20
Четверг, 17 июня 1895…
Хайнц Берингер открыл дверь своего тайного убежища на верхнем этаже «Лесоруба» и провел двух человек по тесной лестнице наверх. Там была еще одна дверь, запертая на висячий замок. За ней находилось маленькое помещение. Через единственное окошко, забранное густой сеткой, проникал скудный солнечный свет. Именно здесь проходили беседы с исключительными людьми. Должники и другие упрямцы становились здесь послушными и быстро убеждались, что задерживать возвращение долга нет никакого смысла. Рано или поздно Берингер получал то, что хотел.
Криво улыбнувшись, он вытащил из кармана брюк ключ, открыл замок и попросил обоих мужчин войти. Убедившись, что на лестнице никого нет, он вошел следом.
За окном распевали популярную в последнее время песенку. Берингер прошел в заднюю часть помещения, убрал все со стола и пригласил гостей подойти ближе.
Берлин! Как хорошо бродить
По улицам твоим весной!
Берлин! Как я тебя люблю
И как горжусь тобой!
– Пожалуйста, господа! – похлопал он по столешнице. – Давайте сначала посмотрим!
И пенье птиц, и запах роз,
И стук копыт по мостовой,
И смех счастливой детворы –
Все это связано с тобой!
Оба мужчины подошли к столу и поставили на него чемоданчики. Оба были одеты в черное и, похоже, были в высшей степени неразговорчивыми. Кроме короткого приветствия, до сих пор они не произнесли ни слова. Да и не было в этом необходимости. Он и так знал, кто их послал.
– Открывайте!
Коренастый мужчина с красными щеками и в шляпе на голове открыл замочек чемодана и поднял крышку.
Берлинский воздух, воздух, воздух,
Цветов весенних аромат…
Иссиня-черный металл, хромированный ствол, отполированная древесина. Курок, магазин для патронов. Рядом – четыре обоймы девятимиллиметровых патронов. Парабеллум. Совершенно новая модель пистолета. Такая новая, что производить ее начнут только в следующем году. Это прототип, ручная работа.
Именно из этого оружия и были убиты император с императрицей. И передал его лично Фалькенштейн. Берингер взял в руку пистолет и взвесил. Как опытный стрелок он сразу оценил, как легко и приятно держать его в руках. Оружие, которое нельзя отследить. Идеально для покушения.
– Об этой штуке рассказывают всякие чудеса, – сказал он. – Так ли она хороша, как говорят?
Адъютант Фалькенштейна кивнул.
– Хороший стрелок попадет из него мухе в глаз с расстояния в сто метров.
Берингер провел пальцами по темному металлу.
– А он надежный?
– Его испытывали в самых суровых условиях, даже в проливной дождь. Производитель гарантирует качество.
– Прекрасно! – он положил пистолет назад в чемоданчик. – А что в другом чемодане?
Второй мужчина поставил свою ношу на стол и отступил.
Берингер открыл замочки и откинул крышку. Полутемное помещение наполнилось теплым светом. Какое-то время Хайнц Берингер полюбовался и снова запер крышку. Мало что могло произвести на него впечатление, и сейчас был именно такой исключительный случай. Две тысячи золотых марок. Таких новеньких и блестящих, словно их только что доставили с монетного двора.
– Первая половина гонорара, – сказал человек. – Вторую получите, как только выполните, что от вас требуется.
– Не переживайте, заказ будет исполнен быстро и надежно. Передайте это заказчику.
Берингер глубоко вдохнул. Две тысячи золотых марок! Такого количества денег сразу он никогда не видел. Его новые друзья выполнили свою часть договора. Теперь дело за ним. Он закрыл оба чемоданчика и поставил их в угол. Потом он прошел мимо мужчин и открыл дверь.
– Все в порядке, господа. Скоро ждите от меня новостей.
Оба человека кивнули, слегка поклонились и вышли.
Берингер еще довольно долго стоял неподвижно и слушал песню, доносившуюся снизу.
Берлинский воздух, воздух, воздух,
Цветов весенних аромат…
Да, он согласен: берлинский воздух – это нечто особенное. Если человек обладает честолюбием и амбициями, в этом городе он добьется многого. С теми деньгами, которые он заработает на заказе, можно смело уходить в отставку. От солнечной стороны жизни его отделял только один выстрел, одно легкое движение пальцем.
По лесу пронесся шум. Взлетело несколько птиц, стремительно взобралась на верхушку дерева белочка, а стоявшая на поляне косуля, навострив уши, бросилась в чащу. Внутри хижины вспыхнул яркий свет, потом все снова успокоилось. Открылась дверь, и вышел мальчик.
Оскар расслабился и блаженно улыбнулся. Вот они и дома.
На улице начался дождь. Лес был окутан серым полумраком. Тяжелые капли падали вниз и размягчали лесную землю. Встречать путешественников не пришел никто.
Он повернулся и помог сойти остальным.
– Сколько времени прошло с нашего отъезда?
Гумбольдт посмотрел на часы:
– По моим не больше десяти минут. Но это не похоже на правду. Судя по тому, что сейчас день и идет дождь, нас, пожалуй, не было несколько дольше. Герон, можешь уточнить?
Маленький робот издал несколько высоких звуков и сказал:
– Разница составляет три часа, двадцать четыре минуты и шестнадцать секунд.
Исследователь кивнул.
– Ощутимое отклонение, и это несмотря на то что мы установили электронный таймер. Но мы совершили большой скачок во времени. Учитывая дальность путешествия, такая разница во времени вполне приемлема. Не буду пока заниматься дальнейшей настройкой. Представляете, что бы было, если бы мы пользовались механическим таймером.
– Вероятно, вышли бы в Средневековье, – улыбнулась Шарлотта, которая помогала дяде выгружаться. – Надеюсь, наши не сильно расстроились, что пришлось так долго ждать.
– Я тоже, – согласился Гумбольдт. – Элиза терпеть не может, когда ее стряпня остывает. Берите по сумке и бежим домой. Погода просто ужасная.
У порога они отряхнулись, как мокрые собаки. Исследователь вынул из сумки ключ и открыл дверь.
– Мы дома!
Никакого ответа.
– Есть кто-нибудь?
Через некоторое время появился Мышонок.
– О, привет! Ну и долго же вас не было. Мы уже начали беспокоиться.
– Где все?
– Не знаю. Лена с Бертом в конюшне, мы с Вилли собрались в город, а где Элиза, неизвестно, может быть, наверху.
– Есть что-нибудь подкрепиться? Мы голодные как волки. Утомительное было путешествие.
Мышонок огорченно посмотрел в сторону кухни.
– Боюсь, ничего. Как только вы уехали, Элиза ушла в свою комнату. Позвать ее?
– Не надо, я сам к ней поднимусь, – Гумбольдт снял пальто и повесил его на вешалку. Оскар и Шарлотта последовали его примеру, а потом сняли и грязную обувь.
– Ну и как? Где вы были? – Мышонок лопался от нетерпения.
– Оскар тебе расскажет, – сказала Шарлотта. – Я тоже пойду к Элизе.
– Я бы тоже к вам присоединился, – быстро предложил Оскар, не обращая внимания на разочарованный взгляд Мышонка.
– Тогда пойдем, – улыбнулась девушка. – Надеюсь, она не рассердилась, что мы так опоздали.
Они вместе взбежали по ступенькам.
Наверху было очень тихо. Дом как будто вымер. Комната Элизы располагалась в конце коридора. Это было самое светлое помещение во всем доме. И не только из-за эркера и нескольких окон: эта сторона дома выходила на юг, и сюда целый день светило солнце.
Гумбольдт уже стоял возле двери.
– Элиза?
Никто не ответил. Подошел Оскар и внимательно прислушался.
– Она там, я слышу. Кажется, она поет.
Гумбольдт постучал еще, на этот раз более настойчиво.
– Элиза, мы вернулись. Можно войти?
Все равно никакого ответа.
Исследователь осторожно нажал на ручку двери.
В комнате было темно и душно. Пахло копотью и пряностями. Ставни были закрыты, шторы задернуты. Только на алтаре Элизы горели свечи. Язычки пламени подрагивали на сквозняке.
Элиза стояла на коленях перед алтарем и раскачивалась. Секретер справа она превратила в нечто вроде священного ларца. Там она хранила свои молитвенники, магические зелья, смеси и эликсиры. Она украсила этот предмет мебели платками и вышивками со своей родины, поэтому они и окрестили его алтарем. Гаити, родина женщины, находился в западной части острова Эспаньола, расположенного в Карибском море. Дикая и первобытная страна. Жители этого края специализировались на магии всяких сортов – как белой, так и черной. Элиза была настоящей знахаркой и занималась исцелениями и предсказаниями. Песня, которую она сейчас пела, звучала мрачно и зловеще.
Глаза женщины были закрыты. Она открыла их, когда почувствовала присутствие гостей.
– Мы вернулись, – повторил Гумбольдт. – Я думал, тебе будет интересно. Нам многое нужно рассказать.
Она встала и разгладила одежду.
– Вы проголодались?
Гумбольдт улыбнулся:
– Ты читаешь мои мысли. – Он осмотрелся: – Что ты здесь делаешь? Почему закрыты окна?
– Я пыталась установить контакт с богами моей родины, – хмуро ответила Элиза. – Но их мысли окутаны облаками.
– Разве не всегда так бывает?
– Не для меня. С некоторых пор они больше со мной не разговаривают. Я словно ослепла. Перепробовала все возможное, но постоянно натыкаюсь на стену молчания.
Она потерла глаза. Оскар заметил, что женщина плакала. Исследователь взял ее за руку.
– Ты ничего не хочешь нам рассказать?
– Нет, – ответила она. – Все будет идти своим чередом, как было предначертано с начала времен. Ничто не может этого изменить.
– О чем ты говоришь?
Элиза опустила голову и тихо сказала:
– О пророчестве.
– Пророчество?
Женщина кивнула.
– Ты, конечно же, помнишь, как мы познакомились, – сказала Элиза. – Когда ты впервые приехал на мою родину.
– Естественно, – ответил исследователь. – Это было девять лет назад, – повернулся он к Оскару и Шарлотте. – Тогда я отправился в экспедицию на Гаити. Я исследовал местную магию, которая называется вуду. Так как я очень интересовался этим колдовством, мне рассказали про Элизу. Она – мамбо, жрица и белая колдунья. В отличие от черных, бокоров, она использует свои способности исключительно в добрых целях. Чужеземцев редко приглашают принять участие в ритуалах, но мне повезло. Я присутствовал на церемонии в честь богини змей Дамбаллы. Вот там я впервые и увидел Элизу.
Элиза улыбнулась:
– Помню, как ты к нам пришел. Высокий, гордый и надменный – точно такой, как и сегодня. Видно было, что ты не веришь в то, что мы делали.
– Ты права, – рассмеялся Гумбольдт. – Мне было любопытно, но настроен я был скептически. Считал, что все это просто трюки. Правда, недолго.
– Я проникла в твои мысли. Увидела, что у тебя есть неисполненные дела. Дела, которые предстоит завершить.
– Оскар, – кивнул Гумбольдт.
Шарлотта перевела взгляд с Элизы на дядю.
– Ты знал про Оскара?
– Нет, – ответила жрица. – Но я увидела образ мальчика в мыслях Гумбольдта. И не просто тень. Он присутствовал где-то на заднем плане, но никогда не исчезал.
– Так получилось, что я толком ничего и не знал, – кивнул Гумбольдт. – Были кое-какие сведения, на которые можно было опереться. Письма, записи в дневнике, копия свидетельства о рождении. Встреча с Элизой подтолкнула меня вернуться в Берлин и начать поиски.
– И я поехала с ним, – продолжила Элиза. – Я увидела, что мое место рядом с этим мужчиной, и поняла, что должна покинуть родину. Итак, я отправилась следом за ним.
– Вот так просто?
– Так просто, – Элиза подошла к окну и раздернула шторы. Комнату залило бледным дневным светом. – Я просто знала. Мне нужно сопровождать этого человека, при одном условии, конечно.
– Именно так, – согласился Гумбольдт. – Ты сказала, что вернешься к своему народу, когда задание будет выполнено.
– И ты согласился.
– Да, – ответил исследователь. Он помолчал. – Подожди. Не это ли ты называешь пророчеством?
Элиза кивнула.
– А что это за задание? – У Оскара вдруг заныло под ложечкой. Ему очень не хотелось услышать ответ.
– В этом-то вся и проблема, – сказала женщина. – Я не могу этого сказать. Пока не могу. Я еще не знаю, что это. Знаю только дату.
– И когда это случится?
Элиза подняла голову и посмотрела прямо в глаза Гумбольдта:
– Завтра.
