Отсчет истории фальсификации итогов полета Юрия Гагарина нужно вести с 8 апреля 1961 года, с момента принятия принципиального решения. Генерал-лейтенант Николай Петрович Каманин в тот день записал в дневнике (цитирую по книге «Скрытый космос: Книга первая», 1995):

«Под председательством [Константина Николаевича] Руднева состоялось заседание Государственной комиссии по пуску космического корабля „Восток-3А“. Рассмотрели и утвердили задание на космический полет, составленное и подписанное мной и Королёвым. ‹…›

Логика противников регистрации рекордов Гагарина в Международной аэронавтической федерации (FAI, Fédération Aéronautique Internationale) была проста: правила требуют раскрытия подробностей о месте старта (военном полигоне Тюратам) и о конструкции летательного аппарата (межконтинентальной баллистической ракеты «Р-7» и космического корабля «3КА», унифицированного с фоторазведчиком «2К»), а эта информация относилась к наиболее засекреченной в Советском Союзе. Кроме того, рекорд регистрировался только в том случае, если пилот всю миссию находился в кабине, для подтверждения чего спортивные комиссары направлялись на старт и в район посадки, однако в случае «Востока» при нормальном развитии полета пилот катапультировался.

Получалось, что смысла связываться с FAI по большому счету нет: приоритет и так был бы зафиксирован после полного завершения орбитального витка, а остальное – нюансы. Но для Королёва, Каманина и присоединившегося к ним Руднева регистрация рекордов означала признание в мировом историческом контексте, без возможности оспорить его, как часто бывает с национальными достижениями. Члены Госкомиссии нашли компромисс (вероятно, не самый лучший из возможных): оформить рекорды как положено и при этом дать информацию в таком виде, что никто не сможет воссоздать по ней реальные параметры ракетно-космической системы.

Прежде всего, еще до полета Гагарина, было принято решение подтасовать информацию о месте старта. Роль первого космодрома планеты Земля должен был сыграть Байконур – казахский поселок с координатами 47,8° с. ш. и 66,0° в. д., в 280 км на северо-восток от Тюра-Тама («площадка № 1» находится в точке с координатами 45,92° с. ш., 63,34° в. д.). Баллистики провели вертикальную линию вниз от того участка траектории движения «Р-7», где отделяется первая ступень, и ближайшим населенным пунктом оказалось это маленькое поселение. С целью окончательно запутать шпионов в настоящем Байконуре был возведен ложный старт с деревянной ракетой. Его даже охраняли, но только для того, чтобы местные жители не растащили обманное сооружение на дрова.

Для фиксации приоритета требовалось полное завершение орбитального витка, поэтому расчетная точка приземления была выбрана севернее широты Байконура (47,8° с. ш.), с запасом в 4,8°, поскольку учитывался возможный разброс плюс-минус 500 км. Чтобы обеспечить гарантированную посадку в выбранном районе, программно-временное устройство «Гранит-5В» было перенастроено на задержку включения тормозного двигателя ТДУ-1 на 76 секунд по сравнению с кораблем «3КА» № 2.

Несмотря на недолет, вызванный аварийной ситуацией, Гагарин, как мы знаем, приземлился в точке с широтой 51,27°, то есть задачу выполнил успешно: географически виток относительно «космодрома» Байконур (не говоря уже о Тюратаме) был завершен. Сегодня отдельные исследователи, находясь под впечатлением от разоблачения фальсификаций вокруг первого полета, ставят под вопрос и сведения о месте посадки: например, Лев Александрович Данилкин в книге «Юрий Гагарин» (2011) высказывает сомнения, что первый космонавт приземлился рядом с деревней Смеловка; при этом, правда, переносит вслед за Владиславом Иосифовичем Кацем искомую точку еще севернее – в сторону села Подгорное, где разместилась в/ч 40218. Впрочем, споры о точном месте в данном случае не имеют смысла: элементы спускаемого аппарата разбросало по большой площади; на сохранившейся «Схеме расположения приземлившихся объектов 6-го космического корабля-спутника 12 апреля 1961 года» видно, что место приземления пилота находится в 5 км от спускаемого аппарата и в 6,3 км от катапультного кресла, а Смеловку отделяют от Подгорного всего 6 км. Поэтому стоит довериться тем указателям, которые поставили подчиненные майора Гассиева и поисково-спасательный отряд Черновского.

На следующем этапе возникла необходимость выработать общую позицию по ракете и кораблю. В архивах можно найти несколько любопытных документов по этому поводу, но приводить их целиком нет смысла – процитирую только «Докладную записку о материалах для регистрации в Международной авиационной федерации мировых рекордов, установленных Ю. А. Гагариным», подготовленную 16 мая 1961 года для ЦК КПСС (по сборнику «Первый пилотируемый полет. Книга 2», 2011):

– по продолжительности полета (108 мин.);

– по наибольшему весу, поднятому на высоту более 100 км (вес корабля-спутника „Восток“ равен 4725 кг);

– по максимальной высоте полета в пределах земной орбиты (апогей равен 327 км), в соответствии с предварительными „Правилами регистрации космических рекордов“ Международной авиационной федерации (ФАИ) в течение суток в ФАИ была послана подтверждающая телеграмма за подписью спортивных комиссаров Центрального аэроклуба им. Чкалова Т.Т., Борисенко И. Г. и Плаксина В. А.

3. В требовании об указании тяги или мощности двигателей ракеты-носителя вместо суммарной тяги указана мощность, равная 20 млн. л. с., которая не позволяет вычислить фактическую тягу, так как не указывается скорость полета, при которой произведен расчет мощности, и число ступеней ракеты-носителя.

Каково, а? Обеспечение невозможности раскрытия! Обеспечение в будущем возможности неразглашения! Дезинформирующие данные! Один стиль чего стоит!

По космическому кораблю в этом документе конкретно ничего не сказано, но из последующей переписки следует, что было решено давать только те данные, которые успели попасть в прессу. Вскоре, впрочем, выяснилось, что и опубликованное нужно срочно подкорректировать.

Как и ожидалось, первый полет человека на орбиту привлек огромное внимание всего мира. Средства массовой информации желали иметь любые подробности о космонавте, космодроме, ракете и корабле. Однако если интервью с космонавтом, фотоснимки с ним и его краткую биографию найти было довольно просто, то остальное покрывала плотная завеса государственной тайны. Взять, например, ракету.

На опубликованных фотографиях виден лифт подъемника и частично – фермы стартового комплекса, но по ним сказать что-то внятное невозможно. На картинках, изображающих момент запуска, красуется толстая черная сигара в клубах дыма – на ракету она не похожа даже отдаленно. Вероятно, военные цензоры и сами сообразили, что переборщили с «дезинформирующими данными», поэтому в более поздних публикациях и в документальном фильме «Первый рейс к звездам», премьера которого состоялась 7 июля 1961 года, взлетает изящная белая одноступенчатая ракета. Примечательно, что, пытаясь скрыть одну секретную информацию, цензоры случайно открыли другую: взлет белой ракеты – это кадры из учебного фильма № 188 «Зачетные испытания дальнобойной ракеты Р-5М с атомным зарядом» (1956).

Усилия по сокрытию местоположения полигона тоже не имели большого смысла. Когда в мае 1957 года на НИИП-5 начались запуски «Р-7», американская разведка почти сразу установила его точные координаты. 5 августа, выполняя задание под кодовым обозначением «4035», из Пакистана на поиски вылетел самолет-разведчик «U-2». Аналитики ЦРУ разумно предположили, что полигон снабжается всем необходимым по железной дороге, поэтому часть маршрута разведчика пролегала над магистралью Москва – Ташкент. Специалисты из лаборатории аэрофотосъемки проявили полученные пленки и тщательно изучили. Наконец на одной из фотографий они увидели сооружение, находящееся севернее железной дороги. Разведчик прошел не над ним, а на значительном удалении, поэтому снимки получились под углом и «смазались». Но местонахождение стартовой площадки было определено, оставалось привязать ее к географической карте. Аналитики воспользовались картами, изготовленными в 1939 году немецким Генштабом, и пришли к выводу, что полигон построен в непосредственной близости от станции Тюратам. Второй полет «U-2» в рамках задания 4058 состоялся 28 августа. Разведчик, оборудованный фотокомплектом А-2, доставил великолепные вертикальные снимки стартового комплекса. В течение пяти дней аналитики обрабатывали их, после чего построили миниатюрный макет, на котором были отражены все детали «площадки № 1».

9 сентября в журнале «Life» появилась заметка «Великая красная ракета» («Mighty Red Missile») о запусках «Р-7» и полигоне в Казахстане; причем текст сопровождала иллюстрация штатного художника Мэтта Грина, попытавшегося реконструировать внешний вид и устройство засекреченной ракеты. Поскольку американцы знали, что становление советского ракетостроения (как, впрочем, и американского) после войны начиналось с воспроизведения немецкого опыта, то предположили, что новая ракета – это увеличенная «V-2», состоящая из трех ступеней, распложенных последовательно. Такое представление о советской ракете сохранилось до апреля 1965 года, когда на Запад попал 14-минутный документальный фильм «В скафандре над планетой» о полете корабля «Восход-2», в первых кадрах которого демонстрировался старт ракеты-носителя «Восход», представлявшей собой очередную модификацию «Р-7». Западные эксперты смогли наконец увидеть и оценить оригинальность технического решения – пакет из четырех однотипных ракетных блоков первой ступени, окружающих центральную вторую ступень.

Ситуация вокруг фальсификации материалов о корабле «Восток» развивалась еще более запутанно. Начиная с 1960 года, после запуска первых кораблей-спутников, иностранные эксперты пытались найти хотя бы самые примитивные эскизы, по которым можно судить об общей компоновке корабля. Однако в советской прессе и вышеупомянутом фильме «Первый рейс к звездам» демонстрировался исключительно конус головного обтекателя, закрывавший настоящий корабль. Основываясь на опубликованных данных американских проектов пилотируемых кораблей «Mercury» и «Gemini», эксперты реконструировали возможные варианты конструкции «Востока». Например, сразу после полета Гагарина все западные средства массовой информации бросились тиражировать странную картинку из газеты «Daily Worker», представлявшей «Восток» как сплюснутый по центральной оси «Mercury». Поскольку газета была официальным печатным органом американских коммунистов, то корреспонденты, очевидно, решили, что у тех есть доступ к секретной информации. Журнал «Life» предпочел подготовить собственную реконструкцию (выпуск от 21 апреля 1961 года), изобразив цилиндрический корабль, который, по мнению художника, идеально вписывался в головной обтекатель. Реконструкция оказалась столь хороша, что ее перепечатали даже в СССР. Все предложенные варианты в конечном итоге оказались очень далеки от оригинала.

Экспертов смущала форма «Востока». Они знали, что она должна быть довольно причудливой за счет размещения на нем тормозной двигательной установки и баков с топливом. Некоторые сведения о корабле получили, изучив фотоснимки модели, которая демонстрировалась в июле 1961 года во время воздушного парада в Тушино. Обтекатель по-прежнему скрывал детали конструкции, однако экспертам удалось увидеть входной люк. Макет добавил и вопросов: к задней части обтекателя был прикреплен аэродинамический стабилизатор, что привело к различным толкованиям его назначения в компоновке корабля, вплоть до варианта военного использования. Только 30 апреля 1965 года макет «Востока» в подлинном виде выставили на ВДНХ. Наибольшее удивление у западных экспертов вызвал тот факт, что Юрий Гагарин, оказывается, путешествовал по космосу внутри шарообразного спускаемого аппарата.

Наиболее острый конфликт по поводу фальсификации итогов первого космического полета возник вокруг темы катапультирования пилота из спускаемого аппарата. Проблема заключалась в том, что практически сразу произошла утечка информации, которую предполагалось засекретить. Например, 14 апреля 1961 года в «Комсомольской правде» – печатном органе ЦК ВЛКСМ, издаваемом многомиллионным тиражом, на первой полосе появилась статья, которая так и называлась: «Приземление». Известный корреспондент Давид Иосифович Новоплянский писал:

– Наша бригада с утра находилась в поле, – говорит тракторист Иван Руденко. – Погода стояла теплая, солнечная. Работали мы вшестером недалеко от полевого стана. Все хорошо видели приземление космического корабля. Космонавт опустился на парашюте недалеко от нас. Он управлял парашютом, подтягивая то одни стропы, то другие. Ближе всех к нему оказалась колхозница первой бригады, учетчица Анна Ивановна с девочкой. Мы побежали навстречу. Перед нами был очень спокойный и невредимый человек, стройный, одетый в красный комбинезон, белый летный шлем. На одной руке были часы, на другой в рукаве комбинезона небольшое зеркало. Он шагнул нам навстречу и произнес слова, которые мы навсегда запомнили:

– Здравствуйте, товарищи! Разрешите представиться: я гражданин Советского Союза, первый советский космонавт Юрий Алексеевич Гагарин. Будем знакомы!..»

Перед нами исчерпывающее описание реального приземления космонавта. Нечто похожее можно найти и в «Литературной газете» (номер от 15 апреля 1961 года) – там была опубликована статья «Ради этого дня стоило прожить жизнь», написанная на основе интервью с академиком Василием Васильевичем Лариным, который к тому времени считался крупнейшим специалистом по космической биологии и медицине. Парин сообщал:

То есть на основе публикаций в центральной прессе картина завершающего этапа полета складывается вполне конкретная: первый космонавт приземлился вне спускаемого аппарата, под собственным парашютом (в действительности под двумя парашютами), что подтверждают и свидетели, находившиеся на месте, и авторитетный академик, участвовавший в подготовке космического рейса. Что еще нужно? Но FAI при регистрации рекордов требовала, чтобы пилот находился внутри летательного аппарата, а спортивный комиссар встречал его на месте приземления. Ни то ни другое советская сторона предъявить не могла, поэтому пошла на прямой подлог.

Всякие упоминания о катапультировании и отдельном приземлении тщательно вычищались из любых открытых публикаций. По этой же причине, очевидно, был полностью засекречен доклад Гагарина перед Госкомиссией, а в его книге «Дорога в космос» вопрос освещен уклончиво (цитирую по изданию 1961 года):

«В 10 часов 55 минут „Восток“, облетев земной шар, благополучно опустился в заданном районе на вспаханном под зябь поле колхоза „Ленинский путь“ юго-западнее города Энгельса, неподалеку от деревни Смеловка. Случилось, как в хорошем романе, – мое возвращение из космоса произошло в тех самых местах, где я впервые в жизни летал на самолете. ‹…›

Видимо, опытные публицисты Сергей Александрович Борзенко и Николай Николаевич Денисов, делавшие литературную запись воспоминаний Гагарина, подстраховались на тот случай, если правда вскроется, – репутация первого космонавта должна была остаться безупречной: вышеприведенный текст можно интерпретировать в пользу любого из вариантов приземления.

Другое дело – спортивный комиссар Иван Григорьевич Борисенко. Ему поручалась довольно щекотливая задача – подтвердить то, чего никогда не было, а именно: Гагарин находился в спускаемом аппарате до соприкосновения с землей и сам Борисенко встречал его на месте посадки.

В первых публикациях на эту тему спортивный комиссар еще был осторожен: (цитирую по статье «Мировые рекорды Юрия Гагарина», журнал «Радио», 1961, № 7): «Согласно кодексу ФАИ, я, как спортивный комиссар, в районе финиша должен был зафиксировать мировые спортивные достижения, установленные в результате беспримерного полета человека на космическом корабле „Восток“. Благодаря этому мне довелось быть на финише в числе тех людей, которые встретили Ю. А. Гагарина, вернувшегося на Землю из космоса. Мы горячо поздравили его с благополучным окончанием полета».

Однако позднее Борисенко стал более «откровенен» (цитирую по книге «На космических стартах и финишах», 1975): «И вот наступило долгожданное мгновение: в 10 часов 55 минут летчик-космонавт СССР Ю. А. Гагарин, облетев земной шар на космическом корабле „Восток“ и выполнив программу полета, приземлился в заданном районе. ‹…› В сопровождении местных жителей Гагарин подошел к спускаемому аппарату космического корабля и тщательно осмотрел его. В это время появился вертолет со специалистами из группы встречи, спортивным комиссаром, кинооператорами. Все бросились к космическому кораблю, у которого стоял улыбающийся первооткрыватель космических полетов, гражданин Советского Союза Юрий Гагарин. Горячие объятия, поздравления. ‹…›Хотя я знал, что передо мной именно он, космонавт-один Юрий Гагарин, всё же, как этого требует Спортивный кодекс, попросил его показать удостоверение, записал номер и дату выдачи, зарегистрировал в специальном бланке фамилию, имя, отчество, дату и время приземления, проверил опознавательные знаки космического корабля, на котором была надпись „Восток – СССР“».

Хотелось бы верить на слово, но увы: где именно встретились Борисенко и Гагарин после полета, отлично показано в документальном фильме «Первый рейс к звездам» (1961), и любой внимательный зритель мог заметить, что удостоверение космонавта спортивный комиссар проверяет в помещении штаба гарнизона, в Энгельсе, а не в чистом поле у спускаемого аппарата. Самое удивительное, что даже после того, как правда стала известна всем любознательным, включая детей (например, нормальная схема посадки спускаемого аппарата показана на иллюстрациях в детской книжке «Первый космонавт» Виктора Владимировича Синицына, изданной в 1979 и 1981 годах), Игорь Григорьевич продолжал настаивать на своей версии встречи первого космонавта (цитирую по фонозаписи, сделанной 18 марта 1983 года):

«Находясь недалеко от командного пункта встречи, мы не знали положения дел: исправны ли системы корабля, точно ли сработала автоматика, каково состояние космонавта; знали лишь то, что по графику „Восток“ должен с „крутой горки“ спуститься к Земле. ‹…›

То есть через двадцать с лишним лет картинка встречи космонавта еще и обросла удивительными подробностями: оказывается, спортивный комиссар вместе с другими членами поисково-спасательного отряда непосредственно наблюдал посадку спускаемого аппарата! Почему же, например, кинооператор Махмуд Мухамедзянович Рафиков не заснял этот важный для истории момент? Может быть, потому, что он, согласно его собственному рассказу, увидел Гагарина только на аэродроме в Энгельсе?… Очень жаль, что по прошествии лет Игорь Григорьевич Борисенко продолжал распространять ложную версию событий, придуманную специально для FAI.

Возвращаясь назад, нужно сказать, что заседание Международной аэронавтической федерации, посвященное полету Юрия Гагарина, состоялось в Париже 18 июля 1961 года. На нем предстояло зафиксировать мировые рекорды Юрия Гагарина: рекорд продолжительности полета – 108 минут; рекорд высоты полета – 327 км; рекорд максимального груза, поднятого на космическую высоту, – 4725 кг; два рекорда радиосвязи («осуществление впервые в мире двусторонней радиосвязи Земля-космос, космос-Земля в диапазонах KB и УКВ»). Поскольку утечку информации заметили, руководители федерации задали конкретный вопрос: где же находился космонавт в момент приземления – внутри или снаружи спускаемого аппарата? Советская делегация утверждала: внутри. Руководители федерации требовали предъявить доказательные документы. Советские делегаты документами не располагали, но продолжали настаивать на своей версии. Обсуждение шло около пяти часов. Когда наступило время обеда, уставшие руководители FAI решили согласиться с утверждением, что Юрий Гагарин приземлился в кабине корабля, и зарегистрировали рекорд.

Дезинформация продолжалась и после других полетов. Годом позже, например, западные корреспонденты спросили у Павла Поповича о способе его посадки на «Востоке-4». И космонавт вынужден был ответить: «Подобно Титову и Гагарину, я приземлился внутри корабля». В конце концов советские официальные лица сами сообщили миру правду. Когда в октябре 1964 года стартовал трехместный «Восход», в средствах массовой информации появилось сообщение о том, что его экипаж «впервые получил возможность приземлиться в своем корабле».

Самое странное в этой истории, что ложь о приземлении Юрия Гагарина продолжала тиражироваться даже после публикации технических данных корабля «Восток». Возьмем, например, иллюстрированную энциклопедию «Космическая техника» британского историка Кеннета Гэтланда, изданную на русском языке в 1986 году (!!!) и прочитаем: «На высоте около 7 км входной люк отстреливался от спускаемого аппарата и кресло с космонавтом катапультировалось. Раскрывался парашют, через некоторое время сбрасывалось кресло, чтобы космонавт не ударился о него при приземлении. Гагарин был единственным космонавтом КК „Восток“, остававшимся в спускаемом аппарате до приземления и не использовавшим катапультируемое кресло. Все последующие космонавты, летавшие на кораблях „Восток“, катапультировались. Спускаемый аппарат корабля „Восток“ приземлялся отдельно на собственном парашюте».

Получается явное противоречие: нам рассказывали, что полет Юрия Гагарина прошел штатно и в заданном районе, но при этом оказывается, что приземлился он нештатно. Советские цензоры сами запутались, а главное – запутали других!.. Кстати, именно из-за нежелания говорить правду весь мир до сих пор думает, что исторический полет продолжался 108 минут, хотя уже в начале мая 1961 года (задолго до поездки делегации на заседание Международной аэронавтической федерации) была установлена точная продолжительность – 106 минут.

Сокрытие информации о технических деталях полета «Востока» спровоцировало возникновение слухов, что никакого полета в действительности не было. Впервые такую «утку» закинула газета «New York Daily Mirror»: «Советы не представили никаких доказательств своих последних утверждений об исключительном космическом достижении – полете Юрия Гагарина по орбите вокруг Земли. Быть может, он совершил этот полет по орбите, а быть может, и нет. ‹…› Кто-то должен взять на себя роль сомневающегося, и мы с радостью берем ее на себя. Представьте нам доказательства». В ответ посыпались насмешки – объем публикаций по теме тут же превысил объем провокационной статьи. Дескать, если кому-то очень хочется выглядеть дураком, он будет выглядеть дураком. Однако ситуация была куда серьезнее, чем можно подумать.

Разумеется, в кругах высшей политической и военной элиты Запада никто не сомневался, что Юрий Гагарин облетел Землю на корабле «Восток». Еще во времена первых спутников Агентство национальной безопасности (АНБ) США развернуло две станции наблюдения за советскими ракетными запусками – на Аляске и Гавайях, а также выпустило радиоаппаратуру для перехвата телеметрии, идущей с борта межпланетных аппаратов и космических кораблей. Перехват данных с «Востока» начался 12 апреля в 9:26 по московскому времени, когда он попал в зону видимости американских станций. Станция на авиабазе острова Шемья (Алеутский архипелаг, Аляска) сумела получить и быстро расшифровать телесигнал с изображением космонавта, передаваемый бортовой камерой системы «Селигер». Через 58 минут после начала приема сигнала отдельные кадры из этой телетрансляции переслали в штаб-квартиру АНБ в Форт-Миде. На кадрах было хорошо видно, как космонавт двигается, ведет переговоры, живет. Таким образом, уже в первые часы руководство США получило доказательство из самого надежного источника и никогда не ставило факт полета Гагарина под сомнение.

Разумеется, корреспондент «New York Daily Mirror» ничего о перехвате не знал, ведь АНБ тоже умеет хранить военные секреты и не распространяется о своих возможностях. Для публики от Советского Союза требовалось представить какие-то конкретные детали полета: фотоснимки Земли с орбиты (но фотоаппарата или кинокамеры на «Востоке» не было), подробности запуска ракеты и ее описание (но они оставались засекреченными), имена создателей ракеты и корабля (они были засекречены в большей степени, чем подробности запуска). Возникала абсурдная ситуация – на официальном уровне советское правительство заявляло, что готово делиться технологиями и знаниями, но отказывалось предъявить даже самую малость: общие схемы устройства кораблей «Восток» и пару-тройку имен их создателей, чтобы последние могли получить причитающиеся им лавры от мирового научного сообщества.

Зарубежные эксперты неоднократно указывали советской стороне на недопустимость подтасовок в публикациях о первом космическом полете, тем более что таковые стали очевидны уже в мае 1961 года. На это опытные кремлевские демагоги ответили, что правительство Соединенных Штатов Америки, которое кичится гласностью у себя в стране, не спешит делиться технологией изготовления атомной бомбы даже со своими ближайшими союзниками. Похоже, советские руководители не понимали, что, высказываясь таким образом, они порочат величайшее событие в истории XX века, поставив космический прорыв на одну полку с убийством тысяч людей в Хиросиме и Нагасаки.

Попал под гнет цензуры и сам Юрий Гагарин. Первое по-настоящему серьезное испытание ему пришлось выдержать на международной пресс-конференции, проведенной 15 апреля 1961 года Академией наук и Министерством иностранных дел в московском Доме ученых. В предварительном выступлении космонавт рассказал о себе, в очередной раз поблагодарил «партию и правительство» и дал краткое описание своих ощущений при полете – намного более скудное, чем перед Госкомиссией за два дня до этого. Затем посыпались вопросы, и первый же вопрос – вот незадача! – касался приземления.

Юрий Гагарин ответил на него так (цитирую по сборнику «Утро космической эры», 1961): «Мне поступило много вопросов о том, как происходил спуск. Разрешите ответить на все сразу. Техника приземления в нашей стране отрабатывалась в различных вариантах, в том числе и парашютный вариант. А в данном полете была осуществлена следующая система: пилот находился в кабине, спуск прошел успешно, показав высокую эффективность и отличную работу всех систем приземления».

Такой ответ выглядит уклончивым. Ведь можно потом сказать, что Юрий Гагарин имел в виду пребывание «пилота» внутри кабины до момента катапультирования. Но провести иностранных журналистов оказалось нелегко – посыпались новые вопросы.

Вопрос: «Когда вам сообщили о том, что вы первый кандидат?»

Казалось бы, что здесь мешало поведать публике о подготовке космонавтов и о том, что окончательный выбор был сделан незадолго до старта? Но почему-то решили утаить и эту банальную информацию. Хотя, повторюсь, американские коллеги секрета из распорядка работы отряда своих астронавтов не делали, а даже наоборот – всячески его рекламировали.

Вопрос: «Подошла ли встречающая группа на земле до приземления или после приземления?»

Ответ: «Приземление и встречающая группа сошлись почти одновременно».

Здесь Юрий Алексеевич «прикрывает» спортивного комиссара Ивана Григорьевича Борисенко, которому потом придется отвечать перед Международной аэронавтической федерацией, хотя «почти одновременно» тоже можно интерпретировать по-разному.

Вопрос: «Можно ли употребить еще раз космический корабль или некоторые его отдельные части?»

Ответ: «Этот вопрос больше относится к нашим техникам и инженерам. Но мне кажется, я не ошибусь, если скажу, что весь космический корабль и его оборудование можно еще раз употребить для полета в космос».

Очередной уклончивый ответ, позволяющий обойти опасную тему. И снова возникает путаница. С одной стороны, пилот не обязан знать все технические детали, а потому мог предполагать возможность многократного использования «Востока». С другой – выглядит странным, почему первый человек, отправленный в космос, не способен уверенно описать возможности своего корабля. Плохо готовили?…

Вопрос: «Вчера вы сказали, что ваши друзья, пилоты-космонавты, готовы совершить новый космический полет. Сколько их? Больше дюжины?»

Ответ: «В соответствии с планом освоения космического пространства в нашей стране подготавливаются пилоты-космонавты. И я думаю, что их вполне достаточно, чтобы осуществить серьезные полеты в космос».

Зачем скрыли численность отряда космонавтов? К Советскому Союзу стали бы хуже относиться, если бы узнали, что первый набор состоял из двадцати слушателей?

Вопрос: «Отличались ли истинные условия вашего полета от тех условий, которые вы представляли себе до полета? Если да, то в чем?»

Ответ: «В книге Константина Эдуардовича Циолковского очень хорошо описаны факторы космического полета, и те факторы, с которыми я встретился, почти не отличались от его описания».

Юрий Гагарин мог бы красочно описать условия своего полета, благо он сделал то же самое перед Госкомиссией. Но почему-то опять ушел от ответа, отправив журналистов штудировать труды Циолковского, который, конечно же, многое предсказал, но далеко не всё.

Вопрос: «Какое у вас жалованье? Получили ли вы специальное вознаграждение за полет?»

Ответ: «Жалованье у меня, как у всех советских людей, вполне достаточное для удовлетворения моих потребностей. Я удостоен высокого звания Героя Советского Союза. Это – самая высокая награда».

А ведь Юрий Алексеевич получил денежную премию и набор подарков от правительства. Постеснялся сказать? Почему? Как это умалило бы его подвиг?…

Позднее вышла книга «Дорога в космос» (1961), к которой мы здесь неоднократно обращались. В ней информации побольше, чем в интервью, однако по-прежнему обходятся стороной самые важные вопросы: как проходил полет, как на самом деле были устроены корабль и ракета-носитель, кто поддерживал связь с кораблем, кто готовил его к старту и кто встречал после приземления. Вряд ли космонавт не хотел или не мог рассказать все подробности, но цензоры с самого начала указывали ему, что говорить, что писать, как выступать, а он, будучи офицером и патриотом, не смел противостоять им. Да и, скажем честно, не желал этого противостояния.

Впрочем, с какого-то момента цензура начала ослабевать, и пытливым исследователям была предоставлена большая пища для ума. Например, в 1962 году вышла книга «Космонавты. Записки руководителя группы» авторства Е. А. Петрова – под таким псевдонимом выступил начальник ЦПК ВВС Евгений Анатольевич Карпов. Через год она была переиздана с небольшими дополнениями в библиотечке «Красной звезды». Книга интересна тем, что в ней упоминаются почти все члены отряда космонавтов под своими настоящими именами (Григорий, Павел, Владимир, Валентин, Алексей, Валерий и так далее), хотя фамилии названы только у двоих – Гагарина и Титова. Кроме того, в ней подробнее, чем в других популярных работах того времени, рассказывалось о проверках и тренировках, которые проходят слушатели отряда.

В 1963 году появилась книга «Первые космические полеты человека», в которой были изложены результаты медико-биологических экспериментов и исследований, выполненных на кораблях «Восток» и «Восток-2». Там же приводились сведения о требованиях, предъявляемых к космонавтам при отборе. Следом была опубликована необычная повесть «Дневник летчика-космонавта К.» (1963), написанная инженером и журналистом Михаилом Фёдоровичем Ребровым на основе личных впечатлений о работе с членами отряда. Еще более подробно о космической подготовке и проекте «Восток» было рассказано в большом сборнике статей «Шаги к звездам» (1972) под редакцией Михаила Васильевича Васильева. Определенный прорыв в сведениях о первом отряде был совершен с выходом двух книг, написанных космонавтами Георгием Степановичем Шониным и Евгением Васильевичем Хруновым. Шонин в своих воспоминаниях, появившихся сначала в журнальной версии в 1974 году, а затем в виде отдельного томика «Самые первые» (1976), дал читателям развернутые характеристики всех космонавтов-слушателей первого набора, включая тех, кто так и не слетал на орбиту (правда, цензура позволила раскрыть только имена «нелетавших», без фамилий и отчеств), а в книге Хрунова «Покорение невесомости» (1976) была приведена их коллективная фотография на отдыхе в Сочи в мае 1961 года. Снимок был дан без расшифровки, что позволило Ярославу Кирилловичу Голованову при публикации того же фото через десять лет заявить, будто бы он афишируется впервые. Так или иначе, но книга Голованова «Космонавт № 1» (1986) стала поистине бесценным собранием сведений о первом отряде. Именно из нее советский читатель узнал о том, что в тройку лидеров входил Григорий Григорьевич Нелюбов и что перед полетом Гагарина погиб в сурдобарокамере самый молодой член отряда Валентин Васильевич Бондаренко.

Рассекречивание подлинного облика космического корабля «Восток» тоже заняло изрядное количество времени. В 1965 году, как мы отмечали, макет корабля был представлен на ВДНХ, а один из экземпляров серии «3КА» – на авиационной выставке в Ле-Бурже. Однако показан он был вместе с третьей ступенью ракеты-носителя, оболочка которой скрывала приборный отсек с тормозной двигательной установкой. Тогда же появились фотоснимки реального спускаемого аппарата, снятого сразу после его приземления. В таком виде (спускаемый аппарат с третьей ступенью) «Восток» выставлялся и в дальнейшем. Таким он изображен в энциклопедии «Космонавтика», изданной в 1968 году.

Как-то раз я попытался определить, когда же впервые в советской печати был опубликован рисунок или фотоснимок, демонстрирующий «Восток» с приборным отсеком, не спрятанным под оболочкой третьей ступени. Оказалось, что не раньше 1972 года, – в наборе открыток, посвященных космическим достижениям и выпущенных издательством ДОСААФ, можно увидеть не только корабль в его истинном облике, но и ракету-носитель, ее двигатели РД-107 и схему полета всей ракетно-космической системы от момента старта, но всё еще без катапультирования из спускаемого аппарата. Рисунки на открытках больше похожи на детские наброски, чем на инженерный эскиз, но даже их можно воспринимать как своего рода прорыв сквозь цензуру. После выхода этого набора стало появляться всё больше материалов с описаниями реального «Востока» и фотографиями реальной ракеты.

Тем не менее оставалось множество вопросов, на которые упрощенные иллюстрации не могли дать ответы. Как устроены парашютная система и система ориентации корабля? Как выглядит тормозная двигательная установка? Где располагаются баки с топливом? Как размещено оборудование внутри кабины? Кому-то такие детали могут показаться не столь важными, однако в деле изучения первого полета в космос нет «мелочей».

Впервые компоновочная схема «Востока» была опубликована только в 1983 году – в учебнике для будущих инженеров «Техника космических полетов», написанном космонавтом Александром Станиславовичем Елисеевым. Еще больше подробностей о корабле приведено в переводном издании иллюстрированной энциклопедии Кеннета Гэтланда «Космическая техника» (1986). Появилось и множество статей, в которых рассказывалось об истории создания корабля, о выборе тех или иных конструкторских решений. Казалось бы, информации предостаточно. Но не тут-то было – корабль всё еще оставался смутным образом, не имеющим конкретных технических черт. В конце концов документы, связанные с «Востоком», и отдельные компоновочные чертежи со спецификациями были опубликованы в сборнике «Человек. Корабль. Космос», увидевшем свет в 2011 году – через пятьдесят лет после полета!

Примерно столько же заняло рассекречивание переговоров Юрия Алексеевича Гагарина с наземными пунктами управления (для сравнения: полную расшифровку переговоров Джона Гленна, первого астронавта, который совершил полноценный орбитальный полет на корабле «Mercury» в феврале 1962 года, изданную в виде брошюры, любой желающий мог приобрести за 15 центов уже в июле). Небольшой фрагмент общения Гагарина с теми, кто находился на старте, был опубликован в статье Николая Петровича Каманина «На космодроме» (журнал «Огонек», 14 мая 1961 года), но он настолько «творчески переработан», что в нем почти не осталось фраз, совпадающих с реальным документом. Впрочем, отдадим должное Каманину – он всё-таки добился, чтобы расшифровка переговоров стала доступна широким массам советских читателей: в его книге «Летчики и космонавты», изданной в 1972 году, был опубликован почти полный, хотя и сильно отредактированный текст. Из него, в частности, читатели узнали, что у руководителей полета был позывной «Заря», а у Гагарина – «Кедр». Еще более полная и близкая к оригиналу расшифровка появилась только в 1991 году (журнал «Известия ЦК КПСС»), альтернативный журналистский вариант – в 2001 году (газета «Коммерсантъ-Власть»). Сегодня «канонической» можно считать расшифровку, приведенную в двухтомнике рассекреченных документов «Первый пилотируемый полет», выпущенном в 2011 году, хотя и из нее вырезаны переговоры Олега Ивановского с Юрием Гагариным по поводу укладки провианта и отдельные неформальные реплики Павла Поповича.

Куда сложнее обстояло дело с проблемами, возникшими при сходе «Востока» с орбиты: беспорядочным вращением корабля («кордебалетом») и задержкой разделения отсеков. Поскольку текст выступления Юрия Гагарина перед Госкомиссией 13 апреля 1961 года был засекречен, то и вопроса о проблемах не возникало. Но даже после публикации расшифровки доклада в журнале «Известия ЦК КПСС» (№ 5, 1991 год), информация была принята к сведению без должного ее обсуждения. Всерьез к проблемам спуска обратились в апреле 2001 года, когда специалист ОКБ-1 Юрий Степанович Карпов попытался в своей статье «ЧП при спуске не было» (газета «Красная звезда», 2001, 12 апреля) опровергнуть «циркулирующие слухи» о том, что сход с орбиты «Востока» был, по сути, аварийным. На это журналист Игорь Анатольевич Лисов возразил (журнал «Новости космонавтики», 2001, № 6), что если признать описанное Юрием Гагариным «запланированной ситуацией», то тогда ставится под сомнение компетентность первого космонавта. В результате долгого разбирательства было установлено, что виной всему стал сбой в работе тормозной двигательной установки, описанный выше. Новую версию подтвердили документы, рассекреченные в 2011 году.

Сегодня можно с определенной долей уверенности сказать, что историческая правда о космическом полете Гагарина восстановлена в достаточном объеме. Конечно, будут еще споры о полной продолжительности полета (106 или 108 минут), о месте приземления (Смеловка или Подгорное) и прочих мелких деталях, которые интересны, пожалуй, только узким специалистам, но главное наконец-то стало достоянием общественности. Благодаря рассекречиванию мы теперь знаем, что полет Юрия Алексеевича Гагарина прошел вовсе не так гладко, как хотелось создателям ракетно-космической системы «Восток»; что первый космонавт подвергался опасности, однако не дрогнул и вернулся на Землю с подробной информацией о поведении корабля; что полет Гагарина остается уникальным как по своему историческом значению, так и по набору технических сбоев, изучение которых позволяет оценить степень риска при его осуществлении. Нам осталось разобраться, в чем состоит научная ценность первого космического рейса.