Глава тридцать восьмая
Звёздный городок
9 апреля 1962 года в советском прокате появилась художественная кинолента «Самые первые», снятая режиссером Анатолием Михайловичем Граником на студии «Ленфильм». В ней освещалась подготовка космонавтов, их повседневная жизнь и даже отношения с девушками, но, разумеется, без упоминания реальных лиц.
Фильм начали снимать еще до полета Гагарина, а к прокату подготовили уже после него, поэтому в картину были органично вмонтированы кадры торжественного приезда первого космонавта в Москву, митинга на Красной площади и приема в Георгиевском зале Большого Кремлевского дворца. Наибольший интерес сегодня, пожалуй, вызывают последние сцены фильма, в которых к реализму примешана фантастика «ближнего прицела»: после приема руководители ракетно-космической отрасли (таинственного главного конструктора блестяще сыграл Владимир Яковлевич Самойлов) прогуливаются по территории Кремля и рассуждают о будущем внеземной экспансии:
«– Как вы отнесетесь к тому, чтобы несколько изменить программу нашей работы?
– Это что же, на Луну лететь?
– Ну не сразу, конечно. Сначала – облет вокруг, а потом действительно… на Луну.
– На Луну?
– А вам мало?
– Нет…
– Мало! И мне мало, и всем нам мало. А вы знаете, о чем нас спросили сегодня там? Нас спросили: а что дальше? Мы говорим: у нас есть перспективный план Академии. Знаем, говорят, перспективный план – ну а что же дальше? И вы знаете, у меня дух захватило… Действительно, что же дальше, а?
– Дальше? Всерьез заняться планетами. Использовать всё околосолнечное пространство для нужд человечества. Словом, пересмотреть систему Коперника.
– Ну а дальше?
– А дальше – новые ракеты. Без них мы будем болтаться на задворках Солнечной системы. Звезды – вот будущее человечества. Объединение цивилизаций, общегалактическая культура…
– И человечество станет бессмертным? Бессмертным…»
Не важно, какие именно персонажи произносят эти слова. Фактически перед нами монолог, смысл которого обозначить глобальное целеполагание первых робких шагов космонавтики в ее философском измерении.
Иллюстрацией к сказанному условным Советом главных конструкторов становится финальный эпизод: молодой космонавт Сергей Сазонов (актер Игорь Борисович Пушкарёв) триумфально стартует с космодрома к Луне (поскольку облик «Р-7» был засекречен, он улетает на какой-то сигарообразной «дуре», по дороге превращающейся в немецкую «V-2»).
Фильм настраивал на определенный лад: освоение внеземного пространства будет продолжаться, у нас есть план, лидерство мы никому не отдадим, записывайтесь в космонавты! Только вот в действительности планы постоянно менялись, подстраиваясь под политическую конъюнктуру, и молодые слушатели отряда, подобные вымышленному Сазонову, годами были вынуждены ждать своего шанса сесть в кресло корабля, раз за разом повторяя одни и те же инструкции и тренируясь на износ. Далеко не все из них сумели выдержать это испытание.
Как мы помним, в декабре 1961 года Президиум ЦК КПСС разрешил набрать в отряд Центра подготовки космонавтов еще шестьдесят слушателей, в том числе пятерых женщин. Если с женщинами проблем не возникло, ведь от них не требовалось каких-то особых профессиональных качеств, то отбор мужчин затянулся: теперь искали не просто здоровых летчиков, а летчиков, имеющих ко всем прочим достоинствам еще и высшее образование. Только через год, 10 января 1963 года, приказом главкома ВВС на должности слушателей-космонавтов были приняты… пятнадцать человек.
От «гагаринского» набора новички отличались более солидным возрастом и имели больше практического опыта за плечами. Самому старшему, Льву Степановичу Дёмину, на следующий день после зачисления исполнилось 37 лет. Самым младшим оказался Виталий Михайлович Жолобов – ему было лишь 24 года. Все они, как и говорилось, имели высшее образование, многие окончили академии, а Лев Дёмин завершал кандидатскую диссертацию по противоракетной обороне и защитился через четыре месяца после зачисления в отряд. Впервые среди космонавтов появились четверо кадровых ракетчиков: все они участвовали в испытаниях боевых ракет на полигонах или были военными представителями ракетных войск на предприятиях. Удивительное дело: инженер-капитан Петр Иванович Колодин с полигона Плесецк сумел «преодолеть» врачей, не имея большого пальца левой руки. Однако в космос он, увы, так и не слетал, оставшись на «скамейке запасных».
В 1963 году в отряде космонавтов произошло не только пополнение, но и сокращение. 27 марта Григорий Нелюбов, Иван Аникеев и Валентин Филатьев попали в пренеприятную историю у железнодорожной станции Чкаловская. Существует множество версий того, что там произошло, но наибольшее доверие вызывают сведения, которые собрали Олег Валерьевич Варяник и Александр Павлович Лютый для своей книги «Полшага до старта», посвященной космонавту № 3 Григорию Нелюбову (книга пока не вышла массовым тиражом, поэтому приходится использовать отдельные отрывки из нее, имеющиеся в свободном доступе).
В тот злополучный день Нелюбов проводил жену Зинаиду Ивановну, студентку МГУ, на электричку. Он находился на «больничном», поэтому был одет в штатское. Возвращаясь, зашел в буфет, чтобы купить бутылку пива. Там он встретил двух товарищей по отряду – Аникеева и Филатьева, которые в подпитии мерялись силой на руках, случайно задели солонку и разбили ее. Буфетчица накричала на них и вызвала патруль. Нелюбов пытался унять инцидент, хотя мог бы этого и не делать, ведь он по факту был случайным участником конфликта. В разговоре Григорий оскорбил начальника патруля – офицера из состава отряда летчиков-испытателей. Тот предложил всем проследовать в комендатуру, а на следующий день подал рапорт на троих космонавтов.
Генерал-лейтенант Каманин записал в дневнике:
«4 апреля [1963 года]. ‹…›
Заходил и Герман Титов. Я спросил его, как он относится к „делу“ Нелюбова, Аникеева и Филатьева. Герман ответил, что ему жаль Нелюбова, что на ребят наговорили много лишнего. Тогда я сказал Титову, что факт захода в „забегаловку“ и выпивки несовместим со званием космонавта. Он немного поколебался, а потом твердо заявил: „Ребята знали, что им настоятельно не рекомендовали и даже запрещали заходить в подобные заведения. Они знали, что им запрещено пить, – их уже за это наказывали – пускай отвечают за свою глупость“.
5 апреля. ‹…›
Вчера получил от [Михаила Петровича] Одинцова официальные документы по факту пьянки трех космонавтов 27 марта 1963 года на станции Чкаловская. Нелюбов, Аникеев и Филатьев уже не первый раз замечаются в выпивках. Двое последних не представляют ценности как космонавты (пьянки, слабоволие и низкие успехи в учебе), и этот случай дает нам законное право освободиться от них. Нелюбов входил в первую „гагаринскую“ шестерку и одно время был кандидатом на 3-й или 4-й полет, но потом показал не лучшие результаты на центрифуге и отошел на второй план. В данном происшествии он повинен меньше других (был в гражданской одежде и пытался уговорить товарищей пораньше уйти). Вершинин, Руденко, Рытое и Одинцов за увольнение из космонавтов всех троих. Гагарин считает, что нужно уволить только Филатьева, а Нелюбова и Аникеева следует строго наказать, но в Центре оставить. Было бы правильным уволить всех троих, хотя они и составляют 25 процентов от общего числа подготовленных к полетам космонавтов. Я за увольнение из Центра Филатьева и Аникеева и за попытку последний раз проверить Нелюбова, бывшего совсем недавно одним из лучших космонавтов первого набора».
В итоге вопрос решал Военный совет ВВС, постановивший отчислить всех троих в назидание остальным. Главком Вершинин приказал Каманину донести информацию до отчисленных космонавтов. Позднее тот записал:
«19 апреля.
Весь день провел в ЦПК. На общем построении офицеров Центра объявили приказ Главкома об отчислении Филатьева, Аникеева и Нелюбова. После объявления приказа я поговорил с ребятами. Они ошеломлены таким ударом, но переносят его стойко. Просили меня только об одном: прежде чем направить их в полки, дать им возможность оттренироваться в полетах на самолетах в одном из училищ или центров переучивания».
Жизнь Григория Григорьевича Нелюбова завершилась трагически. Хотя Каманин в личной беседе пообещал, что через полтора года пришлет вызов в часть, куда направлялся Нелюбов, и восстановит его в ЦПК, он не выполнил обещание: хватало других забот. Нелюбов честно служил в 224-м авиационно-истребительном полку под Кемерово, в Приморском крае, но так и не смог смириться с тем, что его отчислили из отряда. Несколько раз он сам приезжал в Москву, пытался встретиться с Николаем Каманиным и Сергеем Королёвым, начал много пить и в результате 18 февраля 1966 года покончил с собой – бросился под поезд.
В Центре подготовки космонавтов тоже далеко не всё было в порядке. Поскольку отряд расширялся, а перспективные планы требовали больше подготовленных кадров, Николай Петрович Каманин пришел к выводу, что врач, каким был и оставался начальник ЦПК ВВС Евгений Анатольевич Карпов, не сможет справиться с возросшим объемом обязанностей, поэтому в декабре выдвинул на должность начальника генерал-майора авиации Михаила Петровича Одинцова, который в то время был первым заместителем командующего Воздушной армией в Хабаровске. В январе 1963 года Одинцов приступил к работе, однако его управленческий «стиль» вызвал резкое неприятие у военнослужащих ЦПК. Прежде всего, заступив на новую должность, он не захотел посоветоваться с летавшими космонавтами, которые лучше разбирались в реалиях жизни Центра и имели полное право претендовать на совместное решение вопросов. Такой подход задел их самолюбие. Но еще больше их задели новые порядки, установленные генерал-майором. Одинцов не желал признавать, что космонавты чем-то отличаются от обычных офицеров, выступал за соблюдение распорядка дня, требовал исполнения «Положения о космонавтах», в том числе – нарядов раз в два месяца, и отмены всех привилегий. Одинцов запретил членам отряда после выполнения дневной программы уезжать домой, на Чкаловскую, требуя оставаться в Звёздном городке и заниматься самоподготовкой.
В итоге уже через месяц космонавты устроили «бунт»: 21 февраля Юрий Гагарин и Павел Беляев провели партийное собрание, на котором Гагарин прочитал доклад «Роль коммунистов в соблюдении режима труда и отдыха космонавтов». На собрании также выступили Алексей Леонов и Борис Волынов, резко раскритиковавшие политику Одинцова. В ответ тот указал на недопустимость подобной критики от младших по званию, но и после его заявления собрание постановило обратиться к Главкому ВВС и в Главное политическое управление армии с просьбой укоротить амбиции свежеиспеченного начальника ЦПК. Генералитет разделился в оценке «бунта» – предлагали даже примерно наказать Гагарина. Однако Николай Каманин предпочел урегулировать вопрос и посоветовал Одинцову адекватно ответить на критические замечания. Тем не менее противостояние продолжилось, и генерал-майор совершил несколько неуклюжих действий, что заставило Каманина усомниться в служебном соответствии своего протеже:
«12 июня [1963 года]. ‹…›
Сегодня маршал [Сергей Игнатьевич] Руденко имел продолжительную беседу с генералом Одинцовым. Беседа началась по инициативе Одинцова. Он заявил маршалу: „Центр работает без руля и без ветрил, у нас нет годового плана работы, нам не ясна перспектива. Центр – это строительная площадка, на которой много стройматериалов, но нет планов сооружений, архитектор не приложил еще своих усилий…“ и т. д. Мы часа два говорили с Руденко об этой беседе. На маршала она произвела плохое впечатление, он прямо заявил мне: „Я боюсь, что Одинцов ляпнет что-либо подобное кому-нибудь из больших руководителей (здесь маршал привел для примера случай, когда его подвел М. М. [Михаил Михайлович] Громов перед Сталиным во время войны). Он просто неумен, его нужно будет заменить: необходимо подобрать таких заместителей, которые могли бы в любой момент стать на его место“. Да, я всё больше убеждаюсь, что Одинцов не сможет быть хорошим начальником Центра, ему не хватает вдумчивости, такта, а иногда и просто здравого смысла».
Чашу терпения переполнил выговор, вынесенный Юрию Гагарину за «пьянки на старте, панибратство с подчиненными и игнорирование указаний начальника Центра» – все эти обвинения не соответствовали действительности. Претензии к Одинцову накапливались, и 16 июля Военный совет ВВС единогласно проголосовал за его отстранение от должности. Новым начальником ЦПК был назначен генерал-майор Николай Фёдорович Кузнецов, возглавлявший Черниговское военное авиационное училище. Он пришелся космонавтам по душе – с легкой руки Гагарина его вскоре прозвали «нашей теткой» (видимо, звание «нашего дядьки» закрепилось за Каманиным).
В то же время Каманин понимал, что раньше или позже начальником ЦПК ВВС должен стать Юрий Гагарин. 27 июля 1963 года генерал-лейтенант записал: «У меня всё больше крепнет мысль о назначении на эту должность Гагарина. Гагарину 29 лет, он хорошо знает дело и людей. Правда, он занят учебой в академии, у него нет еще высокой требовательности к подчиненным, мало опыта организационной и административной работы, но это не непреодолимые препятствия. Я сам в его возрасте командовал авиационной бригадой, и командовал хорошо. ‹…› Мне предстоит серьезная и, может быть, длительная борьба, но Гагарин будет начальником Центра». Каманин начинает давать первым космонавтам различные задания, так или иначе связанные с обретением «командирских» навыков. Те с переменным успехом пытаются соответствовать возлагаемым надеждам.
6 ноября 1963 года Юрий Гагарин получил очередное звание – за рекордный срок он прошел путь от старшего лейтенанта до полковника, на который у других офицеров обычно уходит от пятнадцати до двадцати лет. И всё же, как отмечал Каманин в своем дневнике, «два с половиной года всемирной славы не испортили Гагарина». Следовательно, из него получится очень хороший начальник для космонавтов.
Полковничьи погоны позволяли претендовать на высокий пост в ЦПК, и Каманин в том же ноябре предложил Юрию Алексеевичу стать замом Кузнецова. Подумав, Гагарин согласился, и с 20 декабря 1963 года занял штатные должности заместителя начальника ЦПК ВВС по летно-космической подготовке и начальника отдела летно-космической подготовки. Его обязанности командира отряда космонавтов принял на себя Андриян Григорьевич Николаев. На следующий день Гагарин собрал товарищей и выступил с коротким докладом, в котором указал на «недостатки в поведении некоторых космонавтов». Таким образом он сразу дал понять, что хотя и не будет вести себя подобно генерал-майору Одинцову, зациклившемуся на соблюдении устава, нарушений дисциплины не потерпит.
Хотя Юрий Алексеевич Гагарин лучше остальных подходил на роль руководителя ЦПК и ничего не имел против такого назначения, он мечтал вернуться к летной работе. И надеялся еще раз попасть в космос. Ведь только ради этого он и рискнул своей офицерской карьерой и своим будущим, уехав по вызову в Москву.
Еще в феврале 1963 года Гагарин прошел медицинское обследование, чтобы получить аттестат годности к полетам и принять участие в одном из существующих проектов.
Генерал-лейтенант Николай Каманин оказался в затруднительном положении. Вот что он писал в дневнике (2 марта 1963 года): «У нас не решен главный вопрос о Гагарине – будем ли мы его готовить к повторным космическим полетам? Мне кажется, что не нужно рисковать „Колумбом космоса“, посылая его в полет, который может выполнить любой другой космонавт. Гагарин сам добивается разрешения летать и готовить себя к будущим космическим полетам. Нужно будет попробовать убедить его отказаться от полетов и готовить себя на роль одного из главных руководителей космической деятельности в СССР».
Еще одна запись на ту же тему (4 апреля 1963 года): «Вчера заходил Гагарин. Он только что возвратился из Киржача, где провел шесть тренировочных прыжков с парашютом. Это первая после его космического полета попытка вновь обрести форму космонавта. Гагарин надеется, что когда-нибудь он совершит новые космические полеты. Маловероятно, что это когда-нибудь произойдет, – Гагарин очень дорог человечеству, чтобы можно было рисковать его жизнью для рядового космического полета».
Юрий Гагарин и сам понимал, что непосредственное начальство воспротивится его намерению вернуться в космос, однако так или иначе собирался добиться своего. Поскольку готовых космических кораблей было мало, а очередь кандидатов на орбитальный полет росла за счет приема в ЦПК новых слушателей, следовало всячески лоббировать расширение программы пилотируемых запусков, чем он и предполагал заняться.
