Глава двадцать шестая
Эталонша красоты и свет мой, зеркальце, заткнись!

Белоснежка несколько раз перечитала письма с «глубочайшими извинениями». Гномы уверяли ее в «искренней дружбе», просили «простить их за необдуманные письма, написанные сгоряча», горячо клялись, что такое больше не повторится, и всячески посыпали голову пеплом.

– Странно, обычно они писали небрежно, а здесь все буквы такие ровные, красивые! – удивилась Белоснежка, сравнивая почерки. – Раньше они писали одно письмо на всех, а тут семь одинаковых…

– Каждый решил лично попросить прощения, – кротко заметил Фей. – В порыве единодушия.

Ага, единодушия! Когда мы пришли к гномам снова, на их лицах было такое уныние, что я на всякий случай их пересчитала. Шесть? Как шесть? Где седьмой?

– Не выдержал! – буркнул гном в синем, пряча глаза. Мне стало как-то не по себе.

– Приношу свои глубокие соболезнования, – вздохнула я, прикидывая, что не хватает самого маленького, фиолетового.

– Не стоит… Он сейчас в лучшем месте и в лучшем положении, чем мы все, – угрюмо заметил красный, с сожалением глядя на пустой стульчик.

Дверь открылась, и на пороге появился… фиолетовый:

– Там засорилось. Я палкой чистил! Еле пробил! – радостно воскликнул он, но радость его померкла, когда он увидел нас.

– Письмо для Белоснежки! – заявил зеленый, протягивая мне мятую бумажку, где было написано:

– Я вижу, что все тут шибко грамотные, – ядовито заметил котишка, глядя на мрачные лица гномов.

Котофей запрыгнул на стол и торжественно объявил, что в связи с поголовной безграмотностью среди гномьего населения он решил провести тотальный диктант, по результатам которого выживут лишь самые грамотные. В прямом смысле этого слова.

– Дорогие гномы! Вот и подошел к концу наш учебный план. Потому сейчас мы дружно сядем и напишем небольшой диктант. Доставайте листочки, перья, прячьте учебники, садитесь ровно. Диктант называется «Приносим свои глубочайшие извинения, уважаемая Белоснежка!». Пересдачи не будет! Поэтому пишем сразу красиво, аккуратно и грамотно! У соседей не списывать! За списывание я, как добрый учитель, сразу выкалываю глазик! Так что вспоминаем все правила и пишем молча. Если вам что-то непонятно, поднимайте руку вверх и ждете, когда я обращу на вас внимание. Обращаться ко мне исключительно на «вы» или Летифер Фердинандович.

Я потухала, чувствуя, что с таким именем-отчеством нужно работать только в детсадовской логопедической группе. «Фе-фе-фел Фе-фе-на-на-вись». Дети раньше научатся самостоятельно завязывать шнурки и убирать за собой, чем выговорят имя воспитателя.

– Мышка, не смотри на меня так, словно я раньше в гестапо работал. Я, между прочим, два года жил у одинокой школьной учительницы! – заметил котофей, царапая когтями столешницу.

На лицах сопящих от усердия гномов была написана простая истина: «Кто-то приносит радость, приходя в жизнь, а кто-то – сваливая из нее». Так вот, мы с Феем были больше по второй части. Насчет меня они еще сомневались, а вот насчет Летифера Фердинандовича были единодушны.

– Итак, Единый Гномий Экзамен, в простонародье ЕГЭ, окончен. Сдаем работы. Время вышло, – заявил котишка, пока я собирала листочки. – А теперь до свидания. Я не прощаю и не прощаюсь.

При воспоминаниях о ЕГЭ по моим губам поползла довольная улыбка. Белоснежка еще раз недоверчиво прочитала «извинения», а потом взглянула на портрет своего принца. Я его узнала, он висел в нижнем ряду Аллеи славы нашего замка. Жаль… Искренне жаль…

– Благодарю за то, что вы сделали для меня и для него, – произнесла красавица, подписав наши документы. – У меня есть для вас подарок. Когда-то это зеркало принадлежало моей мачехе, но я дарю его тебе, Принц. Таких зеркал немного, так что оно действительно очень редкое и ценное.

Слуги на бархатной подушечке принесли мне зеркало, смахивающее на круглую расческу-щетку, только вместо щетки была мутная зеркальная поверхность.

– Возьмите, – осторожно протянула его мне Белоснежка. – Только учтите, оно понимает лишь тогда, когда говоришь стихами. Спасибо за помощь. Мы с моим принцем действительно вам очень и очень благодарны.

Я еле дотерпела до дома, разглядывая подарок в дорогой и очень красивой оправе. Мало кто может похвастаться тем, что держит в руках легендарное говорящее зеркало! Я уселась на кровати и решила пообщаться с ним. Фей присел рядом.

– Свет мой, зеркальце, скажи! Да всю правду доложи! – нараспев начала я, поглядывая на зеркало, которое тут же засветилось, приводя меня в неописуемый восторг. – Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?

Жюри регионального конкурса красоты «Мисс Мухосранск», проходящего в местном Доме культуры имени Шопенгауэра, тоскливо переглянулось. Индивидуальный предприниматель, он же спонсор этого действа, председатель жюри и главный меценат по совместительству, с удовольствием посмотрел на свою косолапую дочурку, с грацией бегемотика дефилирующую в купальнике. Еще пара конкурсов – и корона первой красавицы Мухосранска будет принадлежать ей. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы папа оплачивал!

Зеркальная гладь преобразовалась в луноликую посмертную маску – заставку телекомпании ВИD. Помнится, эта заставка по степени «ой, мамочки, я боюсь» обогнала Бабайку и других любителей киднеппинга за каких-то пять секунд экранного времени.

– Хорошо, я все скажу, я всю правду расскажу! На тебя я посмотрела… – ласково начало зеркало, а потом его интонации поменялись. – Но лица не разглядела! Поднеси его поближе, я его совсем не вижу! Посиди-ка без движенья, я считаю отраженье!

Я поднесла зеркало почти к самому носу и стала ждать результаты сканирования.

– Я взгляну еще раз… Опа! – икнуло зеркало. – Это точно чья-то попа!

Я офигела, но зеркало, видимо, сильно долго молчало, чтобы отделаться двусложной критикой моих внешних данных.

– Надевай скорей мешок, чтобы людей не ввергнуть в шок! – поучительно выдало зеркало. – На башке твоей мочалка, оторвать ее не жалко. Три прыща на подбородке. Как живешь такой уродкой? Я бы молча утопилась, если б вдруг такой родилась! Если жить с подобной миной, принц любой проскачет мимо! Мой совет – надень-ка маску, чтоб виднелись только глазки. И тогда, вполне возможно, принц не плюнет тебе в рожу!

Зеркало помолчало, а потом ласковым голосом добавило:

– Страхилатка, спасу нет. Вот такой тебе ответ! Без обмана и без фальши… Отодвинь меня подальше. У тебя ужасный вид, и сейчас меня стошнит!

Воцарилась тревожная тишина. Теперь я понимаю, почему мачеха Белоснежки была такой злой! Я не считаю себя первой красавицей, я понимаю, что в мире есть девушки намного красивей меня, но все не настолько плохо!

Могло бы оно как-то деликатней об этом сообщить! А не как повально безголосая комиссия очередного шоу «Мы умеем петь и хотим стать звездами!», услышав собственную песню в живом и куда более профессиональном исполнении «какого-то выскочки из народа», которого срочно нужно опустить!

– Мышка, оно просто не настроено! А ну! Дай-ка его сюда! Я мигом, – нежно и ласково заметил Фей, осторожно забирая зеркало у меня из рук.

Он встряхнул зеркало, пока я обтекала комплиментами. Не поэзия, а расстройство одно! Желудка. Я на всякий случай подошла к обычному зеркалу и критично осмотрела себя. Обычная. Симпатичная. Не первая красавица, но мешок на голову надевать рано!

Фей сжал ручку зеркала в когтистой руке, встряхнул его, как градусник, и выдал:

– Ты глаза свои разуй и нормально рапортуй. А не то я брошу в стенку, разломаю об коленку, стукну пару раз об стол, раскрошу тебя об пол. И всю эту красоту молча веником смету! Нужен мне один ответ. Красивее Мышки нет!

Зеркало сглотнуло, представляя в нужной очередности всю процедуру настройки.

– Я чуток не разглядела, – осторожно произнесло зеркало. – Мы исправим это дело! Верно, пыль в глаза попала! Я сквозь пыль не увидала! Пусть девица подойдет и меня опять возьмет!

Фей отдал мне зеркало и разлегся на кровати, свесив сапоги над полом и поигрывая хвостом. Зеркало прищурилось, посмотрело на меня и так, и эдак, а потом…

– Если глаз один закрыть, а второй водой промыть, ты за третий сорт сойдешь, если дальше отойдешь… Н-дя… Такую красоту лучше продавать в порту… Пьяным морякам с таверны ты понравишься, наверно… – выдало зеркало. – Если присмотреться, право… Ты красива, как ша…

– Шамая крашивая девушка на швете, – прошипел Фей, хвостом вырывая у меня зеркало и хватая его лицо когтистой рукой. – Извини, Мышка, надо его еще немного настроить… Слушай, грязное стекло, твое время истекло. Я далек от гуманизма и склоняюсь к вандализму. Ты закрой свою пилу или будешь на полу! А за «маску» и «мешок» я стираю в порошок. За последний «комплимент» разобью в любой момент! Я тебе сказал ответ! Красивее Мышки нет!

– Я – старинный артефакт! Это очень важный факт! И таких, как я, осталась пара штук, какая жалость! Так что, сударь, если можно! Обращайтесь осторожно! – заверещало зеркало, но тут же его снова накрыла когтистая ладонь. – Уберите, сударь, руку! Я немного близорука! Я исправлюсь! Вы простите! Только когти уберите! Признаю свою вину! Дайте я еще взгляну!

– Ты запомни, наконец! Пред тобою образец! Если кто-то не согласен, помни, в гневе я ужасен! Повторять я не люблю. Будешь мямлить – разобью! Думай, прежде чем ответить! Мышка краше всех на свете! – процедил крестный и засунул руку по локоть в зеркало, откуда раздались душераздирающие крики.

Через секунду зеркало снова очутилось у меня, а крестный сладенько улыбался, мол, давай! Пробуй еще раз! Из зеркала появилось луноликое лицо, воровато косясь на Фея, а потом…

– Ты прекрасна, как цветок! – елейно запело зеркало. – Мир лежит у твоих ног! Ты – красавица на диво! Ты божественно красива! Я смотрю в твои глаза и не знаю, что сказать! Нет прекрасней украшенья, безо всякого сомненья! Тот, кто видел их хоть раз, сразу выпадет в экстаз! Твой прекрасный тонкий носик явно поцелуя просит! Твои губы – лепестки, изнывают от тоски… Твоя кожа – просто сказка! Просит нежности и ласки! Мышка, знаешь, это ты… Кхе… Кхе… эталонша красоты!

Я смотрела на зеркало, которое все еще не умолкало, воспевая мою неземную красу корявыми стихами. Фей с улыбкой смотрел на меня. А я не знала, плакать или смеяться. Банальную фразу «красота требует жертв» мой котик принимал слишком буквально и близко к сердцу.

– Я твержу тебе упорно – красота твоя бесспорна! Ты – основа мироздания, о прекрасное создание… – перечисляло зеркало в моих руках. – Ты затмила всех вокруг, всех сестер и всех подруг!

– Ничего себе! – нежно произнес крестный, беря у меня зеркало и кладя на стол лицом вниз, потом прижимая меня к себе и целуя. – Я всегда об этом знал! У меня самая красивая девочка на свете! Зеркало только что это подтвердило!

– Но ведь… это… хм… не совсем честно. Верни все обратно! – задумчиво ответила я, с упреком глядя на Фея и обнимая его за талию.

«Мисс Мухосранск» торжественно надевает корону на лопоухую голову после единогласного решения жюри. Папочка в восторге! Его дочка самая-самая! Большинство мужчин просто выбросили бы зеркало. И долго обдували упавшую женскую самооценку, пытаясь вернуть ее на прежнее место, сражаясь с маленьким червячком сомнения. А вдруг и правда уродина, а я просто не замечал этого раньше?

– Еще чего! Все честно! – возмутился крестный, целуя меня в кончик носа. – Красота всегда пахнет изменой. Либо придется менять девушку, либо менять девушек, либо менять свое представление о красоте. Я выбирал четвертый вариант. Если я не собираюсь подстраиваться под мир, значит, миру придется подстраиваться под меня. Ему придется смириться с моими вкусами. А Мышке отныне придется смириться с тем, что она – самая красивая женщина на свете. Это зеркало первоначальное. Остальные копии. Так что нам досталось то самое зеркало, которое определяет стандарты красоты этого мира. Забавно, не так ли? Ах, какое блаженство, ах, какое блаженство, знать, что ты – совершенство, знать, что ты – идеал!

К вечеру, когда у зеркала пересохла амальгама расписывать мою красоту, нам пришло сразу два письма. Первое было от Рапунцель, которая умудрилась объявить в своем королевстве дефолт и теперь срочно нуждалась в финансовой помощи в обмен на то, что ее маленькая часть королевства прочно войдет в наш состав. У Рапунцель губа не дура, но и мы не самые бедные, поэтому помогли, чем могли. Она намекнула, что скоро представит нам своего «жениха», и просила, чтобы мы не расслаблялись и думали, что подарим ей на свадьбу, которая обещает быть просто шикарной.

Второе письмо было довольно странным.

– Та-а-ак! – холодно произнес Фей, высокомерно глядя на несчастного голубя, который вжался в подоконник. – Слава о красоте моей Мышки уже облетела всех? Вот так всегда! Чихни и кашляни на одном конце королевства, а на другом уже обсуждают, насколько заразно будет наклоняться к твоему гробу и лобызать твои сомкнутые холодные уста. Мышка, не хочешь к титулу «Пока еще Мисс Мира» присовокупить корону первой красавицы и достаточно увесистое королевство?

Через четыре часа я была готова. Платье лимонного цвета, украшенное драгоценностями, вечерний макияж и красивая прическа. Все, как и подобает первой красавице. Шучу, конечно. Странно, но вместо рыжей служанки была какая-то блондинка. Я вопросительно посмотрела на Фея. Крестный сделал вид, что не заметил моего взгляда.

Зеркало уже охрипло расписывать мои достоинства, а Фей смотрел, полуприкрыв глаза, периодически поправляя бантики и драгоценные заколки.

– У меня самая красивая Мышка на свете! – сладко заметил он, проводя пальцами по моему лицу, а потом коварно усмехнулся. – Я даже не знаю, что мне с этой красотой делать… Хотя нет, знаю…

Он наклонился и поцеловал мое обнаженное плечо. Зеркало туберкулезно надрывно кашляло, сипело, но продолжало:

– Ты прекрасна, как звезда… И особенно…

Фей навострил уши, краем глаза наблюдая за зеркалом. Я тоже напряглась, обращаясь в слух.

– …глаза! – выдало зеркало.

Крестный выдохнул, мол, показалось. Я тоже, если честно, заметно расслабилась. Подъездное творчество подсказывало совсем другую рифму.

– От зависти завяли розы, как бриллианты твои слезы… – пафосно распиналось зеркало. – Твоя фигура, как скульптура, и все знают, ты…

Зеркало закашлялось. Опасный момент! Мы опять покосились на зеркало. Оценка моих интеллектуальных способностей явно не входила в зеркальную компетенцию.

– Нежная натура! – выдало зеркало, снова пытаясь отсрочить свою кончину.

– Когда у него батарейка сядет? – тоскливо поинтересовалась я.

В последний раз я слышала столько комплиментов, когда шла выбирать себе арбуз. Судя по тому, что дома я ради интереса перевесила арбуз на безмене, за комплименты я заплатила гораздо больше, чем за арбузик, который, к слову, оказался совсем не сладким. Пока мне мастерски навешивали, меня профессионально обвешивали. Жизнь – боль.

– Заткнись! – процедил Фей, обращаясь к зеркалу, и зеркало с радостью умолкло.

Ехали мы достаточно долго. Один раз притормозили, когда увидели, как два знакомых коня безрадостно поднимают целину под окрики какой-то дружной многодетной крестьянской семьи. Лошадки, завидев меня, жалобно заржали, но я сделала вид, что не узнала их, и проехала мимо.

Когда мы подъехали к незнакомому и очень мрачному замку, нам навстречу лениво выползла кухонная утварь, вопя во все горло: «Хозя-я-яин! Твоя очередная Бэ приехала!»

Говорящая сковородка орала громче остальных, но даже ей не удавалось переорать чайник со свистком. Когда я вышла из кареты, пузатый чайник присвистнул мне вслед и уронил из носа кипящую каплю, навевая новую отгадку на загадку «у какого молодца утром капает с конца».

– Не свисти, – усмехнулся котишка, обращаясь к чайнику. – Денег не будет! И не вздумай кипятком писать! Так, Мышка, смотри под ноги, не наступи на блюдечко с голубой каемочкой!

Глазастая тарелка с голубой каймой и трещиной смахивала на камбалу с паучьими лапками. Она радостно скакала на своих тонких ножках вокруг меня, подмигивая одним глазом. Весь сервиз, включая подсвечники и колченогую кастрюлю, сопровождал нас до двери.

– Сервиз и сервис! – усмехнулась я, подбирая подол платья, пока поднималась по лестнице.

– Да, он и вправду опытный Дон Жуан, раз пытается соблазнить женщину набором кастрюль, – вздохнул котофей. – У меня такое чувство, что на носу Восьмое марта, а я прогуливаюсь в гипермаркете! Я понял, это намек, я все ловлю на лету, но непонятно, что конкретно он имеет в виду!

Я положила руку на дверную ручку и услышала:

– О да, детка, да… Можешь вертеть мной, как тебе вздумается! – простонала ручка мужским голосом. Фу!

Мы вошли в замок. Я зашагала по красной ковровой дорожке, ведущей вверх по лестнице.

– Оу! Наконец-то массаж! Как я люблю красивые женские ножки, которые топчутся по мне, – прошуршала мужским голосом ковровая дорожка, а прямо под ногами появились два глаза, бесцеремонно рассматривающих содержимое моей юбки. – Что я вижу! Мне кажется, что ты трусики задом наперед надела!

– Слышь, половичок! Я тебя сейчас так выбью, что мало не покажется, – прошипел котофей, свешиваясь с моего плеча.

Я быстро соскочила с дорожки и пошла вдоль нее по ступенькам. Открыв дверь, увидела кучу стульев.

– Присаживайтесь, дорогая гостья, – внезапно произнес подсвечник. – Я сейчас схожу за хозяином!

И тут я заметила, как стулья зашевелились. На тряпичных спинках открылись глаза, и все стулья двинулись ко мне.

– На меня! Нет, на меня! – наперебой заорали они, окружая со всех сторон. Я решила, что лучше сесть в кресло. Но только подошла к нему, как на спинке появились глаза.

– Приса-а-аживайтесь, – сладенько произнесло кресло, облизываясь огромным языком, внезапно появившимся из сидушки.

– Я лучше постою! – икнула я, глядя, как кресло снова облизывается. Я шарахнулась подальше от кресла и стульев. Откуда-то снизу раздался голос:

– И с каких это пор барышни вместо панталон носят полупрозрачные кружевные трусы? – басом заметил старый, потрепанный палас, прищуриваясь. – Срамота! Да в углу паутина толще, чем ее белье!

– А декольте у нее ничего так! Аппетитное! – раздался голос откуда-то сверху. Я резко вскинула голову и поняла, что стою под огромной глазастой люстрой. – Надеюсь, она туда ничего не подкладывает!

Я метнулась к шифоньеру. Шифоньер был большой, но одностворчатый, с одинокой торчащей ручкой.

– Отполируй мою ручку до блеска! – басом и с придыханием произнес шифоньер. – Я об этом всю жизнь мечтал!

– Я тебе сейчас ее оторву, ты меня понял? – заметил котишка, оставляя внушительные царапины на дереве. Стулья, которые радостным стадом гонялись за мной, споря, кому выпадет честь познакомиться поближе с седалищным нервом гостьи, обступили меня, прижимая к шифоньеру.

– Не стесняйся, – басом заметил шифоньер. – Подергай меня за ручку… Я тебе покажу, что хранится в моих тайных ящиках!

– Захлопнись! Я тебе сейчас быстро гайки повыкручиваю, – заметил котофей.

– А трусы точно чистые? – поинтересовался палас. – Или она просто вывернула их наизнанку? Нет, ну срамота! Глаза б мои такого не видели!

– Вот не хотелось мне, однако, гадить в гостях, – заметил кот, спрыгивая с меня. – Но портить мебель – это мое кошачье призвание!

Он обернулся Феем, обнажил длинные когти, красноречиво глядя на стулья.

– Всегда мечтал это сделать, но врожденная интеллигентность не позволяла, – заметил, оставляя след когтей на первом попавшемся стуле. Стул заверещал как резаный, а весь табун с ужасом поскакал в другой конец комнаты, поднимая столбы пыли. Через пять минут они паслись на паласе, изредка бросая на нас нехорошие взгляды. Шкаф тоже приумолк, а кресло предпочло отползти в темный угол.

– Я что-то не понял! – заорала люстра-подстрекатель. – Гости нам хамят? Взять их! Живо!

– Взять их! Взять их! – осмелев, загалдели стулья, снова идя в наступление. – Не у себя дома, чтобы указывать, что нам делать, а что нет!

– Да! – поддакнула люстра, покачиваясь. – Заходите левее! Нет! Правее! Мне отсюда виднее! А ты, шифоньер, чего встал? Давай, принимай участие! Тоже мне, гости! Пришли и начали тут порядки наводить! Мы, между прочим, со всей душой к вам! Со всем гостеприимством!

Через пять минут разодранные стулья похромали в угол, обиженно скрипя. Шифоньер рыдал над оторванной ручкой, а разбитая люстра валялась на ковре, который подбадривал ее, мол, соберись! Одно лишь кресло пряталось за шторкой и прикидывалось мебелью, в надежде, что его не заметят.

– Пустили Тома Сойера в гости, – зевнул Фей, выковыривая деревянную стружку из-под когтей и стряхивая с себя щепки.

– Надеюсь, что нам это сойдет с рук, – вздохнула я, бросая на пол оторванную ножку стула.

В дверях появился подсвечник и попросил подождать еще минут пятнадцать.

– А где здесь туалет? – поинтересовалась я, понимая, что не мешало бы помыть руки после схватки с пыльной мебелью.

– Дальше по коридору. Я вас провожу! – ответил подсвечник и заковылял впереди. Фей превратился в кота, запрыгнул мне на плечи, пока я открывала указанную дверь.

В уборной царила тишина. Но стоило мне войти, как кран заметно оживился.

– Ах ты, грязнуля! – заметил он томным голосом. – Если ты будешь хорошо себя вести, можешь раскрутить меня даже на горячую воду… О да, да, да! Я просто теку при виде тебя… Подставляй свои грязные ладошки… Я хочу забрызгать всю тебя…

Я, скрипя зубами, вымыла руки и собралась уходить. И тут услышала голос заправского алкоголика с многолетним стажем.

– Давай по маленькой! – сипло предложил унитаз, подмигивая и хлопая деревянным седельцем.

Я простонала, котишка зашелся в истерике.