Глава 43. Растоптанные звезды

Клер ощутила какое-то оцепенение, когда узнала страшную новость про своего нового друга. И как будто время остановилось. Она представила себе замершие стрелки Биг-Бена. Это мертвое царство, как в ее сне. Люди превращены в статуи, а лепрехуны ползают и увечат их.

Неважно, что заснято на пленку, а что осталось лишь в ее памяти. В любом случае она запомнила больше, чем могли узнать журналисты. Хотя для нее полученная информация была всего лишь образом из снов.

Ее чуть не стошнило от запаха больничных медикаментов. Даже под ними она улавливала вонь сожженной кожи, горелой плоти и загнивших ран. Они уже никогда не заживут. Со временем ему станет только больнее. Смерть была бы для него избавлением. Жаль, что на этот раз она задержалась в пути.

Впервые Клер не решилась задать вопрос: «Кого вы увидели?» Это единственное, что ее интересовало. Губы привычно приоткрылись, но она промолчала. Ей показалось, что калека до сих пор видит ее. И повязка на выжженных глазах вовсе не мешает ему ею восхищаться. Точно так же, как он восхищался ангельским лицом за миг до того, как произошла катастрофа.

Она вдруг поняла, как этот человек всегда был несчастен. Всю его жизнь. Она зря завидовала ему. Зря ревновала. Счастливый образ на экране оказался всего лишь иллюзией. А за ней пряталась жгучая адская боль.

– Он не любит притворщиков. Тот, кто вас изувечил, – произнесла она вслух, потому что он ждал этих слов. До сих пор ей не удавалось прочесть чьи-либо мысли. Все, что она видела в сознании несчастных, это образ, промелькнувший перед ними за миг до гибели. Теперь она видела все четко, как написанное на скрижалях. – И ему не жаль тех, кто несчастен, потому что он сам был несчастнее всех. Его садизм произошел из собственной невыносимой боли.

– А вы?

– Я?

– Вы даже не спросите, зачем я вас сюда позвал?

Она отрицательно покачала головой, как будто он мог это видеть. Минута тишины показалась невероятно долгой. Как сама вечность. Но Клер слышала тиканье часов. Значит, время замерло лишь в ее воображении.

– Теперь я понимаю, почему мне всегда было больно смотреть на вас. Вы с самого начала были обречены. – Она даже не сморщилась от отвращения, заметив кусочки испепеленной в волдырях кожи под бинтами на его пальцах. Это уже мертвые руки. Они не могут двигаться, но все еще болят. – Я всегда страдаю, когда вижу тех, кто обречен. За это он зовет меня великомученицей. Но теперь вы стали великомучеником. Я бы хотела отдать кому-то хоть часть своей боли. Я не хочу больше страдать за всех людей в мире, которым суждена гибель. На меня возложили эту обязанность, как терновый венец. С каким бы счастьем я отдала его другим.

– И вы сделали это? – На самом деле он хотел сказать что-то другое, но она его перебила:

– Мне жаль вашу семью, ваших родных и близких, ваших возлюбленных. Всех, кто погиб, потому что был с вами.

– Не жалейте, Клер. У меня не было возлюбленных. До самого мига аварии, когда нечто промелькнуло в толпе.

Наверное, он бредил.

– Я бы с радостью принял ваш венец мучений на себя.

– Вы его приняли, – вздохнула она. – Только есть ли во всем этом смысл?

Этот человек был ее кумиром. Лицо, мелькавшее на экране, каждый раз жалило, как раскаленным свинцом. Теперь все будто встало на свои места. Это перевернутая реальность. Но, казалось, так было правильнее.

– Вы еще придете?

– Не знаю. – Она повернулась проверить, нет ли в коридоре врачей и медсестер. Не мог ли хоть кто-то из персонала или пациентов подслушать их разговор? Другому она бы ни за что ни в чем не призналась. Но этот человек знал куда больше, чем остальные. Разум, дремлющий в изувеченном теле, располагал к откровениям. К тому же этот человек долго не проживет.

– Я любил вас, Клер, как мою единственную мечту.

Она хотела сказать, что чувствовала то же, но вдруг передумала. Лицо, мелькавшее в зеркале, внезапно показалось ей куда дороже всего на свете. Лицо садиста и демона, покрытого шрамами. Лицо ее собственной извращенной любви.