Глава двадцать пятая

Утро не принесло хранительнице ничего хорошего, кроме картинки, которую показал дракон.

Танельс мирно спал в своей избушке, одной рукой крепко прижимая к себе клубок белого меха. Судя по доверчиво высунутому язычку, щенок ничего не имел против такого обращения.

– Спасибо, – поблагодарила девушка и с надеждой посмотрела в желтые глаза. – А как у тебя дела?

– Ищу, – помрачнев, буркнул он, помолчал и заявил: – Леа, тебе придется сегодня принять послов. Не желаешь встречаться с ними в столовой – тогда после завтрака. Если очень тяжело с ними разговаривать, могу посидеть рядом в личине Арвиса, хотя это худший выход. Среди них может быть шпион черного, и он сразу раскусит обман. Лучше я буду подсказывать, если услышу ложь.

– Может, тогда просто объявить им, что в тронном зале нельзя солгать? – задумалась Леаттия, припомнив суд.

– Хорошая мысль, – хищно усмехнулся Рорн. – В алтарь давно пора добавить заклинание, проверяющее истинность обетов.

Он давно исчез, а герцогиня все сидела у окна, с тоской думая о том, как некстати все эти послы, гости и дела! Сейчас ей вовсе не до них, больше всего хочется плакать или, вцепившись в алтарь, просить далеких богов спасти ее любимого. Ну почему она не попыталась уговорить Эгриса хоть изредка сообщать ей, как продвигаются поиски? Ведь не слепая же, прекрасно поняла еще ночью, куда отправились маги, после того как устроили праздник сыну друга. И нарочно не стала ни о чем спрашивать, зная, как темные суеверны в некоторых вопросах, почти как мореходы.

– Лайна… – Появившаяся в гостиной Ирсана явно не случайно обращалась именно так, давая понять, что явилась по делу.

– Что-то случилось?

– Там пришли те горожане… за Гореном. Дракон сказал, что ростовщик здоров, но нужно с ними поговорить, мы завтракаем на втором этаже.

– Идем, – поднялась из кресла Леа, еще минуту назад искренне мечтавшая, чтобы все эти переговоры кто-нибудь провел вместо нее.

А теперь чувство ответственности за свой народ и понимание, что это общение необходимо и ей самой, заставили девушку поправить прическу и почти уверенно двинуться в сторону столовой.

Ирсана молча шла рядом, ничего не объясняя и не задавая вопросов, и хранительница испытывала к ней глубокую благодарность за эту деликатность.

В столовой обнаружились Эгрис и Вельтон. Маги не сидели смирно согласно этикету в ожидании герцогини, а вовсю завтракали: деловито резали жаркое, непринужденно добавляли на тарелки новые порции маринованных харказских овощей с острыми приправами, с аппетитом запивали горячим взваром куски мясного пирога. И от этого их спокойствия и убежденности в благополучном окончании поисков у Леаттии стало чуточку светлее на душе.

– Пригласите сюда горожан, – велела она дворецкому и прошла на свое место.

– Там уже полный зал гостей, – деликатно напомнил старый слуга.

– Им вчера сообщили о времени аудиенции, – мирно пояснила ему герцогиня. – И не моя вина, что они не понимают нашего языка.

Дворецкий согласно кивнул и ушел, а за столом вдруг стало на одного человека больше. Через стул от Леаттии сидел Бензор и стремительно наполнял мясом и икрой широкую тарелку.

– Снова не было времени поесть? – понаблюдав за скоростью, с какой исчезает еда, сочувственно вздохнула хранительница.

– Просто спешил сюда, – рыкнул он голосом дракона, и маги снисходительно усмехнулись.

Все с первой секунды поняли, что это не их казначей, тот всегда ел очень неспешно и как-то вдумчиво.

– Сейчас перенесу сюда Горена, – проглотив последний кусок, предупредил он. – Поговорите с ним, мне некогда голос менять.

– Неси, – согласился Эгрис, и в тот же миг посреди столовой возникло легкое ажурное кресло, в котором сидел потрясенно замерший ростовщик.

По его лицу было понятно, что Горен никак не ожидал перемещения с такой скоростью.

– Ваша светлость… – обнаружив прямо перед собой Леаттию, попытался он привстать, но глава гильдии сурово прикрикнул:

– Сиди. Рано еще ногами пользоваться. Хотя бы дней пять потерпи, потом начинай понемногу. А сейчас поешь.

Кресло ростовщика само подвинулось к свободному месту, и перед растерявшимся мужчиной возникла тарелка.

– Да я ел, – вздохнул он, однако покорно взял в руки вилку и принялся за еду.

Леаттия поглядывала на бывшего калеку и мрачнела – не похож был этот Горен на себя вчерашнего.

– Ваша светлость, пришли горожане Югрета.

– Пригласи их разделить с нами трапезу, – велела герцогиня и кивнула в ту сторону, где сидел ростовщик.

Но они и сами его уже заметили, гуськом потянулись ближе, стеснительно и чуточку неуклюже устроились на краешках стульев.

– Ну как ты тут? – громким шепотом осведомился старший из гостей, и ростовщик вдруг тяжело вздохнул.

– Что… не вышло? – огорчился второй, моложавый быстроглазый мужчина, одетый как торговец или хозяин чайной.

– Все у нас вышло, – строго сообщил им Вельтон, – вы и сами можете убедиться. Просто ходить ему пока нельзя, нужно учиться снова, как ребенку. А ему хочется сразу бегать.

– Ну, это и зайцу понятно, – облегченно выдохнул третий, самый крупный и плечистый горожанин, – быстро в таком деле никак не возможно. Да вы не беспокойтесь, мы его сейчас заберем и парнишек приставим, а лучше еще и Анису. С ней никому не справиться, женщина строгая.

– Вы меня еще с ложки кормить вздумайте, Рив, – возмутился Горен. – Я никому не позволю собой распоряжаться!

– А они и не распоряжаются, – мягко возразила от порога Миралина и улыбнулась друзьям. – Не опоздала?

И снова перевела взгляд на насупившегося ростовщика, вяло ковырявшего кусочек мяса.

– Тогда подайте мне горячего взвару, выпью за компанию. А вам, господин Корзо, дам один совет, хотя обычно такими ценностями попусту не разбрасываюсь. Не ищите чудес за морями, оглядитесь повнимательнее и поймете, что они рядом.

– При чем тут моря? – шепотом спросил у соседа Рив, но ответил ему Вельтон:

– Ваш ростовщик мечтал по миру путешествовать, а теперь боится, как бы вы его не заперли в городской управе.

– Что мы, звери? – возмутился старший. – Пусть себе едет. Он нам и так столько добра сделал, ничем не отдаримся.

– Только поздоровеет, и сами в карету посадим, – подтвердил Рив. – И охрану отрядим, на дорогах нынче неспокойно.

– Так я могу идти домой? – Горен с прежним вызовом глянул прямо в лицо Леаттии.

– Можешь, – открыто улыбнулась она, вспомнила про гуляющих по нижним залам послов и твердо добавила: – Однако ходить тебе рано. Маги вас порталом отправят, как позавтракаете.

Они ели торопливо, но аккуратно, очень стараясь не оплошать перед правительницей и ее советниками, и все же сжигающее желание поделиться с друзьями ошеломительной новостью сквозило в каждом взгляде и слове.

– Благодарим, – дружно поднялись с мест гости, едва сочли трапезу законченной, окружили ростовщика и крепко уцепились за его кресло. – Мы готовы.

– Спасибо за совет, – вдруг хрипловато поблагодарил целительницу Горен, и она лукаво усмехнулась в ответ:

– Нужно будет еще – обращайся.

– А теперь вам пора встречать послов, – объявил дракон, когда его пациент с друзьями исчез в мгновенном портале. – У кого-то из них очень важные сведения.

И, как всегда стремительно, перенес всех сотрапезников в тронный зал.

За последние дни в главном зале дворца произошли небольшие изменения. С возвышения, куда вели три ступени, исчез внушительный трон, щедро отделанный золотом и камнями. Теперь там появилось несколько удобных кресел с высокими спинками и гнутыми ножками.

– Первыми вызывай дагорцев, – опустившись в центральное, скомандовала Леаттия дежурившему у двери магу.

– Позволь мне поговорить с ними, – попросил Эгрис, усадил справа от герцогини Ирсану и устроился рядом с женой.

Слева от хранительницы села Миралина, а в соседнее с ней кресло торопливо плюхнулся Вельтон, выдававший какие-то наставления дежурившему возле алтаря главному жрецу. Бензора, точнее Рорна, ходившего под личиной казначея, здесь не было, но все знали, что без его присмотра не останутся.

– Значит, ты знаешь, почему Джар ушел из дома, – догадалась герцогиня и кивнула. – Конечно, говори, я сама хотела тебя попросить. Но не забудь, что мне не хочется выслушивать их претензии. И еще в этом зале теперь нельзя солгать.

– Не волнуйся, – уверенно пообещал глава гильдии, – Арвис нам дорог не менее чем тебе.

Больше он ничего сказать не успел, в зал вошли посланники дагорского князя. Все рослые, плечистые и светловолосые. Но выделялись трое. Шедший первым молодой дагорец в отделанной горностаем накидке, слегка нелепо смотревшейся на фоне залитых летним солнцем окон. И следовавшая за ним пара – немолодой сухощавый мужчина и державшаяся за его локоть ухоженная молодая дама, наряженная по банлейской моде.

– Княжич Донарес Гамертий Дагорский, – возвестил дворецкий, – мастер Бертений Легерро с супругой, Клодиной Легерро и сопровождающие их лица.

– Приветствую вас от имени ее светлости Леаттии Брафорт! – строго глядя на гостей, звучно объявил Эгрис. – Ее светлость рада видеть в ее родовом замке Брафорт столь видных гостей и интересуется, какие причины заставили вас преодолеть разделяющее наши страны расстояние?

Эта речь была составлена далеко не по этикету, да и тон магистра не казался достаточно любезным, хотя и в невежливости его обвинить было бы непросто. Но гости словно не услышали ни издевки, ни прозрачных намеков на свою назойливость.

– Мы желаем поздравить ее светлость с восстановлением справедливости и возвращением роду Брафортов законных званий и имений, – радушно улыбнулся Донарес и отвесил Леаттии полный достоинства поклон. – Нам хотелось бы о многом поговорить с новой правительницей этих земель, ведь у наших стран немало взаимных интересов. Но вначале я должен исполнить обещание и предоставить слово Бертению Легерро, отцу Арвилеса Легерро, объявленного женихом вашей светлости.

– Пусть говорит, – суховато кивнул Эгрис.

– Этот разговор, – шагнул вперед Бертений, – не для всеобщего сведения, задета честь моей жены, поэтому я хотел бы поговорить с ее светлостью Леаттией Брафорт наедине.

Леа смотрела на этого человека, чем-то похожего на Арвиса, и отчаянно не желала беседовать с ним ни наедине, ни при всех. Ведь ясно уже, что ничего доброго он сообщить не собирается, хорошим обычно делятся принародно. А слушать гадости про любимого ей заранее было противно, да и не верилось, что мальчишка в пятнадцать лет может совершить нечто особо ужасное. Кто угодно, только не Джар, не было в его характере ни подлости, ни жестокости. Такой не прижился бы в Белой цитадели и не сумел долгие годы терпеливо копать, строить, лечить и развлекать всех подряд.

– Нет, – осознав, что собравшиеся ждут ее ответа, резко отказала Леаттия. – Все, кто пришел сюда со мной, – мои друзья, и я им полностью доверяю. А ваши спутники наверняка давно знают, о чем вы собираетесь поведать. Поэтому или говорите открыто, или забудьте о своих намерениях.

Клодина поджала губы и метнула в герцогиню злой взгляд, но в тот же миг опомнилась, растянула рот в приторной улыбке и кротко опустила ресницы.

– Я не могу смолчать, – голос старшего Легерро дрогнул, а лицо потемнело, – дал слово. Пусть слышат все, хотя мне очень жаль. Я должен предостеречь вашу светлость от фатальной ошибки, мой сын недостоин места рядом с вами. Вы не знаете, за кого выходите замуж, лучше откажитесь заранее.

– Хватит, – не выдержала Ирсана. – Не лейте нам на головы пустую воду.

– Или представьте веские доказательства, или просите у ее светлости прощения, – поддержал ее Вельтон, холодно глядя на дагорца.

– И запомните: все сказанное в этом зале проверяется на искренность, – строго сообщил гостям Эгрис. – Взгляните на этот шар. Когда звучит правда, он остается прозрачным, а от лжи краснеет.

Лаберт неторопливо принес высокий столик, на котором мирно покоился на подушечке прозрачный шар, и удалился к алтарю, откуда вместе со жрецом с любопытством следил за происходящим.

– Я не лгу! – оскорбленно поджал губы Бертений. – Арвилес почти пятнадцать лет назад сбежал из дома, чтобы избежать заслуженного наказания.

Все невольно покосились на шар, но он оставался чистым, как ключевая вода.

По губам Клодины скользнула торжествующая усмешка.

– Если шар признал ваши слова правдивыми, – задумчиво произнесла Миралина, – значит, вы сами свято в них верите. Но истина может быть совершенно иной.

– Предоставьте свидетеля своих обвинений, – немедленно принял решение Эгрис.

– Но сначала скажите нам, за какой проступок вы пытались наказать сына? – добавила Ирсана.

– Не за проступок – за преступление… – тяжело выдохнул мастер Легерро. – За двойное преступление. Он склонял мою жену к прелюбодеянию и убийству мужа. То есть меня.

– В пятнадцать лет? – неверяще хмыкнула магиня, и все поняли тонкий намек.

Сыны севера взрослели много позже банлейцев и горячих харказцев, и в пятнадцать лет подростки еще не интересовались ничем, кроме соколиной охоты и скачек на лично обученных жеребцах.

– Пусть об этом расскажет ваша жена, – сухо предложил Эгрис, – поскольку она единственная свидетельница произошедшего пятнадцать лет назад.

– Мне нечего добавить, ваша светлость, – покорно произнесла Клодина, пряча ехидный взгляд. – Все так и было, как сказал мой дорогой муж.

Шар мгновенно стал алым.

И это потрясло дагорцев так сильно, словно им плеснули в лицо помоями.

– Не может быть… – еще ошеломленно хмурился Бертений, а княжич уже принял решение.

– Какими словами или действиями Арвилес дал вам знать, что желает вступить с вами в любовные отношения? – сурово поглядел он на Клодину.

– Слов я не помню, – бледнея, пролепетала она, – мне было не до этого. Он тащил меня в спальню…

Шар оставался рубиновым.

– Ложь, – усмехнулась Санди. – Я так и знала. Наверное, сама на него вешалась.

– Я не вешалась! – состроила оскорбленное лицо мачеха Арвиса, но шар, словно в насмешку, покраснел почти до бордового.

– Все ясно, – презрительно вынес вердикт Вельтон. – Мачеха попыталась соблазнить юного парнишку, они ведь ровесники? А его отцу к тому времени было почти полсотни лет.

– Сорок пять, – машинально поправил мага растерянно кривившийся Бертений.

– Вот именно. Для шестнадцатилетней девочки это древний старик. И она нашла более подходящий объект для обожания. А он отказал, и поскольку я хорошо знаю Арвиса – иначе и поступить не мог. И наверняка пообещал все рассказать отцу. Вот от испуга она и ударила первой, и наверняка сыграла почти совращенную добродетель очень убедительно, ведь перед ней уже открывались монастырские ворота.

По мере того как прокурор уверенно раскладывал по полочкам смысл давно минувших событий, отец Арвиса старел на глазах. Но добила его Миралина.

– А мастер Бертений, как свойственно всем самонадеянным мужчинам, – горько усмехнулась она, – сразу сделал выводы и огласил приговор. Не хочу даже знать, какая кара ждала Арвилеса, но уверена в одном: на его месте каждый сбежал бы как можно дальше. Никто в таком возрасте не станет надеяться на справедливость незнакомых судей, если даже родной отец поверил в подлый навет.

– Извините, ваша светлость, – с достоинством поклонился Донарес, – сегодня у меня возникли важные причины попрощаться. Надеюсь, вы подарите мне еще одну аудиенцию?

– Возможно, – не стала давать твердых обещаний Леаттия. Молча проводила взглядом торопливо покинувших зал дагорцев и тихо добавила: – Не будем о них. Кто там следующий?

– Гости из Харказа, – подсказал Эгрис и кивнул дежурившему у двери магу. – Зови.

– Девятый сын великого шейха Астенулея Эттаркала Харказского принц Изондей Ышеглы! – выкрикнул дворецкий, и Леаттия ему искренне посочувствовала.

Дверь распахнулась, вбежали двое юношей, одетых в подпоясанные алыми кушаками синие со звездами рубахи, полосатые штаны и узорные сапожки с загнутыми носами. Вскинули к потолку длинные дудки и гнусаво загудели.

Эгрис поморщился, щелкнул пальцами, и резкий звук стал раз в пять тише.

Вошедшие следом за музыкантами четверо юношей были одеты так же, только рубахи носили зеленые. Сгибаясь от тяжести, они тащили огромные корзины с цветами, фруктами, сладостями в резных шкатулочках и непонятными разноцветными свертками.

Цветы парни живо разбросали по залу, складывая самые диковинные и пахучие к ногам Леаттии, и Эгрис незаметно кастовал второй щит. Сладости расставили по столикам, а корзину со свертками опустили на ступени перед герцогским креслом. Глава гильдии страдальчески вздохнул и поставил еще один щит.

Последним в сопровождении охраны в зал вошел молодой харказец, и дверь наконец закрылась.

Трудно было усомниться, глядя на идущего к трону мужчину, в его знатности и богатстве. Такие красивые дети бывают только от смешения нескольких рас и тщательного отбора жен. Нежная кожа смугловатого лица с легким румянцем, черные сливины чуть раскосых глаз, обрамленных пушистыми ресницами невероятной длины, плавные дуги густых бровей, прямой нос и яркие губы, обведенные аккуратной щеточкой сливающихся с бородкой усов. К этому прилагались волнистые и блестящие черные волосы, тщательно зачесанные назад, и огромный алмаз в серьге, продетой в изящное ухо.

Чуть покатые плечи и гибкий торс облегала черная шелковая рубашка, которую он по харказской моде носил навыпуск, перетянув тонкую талию широким кожаным ремнем, украшенным замысловатыми узорами. Довершали облик синие парчовые штаны и высокие сапожки с золотыми пряжками.

На девятого сына шейха хотелось смотреть, как на произведение искусства, и он это знал, стоял молча и позволял собой любоваться.

Но едва заметив усмешку на губах Вельтона, склонил голову, прижал руку к груди и произнес чуть нараспев по-харказски:

Эгрис покосился на герцогиню, сидевшую с застывшим лицом, и ответил на своем языке:

– Ее светлость Леаттия Брафорт благодарит вас за стихи, но они тут неуместны. Герцогиня выходит замуж за любимого мужчину и никому другому никаких надежд не давала.

– Ее светлость еще очень молода и влюбчива, – с притворной печалью вздохнул Изондей, – и не имеет опыта правления такой большой страной. Ей еще неизвестно, насколько выгоден Брафорту крепкий дружеский союз с ближайшими соседями, подкрепленный родственными связями.

– Вы зря так беспокоитесь за мою страну, – с кроткой улыбкой ответила на чистейшем харказском языке Леаттия. – Она в надежных руках моих друзей и советников. Ведь это ваш поэт сказал:

Изондей счастливо улыбнулся и приоткрыл было рот, намереваясь ринуться в жаркий спор, в чем явно имел большой опыт, но его холодно перебил Вельтон:

– Уважаемый девятый сын великого шейха! Ее светлость благодарит вас за дары и стихи и надеется, что вы еще погостите в Югрете. А на сегодня аудиенция закончена, ее светлость желают поздравить послы из Гестона и ждут важные новости из других стран.

Лицо харказца на неуловимый миг застыло оскорбленной маской, раздулись в гневе тонкие ноздри, но он тут же взял себя в руки, улыбнулся еще более сладко, чем прежде, и удалился, держа спину прямо, как знамя.

– Не зря ты с ним так резко? – нахмурилась Санди. – Они очень обидчивые и горячие.

– Это не он, – оправдал Вельтона появившийся рядом с Леаттией Рорн. – Это я попросил. Там прибыл Руалис и просит о срочной аудиенции. – Дракон создал стул, поставил рядом с Эгрисом и сел, закрываясь личиной Бензора и делая вид, будто не замечает обрушившейся на зал тревожной тишины.