Часть четвертая
Гребешок

Окрестности бухты Тихой. Длинный разноцветный дом-крейсер на высоком утесе, на его углу — табличка «Улица Юла Бриннера, 5», по местной традиции продублированная на английском и китайском. Именем уроженца Владивостока Юла Бриннера, впоследствии ставшего знаменитым голливудским артистом, во Владивостоке-3000 названа и местная киностудия — «Бриннер филмз». Под домом припаркованы два автомобиля. Это уже знакомые нам зеленый Land Cruiser и Toyota Amba тигриной расцветки.

Открытое море, ясный день, отлично видна линия горизонта. Высокие мрачноватые скалы и лестница между ними, ведущая вниз, к воде. У моря — какие-то легкие строения, небольшой пирс. На воде видны линии каких-то поплавков, под водой что-то колышется. На берегу стоят трое — Каплей, Максимов и Влад-Пришелец.

— Вот она, смотри! — Каплей протягивает Максимову большой, плотный, блестящий, тугой буроватый лист водоросли ламинарии. — Из этой штуки делают нашу морскую капусту. Это один из фирменных брендов республики, и ты можешь легко войти в число клиентов «ПриМорской Капусты». Они, насколько мне известно, как раз заинтересованы в расширении экспортных поставок, недавно увеличили площади. Основные их фермы, по-моему, в Хасанском районе, но вот есть уже и тут, прямо во Владивостоке. Видишь, сколько тут этой ламинарии? Тут ее выращивают.

Максимов втягивает ноздрями йодистый запах бурой водоросли.

— Чувствуешь?

— Чувствую. Интересная штука. Мне, правда, гребешок интереснее, ты же знаешь.

— С этим сложнее, я уже говорил тебе об этом, — отрезает Каплей. — У них там, знаешь, какие-то секреты технологические, сам толком не знаю. Ученые… — он делает неопределенный жест рукой и пальцами.

Каплей достает из черного пакета пластиковую бутылку с водой, откручивает крышку, пьет. Влад швыряет в море плоские камушки так, чтобы они отскакивали от водной поверхности.

— Попробуй, — предлагает он Максимову. — Это местная. Говорят — полезная. А я верю.

Максимов берет бутылку, отпивает. Каплей внимательно смотрит на него. Тот возвращает бутылку, вытирает рот ладонью. Каплей аккуратно берет бутылку за горлышко у самой пробки и бережно прячет ее в пакет.

— Пойдем потихоньку?

Мужчины, все трое, направляются к лестнице, ведущей между скал наверх.

— Что еще хотел сказать. У нас же завтра главный национальный праздник — День Военно-морского флота, его второе название — День Краба, — говорит Каплей. — Тебе будет интересно.

— Ну да, я слышал о ваших праздниках.

— Это все будет на Русском. Туда можно добраться паромом или по мосту. Но если хочешь — поехали со мной на яхте. Могу взять тебя вместе с Ольгой.

— Правда? Слушай, я-то с удовольствием. Если только Ольга сможет, было бы просто… здорово, великолепно, — возбуждается Максимов.

— Вот и отлично.

Подполковник и Каплей одновременно нажимают на кнопки автомобильных «сигналок». Сначала заводится Amba, затем ее голос заглушается более низким и объемным ворчанием каплеевского «крузака». Машины, попеременно подмигивая оранжевыми поворотниками, ждут идущих к ним людей.

Искрящаяся от солнца акватория Амурского залива. По направлению к острову Русскому идет яхта «Шамора» — указано на ее бортах. Она одномачтовая, но немаленькая. Ветер попутный, у моряков это называется «курс фордевинд», поэтому можно поставить спинакер — такой огромный пузатый парус спереди.

На палубе группа из нескольких человек — Максимов в обнимку с Ольгой, Влад, Каплей. На руле — Каптри. Офицеры одеты не по форме. Здесь же еще двое-трое незнакомых нам человек.

— Почему День Краба? — спрашивает Максимов. — Из-за герба?

— Ну и поэтому тоже, — отвечает Каплей. — У нас есть еще День Корюшки, но это зимой. И весенний Праздник Первой Камбалы, это мой любимый, кстати. Очень люблю свежую камбалеху. Но главный национальный праздник — не Новый год и не Рождество, а День ВМФ. В народе его прозвали День Краба, я тебе уже говорил.

Герб Тихоокеанской республики — стилизованное изображение камчатского краба. Одновременно он чем-то похож на старый советский герб, где вместо конечностей краба изображались снопы пшеницы, перевязанные ленточками с именами союзных республик. Именно «краб», символ республики, крепится на фуражках военморов Владивостока-3000. Популярное приветствие «Дай краба!» получило здесь новую жизнь. Вместе с тем краб как таковой в отличие от амурского тигра не был признан сакральным и неприкосновенным животным. Популяция крабов, успешно восстановленная еще в 90-е, позволяла теперь вести достаточно масштабный промысел этого деликатеса. Попытки браконьерства со стороны местных жителей или заплывающих порой в территориальные воды республики гастролеров из Японии, Китая и Кореи безжалостно пресекались. По Владивостоку ходили легенды о флоте пароходства «Маринеско», будто бы расстреливающем в море без суда и следствия всех, кто покушается на водные биоресурсы республики.

Появление этого полусекретного пароходства, как говорили во Владивостоке, было связано с морскими коровами — раньше их именовали еще стеллеровыми, но, как считалось, популяция давно и безвозвратно утрачена (в свое время доверчивых коров изрядно подъели моряки экспедиции Витуса Беринга, у которых нашлись еще более прожорливые последователи). Однако вскоре после провозглашения Тихоокеанской республики в море была обнаружена крошечная эндемичная популяция морских коров. На первое время их объявили священными животными. Позже был разрешен промысел, потому что размножались они на сытных пастбищах Японского моря не как коровы, а скорее как кролики. Популяцию поддерживали и с помощью ферм-«коровников», где животные давали специфическое, но очень полезное (особенно для тех, кто страдает от болезней печени) морское молоко. Добрейшие млекопитающие щипали морскую траву и совершенно не боялись человека, что их в свое время едва не сгубило. Они и сейчас порой попадали случайно под винты катеров, но с браконьерством в водах Тихоокеанской республики удалось справиться практически полностью. «Практически» — потому что браконьерство и контрабанда будут всегда и везде, где только живут люди, и речь может идти разве что о разнице в масштабах этих явлений. Пираты, охотившиеся на беззащитных морских коров, себя именовали, естественно, «морскими волками», но в Тихоокеанской республике им присвоили куда менее почетное прозвище — «морские шакалы». С шакалами боролись нещадно, в том числе силами спецподразделений этого самого пароходства «Маринеско».

Не исключено, что в многочисленных рассказах о грозном флоте «Маринеско» было немало ненаучной фантастики, рассчитанной именно на потенциальных браконьеров. «Комитет-3000» негласно поддерживал распространение этих легенд. О том, что творилось в водах Японского моря в действительности, — знали немногие. Причем те, кто знал, предпочитали молчать. На всякий случай. Иногда красноречивое молчание действует куда эффективнее всяческих страшилок и прочей пропаганды.

День ВМФ (День Краба) республика отмечала в разгар лета. Когда-то в этот день командующим Тихоокеанского флота была провозглашена военно-морская власть и создана суверенная Тихоокеанская республика. Главные празднования традиционно проходили в одной из бухт острова Русского. Здесь устраивались разнообразные соревнования — по парусному спорту, плаванию и дайвингу. Со дна бухты надо было достать погруженного загодя в воду Золотого Краба, отыскав его между многочисленными живыми крабами. Особой популярностью пользовались выступления тихоокеанских ниндзя — бойцов-халулаевцев. Они проходили спецподготовку боевых пловцов здесь же, на Русском, в бухте Новый Джигит, которую по старинке называли Халулаем. Школа боевых пловцов носила имя здешнего уроженца, знаменитого диверсанта полковника Квачкова и имела свой полузакрытый клуб «Тридцать три халулаевца», председатель которого щеголял титулом «Дядьки-Япономора» и переизбирался каждый год. Ниндзи-халулаевцы, рассказывают, могли все: крошить кирпичи руками и ногами, плавать под водой чуть ли не часами, производить разнообразные диверсии. Поговаривали, что каждый халулаевец равносилен целому взводу морской пехоты республиканского Тихоокеанского флота, хотя местные морпехи — ребята тоже не хлипкие.

— Вон там, в той стороне, находится твой университет, правильно? — показывает Каплей Владу. — Но мы сейчас идем в Новик.

Маневренная, стройная «Шамора», обогнув крошечный островок Уши — сдвоенную скалу, торчащую из воды, на ней обильно гнездятся чайки, — поворачивает в бухту Новик. Спинакер убирают, остаются основные паруса — стаксель и грот.

Праздник уже начался. Проходит гребная гонка на старых добрых «ялах-шестерках». Тяжелые деревянные весла с толстыми вальками синхронно вспахивают морскую воду. Спины гребцов работают, как поршни двигателя внутреннего сгорания. Сходство усугубляется ручейками пота, стекающими по мускулистым спинам, как моторное масло. Яхта становится на якорь в глубине Новика, неподалеку от впечатляющего катера непонятного назначения — то ли военного, то ли не очень. Откровенные пулеметные и артиллерийские стволы диссонируют с общим празднично-прогулочным, легкомысленным обликом этого судна.

— Катер командующего, — объясняет Каплей. — Адмирал Пантелеев.

— Кто отмирал? — переспрашивает Максимов.

— Сам ты отмирал! Это катер адмирала Пантелеева — нашего командующего.

Максимов настораживается и внимательно рассматривает судно. Он уже знает, что «командующим» здесь принято называть председателя «Комитета-3000», то есть первое лицо республики. Вокруг стоят десятки яхт. Множество зрителей собралось и на берегах вытянутой бухты. На катере командующего — небольшой адмиральский штандарт и флаг Тихоокеанской республики. Флаг похож на гюйс российского ВМФ — красное полотнище, перечеркнутое синими диагоналями и тонкими белыми перпендикулярами, а в центре — вписанные в овал буквы «ТР».

Неожиданно начинается канонада. Стреляют из автоматического оружия, стреляют недалеко, и явно не менее чем из десятка стволов сразу.

— Стрелковые соревнования, — объясняет Каплей.

— Серьезно у вас все поставлено, — уважительно говорит Максимов. — Я бы, знаешь, и сам сейчас из какого-нибудь «корда» пострелял.

— Откуда ты знаешь, что это «корд»?

— По звуку ясно, что это не «пять — сорок пять» и даже не «семь — шестьдесят два», там что-то посерьезнее. «Утес» или «корд» — не знаю, что там у вас.

— У нас своя модель… И что, в Москве все предприниматели вот так по звуку запросто определяют систему пулемета?

— А я интересуюсь, — улыбается Максимов. — Еще с армии.

— Где служил?

— В Сибири, в мотострелках.

— У меня отец родом из Сибири, — говорит Каплей.

— Ну? А откуда?

— Из-под Красноярска.

— Не, мы западнее… Большая у нас Сибирь.

— Да, большая… У вас. Отец, кстати, под Москвой служил. В ПВО. А мать моя родом с Урала, из Первоуральска. Сейчас, значит, тоже заграница…

Стрельба утихает. На берегу халулаевцы месят друг друга, доски и кирпичи. Гребцы сушат весла, отдыхая. Максимов полулежит на самом носу яхты, обнимая Ольгу.

— Я привязываюсь к тебе, — говорит он ей.

— Это плохо?

— Я всегда считал, что плохо. Я всегда старался избавиться от любых зависимостей. Я боюсь зависимостей.

— Ты и сейчас так считаешь? — Ольга строга.

Максимов прижимает девушку к себе.

— Ох, не спрашивай… Сейчас я ничего не знаю.

Ольга присаживается на кнехт, но это замечает Каплей и кричит:

— Э, на кнехте не сидят!

Ольга вскакивает.

— Понаберут детей во флот, — ухмыляется Каплей. В его глазах — веселые и чуть безумные огоньки.

— Я не знала, прощу прощения… — говорит Ольга. — А почему?

— Потому что кнехт — это голова боцмана.

— Как это?

— Потом объясню… Сейчас просто запоминай: на кнехте — не сидеть. За борт — не плевать. На комингс — не наступать.

— На что не наступать?

— На комингс. Ну, на порог, по-вашему, — объясняет Каплей.

На палубе катера командующего появляется человек с мегафоном. За ним идет другой, черноусый, на погонах — по четыре больших звезды в ряд.

— Начинается награждение победителей соревнований на Кубок республики! — объявляет человек с мегафоном. — Председатель «Комитета-3000», адмирал флота Тихоокеанской республики Владимир Пантелеев!

Черноусый человек в форме адмирала флота — он выглядит еще достаточно молодо, статный, военно-морская волевая челюсть — принимает приветствия. Слышны аплодисменты и разнообразные громкие выкрики, как на рок-концерте.

— Первый победитель — чемпион в дисциплине «Ныряние за крабами»! — объявляет тот, что с мегафоном. Стоящий неподалеку матрос дублирует все голосовые объявления флажным семафором, быстро-быстро жестикулируя руками, в каждой из которых держит по красному флажку.

— Хочешь, я научу тебя семафору? — спрашивает Ольга у Максимова. — Смотри, вот так выглядит буква «А»… — и, вскочив, изображает букву «А».

— Я хочу начать с буквы «О», — говорит ей Максимов, глядя искрящимися глазами.

— Тогда смотри!

На катер поочередно поднимаются спортсмены. Командующий вручает каждому по огромному живому крабу, и победители триумфально поднимают их над головой. Глубоководные существа отчаянно шевелят многочисленными конечностями, пытаясь дотянуться клешнями до людей. Это у них не получается — опытные тихоокеанцы держат крабов как надо, ухватив их прямо за массивную головогрудь.

Яхта «Шамора» на обратном курсе — она направляется в город. Теперь ветер дует навстречу, и яхта идет в лавировку, галсами, то есть зигзагами, постепенно взбираясь на ветер, как говорят моряки. С шумом и брызгами режет форштевнем волны. С правого борта уже проплывает город — крутые скальные склоны Эгершельда. На акватории — десятки яхт, разнообразных катеров и катерков, от древних рабочих «горбачей» до новых, с легкими воздушными силуэтами.

В кокпите в обнимку сидят Максимов с Ольгой. Напротив — Каплей.

— Спасибо тебе за этот день, старик, — говорит Максимов, и видно, что говорит искренне. — Без тебя я бы…

— Хорош, хорош, ладно тебе, — останавливает его сдержанный Каплей. В этот момент ему хотелось бы забыть о своей службе.

Вечер. Здание морской патрульной службы на Улиссе, кабинет Каплея и Каптри. Оба обитателя кабинета на месте, здесь же — Влад и еще один молодой человек в погонах старшего лейтенанта. Последний разложил на столе какой-то документ.

— Ну что, докладывай баковые новости, — говорит Каптри.

— Отпечатки пальцев, взятые вами у российского предпринимателя Максимова, и отпечатки пальцев, обнаруженные в притоне Миллионки, совпадают на сто процентов, — объясняет старлей.

Каплей без выражения смотрит перед собой.

— Ошибка исключена?

— Практически исключена, товарищ капитан-лейтенант. На вашей бутылке отпечатки очень четкие, не смазанные, в притоне они не столь четкие, но сопоставление отпечатков в данном случае не дает нам повода для сомнений. Это солидарное мнение экспертов.

Каптри выжидательно смотрит на Каплея.

— Значит, это он, — говорит Каплей без выражения, безразлично пожимая плечами. — Отличный мужик, мой добрый приятель. Шпион и диверсант, враг Тихоокеанской республики. Спасибо, оставьте нам заключение и можете быть свободны, — говорит он старшему лейтенанту.

Тот покидает кабинет.

— У тебя там есть что-нибудь? — Каплей кивает на шкаф.

— Есть, корейский как раз подогнали, — оживляется тот и вынимает из шкафа пачку кофе.

— Да нет… Посерьезнее ничего нет?

— Мы же на работе! — преувеличенно строго говорит Каптри.

Каплей усмехается.

— «На работе», кто бы говорил…

Каптри прячет кофе обратно в шкаф. Каплей его останавливает:

— Ладно, черт с тобой, давай свой кофе.

Оживившийся Каптри возится с водой и кофе.

— Шефу доложишь?

— Сейчас доложу, ага, — отвечает Каптри. — Упаковываем по полной?

Каплей делает неопределенное движение ладонями и бровями.

— Ты же у него в приятелях? Можешь ему позвонить сейчас, забить стрелку где-нибудь? — спрашивает Каптри уже деловым тоном.

— Вопросов нет. Могу, если надо, — безразлично говорит Каплей.

— Он ничего не заподозрит?

— Да не должен, по идее…

Достает телефон, набирает номер. Влад и Каптри напряженно смотрят на Каплея.

— Абонент временно недоступен, — наконец говорит тот.

— Так… А где он живет, знаешь?

— Где-то в центре, точнее не знаю. Кажется, на Лазо.

— Ладно…

Каптри снимает трубку городского телефона.

— Олег? Это я… Надо пробить человечка. Пиши телефон. Какой у него? — спрашивает он Каплея, прикрыв трубку ладонью.

— Короткий — девять-пять-пять, двести три, — отвечает тот, глядя на экранчик своего телефона.

— Пиши: девять-пять-пять, двести три, это короткий. Попробуйте запеленговать абонента и все данные на него. И пробейте еще по вашей базе, где у нас поселился предприниматель из Москвы, такой Максимов… Да, тот самый, именно так. Все. Потом сразу мне доложишь. В любое время. Ага, все, давай.

Каптри кладет трубку. Думает. Потом спрашивает:

— Ты говорил, у него здесь подружка есть или любовница, кто она ему?

— Есть, Ольга такая… Работает в турфирме. А отец у нее — ученый, морской биолог. Профессор.

— Морской биолог? Все одно к одному. Ты знаешь ее адрес?

— Нет, но можно узнать через ее фирму.

— Узнай, срочно. Во-первых, Максимов может пойти к ней, мало ли что. Во-вторых, возможно, она сама нуждается в охране. Она или, что еще вероятнее, ее отец. Пока все.

Каплей и Влад едут по городу. Каплей сумрачен, смотрит в одну точку, не очень внимательно ведет машину. Вот из-под него едва-едва уворачивается какая-то малолитражка — «ист» или «фит»… Водитель малолитражки возмущенно сигналит — он был на главной. Каплей не обращает внимания.

— Вы его арестуете? — спрашивает Влад.

— А?.. Обязательно, — отвечает Каплей.

— А мне жалко Максимова. У него служба такая, а человек-то хороший.

— Ну и что, что хороший… Так надо. Никто его на эту службу силком не тянул.

Дорога подходит совсем близко к морю, и Каплей вдруг останавливает машину:

— Смотри!

На берегу виднеется огромная туша, вокруг нее суетятся люди.

— Что это? — спрашивает Влад.

— Кит выбросился на сушу.

Мужчины выходят из машины, смотрят на тушу морского гиганта.

— Плохая примета, — говорит Каплей.

В это время тот, о котором они говорят, думает о чем угодно, только не о службе. Подполковник Максимов и Ольга находятся где-то у моря. Вероятнее всего, это окрестности Шаморы, самого знаменитого владивостокского пригородного пляжа. Не «основная» Шамора, где всегда многолюдно, где множество домиков и «шашлычек» стоят едва ли не друг на друге, а участок берега чуть южнее, в сторону бухты Щитовой — то место, где стена из плоской скалы опускается прямо в воду.

— Поехали ко мне? — говорит подполковник. Ольга сидит у него на коленях. Они только что искупались, кожа девушки еще мокрая — блестят капельки, подсыхает соль.

— К тебе? Это неромантично, — кокетничает она.

— А что романтично?

— Не знаю. Придумай. Ты же умный.

Максимов долго целует Ольгу, но вдруг она отстраняется.

— Мне надо переодеться, — говорит она.

— Переодевайся, — удивленно говорит Максимов.

Ольга встает в полный рост и освобождается от купальника. Потом снова садится на колени к Максимову, но уже не боком, а лицом к лицу. На хрупком теле выделяются две незагорелые полоски, видимые даже в темноте — может быть, из-за луны. В нескольких метрах от пары шуршат прибойные волны.

— Это будет нетрудно, — шепчет девушка.

Проходит какое-то время. Становится совсем темно.

Максимов по-прежнему обнимает Ольгу. Он как будто только что совершил безумное, может быть даже космическое, путешествие. Он сейчас где-то очень далеко, и широко открытые глаза подполковника не видят происходящего вокруг, как бы глядя внутрь себя. Подполковник забывается, и ему приходит видение. Краб, огромный камчатский краб, красно-коричневый сверху и желтовато-белый снизу, шагает по центру Москвы, прямо по Тверской. Размах его конечностей составляет метров, может быть, пятнадцать или двадцать. Глаза на толстых тросах, торчащих из бронированной красноватой, колючей головогруди, поворачиваются туда и сюда. По Тверской ползет сплошной разноцветный железный поток автомобилей. В одном из них сидит Максимов и с ужасом смотрит на краба. Тот идет прямо по проминающимся крышам автомобилей, из которых выбегают ошалевшие люди и скрываются в переулках. Краб движется по направлению к Кремлю, он уже где-то в районе Пушкинской площади. Вот краб берет клешней подвернувшийся «лэнд ровер». Кузов джипа сплющивается и хрустит. Краб подносит его ко рту, откусывает кусок крыла вместе с колесом, но потом отшвыривает невкусный «ровер» прочь. Тот улетает куда-то на Тверской бульвар. Краб подбирается все ближе к автомобилю подполковника, Максимов понимает, что надо бросать машину и бежать, но не может этого сделать, вцепившись в руль и зачарованно глядя на огромного хитинового монстра.

— Ты где? — говорит Ольга, гладя Максимова по голове.

Максимов вздрагивает.

— Я, кажется, задремал… Пойдем?

— Пойдем.

Ольга нашаривает в темноте свою одежду.

Пара взбирается от моря наверх, к лесу и дальше к дороге.

«А если начнется война? Я не хочу воевать против этой республики, — думает Максимов, шагая рядом с Ольгой. — Вырою здесь землянку, как Сергей Лазо, и буду жить. Или вообще уехать куда-нибудь с Ольгой…» Подполковник уже не уверен, что Тихоокеанскую республику следует непременно присоединять к России. Пусть остается этот прекрасный военно-морской оазис, этот отдельный остров в границах одного материка. Против присоединения восстает уже природное эстетическое чувство Максимова, тогда как экономика, геополитика и прочие подобные категории отходят на второй план. «Это красиво!» — понимает он и не хочет портить эту красоту даже из высоких государственных соображений.

Но желания желаниями, а задание надо выполнять. Ведь он, как и Каплей, тоже на работе. Он — тоже профессионал.

Морская ферма компании «Гребешок Пасифик». Берег моря, причал, ночь. Хлещет сильнейший дождь, заливая дороги и следы. Он мешает видеть и слышать. Из домика поста охраны выходит человек. Осматривается по сторонам. Достает какой-то передатчик и негромко командует:

— Операцию по захвату морской фермы начать прямо сейчас. Усиление по первому варианту. Охрана нейтрализована. Обеспечиваю — я.

В человеке мы узнаем Максимова, одетого то ли по-военному, то ли просто по-походному. Как добросовестный офицер, он стремится выполнить свою задачу даже тогда, когда сам уже не уверен в том, что эта задача — правильна. Он сумел проникнуть на морскую ферму и намерен организовать захват партии гребешка и специального оборудования для его выращивания. Тем самым он надеется открыть один из важных секретов Тихоокеанской республики, без которого, как он решил, понять ее будет невозможно.

Спустя считаные минуты в квадрате N Японского моря всплывает подлодка. Сначала над водой показываются какие-то антенны, потом — рубка и жирные черные бока, с которых стекает вода. Еще через какое-то короткое время от лодки отчаливает легкое плавательное средство с мощным, но нешумным мотором. На нем — отряд бойцов спецподразделения ГРУ российского Генштаба. Спецназовцы-«грушники» берут курс на морскую ферму «Гребешок Пасифик». Моторка ныряет в неглубокие волны, бортов почти не видно из-за сплошной дождевой завесы, но она не сбивается с курса, идет прямо и уверенно. Лиц бойцов, сидящих в два ряда в лодке, мы не увидели бы даже при ясной погоде — они в чем-то вроде масок и от этого кажутся бесстрастными и неумолимыми потусторонними близнецами-зомби. Они хорошо экипированы — прикрытые бронежилетами бока топорщатся от оружия, боеприпасов, раций… В руках каждого — оружие с необычными стволами. Такие бывают у автоматов или пистолетов, способных стрелять бесшумно.

Максимов возвращается на пост охраны, входит внутрь. Убеждается в том, что охрана нейтрализована надежно — связанные тела не шевелятся. Проходит в соседнее помещение, явно другого назначения — здесь стоят огромные аквариумы, какие-то приборы… Листает лежащий на столе журнал, оглядывается по сторонам. Надо будет захватить не только образцы продукции, но и документы, и оборудование тоже — возможно, как раз технологии окажутся самым ценным из обнаруженного. Ценнее, чем сами моллюски, какими бы уникальными они ни были сами по себе. Подполковник выходит наружу, на причал, подходит к черной воде.

Здесь начинается производственная зона фермы. Максимов, напрягаясь, вытягивает из воды какую-то сетку. Она оказывается наполненной гребешком. Вот они, знаменитые гребешки, только что извлеченные из их естественной среды, — еще живые, в раковинах, не то что в ресторане… «Я все-таки добрался до вас», — думает подполковник. Он внимательно осматривает двустворчатые белые ребристые раковины — крупные, в ладонь и больше ладони. Раскрывает одну, видит толстый белый «пятак» в окружении тонких белых и желтоватых тканей, которые местные жители называют «мантией». Выковыривает пятак и, поколебавшись несколько секунд, глотает его сырым, недоверчиво прислушиваясь к необычным вкусовым ощущениям.

Максимов пошатывается, хватается, чтобы не упасть, за кнехт и присаживается рядом. Он держится сначала за горло, потом за грудь, часто дыша, потом берется за кружащуюся голову. Ничего подобного он не чувствовал никогда. У него как будто под кожей заходили упругие, гладкие дельфины, и сам Максимов уже не чувствует себя здесь Инопланетным Гостем. Он ощущает себя дельфином — гармоничным существом, наконец попавшим в родную среду, а до того вынужденным долгие годы обитать в чужой, некомфортной и враждебной действительности. «Как же я раньше… Что же я раньше…» — полощутся в его запутавшейся голове последние отчаянные, восхищенные и несвязные мысли.

Кабинет в штабе «Комитета-3000». Знакомый нам Капраз во главе стола. Теперь в кабинете больше людей — кроме Каплея и Каптри здесь присутствует добрый десяток человек в форме и штатском. Лица спокойные, но встревоженные. Капраз нервно вертит в руках ручку, но спохватывается и оставляет ее в покое.

— Я слушаю, — говорит он своим резким, требовательным тоном.

— Группа захвата выслана по адресу Светланская, 73, — докладывает один из людей в штатском. — По нашим данным, объект снимает квартиру в этом доме. Вторая группа наблюдает за связью Максимова — сотрудницей турфирмы по имени Ольга.

— Хорошо, держите меня в курсе. Что еще?

— Товарищ капитан первого ранга, — докладывает Каптри. — Только что поступил сигнал о попытке захвата фермы «Гребешок Пасифик» неизвестными лицами. Вырубили охрану, но вроде бы все живы и относительно здоровы.

Капраз сверлит докладчика цепкими темными глазами, как электродрелью:

— Ущерб? Что исчезло? Что разрушено?

— Товарищ каперанга, точнее я вам доложу позже, но, согласно предварительным данным, не пропало ничего. Все это очень странно, но, может быть, диверсантов кто-нибудь спугнул…

— Ясно. Отправляйтесь на ферму и разберитесь лично. Потом доложите. По Максимову, — переключается он на первого докладчика. — Захватите — доставить сюда. Пока все. Следующее оперативное совещание, — он смотрит на хронометр, — в семнадцать ноль-ноль здесь. Свободны.

— Честь имею! — Каптри поднимается, за ним поспешно поднимаются остальные.