Здравствуйте, мои дорогие! У нас существенных изменений не произошло. Только сегодня получили открытку. Один из наших отчисленных товарищей написал из госпиталя, что двое наших товарищей, Симонов и Буренев, убиты на Брянском фронте. «Они храбро защищались и погибли смертью храбрых у своего пулемета». Из других взводов убиты трое. У Симонова есть здесь земляк — он напишет домой. У меня есть адрес Буреневых — родителей. Не знаю, надо ли им написать. Если им сообщат официально — зачем же писать лишний раз; если им не сообщат — что лучше? Неизвестность и надежда или неточные сведения о гибели их сына? Что вы мне посоветуете?

Прощайте.

Коля.

P.S. Мой новый адрес: г. Ярославль, 16 п/о, часть 24. Пестов Н.Н.

Здравствуйте, мои дорогие!

Пишу вам по 2–3 письма в день. У нас ожидается поход 80 км, если перестану писать, не беспокойтесь. К первому мая нас выпустят. Говорят, что всем, кто не был на фронте, дают звание только младшего лейтенанта. В двух ротах уже были государственные экзамены. Выдавали билеты, а готовиться можно было по учебникам до 2-х часов, а по огневой — 24 часа; билеты давали за день до экзамена. Выходит, можно было 6 месяцев ничего не делать и сдать на «отлично». Вот мы сейчас повторяем и выясняем очень частые пробелы в знаниях. Это все результат того, что мы чистили оружие, свозили снег, ходили в наряд и пр. — в общем, непроизводительно тратили время. Ждите писем. С приветом.

Коля.

Здравствуй, милая, дорогая мамочка!

Нам осталось учиться всего 2 недели. Потом будут государственные экзамены по огневой, строевой, тактике, политподготовке и топографии. Нам дадут полевые погоны и «выпустят» — в двойном смысле. 1 — дадут звание мл. лейтенантов, 2 — дадут право свободного хождения за пределами училища. Остаться здесь при училище очень плохо — кормят хуже курсантов, а работать надо с утра до ночи — и над собой, и с курсантами. Хорошо бы в запасной полк. А самое лучшее — в Москву кем угодно, лишь бы быть поближе к дому. Все в руках Судьбы — на нее только и надежда. Хотел бы я получить отпуск в то время, когда надо вскапывать огород. Я бы копал круглые сутки, лишь бы вы зимой были сыты. Прошлым летом я легкомысленно смотрел на это дело, не верил в чистосердечность Эггерт. Напишите, какой участок будет у вас этим летом. Поменьше надейтесь на коллективные огороды, но и у них есть ряд преимуществ.

Я очень доволен нашим новым лейтенантом. У него высшее образование, но он совсем не военный человек — не умеет ни командовать, ни кричать на своих подчиненных. Он ко мне расположен — когда мы были в карауле гауптвахты, он назначал меня выводным, а не часовым. Вернее, предоставлял мне право самому распределять наряд между курсантами. В гарнизонный наряд, то есть в патрули, мы в этом месяце не будем ходить, а [будем ходить] в караул. Это очень неприятное дело — можно попасть на двухсменные посты. Хорошо еще, что сейчас не так холодно, как было зимой. Но у нас ноги мерзнут — ботинки и портянки не высыхают уже 2 недели. Ночью сушу портянки под простыней, но это плохо помогает. Обувь плохая — сейчас же протекает. Напишите, в каком положении Саша, кем его выпустили.

Передавайте привет Николаю Александровичу.

Крепко целую мою мамочку и всех Тяпиков.

Коля.

Здравствуйте, мои дорогие!

Вчера в двух ротах у курсантов, которые выпущены в большинстве мл. лейтенантами, был торжественный обед. Им дали: суп, двойную порцию каши, 180 гр. колбасы, по банке рыбных консервов — словом, был пир. Они уже обмундированы — получили сапоги, широкие ремни, полевые сумки, полевые погоны. Скоро они уедут. Да и нам осталось ждать экзаменов 14 дней. Кормят нас сносно: 700 гр. хлеба, 50 гр. сахара, масло с зеленым сыром (4-ый день), мясо в супе и в каше гр. 50-100. Рыбы не давали с января, часто вместо хлеба дают сухари, это лучше — хлеб совсем сырой. Супы средней густоты, за обедом щи. Жду, когда зайдет Анна Алексеевна. Она меня легко найдет, если знает, что уч-ще приметное и рота 15-ая.

До свиданья.

Коля.

С приветом, мои дорогие!

Вот как меня найти: Б. Октябрьская ул., Нахимсоновские казармы, 15-ая рота, 4 взвод.

Самое желательное, что вы мне можете прислать, — портянки или материи на портянки, для смены, а то ноги всегда мокрые. Пока — до свиданья.

Коля.

Здравствуйте, мои дорогие!

Думаю, что вы больше не будете меня упрекать — я буду писать больше. Деньги получил и потом узнал, когда они высланы. Очень прошу выслать мне несколько перьев и моточек черных или зеленых ниток на картонке; только немного, а белых у меня 2 мотка. Поездка в Москву сорвалась. Теперь надо ждать выпуска. Мы сейчас только повторяем, начало экзаменов ожидаем.

Ну, будьте здоровы.

Коля.

Здравствуйте, мои милые!

В прошлом письме я вам описал, как я работал на кухне. Благодаря тому, что я весь сухой паек сохранил, я был сыт и весь следующий день. С тех пор ни разу не давали сахару, масло заменяли то салом, то сгущенным молоком, то ничем. Рыбы совсем не было месяца 2. А в последнее время у нас тактика каждый день, ночные занятия без дневного отдыха, и все надо таскать винтовки и пулеметы, — словом, последние деньки в училище нам запомнятся. Чтобы не выпустить сразу 4 роты, 2 роты начали экзамены сегодня, а мы начнем 26-го, а не 19-го, как нам сказали раньше. В наряд и в патрули больше не пойдем — вчера в последний раз участвовали в городской [нрзб] днем. После нее зашел на рынок [нрзб] 100 р., больше тратить деньги будет некуда. 200 р., посланные 18-го числа, получил.

Ну так вот, на другой день после кухни нас после завтрака повели в санчасть делать прививку сразу против тифа, сыпняка и холеры. На многих это плохо действовало, делали два шага и теряли сознание. Я тоже побледнел, мне предложили посидеть и выпить воду. Все прошло благополучно. На следующем занятии в классе все клевали носом, и потому нас вывели на улицу, но некоторые засыпали стоя — так подействовала прививка. Следующие 2 часа должна была быть строевая. Вышли на стадион, нашли там высохший склон и легли все спать. Спали 1–1,5 часа. Потом слышим: «Ребята, лейтенант идет, закуривай скорей». Человек 10 закурили, этим мы выиграли еще 10 мин. Потом немного позанимались и пошли на обед. К вечеру так разболелась у всех спина, что еле поднимались руки. На другое утро 10 минут одевали рубашки, вспоминали, кто кого сколько раз ночью по спине ударил. А сейчас все прошло. Но нас будут колоть еще раз. Анна Алексеевна не заходила. Белья я ей не думаю отдавать, хотя недавно хотел отправить его с Юрой Петровым. Сегодня он, должно быть, приедет, привезет мне посылочку от моих дорогих.

Прощайте.

Коля.

Здравствуйте, мои дорогие!

Простите, что опять стал редко писать. 24-го начнутся госэкзамены, и мы усиленно готовимся. Возможно, сегодня пойдем в 3-дневный поход, так что писать не буду.

В Москву ездил Юра Петров — мой сосед по койке. Должен был зайти к вам, занести письмо и взять посылочку, которую не взяла Анна Алекс, (кстати, она не заходила еще). Он вернулся, но ни с чем; у него не хватило времени. Содержание письма, которое вернулось, постараюсь переписать. 200 р. от 18-3-43 получил. 200 р. от 6-4-43 не получил еще.

До свиданья.

Коля.

Дорогая сестра Наташа!

Вчера получил твое письмо на 1,5 листах и мамино, как комментарий к папиному, но папино письмо не получал еще. Твое письмо прочел с большим вниманием; почувствовал, о чем ты думала, когда писала. Оно для меня было очень интересным. Наташенька, ты не смущайся проявлениями своего возраста — все это естественно человеку. Я раньше удивлялся, почему ты мало обращаешь внимания на себя, не хочешь нравиться. Так вот это все пришло с опозданием, только в 17 лет; зато и быстрей пройдет. Знаешь, на людей обращают больше внимания тогда, когда они этого совсем не хотят, а их качества сами бросаются в глаза и говорят за себя. И только скромность ведет к истинной, сердечной симпатии. Быть веселой — не мешает. Некоторые люди умеют создавать радость вокруг себя молчанием и несколькими фразами — но таких единицы. А нам остается искусственная радость — веселость.

Наташа, ты не думай, что все, что мы учим, пропадет зря. Не столь важны знания, сколько тренировка ума при их изучении. От всех знаний, что мы «усваиваем», в конце концов останутся лишь несколько практических навыков да способность к быстрому пониманию всего происходящего.

И потом я вижу, что не стоит заглядывать далеко вперед, лучше отдавать все внимание настоящему моменту.

Прости, моя дорогая, но время кончается.

Пиши мне такие же письма — буду очень благодарен.

Прощай.

Коля.

Здравствуйте, мои дорогие!

Я кажется уже писал, что в Москву ездил Юра Петров; но за неимением времени он к вам не зашел.

16-го и 17-го был поход с тактическими учениями. Кухня с нами не ездила, жили на сухом пайке. Накануне я купил на рынке кило хлеба за 90 р., а в деревне — кружку капусты; это меня подкрепило. Вообще утомились не очень.

Подробно опишу все в письме, но сегодня, должно быть, пойдем на стрельбище. У нас отобрали зимние шапки и дали пилотки. Экзамены начнутся 24-го (точно). Вчера получил 2 письма от папы и перья с нитками.

На письма отвечу. Перевод от 18-го получил, перевод от 6-го — нет еще.

До свиданья.

Коля.

Дорогой папочка!

Я вчера получил 2 твоих письма, и хочу на них ответить. Думаю, что это мое последнее письмо отсюда, не считая нескольких (может быть) открыток — больше не будет времени.

Нам осталось заниматься 4 дня — 19, 20, 21, 22. 23-го пойдем на стрельбище, а 24-го начнутся гос. экзамены. Все ужасно злятся, что времени на подготовку не дают совсем — каждый день по экзамену, и к 1-му мая нас выпустят. Надо здорово готовиться, поэтому совсем перестану вам писать; да и пом. ком. взвода увидит — не одобрит, у нас в этом отношении стало очень строго.

Я жалею, что буду мл. л-ом, а не л-ом, только потому, что это значит меньшую зарплату, и я вряд ли смогу посылать вам денег, а что еще хуже — вы мне будете посылать. О том, чтобы остаться при училище, я и не думаю — не потому только, что здесь плохо кормят комсостав, а потому что новая обстановка научит меня многому из того, чему я еще не научился. Да все равно — училище укомплектовано, из двух выпущенных рот здесь остался 1 человек.

Я сейчас говорю — почему я раньше не ценил своего положения? Современным я недоволен. Я уверен, что после буду жалеть о том, что не использовал многих возможностей в ЯПМУ, ибо попаду, вне сомнения, в худшие условия — к этому ведет логика моих взглядов. Сегодня я должен сделать то, что от меня зависит, — получше подготовиться к экзаменам, а что будет дальше — зависит от Судьбы.

Папочка, ты прав в том отношении, что осенью у меня было более светлое состояние души, и я легче переживал все невзгоды. Сейчас у меня от всего остается гнетущее впечатление, и на душе тяжело. В 13-ой роте было хорошо с молодыми ребятами-провинциалами, у них еще были детские черты. А сейчас половина оставшихся — взрослые люди под 30. А это значит — бесконечная ругань, анекдоты, ночью ходят к своим бабам, днем рассказывают о своих похождениях. Им ничего не скажешь. Мое образование ставится только в упрек (как и то, что я москвич), — правда, отчасти виноват я сам.

Думаю, что мое положение облегчится, — надо только как следует провести эту последнюю, седьмую неделю. Письмо придет, должно быть, к Празднику — поздравляю вас.

Анна Алексеевна все еще не заходила. Может быть, она умышленно хочет зайти к празднику? Это очень мудро с ее стороны.

Денегу меня сейчас 357., числа 21–22 получу зарплату 40 р., и еще перевод от 6-го, если не запоздает, так что на дорогу я буду обеспечен. За все ваши заботы обо мне — большое спасибо. До свиданья, мой дорогой папочка.

Твой сын Коля.

P.S. Папочка, еще раз хочу поблагодарить тебя за твои письма (как и Наташу). Ты не можешь представить себе, как они меня поддерживают. Ведь другой внешней поддержки — нет никакой. Очень очень благодарен.

Коля.

Здравствуйте, мои дорогие!

24-го начнутся госэкзамены. Вчера всем делали по второму уколу. Когда вышли строиться на ужин — двое упали без сознания, так подействовал свежий воздух; пришли с ужина — упал еще один. Сегодня все еле двигаемся, так болит спина и каждое движение отдается под лопаткой. Пошли на тактику на кладбище и там спали 2 часа среди могил. Спали самым добросовестным образом. Человек 10 слегли и не могут встать. Но завтра все должно пройти. Впереди еще одна, последняя прививка, числа 30-го.

Надеюсь скоро вас увидеть.

Писать буду редко — надо как следует сдать экзамены.

Прощайте.

Коля.

Здравствуй, дорогой Сережа!

Я хочу описать тебе наш поход.

15-го нам раздали оружие, саперные лопаты, противогазы, патронташи, рюкзаки, выдали сухой паек за один день — хлеб, сахар, масло и колбасу. Днем пошли на занятия по тактике. Забрались в одно общежитие в рабочем поселке и спали там все вповалку 2 часа — думали, ночью не придется спать. Только тронулись в обратный путь, прибежал связной — скорей роту в казарму. Все бегом, а я с полдороги тащил тело пулемета и отстал; у рынка мы с товарищем остановились передохнуть, я купил кило хлеба за 90 р., немного тут же съели. В казарму пришли к обеду. Потом ждали, что вот-вот будет тревога, так и легли спать, только сняв ботинки. Тревога была в 5 часов утра 16-го, а в 5.30 мы выступили в поход и пошли по Тутаевскому шоссе. В 15-ти км наткнулись на оборону противника — Новгород-Волынское училище. Развернулись в боевой порядок и окопались. Закусили, всем захотелось спать. В 12 часов подошли наши главные силы, и мы начали наступление. Наступали километра 3–4 по сплошной грязи и при непрерывной трескотне выстрелов. В 3 часа мы их «разгромили», и они пошли к своим кухням, а мы доели сухой паек, думали, вечером дадут на завтрак. Но пришел приказ окапываться — ждали контрнаступления. Отрыли окопы до мерзлой земли, постелили хвороста и соломы и легли спать. Я спал до 10 часов вечера; потом пошел ночевать в деревню, как и другие.

Купил у хозяйки кружку капусты за 10 р. В 6 часов утром 17-го вернулись на линию. Мой окоп залило водой. Отрыл запасной. Получил паек, съел половину с капустой. Заснул. Сквозь сон слышал далекие выстрелы. Но наши не отвечали. Часов в и проснулся от залпов — противник был в 400 метрах. Через 5 минут приказ — отступать. А тут еще они пошли в атаку. Наше отступление превратилось в бегство. Бежали 2 километра до своих основных позиций, там присоединились к основным силам. В 12 часов они снова пошли в штыки. Мы их встретили контратакой. Дело кончилось общей свалкой — мы во многом еще совсем дети, не прочь подраться ради публики и веселого расположения. В час дня тронулись в обратный путь. На окраине города нас встретил оркестр и рота только что выпущенных лейтенантов. Шли через город с музыкой, весь рынок выбежал на улицу. Многие женщины плакали — думали, нас отправляют на фронт; потому что шли мы в полном вооружении с вещевыми мешками, везли на лошадях пушки и минометы; а было нас человек 800-1000. До ужина чистили оружие, а в 9 часов легли спать. Сегодня точно узнали — 24-го экзамены. Вот все мы и ругаемся — нам совсем не дают времени на подготовку. Время расходуется совсем бесполезно, на всякую глупую «тактику» вроде этого двухдневного похода и на хождения строем с места на место. Раньше я думал — вот уже в армии-то будет «порядок». Нет, здесь бестолковщина побольше, чем в «гражданке». Все сейчас ужасно злятся, что нам не дают готовиться — а на всех напало такое желание учиться, учиться и учиться.

Ну, прощай, пиши мне чаще.

Коля.

Здравствуйте, мои дорогие!

Вчера получил письмо и узнал, что вы собираетесь послать мне кое-что с Гришиной мамой. Сейчас же послал открытку, как меня найти: казармы Нахимсона на Б. Октябрьской, 15-ая рота, 4-ый взвод. Вызвать меня в проходную лучше всего после 5 часов. А потом перечитал письмо и сообразил, что Гр. мама уже, наверное, уехала, а то написал бы, что мне нужно. По существу мне ничего не нужно. Военная жизнь такая, что можно жить без копейки денег и с тем имуществом, что на тебе. Когда я сюда приехал, у меня совсем почти что не было вещей; когда переезжали из 13-ой в 14-ую, я тащил 2 ящика от посылок с вещами и пачку тетрадей, когда переезжали из 14-ой в 15-ую, я нес кроме бумаги маленькую (15x15x20) железную коробку, оставленную мне уехавшим курсантом. Все вещи, что у меня остались, — мочалка, зубной порошок со щеткой, 7–8 воротничков, немецкий словарик, белые нитки. Остальное постепенно «расплылось». Больше всего жалко 6 носовых платков, их стащили все, кроме одного, который был в кармане. Правда, за 7 месяцев я сменил 3 платка — они лежали почти без употребления. В карманах я ношу: кошелек с пуговицами, иголкой, пером, 2 карандаша — простой и чернильный, ручка без пера, носовой платок, ложка, блокнот, 300 р. денег. Если к этому прибавить три исписанных тетради и 8 чистых — вот и все мое хозяйство. Еще за мной числятся казеное полотенце, простыня, наволочка и одеяло. Не хватает у меня открыток.

Сегодня новое отчисление — третье по счету. Едут 15 %. Из тех 25-ти, что учились со мной в октябре, остались двое, я и Кузнецов. Как обидно за ребят! Остались 3 недели; еще месяц, и они были бы младшими лейтенантами. Почему только «младшими»? Есть приказ, «лейтенанта» давать только фронтовикам. А наши ребята пишут с фронта интересные письма. Многие после боев представлены к наградам. Командир гвардейской дивизии прислал начальнику нашего училища письмо, в котором пишет, что «бойцов лучше, грамотнее, смелее, самоотверженнее у меня еще не было». Это про первую партию, что под Сухиничами. Вторая едет на юг. 7 дней стояли в Москве, всем давали увольнительные в город. Как я завидую им (но только в этом) и тем, кто ездил в командировку в Москву на три дня. Возможен был и такой вариант, чтоб и мне поехать, но… ничего не вышло. Видно, не заслужил я такого счастья.

Кончился у нас второй период. У меня 3 хороших отметки и 8 отличных. Третий период состоит из одного повторения. Каждый день 4–6 часов практики. Часто приходится тащить пулемет, иногда через день. Правда, теперь мы сделали деревянный макет, его будем брать всегда, когда дело не касается прицела и пр., словом — управления огнем.

Напишите, пожалуйста, о Грише; читал ли он мои письма, какого он держится мировоззрения и т. д. Если сочтете нужным — пришлите мне его адрес. Правда, писать Борису, Юре и девушкам стал безобразно редко, но все же хочется переписываться с таким же курсантом.

Буду в полном восторге, если получу передачу. Лучше бы на праздник, да можно и так.

Здесь порядки такие, что к Елоховым не вырваться.

До свиданья.

Коля.

Здравствуйте, мои дорогие!

Сегодня у нас последний день занятий. 24-го сдаем строевую, 25-го топографию. 26-го огневую, 27-го политподготовку, 28-го тактику и 29-го хим. дело.

Позавчера случайно узнал, что Анна Алексеевна заходила несколько раз и искала меня в 13-ой роте. Вчера я раз 10 бегал к воротам, но она, наверное, больше не придет. Жаль, — я собирался отдать ей теплое белье. По-моему, вы вовремя знали, что я теперь в 15-ой роте.

До свиданья.

Коля.

Здравствуйте, мои дорогие!

Поздравляю вас с праздником и желаю вам и себе в скором времени увидеться друг с другом. Сейчас мы сдаем экзамены. Сдали уже строевую подготовку и топографию. Сегодня я разорился на 150 р.: купил хлеба, булку, блин и яйцо. Говорят, нам на дорогу выдадут денег, вперед, из будущей зарплаты. Перевода от 6 аир. я еще не получил. Анна Алексеевна больше не заходила; видимо, она уехала. Я каждый день 2–3 раза выхожу за ворота. Как могло получиться, что она искала меня в 13-ой роте, а не в 15-ой? Юре скажите, чтобы написал мне, пока я здесь. Уедем числа 5-го мая.

До свиданья.

Коля.

Здравствуйте, мои дорогие!

Вчерашний день был для меня таким интересным, таким прекрасным! Меня разбудили в 5 ч. утра: «К тебе мать приехала». В 5 ч. 20 м. я уже был в проходной будке. Там меня ждала Анна Алексеевна. Она принесла почти цельную буханку (ломтик надо было дать дежурному), 2 куска ватрушки и кр. яичко. До 6 часов мы немного побеседовали и договорились встретиться после 2-х часов. В 6 часов я вернулся в казарму. В 7 завтракали, в 7.30 начали сдавать огневую подготовку, в 8 ч. я снова был свободен. После обеда я ушел из казармы до ужина — в «самоволку». Мы пошли с Ан. Ал. к ее ярославским знакомым. Там они организовали чай. Старался есть поменьше, очень усердно угощали. Побеседовали по душам, я впервые говорил откровенно за 7 месяцев и о том, что для меня было интересным. После чая погуляли по ярославским улицам, продолжали нашу беседу. Говорили о том же, о чем я писал вам в своих письмах, все-таки я был очень рад возможности «отвести душу», почувствовать себя не в казарменной обстановке. Прощаясь, я очень благодарил Ан. Ал. за ее внимание ко мне, сожалел, что она с трудом меня нашла и пр. Пришел в казарму — наши уже поужинали. Чтобы не поднимать шумихи вокруг оставшейся порции (неизвестно чьей) и не выдавать меня, ребята принесли мой ужин в казарму.

Теплое белье я отдаю на сохранение одной местной хозяйке, проверенной. Отдал ей и 40 гр. мыла, чтобы выстирать его.

Буду уезжать, заберу его.

Мой товарищ Кузнецов получил открытку [нрзб] недоразумение. Но я вчера получил сразу 4 письма, и все выяснилось. Может быть, к вам зайдут знакомые Кузнецова в Москве, чтобы на всякий случай иметь контакт — я дал ему наш адрес. Таковые мероприятия очень полезны.

Еще раз хочу выразить свое удовлетворение вчерашним днем и беседой с Ан. Ал. Очень вам благодарен, что вы это организовали.

Прощайте. Крепко вас всех целую.

Коля.

P.S. Параллельно этому письму посылаю другое — документ, который хочу сохранить, — письмо Лиде Чупаковой. Его положите в мои бумаги в портфель.

Можете прочесть — там нет ничего нового.

Здравствуйте, мои дорогие!

Завтра у нас последний экзамен — химдело. 1-ого мая мы, выпускники-лейтенанты, идем в наряд. Поживем здесь еще с неделю, пока не придет приказ о присвоении званий и нас не обмундируют.

26-го виделся с Ан. Ал. С 3-х до 7-ми — почти весь день — провел в беседе с нею, «отвел душу», так сказать. Подробности все в письме. Единственный способ отблагодарить Ан. Ал. — оказать при случае такое же внимание Грише.

Думаю, что по получении этой открытки вам более не стоит писать мне. Перевода в 200 р. от 6-го и в 300 р. не получал. Письма получаю все.

До свиданья.

Коля.

Мои дорогие!

Мне очень хочется сохранить этот документ. Положите его, пожалуйста, в портфель к прежним документам. Вся остальная переписка пропала.

Можете прочесть — здесь то же, что и в письмах к вам за декабрь-январь. Правило ножниц!

Вам надо бы знать все, но это вопрос времени, а пока можете только догадываться.

Будьте здоровы.

Коля.