидной коляске, знаете ли, трудно мечтать о том, чтобы быть военным, даже в наше время, когда на поле боя пехота давно уступила место артиллерии, танкам, боевым роботам и беспилотным аппаратам. Но мышление военных, по непонятной причине, инертно, и хорошая физическая форма по-прежнему необходимое условие для того, чтобы носить военную форму.
Нет, я не избегал «милитаристической тематики» в своем интернет-самообучении и тем более не являлся убежденным пацифистом – просто не имел определенного мнения на этот счет. А потом были известные события, в результате которых я сначала встал на ноги, а затем обрел сверхспособности. И как-то совершенно незаметно я стал в нашей команде тем, что в компьютерных играх называется «танк». Но более универсальным – одновременно и носителем тяжелого оружия, и, грубо говоря, тараном, способным физически устранить препятствие.
И все-таки я волновался, хоть и старался не подавать виду при Тени. Враг был непонятен, он казался непобедимым и неуязвимым, хотя я вывел для себя один интересный постулат – не бывает неуязвимых врагов, бывает недостаточная огневая мощь.
Мы немного покумекали вечером с Джинном – для этого нам не требовалось видеться физически, ведь у него был суперкомпьютер, способный, кроме всего прочего, работать, как сервер Сети, а меня уже успели снабдить похожим, но более специализированным. А также «суперглазом», сопряженным с лазерным дальномером, бесподсветочным тепловизором и детектором «неестественных» объектов (как он работает, один Джинн знает, наверно, но он довольно споро вычисляет все, что угодно, от мин и ловушек до полезных потенциальных трофеев, вроде брошенного оружия, боеприпасов и так далее). Полезный прибамбас, одним словом.
Так вот, мы пообщались с Джинном в закрытом режиме и решили, что плазмамет мне вряд ли поможет, если эта штука нас обнаружит, а вот лазер вполне может – если над ним поработать. Ха, легко сказать «поработать» – доступа в медлаб, чтобы вскрыть руку и получить возможность как-то «подкрутить» лазер, у нас не было, да и эта работа не на день. Поэтому мы с Джинном придумали, как он выражается, окольный путь. Поскольку лазер, по сути, являлся частью моего тела (рабочим телом был монокристалл в трубке, заменившей лучковую кость, фокусировочная система представляла собой нечто вроде прикрытого кожаным клапаном искусственного глаза, располагавшегося в основании ладони, а накачка происходила от моей «нервной энергии», той, что мы расходовали, применяя сверхспособности), то я мог менять параметры излучения, регулируя поток энергии, подаваемой к рабочему телу для выстрела.
– Если выстрел не причинил вреда, быстро меняй диапазон, – посоветовал Джинн. – В каком-то его можно достать, по-другому просто не может быть.
Мы также придумали нечто под названием «разобщитель». Не знаю, как это описать и на что это похоже. Больше всего, наверно, на буддистскую мантру, повторяя которую полностью «отключаешь» сознание. Вот только буддистам нет необходимости в состоянии транса вести бой, в отличие от меня. Потому моя мантра была боевой – она передавала организму необходимые сигналы от сознания в минимальном объеме, причем эти управляющие сигналы существовали как бы в записи – то есть мое сознание мог полностью сковывать ужас, а тело при этом продолжало бы выполнять заложенную программу – дешево и сердито.
Мы с Джинном «разбежались», но я продолжал «слепое тестирование» своего организма, со стороны совсем не заметное. Казалось, что я занимаюсь привычными делами – принимаю душ, ужинаю с Тенью, кормлю Талисмана, играюсь с ним распечатанной на принтере мышкой на веревочке – котенок, в настоящий момент не обремененный своей «параллельной сущностью», забавно пытался поймать искусственного грызуна и возмущенно шипел, когда это не удавалось.
И все это время я работал с новой программой, хоум-версией знаменитой «Мертвой руки». Кроме шуток, в какой-то момент я понял, что мне можно вынести мозг, а тело продолжит воевать, как ни в чем не бывало. И чтобы воевало оно как можно лучше, я дополнял программу все новыми и новыми возможными ситуациями и адекватными на них ответами.
– Ты такой серьезный, – сказала Тень, когда мы легли в постель. Кстати, первое время я спал на нашей кровати «по диагонали», но потом додумался, как дорастить ее до необходимых мне размеров. – Думаешь о завтрашнем дне?
– Ага. Честно, не хочу, чтобы ты в этом участвовала, но умом понимаю, что лучше тебя никто не справится. Но ты должна мне пообещать…
– Что? – спросила она.
– Что в случае угрозы ты сразу же бросишься прочь оттуда.
– Хорошо, – ответила она, но я не закончил:
– Сразу же, моментально! И не вздумай задерживаться из-за меня. Пойми, если я не буду думать о том, как защитить тебя, у меня окажется больше шансов.
Она помедлила, но потом кивнула:
– Хорошо. Хотя для меня это будет трудно… давай ты тоже мне пообещаешь?
– Что? – спросил я.
– Что выберешься оттуда, если такое случится. Я понимаю, что это глупо, но мне почему-то кажется, что если ты мне это пообещаешь, ты выберешься в любом случае. Ради меня.
Я протянул руку и погладил ее по щеке и плечу:
– Так оно и есть. С тобой я чувствую себя… мммм, каким-то сверхъестественным существом!
– А разве ты не сверхъестественное существо? – с улыбкой поинтересовалась Тень. – Разве все мы – не сверхъестественные, с нашими фичами, сверхспособностями, имплантатами, слиянием?
Я кивнул:
– Сам иногда об этом думаю. По сути, мы намного круче, чем герои всяких комиксов и голофильмов, но по крайней мере я совершенно не чувствую себя суперменом. Да и другие… Мы получили сверхспособности, но остались все теми же подростками, какими были.
– Как по мне, это просто замечательно, – Тень зевнула. – Я никогда не любила голофильмы про суперменов именно потому, что они себя ведут, – она вновь зевнула, – как нарисованные.
– Спи уже, – сказал я, погладив ее по волосам, – завтра тяжелый день. А для тебя особенно.
– Как будто для тебя легкий, – буркнула она, сворачиваясь клубочком. Через минуту девушка уже тихонько посапывала, а я вернулся к своей программе. Так, а если эта штука умеет летать?
* * *
Мы стояли у глухой стены в коридоре, параллельном тому, по которому шли Призрак и Джинн, прежде чем попасть в передрягу. Этот коридор был техническим, половину его занимали консоли с кабелями, гофрами, трубопроводами… Тем лучше.
Призрак и Джинн вооружились – у Призрака был дисраптор, у Джинна – какая-то странная штуковина, вроде старинного керамического изолятора на импровизированном прикладе, напечатанном на принтере. К изолятору от подсумка на поясе тянулись провода.
– Широкополосная электромагнитная пушка, – пояснил он. – Действует в основном на электронику, но в луч попадать не советую – нервная система тоже может коротнуть. Ну как, все готовы?
– Я готова, – сказала Дария, сидевшая на одном из трубопроводов. В руках она держала пару наших кукол.
– Я тоже, – подтвердила Куинни. Ее задачей была подзарядка всех нас энергией, и она действительно хорошо подготовилась, вокруг нее даже воздух потрескивал от статического электричества, а в коридоре ощутимо пахло озоном.
Тень смотрела на глухую стену, но я знал, что она видит сквозь нее:
– Вижу обойму, – проговорила она. – Метров двадцать от нас по направлению к двери. Твари не вижу, но чувствую. Странно. Но, похоже, она не знает, что мы здесь.
– С чего ты взяла? – спросил я.
– Я слышу ее мысли… – неуверенно ответила она. – Точнее, наверно, чувства. Как интересно…
Она вздохнула:
– Ладно, пора.
– С богом, – сказала Дария.
– Храни вас, Пресвятая Дева, – добавил Призрак. Я удивился, поскольку ожидал от него другого. Чего-то более привычного, вроде знаменитого in culo alla balena! Заболел наш Призрак, что ли?
А Тень уже приоткрыла часть стены, и я мог видеть то, что находилось внутри. И валяющуюся на полу обойму, и тварь – огромную черную, как сам космос, груду – казалось, она черная не потому, что такой у нее цвет, а потому, что у нее вообще нет никакого цвета. Тень осторожно зашла, я заскочил вслед за ней. Проем за нами закрылся.
Тень
В наше время чтением мыслей вряд ли кого-то можно удивить. Первые устройства для этого (естественно, военного назначения) появились еще в конце прошлого века, и за прошедшие восемьдесят лет получили довольно широкое распространение. Даже «умный дом» моей матушки умел исполнять самые простые мысленные пожелания (хоть это и влетело ей в копеечку), а к моменту моего «исчезновения» она подумывала над тем, чтобы поставить в доме более чувствительную нейросеть.
Уже на антарктической базе я столкнулась с материалом под названием шаббанит, который сам по себе являлся чем-то вроде нейрональной сети, интегрированной в стены с «памятью материала», что позволяло «выращивать» простейшие конструкции вроде турника, появившегося в нашей с Фредди каюте сразу, как только там оказался мой любимый.
Но одно дело – отдавать простейшие приказы или транслировать образы, а другое – вести осмысленную телепатическую беседу. Это было возможно, но существовала проблема расстояния – «классическая» телепатия базировалась на регистрации изменения электромагнитного поля нервной системы, а оно у людей было довольно слабым.
Не говоря уж о том, что мой «режим невидимости» попросту глушил подобные излучения. То есть, используя телепатию, мы с Фредди общаться не могли. Несколько забегая вперед, скажу – и слава богу, что не могли. Мы тогда просто не представляли, с чем именно имеем дело…
Но было еще кое-что, что мы могли использовать, хоть и не понимали, как это работает. Апистия называла это «симпатической связью» и говорила, что у науки нет ей объяснения, как, впрочем, и многим другим феноменам, которые наука стыдливо игнорирует потому, что они не вписываются в картину мира, выстроенную поколениями академических ученых.
Наверно, все знают о феномене разлученных близнецов, с которыми в жизни происходят похожие события. Известно также, что близнецы могут «чувствовать» проблемы друг друга, например одному больно, если другого ранили. Это – самый примитивный пример симпатической связи. На другом полюсе – наше Слияние.
У симпатической связи есть интересное преимущество – она не использует никаких излучений. Поэтому никак не регистрируется. У обычных людей ее просто нереально зафиксировать, но, если вы когда-нибудь любили по-настоящему, наверняка сталкивались с тем, что иногда у вас и вашего избранника синхронно возникают одни и те же мысли. Это она, симпатическая связь.
Мы знали о ней и научились ее использовать, хоть и редко прибегали к ее помощи. В обычной жизни она не особо нужна, все возможно выразить словами или действиями. Но вот как раз сейчас – очень даже пригодилась; благодаря ей мы с Фредди могли общаться совершенно незаметно.
* * *
Какое-то время мы стояли, прислушиваясь к происходящему. В тусклом красноватом свете тварь, тем не менее, была хорошо видна. Честно говоря, глядя на нее, я почувствовала приступ страха, который с трудом, но подавила – тварь ощущалась чужой, чуждой, не принадлежащей нашему миру.
«Ужас какой», – услышала я мысль Фредди.
«Да уж, я понимаю ребят, – подумала я. – Давай побыстрее заберем обойму, не хочу здесь долго находиться».
Он кивнул, и мы пошли. Чтобы оставаться в режиме невидимости, Фредди должен был находиться рядом со мной. Точнее, не совсем так – у невидимости, которую я могла наложить, имелось несколько «степеней», и максимальная – та, которую я распространяла на себя и объекты вокруг меня, на расстоянии вытянутой руки. В этом режиме мы словно вовсе переставали существовать в этом мире, нас нельзя было обнаружить никакими существующими приборами, и я не уверена, что в принципе возможен прибор, способный нас обнаружить… но увы, я не могла погрузить в такую невидимость всю команду, максимум – себя и еще одного (если это Фредди) или двух (например, Дарию и Куинни) человек. И я чувствовала, что в этом достигла объективного предела.
Шли мы осторожно, а потому медленно, но до обоймы было буквально рукой подать – сорок восемь моих шагов. И уже на половине этого расстояния я почувствовала… нечто. Сначала мне показалось, что это тревога или уже знакомый страх, но чувство, если можно было так выразиться, имело иной оттенок. Когда я наклонилась, чтобы поднять обойму, меня осенило, буквально обожгло пониманием – это тоска!
Я машинально сунула обойму за пояс, замерла и прислушалась.
«Что случилось?» – встревожился Фредди.
«Оно думает, – ответила я. – Я слышу его чувства!»
«Ну и что? – спросил Фредди. – Ну и пусть себе думает. Главное, чтобы оно не думало, как нас с тобой заточить на ужин. Идем!»
Но я не могла просто так уйти. Меня захватили чувства неведомого существа настолько, что я стояла, словно загипнотизированная.
«Подожди, – попросила я Фредди. – Я хочу послушать… хочу попробовать посмотреть, видит ли оно нас».
Фредди схватил меня за руку и попытался тащить, но я уперлась, и он оставил попытки. Я понимала, почему – будучи очень сильным, Фредди всегда боялся ненамеренно причинить мне боль. Он все время был со мной очень осторожен. Я мысленно ласково коснулась его, успокаивая, а затем потянулась к чужому существу, пытаясь, если можно так выразиться, посмотреть на мир его глазами.
Никаких глаз у существа не было, равно, как и других органов чувств, и я не сразу смогла воспринять мир таким, каким он ему представлялся. Не сразу – но смогла. Постепенно хаос впечатлений обрел некую понятную мне структуру… и я оказалась поражена тем, что увидела. Для этого существа не было преград в восприятии, его «зрение» не ограничивали стены, на расстоянии оно лишь становилось менее резким, менее подробным. Я видела всю станцию изнутри, словно она сделалась хрустальной – огромные баки с топливом, чудовищные двигатели, пришвартованные к борту шаттлы, рой дронов, восстанавливающих повреждения в том месте, где «Атлантис» врезался в «Левиафана». Я видела ребят, ожидающих нас в коридоре, и понимала, что существо узнало Джинна и Призрака. Самое интересное, что я не чувствовала враждебности по отношению к ним с его стороны – только сдержанный интерес. Кстати, нас с Фредди существо не видело, моя маскировка работала.
Потрясающее зрение существа распространялось очень далеко – я видела орбиту Земли со всеми станциями, кораблями, спутниками, космическим мусором; я видела саму Землю – облачный покров не представлял для существа проблем, и перед его взором простирались горы и моря, города и пустоши Антарктиды. При желании существо с легкостью могло разглядеть то, что от человека скрывали океаны, – подводные поселения, новые и древние, некогда поглощенные морем, погибшие корабли и спешащие по своим делам подлодки.
Я видела Луну и постройки, на ней возводимые. Видела Марс и его спутники (а еще поняла, что Марс хорошо знаком этому существу и присутствует в его воспоминаниях), видела пояс астероидов и луны Юпитера, а еще – на границе поля зрения существа – видела ледяной шар, двигавшийся навстречу «Левиафану».
Это наша цель? Энигма?
«Тень, с тобой все в порядке?» – с тревогой спросил Фредди. Я кивнула:
«Это так интересно! Если бы ты знал!»
«Я знаю, что это опасно», – сказал он. Я заметила, что у основания ладони его левой руки что-то блестит – значит, он активировал свою лазерную пушку. Фредди говорил, что после стрельбы, и даже если стрельбы не было, но он к ней готовился, рука ноет несколько часов.
«Нет, не опасно, – заверила я. – Это существо разумно… и ему плохо».
«Откуда ты знаешь?» – спросил он.
«Хочешь послушать его мысли? Попробуй, я сейчас попытаюсь передать их тебе».
Я сосредоточилась, еще сильнее проникая в сознание существа. Попытаясь понять, откуда ему знаком Марс, я едва не потеряла контроль. Я увидела пустынную красную планету, но не такую, как показывают в документальных голофильмах. Когда-то я смотрела несколько, потому смутно узнавала местность…
Признаюсь честно – однажды я хотела сбежать от маман; вернее говоря, сбежать я хотела постоянно, но тогда мое желание оформилось в нечто конкретное. Фонд Ротшильдов во Франции набирал добровольцев для новой базы на Марсе, пятой или шестой по счету, кажется, и я думала записаться. Тогда-то и проштудировала все, что связано с красной планетой.
Потому то, что я видела, было мне знакомо – и незнакомо одновременно. Я стояла на берегу моря, его красноватые волны с шипением набегали на берег. На горизонте висели тяжелые, низкие облака разных оттенков красного цвета, а над ними вздымалась одинокая белая вершина – не иначе, как Олимп, который, в силу своих колоссальных размеров, виден издалека.
Я говорю «передо мной» только для удобства представления – на самом деле я «видела» все, что меня окружает, и понятие «перед» теряло смысл. С противоположной стороны лежала обширная равнина, на которой то тут, то там вздымались столообразные возвышенности. Все пространство этой равнины покрывала красновато-белесая растительность, которую трудно было назвать деревьями или кустарниками, – растения очень отличались от своих земных аналогов. Вдали над этими джунглями вздымалась высокая горная цепь, постепенно снижавшаяся к морю и превращавшаяся в цепочку скалистых островов. Самая высокая гора этой цепи, кажется, была вулканом, а вторая по величине напоминала огромную пирамиду со скругленными краями, словно Творец выпустил из кондитерского мешка скальную породу, желая сделать непонятное украшение. По этим двум горам я узнала местность – район Элизиум, там сейчас располагалась китайская база. Более высокая гора, значит, была Элизием, а та, что напоминала кондитерскую завитушку, – куполом Гекаты. Тогда горная цепь – это горы Флегра (но сейчас они сохранились не полностью, участок между Элизием и побережьем превратился в гладкие холмы), а вершина к югу от Элизия – купол Альбор (там, как мне показалось, виднелись какие-то искусственные строения).
Но… это прошлое? Если да, то какое? Когда на Марсе были моря и растительность, если наука отрицает саму возможность этого? Конечно, север Марса до пятидесятой – шестидесятой широты занимает огромный ледник, частично скрытый горными породами, и, если он растает хотя бы наполовину, то вода действительно может заполнить равнины Утопии, Амазонии, Элизии и Аркадии (такой проект, кажется, сейчас реализуют), но неужели когда-то это «море будущего» уже существовало? Или я вижу то, чего еще не было?
Но воспоминание быстро выскользнуло у меня из головы, следуя за ассоциативной цепочкой существа. Поток его мыслей, неспешный, но непрерывный, увлекал нас с Фредди дальше, в направлении чувств этого чужого.
Он видел далекую Энигму и тосковал по ней, как тоскуют по дому, хотя Энигма не была его домом. Но там жили другие, ему подобные. Они жили там так давно, что мы с Фредди даже не могли себе представить такую бездну лет. Изолированные от всего, что составляло смысл их жизни, они постепенно впадали в отрешенность или безумие, и наш новый знакомый тоже едва не испил из этой чаши, но однажды все изменилось. Она пришла, она подарила надежду на то, что в его жизни есть смысл. Но ее давно не было, и он боится, что ей до него больше нет дела. Он даже попытался собрать для нее немного сеада, но ему помешали – пока он охотился, на станцию, по-видимому, напали. Один из ее маленьких кораблей погиб. Ему не было дела до этого корабля, хотя несколько ессеадов на его борту оказались потеряны. Но она предупреждала его, что сейчас не время для охоты, а он нарушил ее предписание. Наверно, она разгневается, когда узнает о том, что он пытался охотиться, но ведь он всего лишь хотел добыть для нее немного сеада!
Я разорвала контакт, и мы с Фредди, не сговариваясь, поспешили прочь. Я не могла понять, что чувствую – во мне смешались страх от того, что существо рассматривает нас (ессеадов, как оно выразилось) лишь как дичь, как источник неведомого и непонятного сеада; жалость – я ощущала, что это чудовище напугано и растерянно, что оно тоскует и не понимает причины своей тоски; очарование тайны от прикосновения к чему-то величественному, к глубинам времени и пространства. Этот загадочный чужой был рожден иной, внеземной цивилизацией…
И кто такая эта «она»? Я пыталась увидеть образ, но видела лишь пятно ярчайшего света и чувствовала при этом восторг, от которого перехватывало дыхание. Для существа «она» была чем-то вроде божества, непререкаемым, сверхъестественным авторитетом. Стоп…
Я открывала для нас с Фредди проход в стене и замерла, не закончив.
«Что случилось?» – с тревогой спросил Фредди. Я почувствовала, что существо заметило изменение окружающего мира и заинтересовалось; надо было бежать, быстрее закрывать проход, но я не могла.
«Она… – сказала я Фредди. – Ты понимаешь?»
Я почувствовала, что он понял. Одновременно с этим я ощущала и то, что существо, если можно так выразиться, пристально смотрит в нашем направлении. Пока оно нас не видело, но…
«Она – автор Проекта?» – спросил Фредди.
«Возможно, – отозвалась я. – Тебе не кажется, что нам надо узнать об этом побольше?»
«Но как?» – спросил он. И тут я поняла, что мы стали видимыми. Не знаю, как, но существу удалось пробить мою защиту.
«Вот черт, – выругалась я. – Бежим!!!»
И, расширив проем, буквально вытолкнула Фредди, а затем выпрыгнула сама. Проем за нами закрылся, но я все-таки почувствовала то, что в полной мере испытали на себе Джинн и Призрак.
На мгновение мою душу пронзил такой леденящий ужас, что, если бы я уже не находилась в движении, меня бы парализовало. Стена за мной закрылась, и страх моментально исчез – не знаю, почему, но, несмотря на умение видеть сквозь стену, воздействовать таким образом существо не могло.
Джинн
Сначала все было хорошо.
Мы с Дарией следили за ребятами и тварью – я воспользовался возможностями шаббанита, который фракционно присутствовал в сложном композитном материале стен, ограждающих «ангар», а Дария запустила с ребятами пару своих «биодронов» – небольших существ из воска, которых она могла контролировать на расстоянии. Одновременно Дария готовилась к тому, чтобы, в случае необходимости, вытащить ребят из ангара с помощью их кукл-аватаров, Куинни собирала вокруг нас энергетическое поле и готовилась поставить щит, а мы с Призраком были готовы, в случае необходимости, поддержать команду огнем.
К счастью, ничего этого не потребовалось, но поволноваться нам все-таки пришлось. Нам показалось, что в конце концов ребята все-таки привлекли внимание твари – она вновь поднялась в «позу кобры» и, кажется, искала, кого атаковать. Наконец, Тень открыла проход в стене и вытолкнула в него Фредди. В этот момент – не спрашивайте меня, как именно, но я понял, что тварь вот-вот атакует. Тень замешкалась, и я просто оттолкнул ее из проема в коридор (хотя, кажется, она уже и сама отпрыгнула, я, если честно, не уверен) и встал между ней и тварью. Проход почти сразу закрылся, но тварь все-таки успела хлестнуть по мне чем-то невидимым, но вызывающим такой ужас, что захотелось упасть на пол, свернуться в клубок и рыдать. Я устоял на ногах, хоть в глазах у меня потемнело, а первое, что ощутил, было плечо Призрака, стоящего рядом.
– Что там? – спросил я у Дарии, которая все еще находилась в контакте со своими восковыми миньонами, оставшимися в ангаре. О том, что их найдут, можно было не беспокоиться – она сделала их одной, левой рукой, не применяя правую, и эти небольшие создания через два-три часа истают, как растаявшая восковая свеча, вряд ли кто-то сможет найти в огромном ангаре крохотные капли воска…
– Оно все еще неспокойно, – сказала Дария. – Плывет вдоль нашей стены, будто смотрит на нас, и раздумывает, как бы нас достать.
– Уходить надо, – хрипло констатировал Призрак. – И чем быстрее, тем лучше. Я сейчас вызову Цезаря…
– Нас шестеро, – напомнил я. – А у Цезаря только четыре места.
– Мы с Фредди пойдем пешком, – продолжила Тень.
– Neanche cazza, вы как раз поедете! – перебил ее Призрак. – Эта тварь, похоже, на вас настроилась, может, она чует вас через стену…
– Призрак, – сказал Фредди. – Это существо видит всю станцию насквозь. И космос просматривает до орбиты Сатурна. Не думаю, что мы сможем от него скрыться.
– Che cazza, но нас с Джинном оно не искало! – воскликнул Призрак.
– Оно отошло от стены, – сообщила Дария. – Движется к центру зала.
– Жаль, что я сейчас не могу прочитать его мысли, – сказала Тень. – Эта стена…
– Сейчас? – спросил я. – То есть до этого ты могла это?
– Могла, – подтвердил Фредди. – И я тоже. Мы немного залезли ему в голову.
– У него нет головы, – заметил Призрак.
– Ну, не в голову, – пожал плечами Фредди. – Не важно. Знаете… мне кажется, что оно не станет нас преследовать. Любимая, как ты думаешь?
– Я согласна, – кивнула Тень. – В общем, так, ребята, сейчас идем домой, в конце концов, там Льдинка совсем одна, не забывайте, мы ей сейчас очень нужны. Дома все и обсудим.
– Да, – согласился Призрак, – но остается проблема транспорта.
– Вот что, – сказал я. – Бро, отвези девочек домой, а мы с Фредди пройдемся пешочком. Фредди, ты как?
– Почему бы нет? – ответил тот. – Любимая, ты как, не против?
– Я бы лучше с тобой прогулялась, – заметила Тень. – Но… как скажешь.
– Тогда решено, – резюмировал Фредди. Как раз в этот момент подкатил Цезарь, причем уже с коляской.
– А меня ты спросить забыл? – тихо сказала Дария, подойдя ко мне. – Может, я сама была бы не прочь с тобой пройтись.
– Если честно, я просто хочу, чтобы ты побыстрее оказалась подальше отсюда, – так же тихо шепнул я. – Кто его знает, что у той твари на уме, а мы с Фредди – взрослые ребята и сумеем за себя постоять.
– Что-то прошлый раз не особо у тебя это получилось, – отозвалась она с легкой грустью.
– Прошлый раз мы были не готовы, – сказал я, в душе прекрасно понимая, что никакая готовность не могла нас спасти. Я уже два раза подвергся атаке твари, но так и не понял, что могу ей противопоставить. Но я предпочел бы попасть под удар третий раз, лишь бы не подвергать опасности Дарию.
– Не хорохорься, – Дария легонько чмокнула меня в щеку и добавила, – но, кажется, тварь потеряла к нам интерес, остановилась в центре зала и опять легла на пол. Сейчас она выглядит как безобидная куча. В любом случае, знай, я за тобой наблюдаю, если что, мы вас вытащим, просто продержитесь.
– Угу, – кивнул я. – То есть очень надеюсь, что не придется нас вытаскивать.
Я тоже поцеловал ее на прощание, она села в коляску напротив Тени, Куинни уже привычно устроилась позади Призрака, и мотоцикл скрылся из виду.
* * *
Когда Цезарь с пассажирами уехал, а мы с Фредди покинули коридор и поднялись на этаж выше, я спросил:
– И о чем ты хотел со мной поговорить?
– Я? – спросил Фредди, впрочем, без особого удивления. – С чего ты взял?
– Дело в том, что у меня в голове встроен компьютер, – напомнил я, – с интегрированными базами данных. И я постоянно совершенствую его программную среду, чтобы эти базы не лежали мертвым грузом, а работали. Например, у меня есть база данных по невербальному общению…
– Это как? – поинтересовался Фредди.
– Смотрел когда-нибудь «Теорию лжи»? – спросил я. – Сериал, конечно, старый, но, может, встречал?
– У меня в монастырской сетке только старые были, – ответил Фредди. – Вроде «Альфа» или «Горца». Но такого не видел. А о чем он?
– Прям как на нашем тиви, – улыбнулся я. – Тоже одно старье крутили, да еще и реклама каждые десять минут…
– У меня хоть без рекламы, – сказал Фредди. – Так о чем сериал-то?
– Там главный герой расследовал преступления, – рассказал я, – с помощью «языка тела». Типа, наши жесты нас выдают. Я всю жизнь думал, что это все фигня, а оказалось, не совсем. В общем, по нашим жестам реально можно много чего сказать. Вот я и накропал программку для этого.
– Ясно, – задумчиво сказал Фредди. – Ну, не то чтобы хотел, но мне действительно надо посоветоваться.
– О чем? Если что-то личное, пас, я в этих делах ни фига не шарю.
– Да нет, – буркнул он. – Как раз наоборот. Дело в том, что Тень…
– Кхм, ты уверен, что это – не личное?
– Да ты дослушай, а потом выводы делай, – ответил он. – Короче, у меня такое впечатление, что Тень решила как-то вступить в переговоры с этим…
– С тварью? – у меня глаза на лоб полезли. Не то, чтобы я боялся… кого я хочу обмануть? Да, факн’щит, я боялся – когда из тебя живьем вырывают душу, после этого волей-неволей будешь чуток побаиваться, по-моему, это нормально.
Фредди кивнул:
– Ты знаешь, что оно разумно?
– Откуда? Да и с чего вы взяли вообще?
– Блин, Джинн, – вздохнул Фредди, – я ж уже говорил, мы с Тенью залезли к нему в то, чем он думает. Ну, вернее говоря, залезла Тень, я только рядом стоял, но тоже чуток видел. Достаточно, чтобы сделать вывод.
– А это не может быть вашей фантазией? – усомнился я. Честно говоря, мне бы не хотелось, чтобы эта штука оказалась разумной. Почему? Потому, что оно на нас напало. Фигурально выражаясь, акуле можно простить то, что она напала на аквалангиста, она просто жрать хотела, что возьмешь с неразумной рыбы? Но если разумное существо воспринимает тебя только как хавчик – в этом ничего приятного нет.
– Бро, мы видели такие вещи… – сказал Фредди. – Оно очень древнее, оно помнит Марс в те годы, когда на нем были моря и растения…
– Стоп, – я поднял руку. – На Марсе никогда не было жизни. Это доказано наукой…
– Наука может ошибаться, – пожал плечами Фредди. – Тень узнала это место, оно и сейчас существует, только там уже ни моря нет, ни джунглей.
– Не помнишь, как называется? – спросил я, включая поисковый режим. Я освоил еще не все свои ресурсы памяти; кое-что лежало мертвым грузом, из того, что я не счел важным. В том числе разные уфологические теории, в частности – истории об обитаемом в древности Марсе.
Фредди наморщил лоб:
– Эллизиум, – сказал он. – Купол Гекаты. Еще она какой-то другой купол упоминала…
– Альбор? – переспросил я, и внутри появился предательский холодок – мой встроенный поисковик услужливо вынул мне публикацию под заголовком «Мультимиллионер скрывает находку марсианского города в кратере Альбор».
Фредди энергично закивал:
– Ага, он. Там вроде какой-то город был, ну, или нам показалось…
…Еще после экспедиций первых марсоходов официальная наука поспешила заявить, что на Марсе никогда не было жизни. И это несмотря на открытие огромных запасов воды на полюсах, на то, что атмосфера планеты оказалась более плотной, чем раньше считалось, а некоторые элементы ландшафта объяснялись только водной эрозией. Не было, и точка, а кто думает по-другому, тот просто аферист и адепт лженауки.
С двадцатых годов Марс осваивают, но делают это либо правительственные структуры, либо крупные транснациональные корпорации. Что касается последних, то, как сказал герой другого старого тиви-фильма, мне они напоминают царя Мидаса наоборот – все, чего они ни касаются, обращается, хм, скажем так, далеко не в золото. Из самых крупных фейлов – попытка создания виртуальной мегавалюты, закончившаяся грандиозным пшиком, программы искусственного интеллекта, телепортационный транспорт…
Мне кажется, что освоение Марса – из той же серии: в пятидесятых много орали, что полезные ископаемые с Марса могут решить сырьевые проблемы Земли, но что-то я не вижу череды транспортов, везущих на матушку-Землю марсианское сырье. Русским, осваивающим Венеру, и то больше повезло – условия там, правда, – сущий ад, но профит утренняя звезда, по слухам, уже приносит.
С тех пор как Марсом занялись ТНК, про новые находки ничего не слыхать, по крайней мере в открытых публикациях. Желтая пресса публикует много чего, но доверия к их статьям никакого. Многие явный фейк, другие все равно не проверишь. Так что, есть ли жизнь на Марсе, точнее, была ли она там когда-нибудь, науке это неизвестно.
Но если Марс когда-то действительно был обитаемым, тогда по крайней мере понятно, почему добыча полезных ископаемых на нем не задалась…
– Хорошо, – медленно сказал я. – То есть тварь помнит Марс прошлого… это сколько же ей лет? Если бы Марс был обитаем недавно – такого шила в мешке утаить не удалось бы. Да и с водой накладка – полярные шапки по краевым льдам образовались сотни тысяч лет назад.
– Знаешь, – задумчиво ответил Фредди. – Мне показалось, что это существо действительно очень древнее. Но при этом психологически он еще подросток. Не спрашивай меня, как такое может быть. Я не знаю. А еще – он прибыл с той планеты, куда мы летим, и там таких, как он, много.
– То есть из твоих слов выходит, что мы лезем прямо в пасть акулы? – спросил я. – Как, по-твоему, знают ли об этом кураторы?
Фредди пожал плечами:
– Наверно, знают. Откуда, по-твоему, на борту станции этот? Меня не это беспокоит.
– А что? – спросил я, и Фредди пересказал мне вкратце то, что прочитал в мыслях твари. Действительно, было отчего обеспокоиться! Кто эта таинственная «она»? По всему выходило, что эта странная сущность (вряд ли «она» была человеком – если такое древнее существо так благоговейно к ней относилось и так боялось ее гнева) имела какое-то отношение к нашему Проекту, но какое? И знают ли об этом кураторы?
В общем, было над чем поразмыслить.
Леди Лед
Я чувствовала себя покинутой. Не ребятами – пусть даже их сейчас не было рядом, но я понимала, что они мне не няньки и не обязаны носиться со мной; зато я чувствовала с их стороны искреннее участие, и это и так было много, намного больше, чем я заслуживала.
Понятия не имею, откуда у меня такие мысли.
В моем паспорте написано, что я родилась тридцать первого октября две тысячи сорок второго года. Прямо на Хэллоуин, и раньше меня это забавляло, но теперь я думала не об этом, а о своем зодиакальном знаке. Скорпион рожден, чтобы жалить, и когда жалить некого, он бьет самого себя. Наверно, все дело в этом. Наверно…
Но не это меня беспокоило, меня тревожило совершенно другое. Я потеряла себя.
Все было как раньше – моя фича, Арвен, которая теперь все время держалась рядом со мной и делала вид, что она просто очень большая кошка, даже когтей не выпускала. Мои сверхспособности – кажется, они только выросли, в своей рабочей комнате я устроила настоящие джунгли, вырастив из плесени древовидные побеги, лианы, обширные мхи и заселив все это мелкой живностью вроде бабочек, кузнечиков и божьих коровок. Причем я уже дважды успела выкосить все это к чертовой бабушке инфекциями и заново возродить. Я могла дарить жизнь, а могла приносить безжалостную погибель одним прикосновением…
Но я больше не испытывала от этого никакого удовлетворения. Я стала тенью самой себя, призраком, вовсю старающимся доказать, что он по-прежнему живой, несмотря на то, что его бренные останки доедают черви на ближайшем кладбище.
Именно потому время от времени я сворачиваюсь калачиком на диване или даже на полу и лежу, пытаясь ухватить проносимые невидимым ветром клочки самоидентификации, тени воспоминаний, чтобы свить из них ниточку Ариадны, ведущую к моему утерянному Я.
Арвен сказала, что была уничтожена, стерта неизвестным врагом, но ребята, с помощью своих фич, сумели ее восстановить. Я думаю, может, они и меня так восстановили? Собрали мою личность из кусочков своих, пожертвовали мне частицы своих душ, как (я узнала об этом, хотя ребята пытались это скрывать) до этого пожертвовали свою здоровую плоть ради того, чтобы у меня не было стресса, когда я узнаю, что мои руки и ноги – искусственные.
Странные какие-то… я чувствую руки и ноги точно так же, как и раньше, внешне они тоже ничем не отличаются – с чего бы я расстраивалась? А вот то, что я не ощущаю себя самой собой, это меня тревожит. Иногда я думаю и чувствую как Тень, как Дария, как Фредди, Джинн, Призрак, Бракиэль…
Даже как Нинель, и это странно – она же не из нашей цепочки! Хотя, конечно, она наш куратор, может, поэтому. Кстати, Арвен, когда я рассказала ей об этом (я теперь разговариваю со своей фичей, хотя, по-моему, я и раньше с ней разговаривала; просто я почти не помню ничего, что со мной было с того момента, как мы с Нинель и Бараккой покинули Лондон, а о днях, предшествовавших… моей травме, не помню вообще ничего), она сказала, что фича Нинель участвовала в ее воссоздании. Интересный поворот.
Когда ребята тихо, стараясь меня не будить, хотя я и не спала, так, лежала с закрытыми глазами, дружно ушли куда-то (это было как-то связано с очередной аферой наших шиложопых героев Призрака и Джинна), я все-таки почувствовала себя немного обделенной. Могли бы и меня с собой взять, физически-то я в норме, да и психологически – не считая ощущения себя не в своей тарелке, все о’кей. Обида постепенно слабела, уступая место чувству одиночества, брошенности.
Я вышла в общий зал. На столике, вокруг которого стояли диваны, лежала забытая колода карт. Я взяла ее и стала перебирать. Колода оказалась интересной: в пику своим родителям, всегда подчеркивающим свой статус, я часто смотрела бесплатное тиви и любила старые фильмы. Киноискусство в нашем веке дважды переживало «период ремейков», то есть находилось на уровне плинтуса: в нулевых – десятых, когда все ударились в 3Д, и в сороковых – пятидесятых, когда 3Д вытеснило головидение. Только совсем недавно вновь стали появляться смотрибельные новинки. Потому мне и нравилось старое кино. Многих персонажей карт я хорошо знала, о других тоже имела кое-какое представление. Я знала, что Куинни гадает на этих картах, и подумала, что неплохо бы научиться и самой… И вдруг я боковым зрением заметила приближающегося ко мне человека.
На миг я сжалась, чувствуя, как в моей левой руке теплеет – не знаю, какой коктейль там варился, но то, что вкусившему его мало не покажется, можно быть уверенным. К счастью, человек оказался Бракиэлем… как он зашел так бесшумно?
– Привет, – сказал Бракиэль, плюхаясь на диван рядом со мной. Выглядел он уставшим. – Не убивай меня сразу, о’кей? Я просто пришел узнать, как у тебя дела.
– С чего я буду тебя убивать? – пожала плечами я. – Кажется, моя репутация начинает работать против меня. Я в норме, даже слишком, чем чересчур, но рада тому, что ты заглянул в гости.
– Хотел притащить тортик, – улыбнулся он, – но робокухня, как всегда, предлагает нечто со вкусом торта, но на вид похожее, хм, на пирог из глины. А в тортах внешний вид не менее важен, чем вкус, так что, прости, я с пустыми руками.
– Могу заказать тебе пончиков и чаю, – сказала я. – Или кофе. Джинн с Призраком немного поработали над нашей робокухней, и теперь пончики хотя бы напоминают пончики, а чай внешне отличается от кофе.
Бракиэль сглотнул слюнки:
– Вообще-то, я бы не отказался. Честно говоря, не помню, когда последний раз ел, не говоря о том, чтобы пить чай. Кстати, мне больше нравится кофе.
Я отошла к нашей робокухне (каждый жилой блок на «Левиафане» имел собственную, что выгодно отличало его от арктической базы), поколдовала над ней и вернулась с подносом, на котором была тарелка пончиков, покрытых глазурью, кофейник и две небольшие кружечки.
– Слушай, может, тебе что-то основательней хочется? – спохватилась я. – Если ты не ел…
– Ничего, пончики подойдут, – заверил Бракиэль. – Давай, я за тобой поухаживаю.
Мы пили кофе, закусывали пончиками, и Бракиэль рассматривал колоду Куинни.
– Забавные карты, – сказал он. – Видел бы меня сейчас мой ребе, моментально проклял бы!
– За что?
– Это же гадальные карты, правильно?
– Да, – подтвердила я. – Куинни на них гадает. У нее есть карты для всех нас.
– Странно, – сказал Бракиэль. – Знакомый узор. И эти знаки… я как будто уже видел что-то похожее, вот только где?
– Может, во сне? – спросила я. – Я, например, иногда вижу странные сны…
«А иногда страшные», – мысленно добавила я. Я порой видела кошмары, но ни один не запомнила.
– Может быть… – Бракиэль задумчиво сдвинул карты, – интересно, какая из них моя?
Он, вероятно, не очень удачно сдвинул колоду, потому что три карты выпали – две рубашкой вниз, одна, между ними, рубашкой вверх.
– Может, это и есть ответ? – предположила я.
Слева лежал валет, похоже, трефовой масти. Справа – король, его мастью были, видимо, черви, но больше они напоминали чаши.
– И кто я, по-твоему, – улыбнулся Бракиэль, – валет? Или король?
Еще до того, как он задал вопрос, я услышала тихое шуршание, а когда Бракиэль, сидящий спиной к входному проему, говорил, увидела, как в помещение въехал Цезарь с ребятами на борту – не было только Джинна и Фредди, но по удовлетворенному лицу Призрака стало ясно, что с ними ничего серьезного не случилось, наверно, просто решили пешком пройтись, чтобы не перегружать Цезаря.
– Валет, – ответила на вопрос Бракиэля Куинни. – А король – твоя Нтомбе. Не удивляйся, кураторы все выходят королями, независимо от пола.
Куинни подошла к нам первой:
– Погадать решили в наше отсутствие? Говорят, что к чужим картам нельзя прикасаться, но, по-моему, это чушь. Тем более, что, судя по всему, карты тебя признали. Хочешь узнать свою судьбу? – она указала ногтем на карту, лежащую рубашкой вверх. – Или боишься?
– Я иудей, и в судьбу не верю, – пожал плечами Бракиэль. – Так чего мне бояться?
Куинни перевернула карту. Обнаженная женщина, чем-то похожая на Нинель, слилась в страстном поцелуе с коротко стриженным мужчиной с лицом, покрытым шрамами. Как ни странно, мужчина оказался одет, а выражение его лица было пугающим, злым. Этого фильма я не видела.
– Шестой аркан, – торжественно сказала Куинни. – Влюбленные, в другом переводе – любовники.
– А на карте как написано? – спросил Бракиэль.
Куинни пожала плечами:
– Не знаю, этот язык мне не знаком.
– Кстати, – сказала Тень, – помнишь, мы хотели выяснить, что это за письменность? Дария еще призналась, что видела похожие символы, во сне.
Я вздрогнула и посмотрела на Бракиэля. Тот пожал плечами.
– И Фредди видел, – подтвердила Дария. – Это было на антарктической базе. Помнишь, Призрак?
Призрак, только закончивший манипуляции со своим стальным конем – после каждой поездки он проверял системы Цезаря, что-то нивелировал, подкручивал… уселся рядом с Куинни и сказал:
– Che cazza, и что я должен помнить? В колодец упал Фредди, а не я. Я думаю так – сейчас они с Джинном притащат сюда свои cullo, вот у них и спросим, чего гадать? Джинн заодно по сетке прошвырнется, может, и узнает, что это за закорючки…
Он откинулся на спинку дивана и добавил:
– Хотя, cazzarolla, что-то мне подсказывает, что это сейчас не самая важная наша проблема. С учетом той merdosa, с которой мы имели дело.
– О чем это он? – спросила я у Тени.
– Ты это о чем? – спросил Бракиэль у Джинна.
– Bellimbusto, – ответил тот, – ты вообще-то в курсе, что у нас на станции, аккурат под медлабом, живет страшная pacco di merde инопланетного происхождения, по всей видимости, питающаяся нашими душами?
– Джинн, ты что-то курил сегодня? – хмыкнул Бракиэль. – И если да, то где ты это взял на «Левиафане»?
– Он говорит правду, – подтвердила Тень. – На станции присутствует некое существо, которое, возможно, старше самого человечества. И что самое характерное, есть повод считать, что это существо здесь не единственное.
– Какого… – Бракиэль переводил взгляд с Тени на Призрака. – Вы что, фантастики насмотрелись? Какое еще существо?
– Здоровенное, – сказал Призрак. – Похожее на помесь медузы с ночным кошмаром.
– Я слышала его мысли, – добавила Тень. – Он видел Марс, когда тот был еще обитаемым. То есть задолго до того, как в Иерихоне построили первые сараи…
– Вспомнил! – хлопнул себя по лбу Бракиэль.
– И что ты вспомнил? – спросил Джинн, как раз входящий в комнату вместе с Фредди.
– Я вспомнил, где именно видел эти символы, которые на картах! – ответил Бракиэль. – Джинн, можешь погуглить «эламитское письмо»?
Фредди подошел к столу и взял одну из карт.
– Я уже видел эти буквы, – сказал он. – В колодце, на арктической базе. Я рассказывал. Что это за карты, откуда они?
Мне, кстати, это тоже было интересно. Куинни вздохнула и стала рассказывать.
Бракиэль
– Действительно, похоже, – задумчиво сказал Призрак.
Перед нами парила вызванная Купером голограмма Бехистунской надписи. Для сравнения, рядом с голограммой Куинни веером разложила карты. А Фредди, смущаясь, стащил верхнюю часть комбинезона и футболку, обнажив татуировку на груди.
– Однажды мне приснился сон, – сказал он. – Там была рыжая женщина в нашем комбинезоне, со странным оружием в руках. Мы находились на улице какого-то странного города, и она показала мне эту надпись. Я ее сразу узнал. А потом она сказала: «Ты забыл. Ты не должен забывать. Никто из вас не должен забывать!»
– А потом? – спросил я, заинтересованно посмотрев на Фредди. Слова о рыжей женщине пробудили во мне что-то. Какое-то воспоминание, кажется, тоже о сне. Фредди покраснел:
– А потом мне стало страшно. Я такого страха никогда не испытывал, просто парализующий ужас, и как будто кто-то вынимает из тебя душу.
– Похоже на работу твари, – заметил Призрак. Джинн кивнул.
– И я проснулся, – сказал Фредди.
– Тебе девушка не показалась знакомой? – продолжал я расспросы.
– Мммм… знаешь, что-то было, но где я ее видел – понятия не имею, – ответил он.
Я вызвал собственную планшетную голограмму (заинтриговав при этом Джинна – а он думал, только он на такое способен?) и быстро набросал нечто, отдаленно напоминающее небольшой пистолет-пулемет, вроде «Испа», но связанное проводом с расположенной на предплечье коробкой, формой повторяющей прилегающую к ней часть конечности. По мере моего не очень умелого рисования глаза у Фредди округлялись.
– Я же говорил тебе, что мы порой видим странные сны? – улыбнулся я Льдинке. – Вот что, друзья. Мне надо идти, хотя я хотел бы остаться и дослушать, чем все это кончится. Давайте договоримся – не предпринимайте ничего, пока не расскажете мне о том, что собираетесь делать. Клянусь Храмом Соломона, жертвенником и золотом храма, что никому, даже Нааме, ничего не скажу. Думаю, что я заслуживаю немного вашего доверия?
И прямо посмотрел на Призрака. Тот медленно кивнул:
– Хорошо, Бракиэль. Как только мы примем какое-то решение, то сразу свяжемся с тобой.
* * *
Я сидел в нашем парке на траве, пил забытое ребятами пиво и смотрел на звезды. Звезды едва заметно передвигались – «Левиафан» стремительно уходил от Земли.
Она подошла так тихо, что я мог бы ее не заметить, если бы не ждал, когда она появится. Нааме присела рядом со мной на траву и взяла одну из стоящих банок. Пиво было местного производства, потому маркировка на банках отсутствовала, но качество оказалось вполне удовлетворительное. По крайней мере для меня, небольшого любителя.
– Знаешь, – сказала Нааме, – пиво – древнейший напиток человечества. Записи о нем находили в Мохенджо-Даро, Иерихоне и Уре.
– И в Мегиддо, – кивнул я. – Я был на раскопках Мегиддо.
Мы помолчали; потом она спросила:
– Что ты здесь делаешь?
– Баракка сказал, что на мостике я сейчас не нужен, – объяснил я, – и велел отдыхать. Вот я и отдыхаю. Любуюсь звездами.
– Они того стоят, – согласилась Нааме. – Ты любишь звезды…
– Не так сильно, как тебя, но люблю. Какая из них твоя?
– Отсюда ее не видно, – она вздохнула. – Иногда мне хочется…
И замолчала, не сказав, чего именно. Я протянул руку и убрал прядь волос, падающую ей на лицо. А потом спросил:
– Ты знаешь про тварь?
Я ждал, что она спросит, какую тварь я имею в виду. Но Нааме лишь кивнула:
– Удивительное существо. Иногда мне кажется, что оно старше самого человечества. В нем заключено такое могущество! Нет на Земле никого подобного ему, он сотворен бесстрашным. Кто же может взглянуть на него – и не упасть замертво от страха?
– Ты цитируешь Книгу Иова, – сказал я. – Там говорится о Левиафане.
– Это и есть Левиафан, – улыбнулась Нааме. – Левиафан, Бегемот, Таннин, змей извивающийся, змей прямо бегущий. И там, куда мы идем, таких тысячи, понимаешь?
– Нет, – честно ответил я.
– Раз уж ты заговорил об Иове, – продолжала она, – то вспомни, что спрашивает у Иова Господь: «Можешь ли ты посадить его на цепь? Способен ли вложить в пасть его узду?» Мы смогли. Мы пришли в его дом, отделили его от стай ему подобных, приручили и заточили. Левиафан стал цепным псом Проекта, он защищал нашу станцию от врагов, но взяли мы его не для этого.
– А для чего? – спросил я.
– Для того, чтобы проверить вас, – сказала Нааме. – Вам придется встретиться с ними, и вы все должны быть готовы к этой встрече. Кто не будет готов, тот умрет. Если бы… все шло по плану, мы уже начали бы тренировки. Так что можешь передать своим друзьям, что никаких последствий не будет.
– О чем ты? – спросил я, стараясь сохранить невозмутимость. Нааме рассмеялась:
– Бракиэль, наверно, я люблю тебя как раз за это. За твои попытки быть серьезным, взрослым, сильным… Но я старше, сильнее и опытнее тебя. Я знаю, почему тот, кого вы называете Тварью, отвлекся. Он тоже, наверно, хотел быть серьезным, взрослым, сильным…
Она смеялась, но в ее глазах, казалось, плескалось алое море боли. И я не понимал, почему так, но чувствовал острую потребность защитить ее, избавить от этой боли, как когда-то избавил Норму…
Кажется, она прочитала мои мысли:
– Знаешь, я бы хотела быть такой, как твоя маленькая Норма. Она ведь чувствует себя с тобой в безопасности и будет чувствовать даже в эпицентре ядерного взрыва. Увы, я не маленькая випочка. Я слишком много видела в жизни…
– Знаешь, – ответил я. – Я тут посидел, подумал и понял – ты не намного старше меня, а потому вряд ли так уж намного опытнее. Ты умеешь много того, чего я пока не умею, – ничего, я научусь. У тебя была тысяча мужчин, да? Так вот, я не стану ни тысяча первым, ни номер каким-то. Я стану последним. И единственным. Не сойти мне с этого места.
– Если бы все клятвы влюбленных исполнялись, – с грустной улыбкой проговорила Нааме, – лужайки вроде этой были бы заполнены скелетами. Я просила тебя не говорить о будущем?
– Просила, – кивнул я. – Я исполнял твою просьбу. До тех пор, пока ты не стала меня отталкивать от себя. Сначала «коридор смерти», теперь эти заявления в стиле: «Я тебя насквозь вижу». А тебе никогда не приходило в голову, что ты тоже можешь ошибаться, непогрешимая Нааме?
Она посмотрела на меня странно, а потом… я этого не ожидал, бросилась ко мне, повалив на траву, – моя банка пива, упав набок, лениво покатилась к маленькому пруду, заливая газон пенным напитком…
– Если бы ты знал, – она перешла на шепот, словно нас могли услышать, но шепот ее был страстным, как пламя лесного пожара, – если бы ты только знал, как я хочу ошибаться! Я не верю в чудеса, Бракиэль, я не верю в то, что кто-то может дать тебе второй шанс вместо однажды упущенного, не верю, что мертвые возвращаются. О, если бы я ошибалась! У тебя его имя, у тебя его дух, его страсть, его любовь, которая тоже виделась мне смешной, но смешной оказалась я сама. Если я ошибаюсь, если я… Бракиэль, я отдам тебе всю свою жизнь, более того, я готова перевернуть всю галактику, если вдруг окажется, что я ошиблась!
– Не понимаю, – пробормотал я, пока она расстегивала застежки моего комбинезона.
– И не понимай, – шепнула Нааме. – И не надо. Просто будь рядом, прошу, умоляю, никогда, никогда не оставляй меня…
* * *
Звезды все так же неспешно двигались по небосклону, но каждый миллиметр пройденного ими пути означал для «Левиафана» тысячи километров.
Я укрыл Нааме нашими комбинезонами, и она совсем затерялась под ворохом одежды, а сам я лежал обнаженным на влажной не то от росы, не то от пролитого пива траве и смотрел на движение звезд над моей головой.
В нашей с Нааме любви всегда присутствовал оттенок страха и напряженного ожидания. Мы словно ждали, что с нами произойдет что-то плохое, мы словно не верили, что у нас все будет хорошо. И у нас не находилось слов, чтобы поддержать друг друга.
Но любовь от этого не становилась слабее.
Засыпая, я понял, что так и не рассказал ей о том, что видела в памяти твари Тень. А это было важно. Нааме говорила, что им удалось поймать Левиафана и посадить его на цепь. Но кто кого поймал? Возможно, таинственная «она» просто позволила увести одного из подопечных, чтобы заманить участников Проекта в ловушку.
Но кто она? И что ей нужно?
Размышляя над этим, я заснул, а когда проснулся, то на мне был мой комбинезон, а Нааме рядом не оказалось. Если бы не плавающая в пруду банка из-под пива, я бы подумал, что все происходившее мне приснилось.
Я встал на ноги, подошел к пруду и выловил оттуда банку. Уходя из нашего парка, я выбросил ее в корзину утилизатора. Надо найти ребят и узнать, до чего они все-таки договорились…
