Глава 20
Её снова окружал ночной лес. Потрескивал костёр — слишком далеко, чтобы согреть, где-то далеко ухала сова. Жан тихо рассказывал что-то Берту, а тот кивал, глядя на Жанну, и с каждым кивком снова липкая волна ужаса прокатывалась у неё по спине. Берт нацепил старую маску с той же лёгкостью, с какой сама Жанна могла бы надеть простую маску из белой кожи, какие носили чумные доктора. Жан знал его как дурачка Берта, послушного увальня, который даже говорить может с трудом, и в один миг Берт снова стал им.
Она пыталась рассказать правду, но Солнечный рыцарь не верил. Что ж, в чем-то он прав: солжёт человек один раз — и прослывёт лжецом навеки. Пусть даже Жанна не сказала ни слова неправды.
Урок оказался получен слишком поздно.
Она солгала и потеряла человека, которого любила. Пусть даже поняла эту любовь только после его смерти. Ещё один урок, жестокий и тяжёлый. Она прокляла убийцу — а духи услышали эти слова и сделали их реальными.
Впервые за долгое время Жанна испытывала настоящий страх. Покойный винтенар Томас, который пытался изнасиловать её в сарае, не дал и мимолётного испуга — с ним колдунья действовала если не без ненависти, то с холодным разумом. Даже когда там, на обрыве, она крепко стиснула пальцы Солнечного рыцаря, заставляя его разжать руку, на душе была боль от потери Эвена, ярость, ненависть и желание покарать — но уж никак не страх. Тогда она просто не задумалась о том, что может ждать в воде. Смерть не страшила её, а в крови кипела месть.
Но сейчас она боялась по-настоящему. Слишком уж крепко держали путы, слишком жутким выглядел бывший красавец Жан, а ещё страшнее было то, что сделала она это лишь одной брошенной в воздух фразой. А ведь духи никогда не делают ничего бескорыстно.
Каждое мгновение она ждала, что сэр Ламберт достанет нож и всадит его в спину Солнечному рыцарю, а тот всё не делал этого. Сейчас Жанна согласна была поехать хоть к английскому королю, хоть к самому Асмодею, лишь бы не оставаться здесь, рядом с Жаном. Но Берт молчал, лишь улыбался ей, когда Солнечный рыцарь смотрел в другую сторону, и с каждым часом надежды таяли.
А в какой-то миг Жанна вдруг поняла, что костёр больше не горит. Сидящие у огня мужчины исчезли вместе со светом и теплом. По земле пополз знакомый сизый туман, а потом из-за деревьев вышла белая фигура.
– Опять ты, – сказала колдунья. – Не надоело ещё ходить за мной следом?
– Ты интересна, госпожа Мируа, — сказала Женщина в Белом. — Каждый раз я слежу за тобой и думаю: что будет в этот раз? Повезёт или нет? Я бросаю монетку, выпадает что-нибудь – и смотрю, угадала ли в этот раз. Иногда угадываю, иногда... Ну, так что? – в её руках мелькнул сребреник. — Посмотрим, благоволит ли тебе удача?
Жанна отвернулась.
– Спроси у Дердаэль, да или нет, — проворчала она, пытаясь пошевелить руками. Но верёвки никуда не исчезли.
-- Да? Нет? – Женщина в Белом вдруг размылась, вытянулась и в один миг прильнула к лицу Жанны. Та вздрогнула от неожиданности, заглянула в голубые глаза духа и ощутила, как по спине пополз холодный страх.
Они были человеческими, куда более человеческими, чем у любого другого жителя мира за Гранью – и всё же было что-то в них такое, что словно кричало: нет, она и близко не похожа ни на кого из людей.
Мёртвые бледные губы чуть изогнулись – и Жанна услышала:
– Мне незачем спрашивать у себя, как поступить. Я не влияю на судьбы людей. Хоть они и пытаются всеми силами заставить меня – или задобрить. Но я не принимаю даров.
Холод устремился ниже, и Жанна закрыла глаза.
Значит, Женщина в Белом всё-таки демон. Воплощённая удача, которую в мире людей зовут Дердаэль. Ей поклоняются, строят храмы, молятся, и всё зря, потому что Дердаэль плевать хотела на них.
Она – наблюдатель, и никто больше.
– Тогда зачем ты здесь? – Жанна повернула голову и, пересилив себя, снова взглянула ей в глаза. – Что тебе нужно?
– Я редко вмешиваюсь в дела живых, и мне неприятно, когда они хвастают моими несуществующими делами, – Дердаэль стала ещё ближе. – Нельзя играть с удачей так же, как нельзя играть с огнём.
Она почти коснулась лица Жанны, и та поняла, что не чувствует её дыхания.
– И никто не мешает мне рассказывать людям сказки. Я расскажу тебе одну. Слушай внимательно, это ведь не просто пустая история, какими любят хвалиться рыцари на пирах. Слушай...
Дердаэль поцеловала её. Жанна ощутила сухие губы, холодные, как лёд, а потом морозный поток растёкся по всему телу, и у неё потемнело в глазах.
Ты думаешь, колдунья, что слышала правду, но люди лгут. Потом их ложь подхватывают другие люди, а потом первые умирают, и поколение за поколением ложь шлифуется, точится – меняется. Сыновья свято верят в то, что им рассказывают отцы, внуки верят сыновьям, и клубок этот может распутать лишь тот, кто помнит, как всё было на самом деле.
Жанна закричала, пытаясь заглушить жуткий голос в голове, но напрасно. Голос спокойно продолжал, и она слышала каждое слово.
А на самом деле когда-то давно странствовал по Аквитании некий шевалье, и звали его Лансом – рыцарским копьём. Впрочем, Ланс в турнирах не участвовал. Боялся. Он и рыцарем-то стал случайно, а если говорить по чести, то и не был им вовсе. В войну против Гуго Бургундского сражался он в рядах пехоты короля, и когда обходил поля после очередного сражения в поисках поживы, набрёл на раненого рыцаря в дорогих доспехах. Напрасно бургундец просил мародёра о пощаде – Ланс остался глух к его словам и без колебаний достал мизерикорд. Содрал он с рыцаря доспехи, да и подумал, что служить королю хорошо, а самому себе ещё лучше, и рассказал всем, как сразил бургундца, а тот, восхищённый его доблестью, посвятил перед смертью Ланса в рыцари.
Оттого и сторониться его начали. Никто ему не верил, но поклялся он перед сюзереном самим Христом, что так оно и было, и пришлось тому скрепя сердце позволить Лансу остаться шевалье. А вскоре Ланс ушёл из армии, выбрав долю странника.
За несколько лет путешествий по всей Франции не научился он владеть оружием лучше, чем раньше, зато стократ возросло умение обманывать и лгать. Не гнушался Ланс войти в разбойничью банду, пограбить вместе с ними пару деревень, а потом ночью перерезать сослуживцам глотки и отдать головы ближайшему губернатору, если за тех награда положена – а если нет, то просто оставлял гнить в том же лесу. И выходил отовсюду сухим из воды.
И прослышал разбойник-шевалье о чудаке-графе, что обещал выдать свою дочь за любого, кто выполнит его задание. Дочь у него слыла небывалой красавицей, но даже будь она толстой карлицей, Ланс всё равно отправился бы попытать счастья – слишком уж велик был куш. Все наследство и титул, а нужно всего-то выполнить прихоть старого дурака!
Правда, ещё по пути во владения д’Олерона встречал он по дороге других шевалье, и все как один кляли скупость и безумие старого графа. Вдобавок никто почему-то не захотел рассказать, чего же именно требовал отец невесты, и это только разогревало пыл Ланса.
Прибыл в замок он за полночь, когда граф уже отошёл ко сну, и слуги устроили его в одной из комнат. Тогда-то он и узнал, что госпожа Бланка не так красива, как о ней говорят, хотя довольно мила, а ещё ненасытна, словно суккуба. Так или иначе, но дочь графа наведалась к нему, едва только Ланс успел искупаться с дороги, а ушла под утро, и никто бы не сказал, что он сомкнул глаза этой ночью.
Граф оказался сгорбленным стариком с печатью проклятья на лице, покрытом оспинами, да к тому же не слишком-то вежливым. Ланс, впрочем, не разочаровался, назвался странствующим шевалье и спросил, чего же хочет отец за дочь и приданое.
Д’Олерон тогда и ответил ему:
– Моя дочь, – говорит, – хочет жить в замке на краю моря, и я поклялся Создателем, что выполню это её желание. А потому должен ты выстроить замок на одинокой скале, что в двух милях на запад отсюда, и провести к нему мост из цельного камня, потому как скала эта торчит прямо из моря.
Почесал затылок Ланс и сказал:
– А не мало ли даёте, мессир? Дело сложное, а куш...
– Наглость твоя не имеет границ! – заявил ему граф, да так, что золотые кубки на столе зазвенели. – Даю я тебе, как и прочим, кто желал руки невесты, один день и одну ночь. Ступай к скале и выполни то, что нужно!
– Так и быть! – сказал тогда Ланс в запале.
Повернулся и вышел вон из дома д’Олерона. Не медля, схватил он поводья коня, да и отправился к указанной скале, а слуги графские смеялись ему вслед.
И лишь на месте понял Ланс, как глупо поступил. Сел на камень, да и сказал в сердцах:
– Хотел я обмануть старого глупца, да только сам дураком оказался. Не построить здесь замка не то что за одну ночь, но даже и за сто лет, разве только нечистая сила поможет мне!
И только он договорил, как засвистел в ушах ветер, поднялась столбом редкая пыль, и видит Ланс – стоит перед ним человек в чёрном плаще, бледный, худой, да и смотрит с интересом.
– Если уж ты так хочешь взять в жены свою Бланку, – говорит, – что даже на помощь нечистой силы согласен, то я не могу пройти мимо. Хочешь, помогу?
– А будь ты хоть самим дьяволом, я и на то согласен, если ты не душу потребуешь, – отвечал Ланс.
Демон засмеялся – понравились ему слова шевалье, а потом сказал:
– Имя моё – Азазель. Ты, рыцарь, говоришь правильно, я построю тебе и замок, и мост, а взамен ты отдашь мне все-то ничего: своего первенца.
Не колеблясь, согласился Ланс на это условие, и закипела работа. Держал Азазель слово, работали его бесы, и к утру на скале уже стоял замок, который потом назовут Монтендром.
Граф не мог сдержать изумления, но обещание есть обещание, и пришлось ему выдать Бланку за безродного шевалье, да ещё и наследником его сделать. Ланс де Сентонж поселился в Монтендре, а придумать, как обмануть Азазеля, ему составила труда не больше, чем демону построить замок. Азазель забыл сказать, что ребёнка он хочет получить именно Бланки, и Ланс прошёлся по окрестным деревням, обрюхатил несколько погожих селянок, да сына одной из них и отдал как первенца. Обозлился Азазель, но ничего поделать не смог – Ланс выполнил условия сделки, пусть и не так честно, как хотел того демон.
Выйдя замуж, Бланка не остепенилась, и любовников у неё было не счесть. А когда муж стал это замечать, она без колебаний отравила его – а все думали, будто он упал с лошади. И всё, что он успел сделать, так это двух сыновей, которых растила Бланка с отцом.
Так и закончилась жизнь Ланса д’Олерона, не шевалье, но безродного графа.
Голос умолк.
– Мерзко, – прошептала Жанна, пытаясь стряхнуть остатки оцепенения. Сквозь закрытые веки пробивался жёлтый свет костра. – Как же мерзко.
То, что поведала Дердаэль, оказалось совершенно далёким и от слащавой баллады Жана, и от истории, которую рассказал Луи.
Жанна знала, что историю предков часто приукрашивают, превращая далеко не идеального человека в светлый образ. Но она никогда не думала, что можно изменить всё настолько. Ланс д’Олерон, бандит, клятвопреступник, отдавший сына демону, стал благородным честным рыцарем, и никто об этом не знает – никто, кроме неё.
И ведь Дердаэль не просто так рассказала всё Жанне. Лишь сейчас колдунья поняла, зачем – и как нужно этой историей воспользоваться. Теперь она знала, как следует завершить месть.
Может быть, не стоит? – спросила она себя. И тут же помотала головой, прогоняя эту мысль. Через несколько дней её ждёт казнь. Слова Жана о честном суде – такая же ложь, как и его сказка о благородном предке. Казнь будет, и Жанна отнюдь не желала умирать так просто.
– Ты ходила за Грань, – услышала она полный злости голос. Открыла глаза – и не успела даже отвернуть голову, когда Жан ударил её по лицу. – Зачем, Изгоняющая? Что ты там хотела увидеть?
– Поди к чёрту, – буркнула Жанна. Солнечный рыцарь снова ударил её. – Что, думаешь, с моей смертью проклятье спадёт? Как бы не так!
Удар.
– Ты только и можешь, что бить связанную женщину, – Жанна сплюнула кровь.
– Я не поднимал руки на женщину, – спокойно сказал Жан. – Я бил нелюдь. Говори. Зачем ты ходила в мир духов?
– Я ведь уже сказала, – Жанна прикрыла глаза. Внутри будто сжалось всё, ожидая нового удара. – Поди к чёрту.
Жан поднялся и глубоко вздохнул. Колдунья услышала, как он пнул какую-то шишку, и та запрыгала по земле.
– Оставайся здесь, Берт, и следи за этой гадюкой, – проговорил он. – А я пройдусь вокруг. Кто знает, что она успела здесь отравить.
– Сделаю, – сказал Берт.
Он дождался, пока шаги Солнечного рыцаря затихнут далеко в лесу и сел рядом, задумчиво глядя на связанную колдунью. В отсутствие Жана он не считал нужным носить маску дурачка, и прежнее глупое выражение исчезло, сменившись серьёзностью.
– Плохи твои дела, фея, – сказал он.
– Если ты мне поможешь, они станут лучше, – буркнула в ответ Жанна.
– Признаться, я и подумать не мог, что слова могут творить с людьми такое. Ты опасна, и я удивлён, почему Филипп Валуа до сих пор не избавился от тебя.
– Он пытался, да только безуспешно, как видишь.
– Это и к лучшему, ведь иначе я бы не узнал нечто очень важное для меня. Моя попытка выторговать у короля милость за дар Изгоняющей провалилась, – он тяжело вздохнул. – Но и ладно. Я не подниму меч против Солнечного рыцаря – в конце концов, во мне ещё остались какие-то крохи чести. Я просто уйду.
– Освободи меня. И... И прости за то, что я кричала тогда Жану.
– Думаешь, получится убить его в поединке? – в руках сэра Ламберта мелькнул нож. – Сомневаюсь.
– Я буду сражаться с Солнечным рыцарем так, как он не привык.
Верёвки опали, и Берт выпрямился. Несколько долгих мгновений он изучал её лицо, а потом повернулся и сказал:
– Я запомнил твои слова, милая фея. Ты ведь действительно очень мила, госпожа Мируа, и похожа на рыжую корриган – говорят, духи любят таких. Удачи тебе... в том, что задумала.
Жанна молчала.
– А мой путь лежит в Англию, – он вспрыгнул на коня и взялся за поводья. – Прощай, Жанна.
– Прощай и ты, сэр Ламберт Клиффорд, – тихо ответила она.
Конь вздрогнул, когда Берт ударил его по бокам, и зашагал прочь. Некоторое время Жанна ещё видела удаляющуюся спину рыцаря, а потом деревья поглотили всё.
Затем колдунья выбрала нож поострее и попробовала пальцем лезвие. Ей предстояло много работы.
Тяжёлые шаги Жана она услышала издалека. Рыцарь шёл, не скрываясь, да и не от кого ему было скрываться. Хрустели под ногами сухие ветки, шуршали опавшие листья. И всё это в один миг замерло, утихло, когда он увидел стоящую посреди полянки Жанну.
Тихо прошелестел меч и сверкнул на солнце.
– Что же ты стоишь? – с издёвкой спросила колдунья. – Ах да. Ты же не можешь убить меня, пока я безоружна. Ну? Сунь мне в руки нож. И не томи. Мне уже надоело ждать.
Рыцарь покачал головой. Нож валялся на земле меж ним и Жанной, но он и не подумал его брать.
– Я не убийца, – сказал Жан. – Я – не ты.
– Но это ты убивал безоружных, вопреки договору. Что с того, если меч опускал палач, а не судья? Палач – всего лишь инструмент.
– Довольно! Где Берт?
– Мёртв, – пропела Жанна. Ей доставляло настоящее удовольствие лгать в глаза Солнечному рыцарю, заставлять его думать так, как хотелось бы ей. Впрочем, она ведь даже не сказала неправды. Берт умер, а уехал отсюда сэр Ламберт Клиффорд, бывший палач короля Эдуарда Английского. – Он умер, и всё благодаря тебе.
Изуродованное лицо Солнечного рыцаря потемнело. Жанна видела, как побелели его пальцы, сжимающие рукоять меча. Но нет, её дела ещё не закончены.
Она медленно пошла вокруг начертанной на земле фигуры, глядя на своего врага. Жан остался на месте, лишь повернул голову. Глаза его горели ненавистью.
– С каждым часом ты творишь всё больше мерзостей, – проговорил он, с трудом выталкивая слова.
– Это ещё не самая страшная мерзость, милый мой Жан! Смотри и слушай внимательно!
Жанна раскрыла ладонь, и в центр фигуры упала россыпь алых капель. Жан тут же вскинул клинок, но никто не стал прыгать на него из вырезанных линий, а вместо этого узор поднялся, слипся вместе и распахнул черно-белые крылья, выпуская в мир корвуса.
– Я хочу, – сказала Жанна, – чтобы ты рассказал одну историю. Ты знаешь, какую, слуга Гавриила. Ту, что мне поведала Дердаэль.
– Плата? – каркнул ворон.
– О-о, этот секрет я берегла специально! – Жанна улыбнулась. Краем глаза она заметила, как стоит у края круга Солнечный рыцарь, как исказилось его изуродованное лицо и следят за корвусом глаза, всё такие же синие, как и прежде. – Слушай же. Не так давно я изгнала духа из тела мессира Луи д’Олерона. И когда попыталась выехать обратно, меня остановили. Англичане. Наивно я думала, что спасённый мною рыцарь поможет мне – нет, он принял сторону врага. Тогда я попыталась уехать сама. Луи преградил мне путь, поднял меч и хотел пленить меня. И умер. Ты слышишь меня, Солнечный рыцарь? Он умер, потому что был неблагодарным дураком. Умер от лап моего духа-хранителя, которому я не отдавала приказа, который всё сделал сам. Моей вины нет в смерти твоего брата. Ты ведь хотел справедливости? Вот она! На твоём лице!
Жан остолбенел. Корвусы не принимают ложь, это он знал с детства. Не мог не знать. И та история, что рассказала только что Жанна, была правдивой от начала до конца.
Плюхнулся на землю его меч, выпавший из ослабевших пальцев. Жан тихо застонал, прижимая ладони к ушам. Но Жанна ещё не закончила – теперь заговорил ворон.
– Слушайте, мессир Жан д’Олерон, – сказал он. – Когда-то давно жил на свете человек по имени Ланс...
И Жан слушал, не в силах сопротивляться голосу из-за той стороны, что звенел в голове. Когда корвус дошёл до середины рассказа, рыцарь снова застонал и попытался закрыть уши, но голос продолжал звучать. Ворон спокойно говорил о преступлениях Ланса, о том, почему он отправился в поместье старого графа д’Олерон и кем оказалась его будущая жена. Жан слушал и медленно шёл к Жанне, а каждый шаг давался ему с таким трудом, словно он вытаскивал ноги из вязкого песка.
– Ненавижу тебя, – прошептал он, глядя в лицо Жанне.
Корвус закончил рассказ, и в тот же миг жилистые руки Жана сомкнулись на шее колдуньи.
– Ненавижу тебя, – снова сказал он.
Жанна ощутила, как ноги её отрываются от земли.
Стальное кольцо сжалось сильнее, и девушка забилась в руках Солнечного рыцаря, отчаянно пытаясь вдохнуть. Жан смотрел на неё пустым взглядом, лишь пальцы сдавливали всё крепче, а потом хрустнули позвонки, и Жанна безвольной куклой повалилась к его ногам.
Солнечный рыцарь опустил руки. А потом понял, что совершил – и закричал, падая рядом с колдуньей.
Сама того не желая, Жанна всё же довела свою месть до конца.
