Глава 10
Сила тяжести и лабораторные работы
Одеться удалось довольно-таки быстро – опять пригодились тренировки Шейланы. Женщины варваров отлично понимали, что может пригодиться в Академии Мастгури, в любовных отношениях с бравыми воителями и в командировках на перекрестья.
– Пойдем подписывать у Айливерта? – Я разгладила многострадальное заявление.
– Сам подпишу. – Димар усмехнулся, ловко приблизился, приобнял за талию. – Что ж… Жду ответа, моя женщина. А так у скандров принято выражаться. – Он хитро подмигнул и притянул поближе.
Я понимала – Димар лукавит, медленно приучает к новому статусу, или приручает, не знаю уж, как правильней. Но пока меня все абсолютно устраивало.
– Когда отправляемся в командировку? И как предстоит действовать на месте катастрофы?
Димар заботливо усадил меня в кресло, сам разместился в кресле напротив и принялся инструктировать, как умел только он. Серьезно, одновременно немного иронично, в деталях, но не перегружая излишними подробностями.
Как истинный препод и начальник от бога.
– Завтра и послезавтра у нас тренировки. Мы обязательно с тобой сходим. И, женщина-физик, даже не спорь! Я буду рядом, прикрывать и следить, чтобы не попала в новую переделку. Пока местные усмиряют темную материю – кусок за куском ловят и нейтрализуют, наша задача заниматься ранеными. Выносить с «поля боя», как санитары, оказывать первую помощь в медкорпусе. Исцелять самых тяжелых, если потребуется. Шейлана и я тебя не оставим, будем постоянно держаться неподалеку. Ты сможешь спросить, уточнить что захочешь. Но главное, помни – атаки материи будут отражать другие маги! Вроде Айливерта: умелые, грамотные. Наша забота – только пострадавшие. Поверь, нам работы на недели хватит. Придется также вести занятия. Уж извини, но многие тамошние студенты остались без преподавателей. Временно, пока те задействованы в бойне. Другие пострадали в момент нападения – когда темная материя нагрянула на перекрестье.
– Новые студенты похуже, чем местные? – мгновенно уловила я намеки Димара. Начальник ухмыльнулся и подался вперед, сложив мускулистые руки на коленях.
– Да, учащиеся на Спецфаке те еще. Звери, а не студенты, как выражаются некоторые. Преподают там все, что и в остальных Академиях. Боевую магию, медицину, внушение. Сборную солянку магических предметов и разные науки для общего развития. Каждому по способностям, как говорили в Зейлендии. Ну а потребности у всех одинаковые: выучиться и не убиться, никого не покалечить и не довести тамошних преподов до желания убивать и калечить учащихся. Преподы там тоже те еще искусники: самые мощные маги перекрестий. Большинство гораздо сильнее студентов. Сердить их – как играть в салочки с акулой: веселья, адреналина и драйва много, но долго такая забава не продлится.
Димар прищурился, сделал паузу, внимательно наблюдая за моей реакцией. Я-то давно уяснила, поверила – мой скандр никогда не отправит «свою женщину» в плавание по бурному морю преподавания, не снабдив хорошим, крепким фрегатом, грамотными советами, а главное – страховкой в виде собственной великанской персоны. На худой конец – фигуристой персоны Шейланы.
– Дело не в характере вообще-то – в способностях. На Спецфаке собраны разные маги с самыми мощными и неуправляемыми дарами. Если электрический – то может и ракету отправить в дальнее путешествие по космосу. Если магнитный – повернуть ось Зейлендии, вашу планету сместить с орбиты. Если внушения – те, кто восприимчив, не скоро вспомнят, кто они такие, что делают и где сегодня находятся. Эти ребята самые опасные. Как обезьяны с ядерной бомбой. Те, что с гранатой, рядом не стояли. Еще и поэтому к ним отправляются маги энергии жизни и скандры.
– Это почему же? – удивилась я. – Какое отношение имеет исцеление или даже иссушение к внушению и электричеству?
– Совсем никакого! – подмигнул мне Димар. – Но существа с мощным даром энергии жизни почти не восприимчивы к чужой магии. Как, впрочем, и все, рожденные скандрами.
Я редко слышала из уст Димара такую гордость за собственную расу. Не в шутку, не ради запугивания, развлечения. Искренне, но без малейшего бахвальства.
– И мой дар достаточен для невосприимчивости? – Теперь стало ясно, почему Димар так бесшабашно рассказывал о преподавании в чужой Академии, где каждый студент похож на бомбу замедленного действия.
– Достаточен. Поверь, более чем. Теперь внимание. Как будем работать…
Около часа меня инструктировали… Практически каждый шаг разжевывали. Закончил Димар в своей фирменной манере. Забавно подмигнул, криво ухмыльнулся и произнес с мурлыкающими нотками в голосе:
– Ты справишься. Я тебя видел и знаю. А если что, мы с Шейланой рядом. Что на войне, что в преподавании.
Думаю, мне требовалось это услышать, чтобы не тревожиться за сложную миссию. Напряжение мгновенно куда-то исчезло, волнение схлынуло, осталось лишь спокойствие. Уверенность, что все у меня получится. Даже после схватки с темной материей, зная, на что способна гибельная субстанция, я больше не страшилась нашей командировки. Воспринимала ее как приключение, не более… Ладони сами отцепились от подлокотников, спина расслабилась, а дыхание выровнялось. Я еду в командировку с воинственными скандрами. А значит, ничего плохого не случится!
– Когда мы отправляемся и сколько пробудем в вашем знаменитом Спецфаке Академий?
– Думаю, неделю, может полторы. Наши считают, что за это время темную материю окончательно обезвредят и заточат в специальное силовое поле. Там она медленно, но верно рассасывается, не причиняя ущерба окружающим. Просто взорвать ее или уничтожить без вреда для природы невозможно. Когда распадается темная материя, высвобождается огромное количество энергии. Это как взрыв, только похуже. Воздействует не на физическом – на аурном уровне. Фактически лишает жизненной энергии. Животных, растения, даже само перекрестье. Остаются километры мертвой пустыни. Не такой, как в Зейлендии, действительно мертвой. Где ни колючки, ни жука живого. Даже бактерий – и тех не доищешься. А так материя себя же и поглощает. Медленно, но верно сходит на нет.
– А потом возвращаемся в нашу Академию? – Я откинулась на спинку кресла в ожидании реакции Димара. И она, разумеется, последовала незамедлительно.
– Да, и ты сразу на месте соглашаешься выйти за меня замуж, остаться на перекрестье в качестве спутницы жизни варвара!
Я усмехнулась – опять двадцать пять! Он понимает, знает, догадывается. Но все равно действует по-своему.
– Хочешь сказать, я дам ответ? Не соглашусь, а решу окончательно? – неторопливо подсказала я скандру – как надо правильно уговаривать женщину, что прибыла на перекрестье с Зейлендии, где без ДТП мужчинам не сдаются. По крайней мере, точно не через неделю знакомства. Димар не расстроился – вгляделся в лицо, будто читал меня как открытую книгу.
Его голубые глаза сияли – теплом, заботой и пониманием. Чувствовалось, что ответ скандру известен, но он оставляет мне простор для маневра. И я мысленно поблагодарила своего варвара.
Конечно! Куда же я от него теперь денусь? Как брошу такого замечательного мужчину? Шейлану, что стала почти сестрой? Черулину, что почти заменила маму? Я прочно прижилась в семействе Мастгури. Впервые за последние годы почувствовала себя нужной, важной и ценной. Давно я не испытывала ничего подобного. Давно не ощущала, что за спиной те, кто в меня верят, любят и ждут. Что, возвращаясь домой под вечер, встречу того, кому небезразлична. Это забытое, невероятное ощущение я потеряла со смертью мамы. С мужем вначале чувствовала так же. Но ожерелье из камней за пазухой, что оставались осадком от ссор, океаны слез – выплаканных и сдержанных – и несокрушимая стена непонимания вскоре сделали нас абсолютно чужими…
Помогла и его замечательная мама, что критиковала меня почти как тролли чужие романы на литературных конкурсах. Считала пылинки на карнизах и подоконниках, находила невидимую грязь под диванами, микроскопические пятна на ванне… Удивлялась, что я «вырядилась как проститутка» – аж в юбку до колен и водолазку под горлышко. Где же это видано, чтобы замужняя женщина ходила на работу не в бесформенном рубище! Всем демонстрируя, что она занята… Видимо, тем, что ушивает одежду… Не вечно же ходить в мешках для картошки…
После развода я отношений сторонилась. Старалась ограничиваться легкими романами, не доводя до знакомства с родителями…
Наверное, к счастью. Иначе бы не встретила ни Димара, ни Шейлану, ни Черулину. Ни остальных незабываемых скандров и не нашла бы свое место в жизни. Так же, как нашли его соплеменницы-зейлендки: Оля, Алиса, а может, и другие.
Димар мгновенно уловил мое настроение. Встал, подошел, опустился на колени, вгляделся в глаза и так улыбнулся, что стало тепло, уютно и приятно. Казалось, я век бы так просидела, ловя на себе взгляд этого скандра – вначале преисполненный искреннего тепла, затем лихорадочный, заметно возбужденный. Не могут варвары не оценить возлюбленную с ног до головы, все изгибы и впадинки.
Димар приоткрыл чуть припухшие губы, сладко улыбнулся, порочно ухмыльнулся и… резко встал, приглашая к двери.
– Женщина-физик, моя Гульнара, предлагаю срочно заняться преподаванием. У тебя сегодня лабораторные работы, у меня решение задач по механике. Или мы можем тут задержаться. Найдем преподавателя, который подменит, и предадимся новому сеансу страсти… Можем даже ректорскими цепями воспользоваться. У меня есть ключ от его кабинета. Потом расскажешь в подробностях Шейлане, чтобы она сильно удивила Гвенда. Главное, чтобы не сбежал от своего счастья.
Я усмехнулась хитрости Димара. Он снова действовал и решал в мою пользу. К новому «разврату» на столе кабинета сейчас я была совершенно не готова. Скандр улыбнулся, открыл мне дверь и вышел, не забыв напомнить о главном – собственно о цели моего визита.
– С вахтерами я поговорю по-свойски. Усердие хорошо в бою и в пытках. В нашей Академии чужаков не держат. Как, впрочем, и слабаков – они здесь не выживают… Держат только упрямых учащихся, на худой конец крепко привязывают к кушетке, когда лечат в нашем знаменитом медкорпусе. Порой и приковывают, если потребуется. Заявление отдам Айливерту на подпись. Давненько отец не читал рассказов – хороших, юморных и про Академию одновременно. Твой литературный талант он оценит. Может, опубликует в местной стенгазете. Она у нас, по древней традиции Академий, занимает стену главного корпуса, сразу напротив входной двери. Шейлана покажет, в свободное время. Напомни ей только – все-таки сборы, терапия прогульщиков, исцеление ленивых. Надо догнать, быстро обезвредить, связать и вкатить… хорошую порцию… Страха, страха и еще раз страха… Все остальное не так действенно. К физическим наказаниям ребята привыкли – все-таки проходят военные учения. Предпочитают сто тысяч отжиманий одному уколу… который не свершился. Но шприц помаячит перед носом студентов, даже слегка коснется ягодиц. А наши шприцы ты уже видела. Тут даже мамонт струхнет ненадолго…
Что ж… нам и правда пора поработать.
Димар проводил меня до аудитории, даже не пытаясь приобнять за талию. Наверное, понимал – уже не требуется доказывать, что я его, собственная женщина-физик. Об этом кричали мои глаза – счастливые глаза влюбленной зейлендки.
Бронзовая шестиметровая дверь аудитории подчинилась почти без особых усилий. Димар наблюдал, готовый помочь, и мне это тоже все больше нравилось. Он не предлагал, ни на чем не настаивал, его не требовалось просить, уговаривать. Скандр всегда оказывался рядом, в любую минуту, если потребуется.
Заметив, что я отлично справилась – и с дверью и с легким преподским шоком, скандр пожелал «спокойной пары» и зашагал дальше по коридору.
М-да… Спокойствием тут и не пахло.
Установки для изучения законов механики, а также термодинамики и молекулярной физики тонко намекали, что буйным учащимся есть где разгуляться в этой лаборатории.
Тяжелый стальной маятник Максвелла, похожий на небольшую спортивную штангу, грузы, подвешенные на паре блоков, что могут падать и вылетать на волю. Шары для изучения лобового удара размером примерно с голову младенца, цилиндр и шар на горизонтальном подвесе, способные не только показывать колебания, но также срываться и летать по аудитории.
Как тут вообще кто-то выживает?
Техника безопасности здесь и не ночевала. Да что там не ночевала – даже не заглядывала. А если и заглядывала – убегала в ужасе.
Невысокая, плечистая лаборантка-леплерка очень напоминала дискотечную светомузыку. Платье с сотнями цветных блесток, блузка с люрексом всех цветов радуги, сапоги с мириадами страз и клепок, тоже всех оттенков палитры… У меня аж глаза поначалу заслезились. Миловидная девушка заботливо подскочила и радостно представила меня аудитории – группе, где воинственных скандров с мрагулами было гораздо больше, чем других рас. Да и сидели они в опасной близости к самым тяжелым и массивным установкам.
– Ваша преподавательница, Гульнара Сергеевна. Маг, способный иссушать брови, волосы, любую часть тела и лишать энергии темную материю.
И тут меня словно резко контузили.
Только что по аудитории гуляли шепотки, смешки проскальзывали по рядам гоготом. Хруст и треск настойчиво напоминали, что мебель слаба по сравнению с учащимися. Шорох страниц убедительно доказывал – здесь методички надолго не задерживались. Те, что не рвались, не мялись, не разлетались на отдельные листки и обложки-картонки, быстро находили иное применение. В качестве записок, занятных оригами, чем-то похожих на фигурки бургуза. Наверное, даже на флаге скандров – и то красовалось это животное.
Моим видом – размерами, ростом и мускулами – ребята поначалу не особенно вдохновились. Зато рассказы о моих подвигах произвели просто фееричное впечатление.
Тишина поплыла по огромной аудитории… Казалось, шла по летнему аэропорту, вокруг сновали безумные туристы, заполошные сотрудники проверяли чемоданы, паспорта и наличие запрещенных вещей. Особенно еды, которая продается раз в десять дороже в местном ресторане. Слишком тяжелые у отдыхающих сумки, надо бы облегчить – на несколько купюр. Естественно, исключительно из гуманных соображений. Дабы не надорвались перед самым отпуском.
И вдруг все исчезло, как мираж в пустыне. Я очутилась в безлюдном поле, где только птицы изредка насвистывают да кузнечики выводят в траве стаккато.
Звуки залетали в окно с улицы. Солнечный день приближался к экватору, мощные деревья во дворе Академии слегка раскачивались от слабого ветра, на газонах шуршали и стрекотали насекомые, птицы из крон аккомпанировали занятиям.
Студенты застыли за столами как статуи – по-моему, только местные так умели. Замерли так, что даже не моргали. Уж очень впечатлились даром иссушения. И только я с облегчением подумала, что это открытие избавит лабораторию от разрушений, а меня – от забот, один из скандров нервно икнул. Могучее плечо молодого варвара, конечно же, по традиции задело маятник. Тот закреплялся на подвесе в зазоре между двумя металлическими пластинками. Маятник, естественно, не стал раздумывать – отправился в новое занимательное путешествие. Выскользнул из зазора и покатился… вначале по ногам неосторожных учащихся – мрагулы взвыли, покосились на меня и все же разразились несколькими ругательствами. Я сразу пожалела, что стала понимать языки перекрестья без переводчика. Маятник покатился по полу аудитории. Возможно, планировал выехать в коридор, полюбоваться на просторы Академии. Но шкаф с методичками его остановил.
С этого дня я отчетливо осознала: если в Академии тока и шока что-то лежит, покоится с миром, или висит, или даже прибито, оно непременно куда-нибудь грохнется. И произведет такой беспорядок, какой не всякой армии под силу. Словно предметы, вещи и мебель за долгое время нахождения в вузе впитывали не только остаточную магию, для чего их и снабжали бронзовым крошевом или просто отливали из этого металла. Казалось, вместе с остатками ауры самых диких и буйных студентов, что я встречала за годы преподавания, вещи, мебель и предметы обихода впитывали неутомимый, неукротимый оптимизм и полную неспособность оставаться на месте. Не говоря уже о неспособности воздерживаться от разрушений.
Маятник и шкаф встретились с гулом, звоном, шуршанием книг и методичек. Лаборантка шарахнулась подальше от шкафа. Тот зашатался и выплюнул в воздух ворох методичек, десятки учебников, грузы, запасные диски с шарами.
Несколько методичек красиво распахнулись, словно изображали птиц в полете, и сели прямо на головы таллинов. Скандры с соседней парты прокомментировали:
– Отлично смотритесь, как деревья со скворечниками. Главное, чтобы дятлы не поселились в домиках и не выбили в башке несколько дырок…
Таллины проскрежетали забористые ругательства, опасливо обернулись в мою сторону и, встретив взгляд, достойный василиска, замерли, не снимая с затылка методичек.
– Нет, ну а что? Может быть, знания перетекут в их головы из этих книжечек…
Я не успела заметить студента, который решил поупражняться в остроумии вместо упражнений по механике и термодинамике. Меня отвлекли – быстро и напрочь.
Тяжелые бронзовые шары и диски моментально разлетелись по аудитории и сбили с ног скандров, что повскакивали с мест, чтобы получше разглядеть представление.
– Вот! На занятиях стоять не полагается! – сообщила им довольная лаборантка-леплерка. – Даже запчасти – и те запомнили! И не смотрите, что вещи безмозглые! Поумнее некоторых, как выясняется! Пора бы и вам усвоить эту истину. Пока лежать и отжиматься не заставили.
Студенты почти рухнули на скамейки, но один случайно задел ногой столик с десятилитровыми стеклянными цилиндрами, доверху залитыми касторовым маслом. Туда учащиеся кидали шарики, чтобы определить вязкость жидкости. Цилиндры закачались, поехали, приплясывая, со звоном чокнулись и даже обменялись капельками масла, как порядочные бокалы. Мы с лаборанткой метнулись к установкам в тщетной надежде поймать их до падения. Но буйные цилиндры сдаваться не собирались. Снова чокнулись с отчетливым звоном – почти по-русски сообщили «дзинн-житесь», то ли сочувствовали, то ли предупреждали – и дружно попадали на край столешницы. Я зажмурилась, с ужасом ожидая, что стекла полетят в разные стороны. Но академическое имущество делали, видимо, из каких-то особенных материалов. Варвароустойчивых, не иначе… Уж если вещи выдерживали учащихся – легкое падение переносили без ущерба.
Цилиндры выплеснули на пол масло – да так, словно из пушки палили, и трое сальфов поскользнулись на жидкости. Зря они встали, поддались любопытству. Сальфы стремительно полетели по аудитории, усиленно пытаясь затормозить о парты. Они так лихо размахивали руками, что слишком часто попадали в товарищей. Те в долгу, конечно же, не оставались. Терли фингалы, синяки и шишки и придавали сальфам ускорение. Парты, слава богу, оказались прибиты к полу и даже к стенам намертво.
Сальфы сделали круг почета, облетев всю аудиторию по периметру. Их неудачные попытки остановиться заканчивались новыми толчками одногруппников, которые мстили за полученные затрещины.
– Вот, ребята, сейчас вы наблюдаете, как ослабление силы трения, наличие мощной кинетической энергии и полное отсутствие мозгов и координации приводит к долгому и бесславному путешествию, – сообщила потоку веселая леплерка, пока я ошарашенно наблюдала за случившимся. – Физика порой убийственная наука!
Сальфы доехали до гигантских камертонов, видимо, для исследования волн и колебаний. Звон, в котором отчетливо слышалось «Во-от вам-м-м!», сообщил присутствующим, что они уже встретились, и неосторожные сальфы стремительно отправились в путь обратно. А что тут поделаешь, если камертоны размером с человека или даже с леплера. И при ударе отвечают соответственно – не хуже, чем учащиеся, скандры с мрагулами.
– Теперь вы видите силу искусства! – ткнула в несущихся сальфов леплерка. – Музыка – вещь ужасно мощная!
– Вы хотели сказать – ужасная? Сальфы совсем не умеют играть ни на камертонах, ни на барабанах. Имею в виду – головы варваров, – проскрипела таллинка с задней парты.
Наконец сальфам удалось притормозить. Их крутануло, как и положено, и ребята уселись на колени к скандрам.
Три бравых и неподвижных варвара нервно заморгали, захлопали ресницами, и мрагул с соседнего ряда радостно пробасил:
– Ну что? Все правильно. Сальфы как бабы. Вот и стремятся поскорее на ручки.
Гогот варваров взорвал аудиторию, ударил по ушам похлеще гонга. Теперь понятно, почему наш ректор делал объявления столь громогласно. После нескольких занятий с местными учащимися преподы спокойно могли не услышать даже бой большого церковного колокола. Леплерка тем временем нажала на кнопку, которая пульсировала на стене красным. Я решила – пытается вызвать медиков, для исцеления от истеричного хохота. На худой конец – МЧС, группу мощных человекообразных сотрудников, способных усмирить десятки вандалов, спасти малую толику лабораторного оборудования…
Но в аудиторию ворвались бравые уборщицы. Таллинки сориентировались легко и без паники. Заскользили, правда, по маслу стремительно, но принялись швабрами тормозить движение. Не знаю, какие волшебные моющие средства использовали в Академии тока и шока, но пол переставал скользить моментально. Таллинки пролетели через всю аудиторию, схватились за струны еще одной установки, для изучения стоячих волн, и лихо крутанулись обратно, к выходу. Несколько таких нехитрых поворотов – от одной струны к другой, к третьей и обратно, – и уборщицы полностью затормозили. Струны громыхнули – низко и гулко, словно десятки водопроводных труб вдруг прорвало в одно мгновение.
Сальфы вскочили с колен скандров и рванули на собственные места за партами. То ли так подействовала сила искусства, то ли огромные кулачищи варваров. Но лаборантка и тут не растерялась, откомментировала, хитро прищурившись:
– Видите, как действуют стоячие волны! Нам бы, конечно, сидячих немного. Чтобы студенты не вскакивали с мест… Но тут, боюсь, даже физика бессильна…
Уборщицы времени даром не теряли. Вытерли остатки масла с пола, синхронно переступили путешествующий маятник, позволив ему врезаться в стену и отлететь обратно к шкафу, и отдали мне честь, почти как генералу.
Маятник со шкафом негромко поздоровались и в воздух вылетели десятки пинцетов. Что они делали в шкафу лаборатории, наверное, одному Айливерту ведомо… Только приземлились пинцеты аккуратно в прически ближайших студентов-мрагулов. Те резко выпрямились, перестали хохотать и замерли, будто мгновенно окаменели.
– Какие оригинальные у вас заколки! – гаркнул скандр с заднего ряда. – Хорошая вещь, многофункциональная. Хочешь, используй в прическе, хочешь, схвати кого-нибудь за ухо. Еще пинцетами можно проверить, на какой глубине расположен мозг и есть ли он вообще у вашего соседа… Для этого пинцет вставляется в ухо…
Несколько минут я старалась успокоиться. Приободриться и начать занятие. Хотя бы списки студентов выяснить. Ребята шумели, гомонили и похохатывали. Но ровно до момента, когда я очухалась и обвела лабораторию пытливым взглядом.
Снова передо мной застыли статуи. Отлично! Дисциплину вроде наладили. Главное – избежать новых разрушений. Или хотя бы сбежать от них в сторону.
– Итак, силу тяжести мы изучили. Масса студенческой дури, помноженная на вес маятника и поделенная на удачно пролитое касторовое масло, мгновенно производит эффект катастрофы.
Мою реплику учащиеся оценили не сразу. Внезапно один из скандров поднялся, кивнул на доску – хорошую, коричневую – и произнес:
– Я вспомнил эту формулу. Она украшает другую лабораторию.
Я удивилась, но решила полюбопытствовать.
– Пишите, – предложила сероглазому варвару.
Скандр вышел к доске и вывел – буквами размером с голову учащегося:
Я уставилась на формулу для закона гравитации. Сероглазый студент довольно улыбнулся – почти как Димар при нашем знакомстве – и процитировал креативное описание:
– Сила тяжести наказания учащихся равна массе студенческой дури в лаборатории, помноженной на массу сбитых установок и деленной на расстояние побега в квадрате. Студенты ведь пытаются спастись от возмездия, то есть от полного и безграничного исцеления. Но есть еще загадочный коэффициент гамма. Он обещает «гамму незабываемых ощущений, полученных студентом в процессе приключения». Вначале от бега с препятствиями по Академии, особенно когда препятствиями становятся самые крупные и мощные преподы. Затем от встречи с медсестрами медкорпуса.
Несколько минут я только сглатывала. Но потом начала командовать учащимися. После моего внимательного взгляда, будто прицеливающегося для иссушения, и указания на знаменитую формулу ребята вели себя ну просто как шелковые.
Установки собрали, эксперименты закончили. Я даже поразилась студенческой смекалистости. Мои первокурсники не с первого раза и как включать-то установки догадывались, не то что правильно провести опыты. Здешние – включили, работы сделали, даже методички почти не порвали. Так, слегка смяли от особого усердия.
Заметив мое искреннее удивление, лаборантка сжалилась, подошла и шепнула:
– Это же медики, они самые умные. Сюда без высокого интеллекта не набирают. Но уровень лоботрясничества у нас зашкаливает. Горе от ума, как говорят в Зейлендии… Поэтому медблок никогда не пустует. Вам повезло с даром иссушения. Иначе они так быстро не работали бы.
Я еще по приезде заметила, что медицинский блок Академии лучше никогда не упоминать всуе. И этот случай не стал исключением.
В окно влетел истошный крик:
– Я шел на лекцию! Честное слово! Просто не дошел… Эм… Задумался о вечном… О вечных наказаниях в нашей Академии, и в ужасе подвернул правую ногу. Упал и долго не мог подняться под тяжестью думы о наказании. Она висела как камень на шее, тянула к земле силой тяготения. Слыхали про такую? Убойная штука! Сколько народу из-за нее шмякнулись: с деревьев, балконов, из окон и башен! Не сила – а орудие массового поражения! Совсем никакого у нее гуманизма. Потом я встал и побежал на лекцию, заметьте – превозмогая боль в лодыжке. Все-таки растяжение я заработал. Это я как будущий медик утверждаю. А растяжение приводит к воспалению…
– …хитрости, лени и бурной фантазии, – закончил за парня голос Шейланы. – Ну дак мы тебя, дорогой, моментально и вылечим. Растяжения я лечу исключительно током. Подаешь разряд на больную ногу… или на ногу больного… не важно, и парень летит на занятия птицей. Вот сколько ни проверяла – всегда одно и то же. Нет другого такого лекарства от всех недугов, как электричество из нашей чудесной фамильной установки! Лучше только электрокушетка…
– Не надо, ну пожалуйста! Я просто ошибся. Диагноз себе неверный поставил. Слышал, в Зейлендии студенты-первогодки лучших тамошних медицинских вузов ставят себе все возможные диагнозы. От гематомы молочного зоба до грыжи носа и среднего уха. Вот на меня что-то и нашло… Буквально наступило тяжестью информации.
– Спокойно! Сестра? Он что, сопротивляется? – послышался голос Ламара Мастгури.
А следом истошный вздох студента – не думала, что вздыхать можно так громко.
– Хочу тебе открыть непреложную истину, – начал малой ласковым голосом. – Нет ничего приятней для хирурга, чем самому собирать человека. Это же практически уровень бога… Но разобрать-то вначале потребуется. И как главврач со столетним стажем, ссылаясь на долгую медицинскую практику – а практиковал я на студентах и пленных, могу подтвердить мнение Шейланы. Не важно – растянута ли у тебя лодыжка. Врач сказал – лечиться, значит, лечиться. Скажем – учиться, значит, учиться. Ты, кстати, сам-то что предпочитаешь?
– Учиться! – мгновенно отрапортовал парень. – Готов даже справку приносить о посещаемости. Может, не надо этого, тока?
– Надо! – вынес вердикт Ламар. – Сам посмотри – у тебя вон трясучка, по-нашему, по-медицинскому – тремор конечностей. Обычно он становится «конечным тремором» сразу, как я назначаю лечение. Глаза у тебя совершенно неестественно выпучены… Расширены, если выражаться по-умному. В этой Академии Войны и Мира все медицинские термины растеряешь. Там контингент к такому не приучен. Бросишь, к примеру, слово «контузия» – и мозг студентов контужен полностью. Им что конфуз, что контузия, что диффузия… Все процессы как процессы переноса – переносят студента из бодрого состояния в состояние полной и глубокой кататонии. Слышал про такую?
– Не-ет… – простонал студент.
– Это когда учащийся сидит за партой и выглядит как младенец: рот приоткрыт, слюна капает, глаза выпучены, а на лице выражение несокрушимой интеллектуальной девственности… Такой, что без дубины ну вообще никак… Да по башке, чего ты краснеешь? Пошлости думать будешь в общежитии, там для этого все условия. Женщины, кровати и еще раз женщины… Иной раз потянет на философию. Скажешь, что ласковый удар тока лечит катаракту и заикание… Студенты потом часами обсуждают. Мол, катапульту следует отражать мощным ударом тока в перемену (так они понимают переменный ток). Правда, потом начнешь заикаться, ибо заденет и катапультой, и током. Зато какие незабываемые ощущения! Еще внукам сможешь потом рассказывать. Если, конечно, что-то припомнишь… Короче! Мы-то с тобой люди умные. Ну, я-то точно, да и ты немного. Был бы много – здесь не сидел бы, сидел бы на лекции, впитывал знания. И чтобы они получше впитались, вначале нужен удар тока. Поверь, он бодрит как ничто на свете. Снижает сопротивление к точным наукам, а к гуманитарным – так вообще снимает. Просто как рукой, выражаясь по-зейлендски.
– Я уже бодр! И хочу учиться! Сопротивление снижено просто до предела. Примерно как у сверхпроводников в холодильнике! То есть почти до полного отсутствия! Пожалуйста, отпустите с миром на лекции… Ламар Айливертович… Шейлана Айливертовна…
Мои студенты тоже притихли, усиленно вычисляя результаты по формулам. Даже калькуляторы для подсчетов не использовали. Варвары варварами, а и правда ведь умные. Что ж. Хотя бы какая-то радость.
Буду утешать себя тем, что двоечники не потому так плохо сдают экзамены, что не способны выучить физику, а просто еще не посещали медиков. Вернутся оттуда – и переэкзаменовка пройдет под девизом «Знание – жизнь! И лучшее избавление от встречи с врачами».
Итог занятия впечатлил несказанно. Такое в родном вузе случалось редко, и никогда – на первой же практике.
Точно и верно рассчитанные лабораторные. Шесть методичек в форме бургуза. Причем у меня складывалось странное ощущение, что студенты в запале и физическом экстазе приняли их за настоящие, съедобные. На всех книжицах в картонных обложках остались заметные следы укусов.
Двадцать литров касторового масла ушли на фигурное катание по аудитории.
Искусство, как обычно, потребовало жертв – среди участников представления и зрителей… Слава богу, у меня отличная реакция. Тренировалась на гололеде, в родной Зейлендии. Там по двору летишь, как по маслу, хватаясь за столбы, как за парты в лаборатории, и сильно надеешься не впечататься в дерево. Не сесть на обледенелые скрипучие качели, которые несколько лет только и держатся на честном слове любимой мэрии города починить аттракционы и детские площадки. А еще на драных веревках и зимней изморози.
Леплерка-лаборантка по имени Мариста долго жалела «испорченный продукт». Я уже испугалась, что эта раса пьет касторовое масло на завтрак… совсем не ощущая слабительного эффекта. Но Мариста вздохнула, вскинула глаза и утешила меня другим объяснением:
– Мы еженедельно втираем его в волосы. Локоны становятся мягкими, шелковистыми. Косы хотим, как у семейства Мастгури или их гостя – Вархара Изилади.
Кажется, не одна я такая испорченная завидовала шикарным шевелюрам скандров. Мариста внезапно на мне сфокусировалась и спросила без осуждения, практически с сочувствием:
– Вы поэтому Димару волосы иссушили? В Зейлендии такие брачные традиции? Нельзя, чтобы у мужа волосы были намного пышнее, чем у супруги? Хорошо тогда, что дело в прическе… Не в зубах, ушах или даже глазах.
Я решила не разочаровывать леплерку тем, что просто хорошенько промахнулась с даром. Варвары гуманности не понимали. И, судя по их собственным байкам, брачные игры перекрестных рас больше походили на бои без правил… А то и вовсе – на акробатические этюды… Но наши, зейлендские, эротические романы даже на перекрестьях не смогли переплюнуть. Впрочем, я бегу впереди паровоза… Об этом чуть позже, из уст Сласи, как главного действующего лица и пострадавшего…
Самым гуманным поступком аборигенов стало исцеление током и шоком. Я сверкнула глазами под стать василиску и постаралась зазывно улыбнуться – так, чтобы даже студенты заойкали и заметались по аудитории, в ужасе проверяя – выключили ли установки. Мало ли? Почему препод так скалится?
Мариста оценила, показала большой палец и отправилась забирать у ребят методички. По крайней мере, то, что от них осталось.
Я невольно усмехнулась собственным мыслям. Вот уж где нет никаких проблем выполнить планы по выпуску пособий – так это в Академии Айливерта Мастгури. Тут каждую практику гибли методички. И преподаватели могли с чистым сердцем еженедельно выпускать новые, перевыполняя все министерские планы. Лет эдак на десять или двадцать вперед…
Покалеченные и разобранные на паре установки ребята собрали и завинтили.
Без напоминаний и указаний вырубили все фазовые переключатели.
Вот ничего себе! Медики так медики! А ведь выглядят-то как настоящие варвары: крупные, грубоватые, не слишком смекалистые. Видимо, такие как раз и учатся в упомянутой Ламаром «его Академии». Где сложные термины следует дозировать, еще лучше – держать при себе и не умничать…
Мало ли как интерпретируют учащиеся малознакомые слова и понятия… Они ведь воители, вовсе не медики. Видимо, буйные, наверняка – мощные… И, уверена, способны довести Академию по традиции до полного и безграничного шока преподавателей, лаборанток, уборщиц и здания, не говоря уже о лабораторном оборудовании…
А чем корпуса хуже? Тем, что бронзированные? Пусть тоже схлопочут невероятные впечатления! Пожалеют, что вросли в землю фундаментом, не заимели колесиков, крыльев и лыж. Иначе бросились бы врассыпную, оставив обитателей собственной Академии на голом пустыре, покрытом туманом, что неизменно стелется на перекрестье…