Старчество
Подвижников, которые говорят людям «в назидание, увещание и утешение» и передают волю Божию, на современном языке называют старцами. Итак, старцы — это «детоводители ко Христу», это те, чьи молитвы слышит Бог, кому открыта воля Божия. И самое удивительное, что дух истинного старчества — смиренный, незлобивый и простой — во все времена ощущается верующими людьми, как «благоухание духовное», исходящее от человека. Народ тянется к такому человеку, окружает его плотным кольцом, стремится хотя бы благословение получить от такого батюшки (и так, без слов даже получить утешение). Читаешь древние патерики, отечники, «достопамятные сказания» и поражаешься преемственности: и во времена древние, и в наши времена старцев отличала евангельская простота. Братия молили — «дай нам наставление» и слышали в ответ: «не входи в состязание ни о каком предмете, но плачь и сокрушайся, ибо время близко» (сказано в VI веке аввой Маттоем), «никого не осуждай, никому не досаждай и всем мое почтение» (говорил в XIX веке старец Амвросий Оптинский), «верьте в Бога, и Он все устроит» (сказано в XXI веке старцем Николаем Гурьяновым).
Через непрестанную молитву, пребывая в терпении и смирении, подвижники благочестия искали мир со Христом. Молитва именем Иисусовым — как и в древние времена, так и в нынешние, — укрощает страсти, просвещает ум, рождает умиление, вселяет страх Божий. Душа тогда начинает ощущать тишину и чистоту. Христианин примиряется со всеми и чувствует сострадание ко всему человечеству. Сострадание переходит в любовь. Призываемый сердечной молитвой, Христос ниспосылает в сердце духовную силу, называемую миром Христовым. Мир Христов дарует радость, смирение благодатное, ведение таин Божиих.
Благодатный старец, личным опытом прошедший школу трезвения и умно-сердечной молитвы и изучивший благодаря этому в совершенстве духовно-психические законы, а лично достигший бесстрастия, сподобляется быть, хотя еще и облечен бренной плотью, храмом Бога Жива (2 Кор. 6, 16), Который руководит и наставляет его во всех словах, делах и помыслах. И он познает, по причине внутреннего просвещения, волю Господню, как бы слыша некоторый глас. Это истинное старчество, оно есть особое благодатное дарование — непосредственное водительство Духом Святым, особый вид святости. И такой старец способен руководить новоначальным иноком в его «невидимой брани» на пути к бесстрастию. Старец, трудящийся на ниве Христовой, пребывающий денно и нощно в исполнении закона Божия, делается надежным руководителем и воспитателем для новоначальных иноков в их «невидимой брани» на пути к бесстрастию и для многих других на пути ко спасению. Апостол языков говорит: Праведнику закон не лежит, закон положен не для праведника, но для грешников (см.: 1 Тим. 1, 9). Потому что он, исполняя закон, воплотил его при помощи благодати Божией в своей жизни и деятельности так, что сам сделался законом для других.
В монастырях старцам поручалось назидание братии. Они ревностным братьям объясняли правильный и удобный способ подвижничества; колеблющихся поддерживали и ободряли; слабых укрепляли; впавших в согрешения и греховные навыки приводили к покаянию и исцеляли. К смиренным хижинам старцев-схимонахов, как в Оптиной Пустыни, стекались во множестве светские лица всех сословий, обнажали пред ними страдания душ, искали врачевания, утешения, укрепления, исцеления. Тысячи обязаны им благочестивым направлением своим и сердечным миром. С состраданием смотрели они на страждущее человечество; облегчали пред ними тяжесть греха, объясняя смысл искупительного подвига Спасителя и исходящую из значимости искупления необходимость оставления греховной жизни; были снисходительны к немощи человеческой и вместе сильно врачевали эту немощь.
Живя вне мира и бегая его, старцы умели жить для него, ибо знали, что там, в грешном, но ищущем Бога мире, много алчущих и жаждущих Христова слова, любви и веры, и любили этот мир и отдавали ему всю свою жизнь. Их высочайшая христианская любовь, которая долготерпит, милосердствует… не завидит… не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своих си, не раздражается, не мыслит зла, не радуется о неправде, радуется же о истине; вся любит… вся терпит (1 Кор. 13, 4–7), не знала никакого самолюбия и заставляла сливаться пастырской душой с пасомыми, она-то и давала им такую силу в области их совести. И тогда не только слова и речи, но и самый вид, самое присутствие сильного духовно человека уже благотворно и спасительно действовало на существо другого человека, врачуя его недуги, возбуждая его к доброму, вызывая в нем молитвы и слезы.
Эта христианская о Бозе любовь во всех людях видела прежде всего образ и подобие Божие, — и любила этот образ, и плакала об его искажениях, если замечала их. И не гордым словом упрека встречала слабости и немощи человеческие, но все их несла на себе. Они жили жизнью других, радовались радостям ближних и печалились их печалям. У них, можно сказать, не было своей личной жизни, за ближних они полагали души свои, являя любовь, выше которой, как засвидетельствовано словом Божиим, ничего не может быть. Таков дух Православной Церкви; таковыми были ее святые всех времен!
