Глава одиннадцатая
Войти в положение девушки в положении
Мы прошли в холл, где стояла белокурая девушка в длинном плаще и нервно мяла в руках какую-то бумагу, разглядывая портреты принцев. Губы ее дрожали, а в голубых глазах стояли слезы. Ее лицо напоминало мне картинку с погорельцами, где они в саже и копоти призывают беречь имущество от пожара! Самым интересным было то, что «погорелица» была… беременной.
– Принц! – бросилась она к крестному, который пальцем показал на меня.
Переадресация заметно отразилась на лице бедняжки. Такое чувство, что с сайта «Мультики для детей» ее вдруг переадресовали в «Видео для взрослых», а там тако-о-ое! В последний раз у меня было такое лицо, когда я включила мой любимый мультик про чертенка под номером тринадцать на видеохостинге, а женский голос с придыханием известил меня в рекламном режиме о том, что резиновое изделие известной фирмы значительно улучшилось и теперь сулит небывалые радости всем, кто его использует. Мозг лихорадочно строил логические взаимосвязи между рекламой и содержимым ролика, в итоге мультик, который я люблю с детства, прошел как-то незаметно.
– Эм… – оторопела гостья, глядя на мое декольте. – Эм… Принц? Понимаете, мне больше не у кого искать защиты… Я проклята… Понимаете? Проклята… Так же как и моя мать, и моя бабушка… Бабушка имела титул герцогини. Ее отец умер, оставив сиротку на попечение злой мачехи и двух ее злых дочерей… Бедная бабушка вынуждена была…
– В целом я понимаю, о чем речь, – перебила я, не желая в сотый раз выслушивать сказку про Золушку. – Принц объявил бал, явилась крестная фея, помогла твоей бабушке, принц влюбился, нашел ее при помощи туфельки, и жили они долго и счастливо…
– Не жили они долго и счастливо, – грустно вздохнула девушка, пытаясь вытереть сажу с лица. – Моя бабушка, будучи королевой, возмутилась, когда фея стала лезть в государственные дела. Король был даже рад, что за него принимают решения, а он может спокойно пировать, охотиться и проводить время с любимой женой. Когда моя бабушка забеременела, фея решила, что родится девочка, и она должна будет воспитываться в семье какого-то дровосека. Бабушка возмутилась, мол, при чем здесь дровосек? У девочки разве нет родителей? При чем здесь какая-то другая семья? Фея сказала: «Так надо! Или вас постигнет страшное проклятье!»
Гостья заплакала, закрывая лицо руками. Сажа размазалась, обнажая желтый синяк на скуле.
Ювенальная юстиция сказочного мира всегда беспощадна! Принцессы при живых родителях воспитываются ведьмами, дровосеками, крестьянами, кем угодно, но только не мамой с папой. Потому что… фее так удобно! Одной рукой топишь, другой спасаешь, а потом двумя руками держишься за власть!
Вытерев слезы, гостья продолжила, глядя на меня покрасневшими глазами и сморкаясь в грязный платок:
– Бабушка была против того, чтобы моя мама росла в чужой семье. И тогда фея сказала: «Я тебя из грязи вытащила, отмыла, почистила, судьбу твою устроила, а ты мне перечить надумала? Да ты мне ножки должна целовать! Сидела бы сейчас у камина, золу в совок собирала! У меня большие планы на твою дочь. Злая жена дровосека отрубит ей ручки, но когда девочке исполнится шестнадцать, мимо будет проезжать принц, увидит девушку, влюбится в нее без памяти и отвезет к себе! Там ее встретят злые родственники, которые, чтобы помешать браку, дадут девочке задание пошить мужу золотую рубашку…»
– Ага, и фея тут как тут! Я помогу тебе, дорогая крестница! Ложись спать и ни о чем не переживай! – сардонически улыбнулась я, глядя на своего Фея, который улыбался странной и очень зловещей улыбкой. По сравнению с феями сицилийская мафия – просто бюро добрых услуг и благотворительная организация.
– Моя бабушка спросила, а нельзя ли просто дождаться совершеннолетия дочери и выдать ее за этого принца? Но фея начала снова рассказывать про «проклятье», которое их постигнет, если они не отдадут ребенка дровосекам. Бабушка выставила фею за дверь! И фея тогда сказала: «Как из грязи вытащила, так в грязь и верну, тварь неблагодарная! Век тебе и твоим дочерям быть служанками! И будете выполнять то, что тебе скажут! Беспрекословно! Сама свое счастье испортила, дура! Ты и каждая в твоем роду будете умирать при родах, подарив жизнь маленькой сиротке-безотцовщине!» – гостья снова залилась слезами, уткнувшись в мое плечо. – Я слышала, что эту фею убили. Поделом ей, сволочи! Сколько можно калечить людские судьбы! Но фея умерла, а проклятье осталось…
Я обняла бедняжку и прижала к себе. Через минуту Золушка отстранилась, размазывая слезы.
– Внезапно выяснилось, что моя бабушка была безродной нищенкой, король разлюбил ее, брак расторгли. Он женился на другой, а бабушка осталась в замке служанкой. Правда, служанкой она пробыла недолго. Она умерла, рожая мою маму, мама умерла, рожая меня, а я умру, рожая свою доченьку… – всхлипнула она. – И она будет несчастной сироткой в этом мире… Я даже на руках ее не подержу… Мою маленькую крошку…
– Ты готова в случае, если проклятие будет снято, отдать трон своего королевства принцу? – спросил крестный, положив мне руку на плечо и слегка впиваясь в него когтями. Правильно, кто о чем, а мы о власти!
– Готова! Я же сказала, что мне не нужен трон. Я просто не хочу такой же судьбы для своего ребенка! Я хочу увидеть своего ребенка, хочу носить его на руках, целовать его… А не умереть, успев выкрикнуть имя! – Она снова зарыдала. – Я не хочу, чтобы моя дочка была сиротой!
Я сама стояла и плакала, обнимая Золушку. Она всхлипывала, уткнувшись в мое плечо.
– Что сказала фея? – спросил крестный, глядя на нас. – Что она еще сказала? Кроме проклятия! Говорила ли она какие-то условия? В письме про проклятие было только пару слов… Мне нужны подробности!
– Я не знаю… Мне не рассказывали! – всхлипнула гостья. – Перед смертью король позвал меня к себе. Он сказал, что в завещании сказано, как избавиться от проклятия. Дескать, фея поведала ему, а теперь его мучает совесть. Завещание огласят завтра… Принцы, мои дяди, меня пока не дергают, потому что уже три дня пьют от радости, прикидывая, кому достанется корона. У них даже язык не шевелится… Поэтому я смогла вырваться сюда. А то обычно стоит только куда-то отойти, как сразу: «Золушка! Бегом сюда! Пойди постирай мои штаны! И приготовь поесть! А еще почисти камины, наруби дрова и согрей воды, вымой окна, передвинь шкаф…»
– Так, все… прекращай! – возмутилась я, глядя на эту бытовую великомученицу, которой рожать со дня на день, а она шкафы двигает! Убила бы принцев, честное слово! По стенке размазала!
И мученица послушно прекратила. Я тяжко вздохнула, глядя на ее перепачканное сажей лицо. Мой Фей по сравнению с теми феями, результаты работы которых нам приходится расхлебывать, – просто… котик.
В моей голове рождался приблизительный план по спасению. Мне нужно выиграть для нее время. Если я возьму проклятие на себя, если так вообще можно…
– А можешь сделать меня похожей на нее? – тихо и задумчиво спросила я, дергая фея за рукав.
Крестный повернулся ко мне, по его губам скользнула такая улыбка, от которой я заметно напряглась, ибо ничего хорошего она не предвещала. Для меня точно.
– С удовольствием. Но от тебя потребуется полная самоотдача, – шепотом заметил он, положив руку мне на талию. – Правда, результатов придется подождать…
– И долго ждать? – задумчиво спросила я, прикидывая, как бы спасти бедняжку от лишних переживаний. Мне почему-то казалось, что магия действует моментально.
– Девять месяцев… – сладко заметил Фей, наклоняясь к моему уху и снова поглаживая мой животик.
Я подавилась слюной, глядя на крестного, который, судя по улыбке, уже мысленно махнул волшебной палочкой и отправил меня в декретный отпуск по уходу за котятами.
– Слышишь, аист, клюв заправь… – прошипела я, потянув его за прядь волос. – Я имею в виду, чтобы я была на нее похожа. Внешне! А потом…
– Ты хочешь взять проклятие Золушки на себя? – спросил с удивлением крестный, глядя на бедняжку.
– Да, я хочу. Я не хочу, чтобы она умерла при родах! Если так можно, то сделай это! – решительно произнесла я. – Ей рожать со дня на день. Вдруг у нее схватки начнутся еще до оглашения завещания? Я готова пойти на риск! Сделай так, я тебя прошу! А Золушка пусть пока останется здесь, а дальше придумаем, что с ней делать. Я хочу, чтобы у ее сказки был счастливый конец!
– А ты подумала, что у твоей сказки может быть очень плохой конец? Хм… Родовое проклятие… Родовое проклятие можно взять на себя, – заметил крестный. – Индивидуальное – нет.
– Как ты мне сказал однажды? Разберемся! – резко ответила я, чувствуя, что моя душа наполняется решимостью. – Нужно войти в положение девушки в положении!
– Хорошо, – вздохнул Фей. – Возьми ее за руку и скажи, что добровольно согласна взять ее проклятие на себя. Остальное сделаю я.
– Я добровольно, находясь в трезвом уме и твердой памяти, беру твое проклятие на себя! – гордо произнесла я, сжимая руку Золушки. Фей положил свою когтистую руку сверху и пристально посмотрел на меня.
Особой разницы я не ощутила. Просто какой-то холодок пробежал по коже.
– Золушка, сядь на пол, а ты, Мышка, подойди ко мне и обними меня! Крепко-крепко, словно ты меня любишь всю жизнь и страстно мечтаешь обо мне. Просто обнимай и молчи, – произнес Фей, глядя на меня и поигрывая хвостом.
Я с ужасом осознала, что иду его обнимать. И вот я уже стою, прижимаясь к нему, обхватив его талию двумя руками, и нежно трусь об его грудь своей щекой.
– Подействовало! – обрадовалась Золушка, задыхаясь от счастья. – Ты приказал, а я стою! Какое счастье! Я не умру! Не умру! Я не знаю, как вас благодарить…
Она упала на колени и зарыдала от счастья, поднимая на нас светящиеся от облегчения и надежды глаза. В моем положении это меня немного утешило.
– Золушка, ты в письме не писала, что именно за проклятие на тебе висит, но вот за это, – крестный кивнул на покрасневшую меня, все еще обнимающую его талию, – дом, земля и пособие на ребенка до достижения им совершеннолетия. Лично от меня.
Слуги сопроводили Золушку в отведенную ей комнату, где она пробудет до того момента, пока мы не вернемся.
– Господи! – заметил крестный с такой улыбкой, что мне стало страшно. Такое ощущение, что он только что в лотерею сорвал многомиллионный джекпот. – Я просто не знаю, как тебя благодарить за эту сказку!
– Не вздумай пользоваться моим проклятием! – возмутилась я, все еще обнимая его.
– Ладно, Мышка, пошли расхлебывать, – заметил Фей, превращаясь в кота. – Молча погладь меня! Да! Да! И за ушком почеши! О! Да! Моя ты Мышка… Левее… Еще левее… Да! Попала! О, Мышка… Что же ты со мной делаешь! Что же я с тобой делаю!
Через два часа, после того как я искупалась и села перед роскошным зеркалом, которое появилось в моей или, правильнее сказать, в «нашей» комнате, Фей саркастично заметил, что изменение внешности не входит в его портфолио, но он обязательно попробует.
– Я боюсь, как бы заклинание не спало в ненужный момент. И насчет парика сомневаюсь. Одно неверное движение – и он слетит… Я этим заклинанием никогда не пользовался и гарантировать результат не могу. Хотя… А вдруг получится? – спросил меня крестный. – Если что, нам понадобятся парик и суперклей…
Слово «вдруг» мне совсем не понравилось.
– А может, ты смотаешься в мой мир и купишь какой-нибудь осветлитель для волос? – тоскливо спросила я, глядя на свои волосы и заранее мысленно хороня каждую волосинку. Но, с другой стороны, я давно хотела узнать, пойдет ли мне блонд? Станет ли от этого моя беспросветная жизнь светлее?
Через два часа крестный вернулся с пачками осветлителя, чеком и одной пачкой черной краски.
– Одна мадам, с которой я жил, всегда так делала, – усмехнулся Фей. – На случай, если все будет непоправимо плохо.
При слове «плохо» воображаемый Киса Воробьянинов погладил свою лысину, как бы намекая мне на возможный результат.
– Ты жил с мадам? – удивилась я. Котишка никогда не делился фактами своей биографии.
– Ну да. Ей было пятьдесят восемь. И она очень любила бразильские сериалы. Я с ней вместе пересмотрел все серии «Санта-Барбары», «Просто Марию» и «Дикую розу». Не по своей воле. Она ловила меня и держала на руках. Так меня никто и никогда не пытал. Однажды я перегрыз провод к спутниковой антенне. Но мастер был вызван незамедлительно, и пытка продолжилась. К середине каждого сериала я уже знал всех по именам и люто завидовал «коматозникам». Мадам называла меня Хулио, а я снова делал вид, что глухой, и не отзывался. Ее внук чуть не остался без глаза, когда нарочно ошибся в моем имени, – заметил Фей, внимательно читая инструкцию к осветлителю и поглядывая на мои волосы.
Я следила за тем, как он сосредоточенно выдавливает тюбик за тюбиком в глиняную миску.
– Ну и вонь! – скривился крестный, размешивая расческой содержимое. – Мышка, у меня сейчас глаза вытекут… Если я ослепну, ты будешь обо мне заботиться? Водить меня за ручку? Даже в туалет… Ты меня просто напротив ставить будешь, а дальше я сам как-нибудь нашарю…
– Нет, – буркнула я, нахохлившись перед сменой имиджа.
Через пять минут мучений я поняла, что у меня тоже сейчас глаза вытекут, пока мы приносим жертву красоте.
– Не плачь, Мышка, – со слезами на глазах заметил крестный. – Плакать надо будет после того, как мы это смоем.
Обнадежил! И тут я вдруг подумала о том, что не каждый муж готов красить жене волосы. Я взглянула на плачущего Фея, слезы у которого стекали по щекам. Если вы хотите увидеть, как мужчина плачет из-за вас, – заставьте его покрасить вам волосы. Уверяю, оно того стоит.
– Я перчатки когтями порвал… – сдавленным голосом проинформировал крестный, доставая из очередной пачки новые и снова берясь за работу. Наш салон красоты «Эдельвейс» работал, не покладая когтистых рук и шурша целлофановыми перчатками.
– Ай! Да что ж ты так дергаешь… – простонала я, чувствуя, как мои несчастные волосы покидают меня на расческе. – Ты корни прокрашивай хорошо… Кто тебе разрешал закрывать глаза?!!
– Я не закрыл. Я прищурил… – простонал Фей, скривившись. – И дышать разучился… Давай вот тут покрасим, тут покрасим, а остальное шапочкой прикроем… А?
– Нет! – категорически ответила я, глядя на себя в зеркало. – Красим все! Эй! А виски кто прокрашивать будет? Кстати, когда смываться?
– Я бы сейчас смылся… Куда-нибудь подальше, – заметил Фей, пытаясь продрать расческой мои волосы вместе с налипшей краской. – Готово… Ждем тридцать минут…
Тридцать минут мучительного ожидания с проветриванием, и я отправилась смывать все это безобразие.
– Е… х… б… – простонала я, пытаясь подобрать нужное и желательно цензурное слово, чтобы емко охарактеризовать результат осветления в домашних условиях. Почему-то концы стали светло-рыжими, а вот корни – апельсиновыми, хотя обычно все происходило в точности наоборот. Кое-где были видны каштановые проплешины. Такое ощущение, что на моей голове лежит драная и, возможно, уже дохлая рыжая кошка.
– Шапочка, – постановил Фей. – А лучше косынка… Ты же представительница эксплуатируемого трудового класса!
Я захныкала, глядя на все это безобразие. Фей нацепил мне на голову косынку.
– Руку вперед выставь! Да! Да, вот так! – приказал он. – Где бы взять серп?
– Сволочь! – заметила я, держа руку впереди себя.
– Не плачь, кудряшка Сью, черная краска на столике. Как только устроим революцию рабочего класса в отдельно взятом королевстве, сразу станешь жгучей брюнеткой, – вздохнул крестный. – Не волосы красят женщину, а женщина волосы. Лицо мы испачкаем, благо глаза у тебя с Золушкой одного цвета. А вместо живота подложим подушку. Ты, главное, на ночь больше пей! Чтобы с утра лицо отечное было…
Мне принесли старое платье Золушки, ее плащ и деревянные говнодавы. Фей поговорил со слугами, и они быстро нашли для меня теплые чулки.
– Контрольная примерка! – заметил Фей, отводя взгляд от моей шевелюры. – Учти, тебя могут вызвать в любой момент! Итак! Мой приказ! Стой смирно. Я тебя сам одену!
Я стояла как манекен, пока Фей снимал с меня футболку, оставляя в старом, драном голубом лифчике и в черных трусах.
– Сними их немедленно… – услышала я голос позади.
Нет! Нет! Только не это! Я положила руки на резинку трусов и потянула их вниз, проклиная тот день, когда связалась с этой сволочью.
– Натягивай обратно! Я просто надпись на трусах прочитал! – сказал Фей. – Розовыми буковками на черном фоне. Пока ты находишься под действием проклятия, среди грамотных людей попрошу до трусов не раздеваться! В твоих же интересах…
Я простонала, вспоминая, как купила целую пачку трусов с прикольными надписями и картинками.
– Смотрю, ты заранее позаботилась о том, чтобы белье у тебя было под стать заданию… – заметил крестный и натянул мне через голову старое, штопаное и местами дырявое платье, застегнул пуговицы спереди, пытаясь отскоблить когтем прилипшую морковку.
– Юбку поднимай! – произнес он.
– Нет… – простонала я, послушно задирая юбку. – Ты что там собрался делать?
– Подушку крепить, – вздохнул Фей, щелкая пальцами. У подушки, которую он стянул с кровати, появились длинные завязки. – Готово.
Он опустил юбку и одернул ее со всех сторон. Да, действительно, я теперь выгляжу как беременная.
– Садись на стул, – приказал он, вставая на колено, отбрасывая мою юбку и натягивая мне на ногу шерстяной чулок. Надевал он его долго, расправляя с явным удовольствием, особенно чуть выше коленки. Следующий чулок постигла та же участь. Фей надел мне на ноги деревянные ботинки на огромной платформе.
– Пройдись по комнате! – потребовал он.
Я послушно встала и пошла. То есть как пошла? Примерно такой походкой я иду туда, куда меня посылают. А я еще удивлялась, как Золушка нормально оттанцевала бал в хрустальных производных магической обувной промышленности? Да после этих деревянных колодок я уверена, что она могла бы и фужеры на ноги надеть. И бегать в них, как в тапочках.
– Идет бычок, качается, сдыхает на ходу… – оценил Фей, глядя на мои потуги. Надел мне на голову косынку и размазал сажу по лицу.
– Вздыхает… – поправила я. «Это что? Лошадь цокает? Нет! Это Золушка по лестнице поднимается!»
– Нет, именно сдыхает… Ладно, пусть будет так, – вздохнул Фей, критически оглядывая мой внешний вид. – А ну-ка пройдись еще раз… Замри. А теперь иди. Только ритмично!
Я сделала неуверенный шаг, чуть не потеряв обувь.
– Летящей походкой ты вышла из мая… – промурлыкал Фей, пока я ковыляла, заваливаясь на бок и пытаясь удержать равновесие. – Стоять! Теперь иди… Только теперь шаг от бедра. Как фотомодель по подиуму.
Я снова, что называется, пошла.
– На лабутенах-ах! И в восхитительных трусах! – ехидно заметил Фей, поймав мой взгляд, полный ненависти. – Все, переносимся в чуланчик Золушки и будем ждать завтра.
Через секунду я очутилась на каком-то чердаке. Крыша прохудилась, а сквозь грубо сколоченные доски было видно звездное небо. Грязная, мятая постель разобрана, рядом валялся перевернутый горшок без ручки, а на деревянном трехногом столике в разбитой кружке стоял огарочек свечки. Все! А что вы хотели? Стиль «лофт» для очень творческих людей, что подтверждал моток какой-то серой пряжи на полу возле стенки. Над кроватью висели колокольчики с названиями комнат. Внезапно один из колокольчиков пронзительно зазвенел.
– Боевая тревога! Всем частям тела подняться по тревоге и привести себя в боевую готовность! – заметил Фей, превращаясь в кота.
Я почапала по крутой деревянной лестнице, судорожно вцепившись в шаткое перильце. Угадывать, куда нужно идти, не пришлось. Снизу раздавались пьяные недовольные голоса.
– Тварь! Ты где? А ну марш живо сюда!
Я чуть не бросилась бегом, перескакивая через ступеньку.
– Приказываю не торопиться и смотреть под ноги! – постановил кот, лежа на моей шее. – Приказываю идти медленно и осторожно! Если спросят, что за кот, скажи, что мышей много развелось, а тут как раз приблудился.
– Ты где там застряла, паскуда? – орал пьяный голос. – Давай шевелись быстрее! Сколько можно тебя ждать!
– Иди медленно и смотри под ноги, – приказал кот. Я доковыляла до двери и увидела полуоткрытую дверь, ведущую в зал. В зале стоял огромный стол, на нем валялись пустые бутылки, а на двух креслах, вольготно раскинувшись, сидели два… близнеца среднего возраста, в критической стадии опьянения. Запах стоял такой, что я чуть не закашлялась. Один из близнецов посмотрел на меня мутными глазами.
– Слышь ты, паскуда… – начал он, обращаясь явно ко мне. – Пока ты шла сюда, я уже… забыл, че хотел сказать… Короче, отнеси меня в кровать! Немедленно! Потом отнесешь Леонарда…
– Болиард, ты че? – промямлило второе тело, не открывая глаза. – Мы же только начали…
Я послушно подошла к нему, глядя, как его брат положил лицо в лужу и замычал что-то нечленораздельное. Кот соскочил с плеча, юркнул под стол и появился позади кресла в человеческом облике. Один щелчок пальцами, и тело предстоящей ноши на кресле обмякло и сползло вниз.
– Болик и Лелик, – усмехнулся Фей. – Как тебе идея? Правый глаз я выкалываю Болику, левый – Лелику.
– Смотри не перепутай, Кутузов! – усмехнулась я.
– Придется ограничиться мелкой пакостью. Крупные неприятности мы оставим на десерт, – заметил крестный, беря со стола острую двузубую вилку.
Фей взял за волосы ближайшего близнеца, провел вилкой по его щеке, оставляя глубокую царапину, а другому брату вложил эту вилку в руки.
– Все, Мышка, пошли спать. Поцарапанный – Биллиард, второй – Леонардо Ди Каприо. Легко запомнить, – усмехнулся крестный, снова превращаясь в кота. Мы поднялись на самый верх. Я посмотрела на звезды сквозь дырявое одеяло на рыбьем пуху, сняла с ног деревянные колодки и легла, пытаясь укрыться.
Кот заскочил на скрипучую кровать, отодвинул меня от сырой стены и превратился в человека. Кровать, если это можно было назвать кроватью, была настолько узенькой, что вдвоем на ней могли уместиться дистрофики, акробаты или семейная пара профессиональных игроков в «Твистер».
– Стоп! А почему мы паримся? У нас ведь есть нормальная подушка! Мы с тобой очень предусмотрительные, – заметил Фей, пытаясь устроиться головой на половинке старой наволочки, жиденько набитой тряпками. – Доставай!
Я послушно вытащила подушку, он положил ее вместо старой. Чтобы было удобнее, крестный просунул руку под подушкой, лег на бок, обнимая меня второй рукой. Я повернулась к нему спиной под протяжный скрип кровати.
– Теперь надо определиться, куда хвост девать… – заметил он. – Я его на тебя положу…
Опять раздался скрип. На меня лег хвост, обвивая мои ноги.
– Видишь, какие мы с тобой компактные! – заметил Фей, дыша мне в затылок. Я пошевелила рукой, кровать снова заскрипела.
– Скрипит кровать, и но-о-ожки гнутся… И ночка темная-а была… – полушепотом пропел Фей на мотив «Шумел камыш». – Одна возлю-ю-юбленная пара дешевый номеро-о-ок сняла… Не переживай, это не про нас. Спи давай…
И я моментально уснула.
Ночью проснулась от того, что рука затекла и я не чувствую кончиков пальцев. Я попыталась перевернуться на спину, случайно попала локтем по крестному, который простонал, вытаскивая из-под меня свою руку.
– Может, если мы разденемся, места будет больше? – произнес он, разминая пальцы. – Я чувствую, что здесь все решают миллиметры…
Мы снова начали искать удобное положение для своих конечностей. Мне было проще. У меня нет хвоста. Вроде бы улеглись. Но я снова проснулась оттого, что затекли нога и шея. Фей попытался повернуться, чуть не заехал мне в нос рукой, но вовремя спохватился и отдернул. Он сполз чуть ниже, а я уткнулась носом в его кошачье ухо.
– Не дыши мне в ухо… – сказал он сонно.
И я почувствовала, что не могу вдохнуть и выдохнуть. Схватившись за горло, стала конвульсивно дергаться, пытаясь понять, что со мной творится.
– Мышка! – произнес крестный, встрепенувшись. – Ты чего? Что случилось? Мышка! Мышка! Отвечай! Тебе плохо?
– Да… – икнула я, хватаясь за грудь. – Дышать… не… мо…
– Дыши, Мышка, дыши! – велел он. И я сделала глубокий вздох.
– Ну ты меня и напугала… – выдохнул он, прижимая меня к себе и поглаживая по плечу. – Я совсем забыл. Прос…
Кровать пронзительно заскрипела и ухнула вниз с грохотом, так и не дав ему договорить.
– Как мы низко пали… Кровать сломали… – со смехом заметил Фей, приподнимаясь на локте. – Нас нельзя пускать в приличное общество… Мы кровати ломаем… Есть на ней инвентарный номер? Нет? Ну, значит, можно дальше ломать со спокойной совестью. Ниже плинтуса мы уже не упадем…
