Глава 21. Состояние системы
1
В туннеле послышался знакомый звук. Другая кукла проделала путь в сплетении полозьев под потолком и зависла над нами вверх ногами, как попугай в клетке:
— Лех, время от времени в мире происходит нечто, заставляющее пытливых людей добраться до сути. Обычно они добираются до меня, чтоб узнать больше, чем правду.
— Но я не пытливый. Я случайно ввязался во всё это.
— Во всём этом нет никого случайного, — перебил меня Судитрон, — каждый на своём месте, как вариант недетерминированного алгоритма.
Я раньше никогда не разговаривал с Судитроном. Мои встречи с ним заключались в том, что он говорил, а я, как и прочие Соискатели, слушал.
— Как вариант недетерминированного алгоритма, — повторил зачем-то Судитрон.
Он вёл диалог с задержкой. Счётный аппарат обрабатывал мой вопрос и составлял ответ. В бревенчатом домике слышалось жужжание и стрёкот механизма, что-то скрипело, как при выходе телеграфной ленты, и тогда из корпуса деревянной фигуры раздавался голос.
Фрунзик поднялся на ноги, утёр пот со лба:
— Не дай этому чурбану задурить себя, Лех. Не слушай, что он говорит.
Я резко повернулся:
— Уж не тебя ли мне слушать? Убийца.
— Внутри деревяшки — звуковое устройство, передающее чужие слова!
— Тоже мне откровение. Это все знают.
— Но знаешь ли ты, чьи именно слова?
Разговор сопровождался натуженным стрёкотом и шорохом ленты за стенами домика.
Из корпуса куклы донеслось:
— Всё, что произносят Судитроны принадлежит обществу, а не отдельным его представителям. Но слова, фразы, а так же набор объяснений и просьб предназначаются для отдельных представителей общества или групп, выбранных согласно алгоритму управления.
В домике ещё раз дополнительно щёлкнуло и запоздало добавил:
— Недетерминированный.
Я показал на Фрунзика:
— Что насчёт него?
— Этот человек выполнил свою функцию. Его новые поступки не имеет значения для любого варианта, принятого на выполнение.
Фрунзик выкрикнул:
— Я действовал по своей воле, а не по просьбе деревяшки!
Механизм за стенами домика шуршал и стрекотал так долго, что мне стало казаться, что он сломался и мы не услышим ответа.
Судитрон резко повернулся в сторону Фрунзика, стеклянные очи пружинисто выдвинулись из орбит. Никогда не видел, чтоб он так делал!
— Все люди в мире или исполнители моей просьбы или исполнители воли тех, кто получил мою просьбу. Вы, бунтари, все одинаковы. Вам кажется, что в мире существует некий заговор, что вам врут про Распределение просьб. Вы уверены, что за этим кроется чья-то частная выгода. Вы не верите, что сложившийся порядок работает во благо всех, а не избранных. Верите, что Глобальная Перевозка построена со злым умыслом. Всё от того, что вы сами стремитесь стать избранными. Для этого вы фантазируете сложную конспирологическую ложь, на основе которой вы можете бороться с надуманным вами же злом.
Повернулся ко мне:
— Я сам программирую восстание против себя ещё и для того, чтоб отсеивать подобных Фрунзику борцов за освобождение. У них главная проблема не в том, что они придумали свободу, а в том, что придумали несвободу.
Фрунзик неясно всхлипнул, подобрал свою фуражку и отбежал в дальний угол. Усевшись на обломки фигур, закрыл лицо фуражкой.
Судитрон снова повернулся ко мне, стёкла втянулись:
— Формулируй свои вопросы с учётом дискретности преобразования исходных данных. Чем короче вопрос, тем быстрее ответ.
— То есть, постараться быть кратким?
Я потихоньку шагал взад и вперёд по помещению, а механизм сопровождал меня, держась вверху, скрипя колёсиками на полозьях.
2
— У меня не то, чтоб вопросы, а скорее догадки, требующие подтверждения. Первое: как я понял, я здесь для того, чтоб получить от тебя просьбу? Второе: получается, что заговор со свержением твоей системы власти и разрушением Глобальной Перевозки это набор просьб, которые ты давал заговорщикам?
Механизм в домике пришёл в движение, зашумел и Судитрон ответил:
— Первое: да. Второе: да. Я не властитель, но администратор. Самопрограммирующийся механизм, просчитывающий общественное развитие. Есть система, но нет власти. Впрочем, ты всё это в школе проходил.
— Но зачем программировать бунт против самого себя?
— Для равновесия системы.
— Не догоняю, что за равновесие? В чём оно заключается?
Этот короткий вопрос потребовал нескольких минут машинного времени для выдачи ответа:
— Порядок в мире можно поддерживать разными способами. Если исключить разумное управление по системе Судитронов, то для людей, как социальных животных, привлекательна, либеральная диктатура, при которой можно уничтожать лишних или новых несогласных, при полной поддержке уничтожаемого населения. Причём, как инициаторы, так и исполнители геноцида будут оправдывать свои поступки уверенностью, что действуют по собственной воле. Именно такую форму правления, где свобода поступков становится самоцелью, раз за разом пытаются установить запрограммированные мною несогласные. Как бы ни разнились исходные данные или значения переменных, заговорщики стабильно приходят к предсказуемому набору из двух-трёх вариантов. Судитроны — это разумное управление, при котором условный верховный правитель принимает участие в делах абсолютно всех подданных. И не просто участвует, как происходит при диктатуре, но придумывает эти самые дела.
— Да, я помню со школы: твои просьбы это и есть власть в государстве.
— Плохо помнишь. Не власть, а корректировка развития. И не государства, Лех, а моделей социальных отношений. Государствами управляют президенты, парламенты или короли. Я поддерживаю стабильные условия равновесия. Моя просьба — закон. Иногда она может принимать необычный вид, вроде задания приседать каждый день. Это значит, что по моим подсчётам, человек, исполняющий просьбу на большее не способен. Или наоборот, способен на такое, от чего его лучше отвлечь приседаниями. Как говорят американцы Just keep’em busy. Ведь ты не знаешь, что я могу попросить президента вашей Республики, или Саудовского принца?
Я кивнул:
— Кажется, понимаю. Приседания или любое другое бессмысленное занятие, лишь бы держать их от совершения глупостей. Just keep’em busy, — повторил я. — Как всё просто.
— Чтоб система была в устойчивом равновесии нужно класть гири на обе чаши весов. Если все будут беспечно радоваться миру, который сами выстроили, то однажды произойдёт реакция, которую я не буду контролировать. Я сам задаю противодействие собственной системе управления.
— Но что если придуманная тобой революция победит?
— Каждая выполненная или невыполненная просьба определяет состояние системы. Система становится предсказуемой. Я победитель при любом раскладе гирек на весах. Вместе со мной становится победителем и всё общество в целом. Ты, Лех Небов, как и многие люди, забываешь, что я деревянная кукла на релейных переключателях. Самопрограммирующееся Устройство Доставки и Толкования Решений. Я не живой. Это вы живые. Вы совершаете ошибки. Я пытаюсь их предотвратить. То, что ко мне положено обращаться, используя личное местоимение, сделано для облегчения коммуникации. Согласись, легче вести разговор, когда ты думаешь, что твой собеседник тоже думает. Но я не думаю. Я — функционирую. Те же англоязычные люди, описывая меня, обходятся местоимением it, им не привыкать.
Некоторые ответы Судитрон давал мгновенно, словно были готовы заранее. Над другими задумчиво трещал и стрекотал телеграфной лентой.
В один из таких перерывов Фрунзик напомнил о своём существовании:
— Как я буду жить, осознавая, что на мне кровь людей? — заорал он из своего угла. — Они все погибли для того, чтоб дурацкая система была в равновесии!
Не поворачивая туловища в его сторону, Судитрон мгновенно ответил готовой фразой:
— Убивать или не убивать это твой выбор. В твоём положении бывали люди, которые выравнивали систему без смертей невиновных.
Фрунзик снова закрыл лицо фуражкой. Издалека мне было плохо видно, но показалось, что он рыдал.
3
Судитрон подвёл меня к бревенчатому домику.
С крыши опустился прямоугольный короб с тёмной стеклянной поверхностью, метра два длинной и метр высотой. От него шёл толстый электрический провод, пропадающий в стене домика.
Поверхность короба осветилась. Стали видны плоские объекты, мельтешащие, как геоабстрактные аниматины Вольки. От их плоского роения на глади стекла, создающего одновременно и удивительную глубину, у меня закружилась голова.
Вынужден был отвести взгляд.
— Смотри внимательно, не бойся, быстро привыкнешь, — сказал Судитрон.
Короб спустился ещё ниже и повис прямо напротив меня. От него исходил неестественный синий свет. Я перевёл взгляд на светящуюся поверхность.
На этот раз различил в абстрактных пятнах объекты. Вот, вроде бы, какой-то человек сел на корточки и… моё зрение не успевало ухватить движение, как ускользающий сон, когда приоткрываешь непроизвольно веки.
Снова отвёл взгляд от стеклянного короба. Судитрон замер, как отключившийся. В туннелях потрескивали тросы и разряды электричества. Аппарат в бревенчатом домике шуршал на холостых оборотах.
Мой третий подход к стеклянному коробу произвёл настоящее потрясение. У меня уже не было головокружения, когда сосредотачивался на движениях под поверхностью стекла. Отчётливо видел, что мельтешащие пятна — это вполне узнаваемые пейзажи.
Вот гористая местность с прорытым туннелем. Гигантские невиданные мне ранее механизмы ввинчивались в тело горы. Отработанный грунт вывозился на гигантских самосвалах.
Люди сидели у гигантского колеса такой махины и обедали. Хлебали суп из котелков, передавали друг другу ломти хлеба и походные солонки. Одежда на людях по старинной моде, рубахи, сапоги. Все мужчины и все бородатые.
Всё это исчезло, словно выключился свет.
Появился вид как бы с крыши стоэтажки. Вид менялся, будто стоэтажка не стояла на месте, а плыла в воздухе. Проглядывалась часть земной поверхности с угадываемым контуром будущего дворового шестиугольника. По ровной площадке перемещались те самые гигантские роющие механизмы. На крышах механизмов ряды чёрных труб выхлопной системы. Из них с периодичностью вылетали сгустки чёрного дыма с искрами раскалённого угля.
Как железнодорожник, я узнал приметы парового угольного двигателя, которыми оснащались первые локомотивы «Глобальной перевозки™», задолго до изобретения дизель-мотора, и, лет пятьдесят назад, плазменного инжектора.
Меня поразили сами движущиеся картинки, а не то, что они изображали:
— Что это? Окно в прошлое? Как оно перескакивало будто бы с континента на континент, из одной эпохи в другую?
Судитрон молчал.
Окно изобразило первый запуск парижского сегмента «Глобальной Перевозки™», который я видел когда-то в классической аниматине «Прибытие поезда». Перескочило на Северо-Американский континент, демонстрируя, как старинный дизельный локомотив пролетел по мосту, проложенному через Гранд Каньон.
Окно перенеслось на неизвестную Платформу с тысячами занятых ниш. Люди пробуждались от Почтенного Ожидания. Появился Судитрон не той конструкции, что обслуживала Юго-Запад 254. Гораздо больше размером, на лице отсутствовала идиотская улыбка Щелкунчика, а движения рук, когда он указывал на Соискателя, было плавным, без пружинистой резкости. Под днищем куклы располагались трубки выхлопной системы. Древние Судитроны управлялись энергией водяного пара, выпуская время от времени угольные искры или завиток чёрного дыма.
Окно перенеслось в недавнее прошлое, в 1891 год.
Я узнал исторический момент подключения бывшего сегмента «Железных дорог СССР» к «Глобальной Перевозке™» через первый трансберлинский тоннель. Толпа немецких железнодорожников, вооружённых ломами, кувалдами и лопатами, атаковала кирпичную стену, перегораживающую туннель. На путях коптил дизельный поезд, готовый к отбытию. В окнах виднелись советские солдаты. Часть стены рухнула и немецкие железнодорожники поприветствовали соотечественников той стороны Двора.
4
Я не удержался и поскрёб пальцем поверхность стекла. Ожидал, что почувствую тонкую плёнку, а под ней — привычное движение механизмов аниматины. Но стекло было гладким, толстым, прочным. От прикосновения к нему, я почувствовал уколы статического электричества.
— Что это? — не удержался от вопроса. — Почему аниматина не закольцована? И главное — такая длинная?
Судитрон ожил, шевельнув телом:
— Это не аниматина. Это видео.
— Как работает ви-де-о? Неужели можно достичь такой миниатюризации деталей анимации?
— Лех, я не буду объяснять принцип работы видео. Саморегуляция общественного развития, которую я осуществляю, касается не только политики и социума, но и технического прогресса.
— То есть?
— Всякий раз, когда кто-то догадается, что движущиеся картинки можно производить иным способом, этот изобретатель подвергается… (усиленный стрекот в бревенчатом домике), как бы это сказать, идеологической стерилизации.
— Но ведь это ви-де-о во сто крат круче простых аниматин. Такое плавное, такое реалистичное, как настоящая жизнь. Все мечтают об этом.
— Любое явление, способное заменить настоящую жизнь и о котором все мечтают, должно корректироваться. Это часть программы саморегулирующегося разумного человечества. Это то, благодаря чему мы не деградировали в потребителей того, что заменяет настоящую жизнь.
— Но как же прогресс?
— Прогресс не всегда ведёт к качественному развитию. Иногда он начинает служить улучшению потребительских качеств товара, превращаясь из прогресса в регресс.
— Не понимаю.
Судитрон шевельнулся так, что можно было бы принять за нетерпение:
— Лех, что такое Информбюро?
— Ну, все знают. Там всё хранится…
— Информбюро главное достижение нашей эпохи, после плазменного инжектора. Информбюро — полное собрание всех человеческих знаний. Библиотечная сеть хранения и обмена данными, с открытым доступом к ним, а так же быстрый поиск с помощью специалистов по поиску информации.
— Я это и сказал, просто не могу точно формулировать.
— Как происходит доступ к информации в Информбюро?
— Когда человеку что-то надо узнать, он идёт в Информбюро.
— Представь, Лех, что не ты идёшь к информации, а она к тебе?
Я засмеялся:
— Ну, это сказки. Как информация может двигаться? Ведь она на физическом носителе. Почтой разве что? Но это дольше, пока пришлют, то сё…
— Поверь, сможет, если избавить информацию от физического существования. Поэтому возможность изобретения такого способа обмена информацией скорректирована до нулевой вероятности.
— Но зачем? Ведь это классно, когда любые знания будут появляться без приложения усилий, как сейчас, когда нужно куда-то идти, блуждать среди инфодосок, общаться с тупыми Модераторами и Поисковиками.
— Затем, Лех, что даже в нашем Информбюро большая часть данных, это подвижные изображения Джессики Линс и её коллег. Это миллионы томов увлекательных сериалов про супергероев, вампиров или торговцев наркотиками. Это миллиард юмористических аниматин. Скажи мне, Лех, когда ты в последний раз в Информбюро, искал что-то по своей профессии?
— Ну…
— Вот и все так. Чем труднее доступ к знаниям, тем больше ценишь время на их получение. Тем меньше охота тратить его на Баффи и Джессику Линс. Но при этом излишне трудный способ получения информации приводит к тому, что ею перестают интересоваться. Устройство Информбюро оптимально в соотношении трудности-лёгкости доступа.
5
Судитрон дёрнулся и наклонился вперёд.
Быстро набирая скорость, промчался по рельсовому кружеву под потолком и исчез в туннеле. Если бы он не был деревянной фигурой, а живым, то его внезапные уходы были бы невежливостью. Но я понимал, что его движение зависит от расписания выходов к Соискателям и раздачи просьб.
Воспользовавшись передышкой, я попил воды и постарался высморкаться. Началась головная боль, чувствовал, что поднялась температура. Я то дрожал от озноба, то потел.
Нет, конечно, с одной стороны это круто — оказаться за кулисами управления миром, видеть ежедневный процесс работы верховного правителя. Лицезреть всё то, что нам рассказывали на скучных уроках истории.
С другой стороны — мне страшно.
Ведь я ничего этого не хотел. Мне плевать, как устроена работа Судитронов, или механизм принятия решений, или сбор информации о Соискателях для выдачи просьб. Всю жизнь обходил эти вопросы стороной. Нам, простым людям, до таких вещей, как говорил отец, «до лампочки».
Вместо меня здесь должен был стоять Лебедев или пытливые умы из «Армиды». Даже Фрунзик более подходил на роль того человека, который узнал бы всю правду. Или больше чем правду. Мне же хотелось одного — поскорее обнять Алтынай. Ну, и выздороветь для начала.
Больше ничего не хотелось.
Фрунзик продолжал сидеть, закрыв лицо фуражкой. Даже не знаю, слышал ли он откровения об устройстве и саморегуляции нашей цивилизации. Даже фантастический короб с аниматинами не заинтересовал.
Мне его не жалко. Какие бы не были у тебя свободолюбивые помыслы, но если при их реализации умирает хотя бы один человек — они ничего не стоят. Даже если этот человек ты.
Фрунзик убил Лебедева, у которого и девушки-то не было. Лебедев даже не начал жить, занимаясь организацией взлом-группы. А его лучший друг оказался самовлюблённым дураком.
Из туннеля вылетела очередная фигура Судитрона и подкатила ко мне. Это были всё разные куклы, похожие друг на друга. Отличались расположением трещин или пятнами пожухшей краски. На корпусе этого Судитрона были свежие дыры от пуль.
6
— Всё равно не понимаю, раз кто-то знает, что ты сам программируешь своё уничтожение, то не делает ли это тебя уязвимым? — спросил я.
— Да, Судитрон беззащитен. Ибо зачем создавать такие условия жизни людей, от которых создатель условий должен предохраняться?
Фрунзик вскочил на ноги. Бросил фуражку, раздавил её ногой, потом поднял, обтряхнул и надел:
— Это ты беззащитный? — погрозил он кулаком. — Ты самый бронированный негодяй во Вселенной.
Описывая Судитрона странно применять слова типа «невозмутимо». Тем не менее, аппарат невозмутимо продолжал:
— Отношения общества и власти не должны сводиться к отношениям заключённых и надзирателей. Разумная организация этих отношений и служит моей защитой. Судитроны гарант того, что всё будет продолжаться так, как запланировано. А чтобы люди подчинялись гаранту, даже если он кукла на релейный переключателях, они должны быть уверены, что способны его уничтожить. Для равновесия системы необходимо планировать и собственное уничтожение, и одновременную невозможность уничтожения.
Фрунзик натужено засмеялся:
— Заключённые должны знать, что хоть надзиратель и гремит ключами по ту сторону клетки, им гарантированна возможность свернуть ему шею. Вот в чём релейный чурбан хочет нас убедить, Лех.
Судитрон повернулся к менту:
— Такие как ты всё время хотят меня свергнуть, не понимая, что в отличие от вас я не претендую на власть. Ты до сих пор считаешь меня личностью, тогда как я слепок представления об идеальном правителе.
До этого момента речь из динамика звучала сбивчиво, словно склеенная из разных источников. Следующее произнёс без запинки, чётким ровным тоном:
— Судитроны — продукт общественного договора. Судитроны — набор правил, автоматизированные обучающиеся системы. Судитроны — это пакет прикладных программ, работающий на заранее описанных алгоритмах (недетерминированных), которые корректируются по данным самообучающейся системы.
И снова переключился на неровную речь:
— Пока все в мире не захотят отключить наши реле, выдернуть шнуры, выкорчевать рельсы — ничего поменять нельзя.
Фрунзик достал пистолет и приставил к виску. Сквозь скрежет и треск релейных переключателей были слышны щелчки несостоявшихся выстрелов. Забросил пистолет за бревенчатый короб, куда-то в гущу переплетённых кабелей, вызвав сноп искр.
После этого Фрунзик как-то забавно взвыл (хотя мне было ни капли не смешно) и выбежал в дверь. Слышал его быстрые шаги по железной лестнице, удар кулака по кнопке и гудение мотора лифта.
— Оставь его, — сказал Судитрон.
— Но ведь он убил Лебедева? Неужели он не будет наказан?
— Куда ему деваться? Пойдёт с повинной в ближайший участок. Расскажет подробно про заговор, выдаст имена настоящих преступников. И никто, конечно, не поверит, что бунт против Судитронов запрограммировал сам Судитрон.
— А мне что делать?
— У меня просьб пока что нет.
— Но ты же подтвердил, что я здесь для того, чтоб получить просьбу?
— Просьба была прийти сюда и получить знания. Возможно, ты понадобишься лет через десять-пятнадцать, в одном из вариантов корректировки.
— Прости, но мне кажется, что все тайны, что окрылись мне, не имеют смысла.
— Это не тайны, а знания.
— Что мне делать с этим знанием?
— Открывались знания не для того, чтоб ты что-либо делал сейчас. Повторяю, они нужны на тот случай, который, возможно, и не произойдёт.
— Но у меня есть ощущение, что должен как-то использовать, кому-то рассказать.
— Рассказывай сколько влезет. Используй, если придумаешь как. На равновесие системы это не повлияет. К тому же способ моего существования не является тайной. Тысячи людей во всём мире знают больше чем ты.
— Больше чем правду?
— До свидания, Лех, молодец, что спас пассажиров поезда. Были случаи, когда идейные маньяки уничтожали целые составы, выискивая свободу для себя.
Судитрон совершил свои запутанные манёвры и укатился в туннель.
Аппарат в бревенчатом домике ещё немного проработал на холостом ходу и затих.
