Современность – это соглашение. Мы все заключаем его в миг своего рождения, и оно регулирует наши жизни до нашего смертного часа. Отменить его или выйти за его пределы удается очень немногим. Оно определяет, что мы едим, где работаем, о чем мечтаем, и решает, где мы живем, кого любим и как умираем.

При беглом ознакомлении содержание этого соглашения кажется исключительно сложным, поэтому очень немногие пытаются вникнуть в то, на что они подписались. Таким же образом, когда вы загружаете какой-нибудь софт и видите предложение согласиться на условия соглашения, состоящего из десятков страниц нудного юридического текста, – вы скользите по нему взглядом, идете сразу на последнюю страницу, кликаете «согласен» и забываете об этом. На самом же деле современность – на удивление простая сделка. Ее содержание можно передать одной фразой: «Люди соглашаются отказаться от смысла в обмен на власть».

До современной эпохи большинство культур держалось на вере, что человек – частица некоего грандиозного космического плана. Этот план составили всемогущие боги или вечные законы природы, и человечество не могло его изменить. Космический план наполнял жизнь человека смыслом, но вместе с тем ограничивал его власть. Люди были подобны актерам в театре. Сценарий придавал смысл каждому слову, слезе и жесту – и не позволял ничего, выходящего за его рамки. Гамлет не может убить Клавдия в первом акте или отправиться в Индию и поселиться в ашраме. Шекспир не позволит. Так же и люди – не могут жить вечно, не могут избавиться от болезней и не могут делать все, что им хочется. Этого нет в сценарии.

До нашего времени люди отказывались от власти над своими жизнями из-за веры в то, что их жизни уже имеют определенный смысл. Было важно, проявили ли они доблесть в бою, стояли ли грудью за законного короля, ели ли в пост скоромную пищу и имели ли роман с женой соседа. Это создавало, конечно, некоторые неудобства, но служило психологической защитой при несчастьях. Когда случалось что-то страшное – война, чума или засуха, – люди утешали себя: «Мы все играем роли в великой космической драме, диктуемой богами или законами природы. Нас не ознакомили со сценарием, но мы уверены, что все делается с определенной целью. Даже эта чудовищная война, чума или засуха имеют свое место в заданном свыше порядке вещей. Более того, мы можем положиться на драматурга: он обязательно приведет историю к хорошей и полной значения концовке. Так что в итоге все обернется к лучшему – если не здесь и не сейчас, то в загробной жизни».

Культура современной эпохи отвергает эту веру в великий космический план. Мы не актеры в некой большей чем жизнь драме. У жизни нет ни сценария, ни драматурга, ни режиссера, ни продюсера… Смысла в ней тоже нет. По данным науки, бытие вселенной – слепой и бесцельный процесс, полный шума и ярости, но ничего не значащий. За время своего микроскопически краткого пребывания на нашей крупинке-планете мы побегали, пошумели – и были таковы.

Поскольку нет никакого сценария и люди не задействованы ни в какой великой драме – значит, никакая небесная сила не явится нас выручать в случае злосчастий и не преисполнит смыслом наши страдания. Не будет ни счастливого конца, ни плохого конца, ни вообще какого-либо конца. События просто происходят, одно за другим. Новый мир не верит в замысел. Если у современности и есть девиз, то это: «Дерьмо случается».

Но так как «дерьмо случается» не по сценарию и не в рамках замысла, следовательно, человек не ограничен написанной для него ролью. Мы можем делать все, что хочется, – если будем знать как. Нас ограничивает только наше собственное невежество. Повальные болезни и засухи не посланы свыше – мы можем их искоренить. Войны не являются неизбежным злом на пути к лучшему будущему – мы можем повсюду установить мир. После смерти нас не ждет рай – мы вправе создать рай здесь, на земле. И жить в нем вечно, если только сумеем преодолеть кое-какие технические трудности.

Если мы вложим деньги в научные исследования, то ускорим технический прогресс. Новые технологии стимулируют экономический рост, и развивающаяся экономика вложит еще больше средств в исследования и разработки. С каждым десятилетием будут нарастать продуктовое изобилие, увеличиваться скорости передвижения, совершенствоваться лекарства. В один прекрасный день наши познания станут столь глубокими, а наши технологии – столь продвинутыми, что мы сможем создать эликсир неувядающей молодости, эликсир истинного счастья и любое другое вожделенное снадобье… И никакой бог нас не остановит.

Таким образом, сделка нашего времени представляет собой огромное искушение, соединенное с колоссальной опасностью. Перед нами, почти на расстоянии протянутой руки – всемогущество, но под нами зияет бездна абсолютной пустоты. На практике современная жизнь – это постоянная погоня за властью в лишенной смысла вселенной. Культура нашего времени – самая могущественная в истории; она постоянно исследует, изобретает, открывает что-то, развивается и растет. В то же время она гораздо больше, чем любая из предыдущих культур, страдает от экзистенциальных страхов.

Мы говорили о присущем современности стремлении человека к власти. В следующей главе речь пойдет о том, как человечество использовало свою растущую власть, чтобы вернуть смысл в бесконечную пустоту космоса. Да, мы обещали ради власти отказаться от смысла, но ведь над нами нет никого, кто принуждал бы нас исполнять обещанное. Мы считаем себя достаточно хитроумными, чтобы пользоваться всеми преимуществами Современного Ковенанта, не расплачиваясь за это.

Современная погоня за властью поддерживается альянсом научного прогресса и экономического роста. На протяжении почти всей истории наука двигалась вперед со скоростью улитки, в то время как экономика находилась в глубоком застое. Конечно, вместе с ростом населения постепенно росло и производство, а отдельные открытия даже приводили иногда к увеличению доходов на душу населения, но это был очень и очень медленный процесс.

Если в 1000 году н. э. 100 крестьян выращивали 100 тонн зерна, а в 1100 году 105 крестьян выращивали 107 тонн зерна, то такой рост не менял ни ритма жизни, ни социополити-ческого устройства. Сегодня все помешаны на росте, а в до-индустриальную эпоху люди не обращали на это внимания. Правители, священнослужители и землепашцы полагали, что человеческая производительность достигла стабильных и предельных величин, что единственный способ обогащения – за счет других и что их внуки будут жить так же, как они сами.

Этот застой во многом объяснялся трудностями с финансовым обеспечением новых проектов. Без достаточного финансирования непросто осушать болота, возводить мосты и строить морские порты – не говоря уже о том, чтобы создавать новые сорта пшеницы, открывать новые источники энергии и прокладывать новые торговые пути. Финансов не хватало, потому что в те дни не был в ходу кредит. Почему? Потому что люди не думали о росте и не верили в возможность роста. А не верили они в возможность роста потому, что в экономике был застой. То есть застой сам себя воспроизводил.

Представьте, что вы живете в средневековом городе, ежегодно страдающем от вспышек дизентерии. Вы решаете создать лекарство. Вам нужны средства, чтобы открыть лабораторию, купить лечебные травы и экзотические химикалии, заплатить помощникам и съездить за советом к известным докторам. Средства нужны также, чтобы прокормить себя и семью, пока вы занимаетесь изысканиями. Но денег у вас недостаточно. Можно пойти к местному булочнику, мельнику или кузнецу и попросить их в течение нескольких лет обеспечивать вас всем необходимым, пообещав, что как только вы изобретете лекарство и разбогатеете, то тут же рассчитаетесь с долгами.

К сожалению, булочник, мельник и кузнец едва ли согласятся. Им нужно кормить свои семьи сегодня, и они не верят в волшебные эликсиры. Они не один год живут на свете и никогда не слышали, чтобы кто-то изобрел новое чудесное снадобье, исцеляющее от гибельного недуга. Нужны продукты – гони монету. А где же ее взять, если вы еще ничего не изобрели и все время трудитесь в лаборатории? Вы бросаете лабораторию, нехотя возвращаетесь к обработке своего клочка земли, дизентерия продолжает косить горожан, никто не пытается создавать новые лекарства и ни один золотой не переходит из рук в руки. Так прозябала экономика и стояла на месте наука.

Этот порочный круг был разорван возрастающей верой в будущее и порожденным ею чудом кредита. Кредит – это экономическая демонстрация доверия. Сегодня, если я хочу разработать новое лекарственное средство, мне ничто не мешает взять заем в банке или обратиться к частным инвесторам и венчурным фондам. Когда летом 2014 года в Западной Африке разразилась эпидемия Эболы, что, по вашему мнению, произошло с акциями фармацевтических компаний, которые занялись поисками препаратов и вакцин, способных ее побороть? Они взлетели до небес. Акции компании Tekmira выросли на 50 процентов, акции BioCryst – на все 90. В Средние века вспышка чумы заставляла людей обращаться к небу и умолять Бога простить им их прегрешения. Сегодня, когда люди слышат о новой убийственной эпидемии, они тянутся к мобильным телефонам и звонят своим брокерам. Для фондовой биржи даже эпидемия это возможность заработать.

Когда достаточно большое число венчурных проектов оказывается успешным, вера людей в будущее крепнет, кредитование набирает размах, процентные ставки падают, доступ предпринимателей к деньгам становится легче – в результате экономика растет. Как следствие этого люди еще больше верят в будущее, экономика продолжает расти, и вместе с ней прогрессирует наука.

На бумаге все очень просто. Почему же тогда человечеству пришлось так долго ждать запуска механизма экономического роста – до современной эпохи? Тысячелетиями люди слабо верили в будущий прогресс не по своей глупости, а потому что это противоречит нашему шестому чувству, нашему эволюционному наследию и тому, как функционирует мир. Большинство природных систем существует в равновесии, и в борьбе за существование этот баланс, как правило, не нарушается – один может преуспеть только за счет другого.

Возьмем пример. Каждый год на предполагаемом лугу вырастает приблизительно одинаковое количество травы. Этой травой кормится популяция из примерно десяти тысяч кроликов, среди которых достаточно неповоротливых или невезучих особей, чтобы обеспечить пропитание примерно сотне лис. Если одна лиса окажется особенно хитрой и упорной и съест больше кроликов, чем среднестатистическая, тогда другие лисы, очевидно, будут голодать. Если все лисы ухитрятся одновременно съесть больше «нормы», кроличья популяция иссякнет, и на следующий год лисам вообще нечего будет есть. При всех возможных колебаниях на «кроличьем рынке», в долгосрочной перспективе лисы не могут рассчитывать на постоянный прирост кроличьего племени.

Разумеется, некоторые экологические реалии гораздо сложнее, и не всякая борьба за существование – антагонистическая игра. Многие животные эффективно взаимодействуют, и некоторые даже дают взаймы. Самые известные в природе заимодавцы – летучие мыши-вампиры. Они тысячными колониями живут в пещерах и каждую ночь вылетают охотиться. Обнаружив спящую птицу или беспечное млекопитающее, вампировые мыши нападают на него и сосут кровь. Но не всем мышам каждую ночь удается найти жертву. Чтобы не зависеть от случая, они ссужают друг друга кровью. Прилетев домой, невезучий вампир просит более счастливого товарища отрыгнуть ему немного краденой крови. При этом вампиры хорошо помнят, с кем делились, поэтому в другой раз, если вернется голодным уже кредитор, он обратится к своему должнику, и тот окажет ему ответную услугу.

Однако в отличие от людей-банкиров мыши-вампиры никогда не взимают процентов: если один вампир одолжил другому сто миллилитров крови, тот вернет ему столько же. Также они не используют займы для финансирования новых предприятий или расширения кровососного рынка.

Поскольку кровь вырабатывается другими животными, вампирам никак не дано нарастить ее выработку. Хотя на кровяном рынке бывают свои взлеты и падения, вампиры не могут рассчитывать, что в 2017 году крови будет на три процента больше, чем в 2016-м, и что в 2018-м предложение снова подрастет на три процента. Вот вампиры и не верят в прогресс. На протяжении миллионов лет эволюции человечество жило в среде, сходной со средой вампировых летучих мышей, лис и кроликов. Поэтому людям трудно верить в развитие, в рост.

Давление эволюционного отбора приучило людей видеть мир как пирог неизменного размера. Если кому-то перепадает бóльший кусок, кому-то другому неизбежно достанется меньший. Каким бы процветающим ни был отдельный род или город, совокупное человечество не будет производить больше, чем оно производит теперь. Соответственно, традиционные религии, такие как христианство и ислам, искали способы решить проблему неравенства с помощью имеющихся ресурсов – либо переделом существующего пирога, либо обещанием пирога на небе.

Современная эпоха, напротив, базируется на твердом убеждении, что экономический прогресс не только возможен, но абсолютно необходим. Добрые дела, молитвы и медитации, конечно, весьма утешительны и душеполезны, но с такими бедами, как голод, эпидемии и война, справиться можно только с помощью прогресса. Эта фундаментальная догма может быть выражена очень просто: «Если вам тяжело – значит, у вас нехватка чего-то, а чтобы этого чего-то было больше, нужно его больше производить».

Современные политики и экономисты утверждают, что экономический рост жизненно важен по трем основным причинам. Во-первых, производя больше, мы больше потребляем, повышается наш уровень жизни и мы будто бы становимся счастливее. Во-вторых, поскольку население Земли увеличивается, экономический рост необходим хотя бы для того, чтобы просто сохранять достигнутый уровень. Население Индии, например, ежегодно растет на 1,2 процента. Это значит, что индийская экономика должна каждый год прирастать хотя бы на 1,2 процента, иначе умножится число безработных, упадут заработки и снизится средний уровень жизни. В-третьих, даже если в Индии упадет рождаемость и тамошний средний класс удовлетворится имеющимся уровнем жизни, что стране делать с теми сотнями миллионов своих граждан, которые живут в нищете? Если экономика не растет и размер пирога, соответственно, остается прежним, вы сможете дать что-то бедному, только отняв это что-то у богатого. Это заставит вас принимать трудные решения и, вероятно, вызовет негодование, возмущение и даже насилие. Если вы хотите избежать негодования и насилия, вам нужен бóльший пирог.

Современная эпоха превратила формулу «больше чего-то» в панацею для разрешения всех общественных и личных проблем, начиная с религиозного фундаментализма, включая авторитаризм третьего мира и кончая распадающимся институтом брака. Если бы страны, подобные Пакистану и Египту, сумели обеспечить приличные темпы роста, их граждане оценили бы преимущества личных авто и набитых морозилок и взяли бы курс на земное благополучие вместо следования за дудочкой фундаменталистского Крысолова. В таких странах, как Конго и Мьянма, экономический подъем создал бы процветающий средний класс, который является основой либеральной демократии. И разрушающийся брак был бы якобы спасен, если бы раздраженные супруги имели возможность купить себе дом попросторней (чтобы не конкурировать за компьютерный стол), обзавестись посудомоечной машиной (чтобы не спорить из-за очереди мыть посуду) и дважды в неделю посещать дорогого психотерапевта.

То есть экономический прогресс стал точкой пересечения, местом встречи почти всех современных религий, идеологий и движений. Советский Союз с его сверхамбициозными пятилетними планами был не меньше одержим экономическим ростом, чем американские бароны-разбойники. Подобно христианам и мусульманам, которые верят в рай и не сходятся лишь в том, как туда попасть, капиталисты и коммунисты времен холодной войны одинаково верили в возможность построения рая на земле путем экономического прогресса и ожесточенно спорили только из-за способа.

Хотя сторонники реформации индуизма, правоверные мусульмане, японские националисты и китайские коммунисты заявляют сегодня о своей приверженности абсолютно разным ценностям и целям – все они убеждены, что ключом к реализации их столь разных устремлений является экономический рост. Так, в 2014 году истовый индуист Нарендра Моди был избран премьер-министром Индии в основном благодаря его успешным экономическим реформам в родном штате Гуджарат и широко распространившемуся мнению, что он один способен оживить застойную национальную экономику. Весьма похожая ситуация в Турции, где исламист Реджеп Тайип Эрдоган удерживается у власти с 2003 года. В названии его партии – Партия справедливости и развития – заявлена приверженность экономическому прогрессу, и правительству Эрдогана действительно удавалось в течение больше десятка лет сохранять впечатляющие темпы роста.

В Японии Синдзо Абэ стал премьер-министром в 2012 году с обещанием вытащить японскую экономику из двадцатилетней стагнации. Его агрессивные и весьма необычные методы получили название «абэномика». В соседнем Китае коммунистическая партия, все еще превозносящая марксистско-ленинские идеалы, на самом деле руководствуется знаменитыми максимами Дэн Сяопина: «развитие – единственная правда» и «не важно, какого цвета кошка – черная или белая, лишь бы она ловила мышей». Что означает: добивайтесь экономического роста любыми методами, не боясь огорчить Маркса и Ленина.

Сингапур, как и подобает такому серьезному, деловому городу-государству, идет в этом направлении еще дальше и привязывает министерские зарплаты к национальному ВВП. Когда сингапурская экономика растет, члены правительства получают прибавку, как будто их обязанности ограничиваются только этим.

Одержимость экономикой может казаться само собой разумеющейся, но это только потому, что мы живем в современном мире. В прошлом было не так. Индийские махараджи, османские султаны, сегуны периода Камакура и правители империи Хань в своих властных амбициях редко делали ставку на экономическое развитие. То, что Моди, Эрдоган, Абэ и председатель КНР Си Цзиньпин строят свои карьеры на экономическом росте, свидетельствует о его почти религиозном почитании во всех концах света. Мы вряд ли ошибемся, назвав веру в экономический рост религией, так как теперь она берется решать и многие (если не все) наши этические дилеммы. Поскольку экономический рост – это якобы источник всех благ, он побуждает людей забывать об этических разногласиях и выбирать ту линию поведения, которая максимально ему способствует. В Индии Моди существуют тысячи сект, партий, движений и гуру. Хотя их конечные цели различны, они вместе должны пройти сквозь бутылочное горлышко экономического подъема. Так почему бы не сплотиться на это время?

Кредо «больше чего-то» повелевает индивидам, фирмам и правительствам пренебрегать всем, что может мешать экономическому росту: социальной справедливостью, экологическим равновесием, почитанием собственных родителей. Вожди Советского Союза видели кратчайший путь к росту в государственном коммунизме, поэтому устранению подлежало любое препятствие на пути коллективизации, включая миллионы крестьян, свободу слова и Аральское море. В наши дни принято считать, что расплодившиеся разновидности рыночного капитализма являются гораздо более эффективным способом достижения долговременного роста. Поэтому алчные магнаты, крупные фермеры и свобода слова находятся под защитой, а окружающая среда, социальные структуры и традиционные ценности, мешающие рыночному капитализму, демонтируются, ликвидируются и разрушаются.

Возьмем программистку, работающую на высокотехнологичный стартап и получающую 100 долларов в час. В один прекрасный день ее пожилого отца разбивает инсульт. Нужно помогать ему покупать продукты, готовить и даже мыться. Программистка может перевезти отца к себе и сама ухаживать за больным: уходить утром из дома позже, приходить вечером раньше. Ее зарплата и продуктивность уменьшатся, но отец будет окружен заботой любящей дочери. Или можно нанять мексиканскую няньку, которая за двенадцать долларов в час будет жить у отца и обслуживать его. Программистка останется верна делу и стартапу, ее зарплата не пострадает, и даже нянька с мексиканской экономикой окажутся в выигрыше. Как следует поступить программистке?

У рыночного капитализма ответ очень четкий: если экономический рост требует ослабления семейных уз, отдельного проживания детей от родителей и импорта нянек из далеких стран – пусть так и будет. Однако этот ответ представляет собой скорее этическое суждение, чем фактологическое утверждение. Когда одни люди специализируются на программировании, в то время как другие занимаются стариками, у нас, безусловно, появляется больше компьютерных программ и старики получают более профессиональный уход. Но важнее ли экономический прогресс, чем семейные узы? Позволяя себе подобные этические суждения, рыночный капитализм вступает на территорию религии.

Большинству капиталистов, наверное, не понравится ярлык религии на капитализме. Однако как раз в качестве религии капитализму есть чем гордиться. В отличие от других религий, предлагающих нам пирог на небесах, капитализм обещает чудеса здесь, на земле – и даже выполняет часть своих обещаний. Немалая роль в победе над голодом и эпидемиями принадлежит пламенной капиталистической вере в экономический рост. Капитализм также заслуживает похвалы за вклад в уменьшение насилия и увеличение терпимости и сотрудничества. Тут действуют и дополнительные факторы, но надо сказать, что капитализм внес реально весомый вклад в мировую стабильность, приучив людей видеть в экономике не антагонистическую игру, в которой моя прибыль означает твою потерю, а выигрышную для обеих сторон ситуацию, в которой моя прибыль – это и твоя прибыль. Такой взаимовыгодный подход, может быть, гораздо больше способствовал успокоению народонаселения Земли, чем века христианских проповедей о необходимости возлюбить ближнего и подставлять другую щеку.

Из веры в наивысшую ценность экономического роста капитализм выводит свою первую заповедь: ты обязан вкладывать свою прибыль в увеличение роста. На протяжении истории почти все монархи и церковные бонзы растрачивали свои доходы на великолепные дворцы, пышные карнавалы и ненужные войны. Или же наполняли золотыми монетами железные сундуки, которые запечатывали и хранили в подземельях. Сегодня истинные капиталисты тратят свою прибыль на расширение производства, увеличение штата или разработку новых видов продукции.

Если кто-то не умеет вкладывать деньги сам, то доверяет делать это кому-то, кто умеет. Например, банкирам или венчурным капиталистам. А те уже дают ссуды разным предпринимателям: фермерам – чтобы те засевали зерном новые поля, подрядчикам – чтобы те строили новые дома, нефтяным корпорациям – чтобы бурили новые скважины, военным заводам – для производства новых вооружений. Прибыль от этой деятельности позволяет предпринимателям возвращать долги с процентами. В результате прибавляется не только зерна, домов, нефти и оружия – прибавляется и денег, которые банки и фонды могут ссужать снова и снова. Это колесо никогда не перестанет вертеться – так, по крайней мере, считает капитализм. Нам не дождаться момента, когда капитализм скажет: «Все. Хватит роста. Можно расслабиться». Если хотите узнать, почему капиталистическое колесо никогда не остановится, поговорите часок с приятелем, который накопил сто тысяч долларов и раздумывает, как бы ими распорядиться.

«В банках такие низкие проценты по вкладам, – занудит он. – Не собираюсь класть деньги на сберегательный счет за каких-то полпроцента годовых. Через ценные бумаги, возможно, получится заработать два процента. Мой двоюродный брат купил в прошлом году квартиру в Испании и уже выиграл на этом вложении двадцать процентов! Думаю, может, действительно вложиться в жилье, но все твердят про пузырь на рынке недвижимости. А что ты думаешь о фондовой бирже? Коллега сказал мне, что сейчас самое выгодное – купить паи ETF, ориентированные на растущие экономики типа бразильской или китайской». Когда приятель на секунду умолкнет, чтобы перевести дух, вы спросите: «А почему просто не удовлетвориться этими ста тысячами?» И тогда он гораздо лучше меня объяснит вам, почему капитализм никогда не остановится.

Эти же мысли навязываются даже детям и подросткам – посредством вездесущих капиталистических игр. Досовре-менные игры вроде шахмат подразумевали застойную экономику. Вы начинаете игру с шестнадцатью фигурами и никогда не заканчиваете ее с прибавлением. Иногда пешка может превратиться в ферзя, но нельзя добавлять новые пешки или апгрейдить коня в танк. Игроки в шахматы не думают о вложениях. Многие из современных настольных и компьютерных игр, напротив, построены на инвестировании и росте.

Особенно показательны цивилизационные стратегические игры, такие как «Майнкрафт», «Колонизаторы» или «Цивилизация (Сида Мейера)». Происходит ли действие в Средневековье, в каменном веке или в какой-нибудь воображаемой сказочной стране, принципы всегда остаются теми же – и всегда капиталистическими. Вы собираетесь основать город, королевство или, может быть, целую цивилизацию. Вы начинаете с малого – например, с деревни и прилегающих к ней полей. Они дают вам первый прирост в виде зерна, леса, железа или золота. Теперь ваша задача – разумно вложить полученную прибыль. Вы должны выбрать между средствами непроизводственными, хотя и необходимыми (вроде солдат), и производственными активами (новые деревни, поля и рудники). Выигрышной стратегией обычно является минимальное вложение в непроизводственные первостепенные нужды и максимальное – в производственные активы. Прирост числа деревень означает, что на следующем витке у вас будет более солидный доход, который позволит вам и купить еще солдат (если необходимо), и увеличить инвестиции в производство. Вскоре вы сможете превратить деревни в города, построить университеты, заводы и порты, исследовать моря и океаны, основать свою цивилизацию и выиграть.

Но в состоянии ли экономика расти бесконечно? Разве она не забуксует, когда станут заканчиваться ресурсы? Чтобы обеспечить беспрестанный экономический рост, мы должны открыть неистощимый запас ресурсов.

Одно из решений – разведывать и покорять новые земли. В течение многих веков развитие европейской экономики и экспансия капиталистической системы шли в основном за счет завоеваний империями заморских территорий. Однако число земных континентов и островов ограничено. Некоторые предприниматели надеются когда-нибудь освоить новые планеты и даже галактики, но пока современная экономика вынуждена изобретать более простые способы экспансии.

Решение предложила наука. Лисья экономика буксует, потому что лисы не знают, как увеличить число кроликов. Кроличья экономика стагнирует, потому что кролики не способны заставить траву расти быстрее. А экономика человеческая развивается, потому что люди способны находить новые материалы и источники энергии.

Традиционный взгляд на мир как на пирог неизменного размера предполагает, что в мире есть всего два вида ресурсов: сырье и энергия. На самом деле видов ресурсов три: сырье, энергия и знания. Сырье и энергия невозобновляемы – чем больше вы их используете, тем меньше у вас остается. Знание, напротив, накапливаемый ресурс – чем больше вы его используете, тем больше его у вас становится. Кроме того, увеличение объема знаний может обеспечить больше сырья и энергии. Если я вложу сто миллионов долларов в поиски нефти на Аляске и найду ее, тогда у меня будет больше нефти, зато у моих внуков ее станет меньше. Если же я вложу эти сто миллионов в изучение солнечной энергии и открою новый и более эффективный способ управлять ею, тогда энергии будет больше и у меня, и у моих внуков.

Тысячи лет научный путь к росту был блокирован, потому что люди верили: священные книги и древние традиции уже содержат все важные и нужные знания о мире. Корпорация, которая убеждена, что все месторождения нефти на земле уже открыты, не станет тратить время и деньги на дальнейшую разведку. Так же и человеческая культура – она верит, что уже знает все, что нужно знать, и не будет утруждать себя погоней за новым знанием.

Такова была позиция большинства человеческих цивилизаций до современной эпохи. Научная революция освободила человечество от этого наивного убеждения. Величайшим научным открытием было открытие невежества. Когда люди поняли, как мало знают о мире, у них появился сильнейший стимул к получению новых знаний, который разблокировал путь к прогрессу науки.

Каждому следующему поколению наука помогала открывать незнакомые ранее источники энергии, новые виды сырья, лучшие механизмы и более эффективные методы производства. В итоге в 2018 году в распоряжении у человечества находится столько энергии и сырья, сколько не было никогда раньше, и производство продолжает расти стремительно. Изобретение парового двигателя, двигателя внутреннего сгорания и компьютера запустило с нуля целые индустрии. Заглядывая на двадцать лет вперед, мы можем с уверенностью сказать, что в 2038 году будем производить и потреблять значительно больше, чем сегодня. Нанотехнологии, генетическая инженерия и искусственный интеллект произведут очередной промышленный переворот, а супермаркеты станут занимать в наших городах целые кварталы.

В общем, шансы справиться с проблемой нехватки ресурсов у нас достаточно хорошие. Куда более грозной проблемой, дамокловым мечом, висящим над современной экономикой, является экологический коллапс. И научный прогресс, и экономический рост происходят в хрупкой биосфере, и ударные волны от их сверхзвуковых скоростей дестабилизируют экологию. Чтобы обеспечить каждому жителю Земли уровень жизни благополучного американца, потребуется еще несколько планет. Но у нас у всех она одна. Если прогресс и рост приведут к разрушению экосистемы, дорого заплатят не только мыши-вампиры, лисы и кролики, но и Homo Sapiens. Экологическая катастрофа повлечет за собой экономический крах, политические волнения, падение уровня жизни и поставит под угрозу само существование человеческой цивилизации.

Эту опасность можно снизить, замедлив темпы прогресса и роста. Скажем, если в этом году инвесторы ожидают получить по шесть процентов с доходного портфеля, через десять лет они могли бы привыкнуть удовлетворяться тремя процентами, через двадцать лет – одним процентом… А через тридцать лет рост экономики остановится, и мы будем счастливы тем, что уже имеем. Однако религия роста стойко противится такой еретической идее. Она, наоборот, предлагает мчаться еще быстрее. Раз наши открытия расшатывают экосистему и угрожают человечеству, значит, мы должны успеть открыть что-то, что защитит нас. Раз озоновый слой истончается и уже не задерживает лучи, вызывающие у нас рак кожи, – значит, мы должны создавать лучшие солнцезащитные средства и лекарства от рака, а также строить новые косметические фабрики и онкологические центры. Раз все современные производства загрязняют атмосферу и океаны, вызывая глобальное потепление и массовую гибель животных, – значит, мы должны создать для себя виртуальные миры и оборудованные по последнему слову техники убежища, которые обеспечат нас всем необходимым, даже если Земля станет раскаленной, унылой и задымленной, как преисподняя.

Пекин загазован до того, что люди избегают прогулок по улицам, а состоятельные пекинцы платят тысячи долларов за домашние системы очистки воздуха. Супербогатые накрывают защитными конструкциями даже свои придомовые участки. В 2013 году Пекинская международная школа, в которой учат детей иностранных дипломатов и высокопоставленных китайцев, потратила пять миллионов долларов на возведение гигантского купола над принадлежащими ей шестью теннисными кортами и игровыми площадками. Другие школы стараются не отставать, и китайский рынок воздухоочистки процветает. Конечно, большинство жителей Пекина не может позволить себе всех этих дорогих удовольствий, равно как и отдать детей в Международную школу.

Человечество оказалось заложником двойной гонки. С одной стороны, мы чувствуем себя обязанными ускорять темпы научного прогресса и экономического роста. Миллиард китайцев и миллиард индийцев хотят жить не хуже среднего класса Соединенных Штатов и не понимают, почему они должны умерить свои запросы, если американцы и не думают отказываться от своих многолитровых джипов и огромных торговых центров. С другой стороны, человечеству нужно двигаться так, чтобы хотя бы на шаг опережать экологический Армагеддон. Выдерживать эту двойную гонку с каждым годом становится все труднее, так как каждый шаг, приближающий обитателей делийских трущоб к американской мечте, заодно приближает планету к краю пропасти.

Отрадно, что человечество, пользуясь благами развивающейся экономики в течение сотен лет, сумело не довести до экологического коллапса. Жертвой процесса пали многие виды жизни. Люди тоже не раз попадали в экономические кризисы и экологические бедствия, но до сих пор неизменно умудрялись выкарабкаться. Однако никакие законы природы не гарантируют этого в будущем. Всегда ли наука будет способна одновременно спасать экономику от охлаждения и экологию от перегрева? А поскольку скорость развития постоянно увеличивается, размер допустимой погрешности продолжает уменьшаться. Если раньше достаточно было сделать серьезное открытие раз в столетие, то теперь чудеса нужны каждые два года.

Следует также иметь в виду, что экологический апокалипсис будет иметь разные последствия для разных социальных групп. В истории нет справедливости. В бедствие или кризис бедные почти всегда страдают гораздо больше, чем богатые, даже если богатые сами спровоцировали трагедию. Глобальное потепление уже затронуло бедняков в засушливых африканских странах сильнее, чем сытых обитателей Запада. Как это ни парадоксально, именно могущество науки усугубляет опасность, потому что создает у богачей иллюзию вседозволенности.

Посмотрим на ситуацию с эмиссией парниковых газов. Большинство ученых и все возрастающее число политиков осознают реальность глобального потепления и масштабы нависшей над нами угрозы. Однако это осознание пока не внесло значительных корректив в наше поведение. Мы много говорим о глобальном потеплении, но на практике человечество не желает идти на серьезные экономические, социальные и политические жертвы ради предотвращения катастрофы. Между 2000 и 2010 годами эмиссия отнюдь не сократилась. Напротив, она увеличилась на 2,2 процента в год в сравнении с ежегодным ростом на 1,3 процента между 1970-м и 2000-м⁴. Киотский протокол 1997 года о сокращении выбросов парниковых газов был нацелен лишь на замедление глобального потепления, а не на его остановку, однако главный в мире загрязнитель атмосферы – Соединенные Штаты – отказался ратифицировать этот документ и не предпринял ни малейшей попытки хоть как-то исправить ситуацию – из опасения помешать своему экономическому росту.

Более амбициозная цель была поставлена в декабре 2015 года в Парижском соглашении, призывающем не допустить подъема средней глобальной температуры более чем на 1,5 градуса над доиндустриальным уровнем. Однако многие болезненные шаги, необходимые для достижения этой цели, были «благоразумно» отложены до после 2030 года или даже до второй половины XXI века, то есть проблема жизненной важности была ловко переадресована следующим поколениям. Действующие правительства получают скорые политические дивиденды, демонстрируя свою «зеленость». Но тяжелую политическую расплату за снижение эмиссии (и замедление роста) они завещают руководителям завтрашнего дня. При этом далеко не очевидно, что страны – лидеры загрязнения ратифицируют Парижское соглашение. Слишком многие политики и избиратели убеждены, что, пока экономика развивается, ученые и инженеры всегда смогут спасти нас от светопреставления. Что до изменения климата, фанаты экономического роста не просто надеются на чудо – они нисколько не сомневаются, что чудеса будут происходить.

Разумно ли это: строить будущее человечества на предположении, что в один прекрасный день ученые совершат какие-то неизвестные планетоспасительные открытия? Как правило, президенты, министры и руководители корпораций – те, кто правит миром, – очень разумные люди. Почему же они ведут такую рискованную игру? Не потому ли, что ставят на карту не свое будущее?

Даже если случится худшее, и наука не сможет предотвратить потоп – инженеры сумеют построить для высшей касты этакий высокотехнологичный Ноев ковчег. Миллиарды остальных пускай тонут. Вера в этот суперковчег – одна из самых больших угроз будущему человечества и всей экосистемы. Людям, верящим в суперковчег, нельзя доверять экологию планеты по той же причине, по какой тем, кто верит в загробную жизнь, нельзя давать в руки ядерное оружие.

А что же бедные? Почему они не протестуют? Если и когда потоп придет, все тяготы лягут на их плечи. Они же будут первыми, по кому ударит экономический застой. В капиталистическом мире жизнь бедняков улучшается, только когда экономика растет. Поэтому они вряд ли поддержат какие-либо меры, направленные на снижение будущей экологической угрозы, если при этом подразумевается замедление экономического роста. Защита окружающей среды – очень хорошая идея, но те, кому нечем платить за квартиру, куда больше озабочены своими долгами, чем таянием ледников.

Даже если мы будем нестись с достаточной скоростью и умудримся избежать и экономического коллапса, и экологической катастрофы, сама эта гонка создает огромные проблемы. Для индивидуумов она оборачивается высоким уровнем стресса и напряжения. После нескольких веков экономического роста и научного прогресса жизнь должна вроде бы стать тихой и мирной, по крайней мере в развитых странах. Если бы наши предки знали, какие в нашем распоряжении ресурсы и технологии, они решили бы, что мы наслаждаемся райским покоем, избавленные от всяческих забот и тревог. Но реальность не такова. Несмотря на все наши достижения, мы постоянно чувствуем давление необходимости делать и производить еще больше.

Мы виним себя, своего начальника, условия ипотеки, правительство, систему образования. Но это не их вина. Это условие Современного Ковенанта – сделки, заключенной нами в час нашего рождения. Обитатели доиндустриального мира были как мелкие чиновники при социализме. Они отмечались, приходя на работу, а потом ждали, что кто-то другой сделает все за них. В современном мире никто не сделает работы за нас, поэтому мы не расслабляемся ни днем ни ночью.

На коллективном уровне гонка проявляет себя бесконечными потрясениями. Если раньше социальные и политические системы держались веками, то сегодня каждое поколение разрушает старый мир и строит на его обломках новый. Как верно сказано в «Коммунистическом манифесте», новый мир не может существовать без беспрестанных переворотов в производстве и непрерывных потрясений всех общественных отношений. Все застывшие отношения и освященные веками воззрения сметаются, все возникающие структуры устаревают прежде, чем приобретут окончательную форму. Все солидное и устойчивое исчезает. Очень непросто жить в таком хаотичном мире, и еще труднее им управлять.

Соответственно, перед современностью стоит сложнейшая задача – добиться того, чтобы ни отдельные люди, ни человеческие сообщества не пытались уклониться от гонки, несмотря на напряженность и хаос, которые она создает. Именно с этой целью современность объявляет рост наивысшей ценностью, ради которой дóлжно идти на любые жертвы и любые риски. На коллективном уровне правительствам, фирмам и организациям рекомендуют измерять свой успех в единицах роста и бояться равновесия как чумы. На индивидуальном уровне нас побуждают к постоянному повышению доходов и уровня жизни. Вас не должно устраивать ваше нынешнее положение (даже если устраивает), вы всегда должны стремиться к большему. Вчерашние предметы роскоши становятся сегодняшними предметами первой необходимости. Если раньше вы нормально жили в трехкомнатной квартире с одной машиной и одним настольным компьютером, сегодня вам не обойтись без дома с пятью спальнями, двух авто и кучи айподов, планшетов и смартфонов.

Убедить отдельных людей хотеть большего было совсем не трудно. Люди легко заболевают жадностью. А вот общественные институты, такие как государство и Церковь, трудно сживались с новым идеалом. Тысячелетиями общество старалось обуздывать индивидуальные желания, приводить их к некоему балансу. Давно известно, что человеку всегда мало, но пока пирог не увеличивался в размерах, социальная гармония зависела от сдержанности. Алчность была не в чести. Современная эпоха перевернула мир. Она убедила человечество, что равновесие хуже хаоса и что алчность – отличное качество, поскольку ускоряет рост. Таким образом новое время разожгло в людях тлевшее ранее желание наживаться и разрушило порядки, державшие ненасытность в узде.

Возникшие тревоги и беспокойства в значительной степени снял рыночный капитализм, что стало одной из причин популярности этой идеологии. Пропагандисты капитализма все время нас успокаивают: «Без паники, все будет хорошо. Пока экономика растет, невидимая рука рынка обо всем позаботится». Так капитализм освятил и возвеличил ненасытную и хаотичную систему, которая несется сломя голову никто не понимает куда. (Коммунизм, тоже веривший в экономический рост, полагал, что сможет предотвратить хаос и управлять развитием с помощью государственного планирования. Однако после начальных успехов он в конце концов безнадежно отстал от кавалькады свободного рынка.)

Сегодня обличение рыночного капитализма является непременным пунктом интеллектуальной повестки дня. Поскольку капитализм доминирует в нашем мире, нам следует очень тщательно изучать его недостатки, пока они не привели к глобальной катастрофе. Но, критикуя капитализм, мы не должны закрывать глаза на его преимущества и достижения. До настоящего времени ему сопутствовал поразительный успех – если оставить в стороне возможность будущей экологической катастрофы и мерить успех меркой производства и роста. Пусть мы живем в 2018 году в полном стрессов хаотичном мире, однако мрачные пророчества относительно разгула насилия и наступления конца света не оправдались, а самоуверенные обещания бесконечного роста и глобальной кооперации были выполнены. Хотя случаются и экономические кризисы, и военные конфликты, по большому счету капитализм сумел не только добиться всемирного господства, но и победить голод, эпидемии и войну. Тысячелетиями христианские священники, раввины и муфтии твердили, что люди своими силами никогда не справятся с голодом, мором и войной. Затем пришли банкиры, промышленники и инвесторы, и за двести лет справились.

Итак, Современный Ковенант обещал нам беспрецедентную власть – и сдержал обещание. А как насчет цены? В уплату за власть договор требует от нас отказа от смысла. Как люди справились с этим ужасным требованием? Подчинение ему могло бы означать падение в темную бездну, лишенную этики, эстетики и сострадания. Однако факт остается фактом: человечество сейчас не только могущественно как никогда, оно также миролюбиво и солидарно, как никогда раньше. Как людям удалось достичь этого? Как нравственность, красота и даже сострадание выживают в мире без богов, рая и ада?

Капиталисты и тут приписывают все заслуги невидимой руке рынка. Но рука рынка не только невидима, она еще и слепа и сама не спасла бы из беды ни одного человеческого общества. Даже деревенская ярмарка не может организоваться без помощи Бога, короля или церкви. Когда все продается, включая суды и полицию, доверие испаряется, кредит исчезает и бизнес чахнет. Что же тогда уберегло современное общество от коллапса? Человечество было спасено не законом спроса и предложения, а подъемом новой революционной религии – гуманизма.