Я возвращалась домой на Рождество. Неприятные минуты с Джулианом были забыты, уступив место радостному ожиданию встречи с Полом и того мгновения, когда я смогу поведать всем нашу замечательную новость. Слава Богу, что у меня есть Пол! Джулиану не удастся лишить меня удовольствия счастливо провести это Рождество. Ведь мы с Полом договорились, что именно на Рождество объявим о нашей помолвке, и только Крис мог теперь испортить мне настроение.

Было два часа ночи. Крис с Полом встречали меня в аэропорту. Даже в Южной Каролине стояли морозы. Первым ко мне подбежал Крис. Он схватил меня своими сильными руками и попытался поцеловать в губы, но я отвернула лицо, и он чмокнул меня в щеку.

— Привет звезде балета! — воскликнул он и крепко прижал меня к себе; в глазах его светилась гордость за меня. — О, Кэти, да ты просто красавица! Каждый раз при встрече с тобой у меня щемит сердце.

У меня тоже защемило сердце: я вдруг увидела, как он красив, даже красивее отца. Я отвернулась. Вырвавшись из объятий брата, я бросилась к Полу, который стоял в сторонке и смотрел на нас. Он взял мои руки в свои. «Осторожно, не спеши, — говорил его долгий взгляд, — нельзя, чтобы нашу новость узнали раньше времени!»

Это было самое лучшее Рождество в моей жизни от начала до конца, или почти до конца. Кэрри подросла на полдюйма, и что за радость была увидеть ее сверкающие от счастья огромные голубые глаза, когда она сидела на полу и, взвизгивая от радости, рассматривала платьице из алого бархата, которое я купила ей в Нью-Йорке, обегав там все магазины и потратив на это несколько часов. В платье она походила на прекрасную маленькую принцессу. Я попыталась представить себе Кори, как он сидел бы по-турецки на полу и рассматривал свои подарки. Каждое радостное событие пробуждало во мне воспоминание о нем. О, как часто, заметив на нью-йоркской улице маленького мальчика с голубыми глазами и золотистыми кудряшками, я бежала за ним, надеясь на чудо, на то, что это может быть он. Но это всегда был не он, не он!

Крис положил мне в руки маленькую коробочку. Там находился крохотный золотой медальон в форме сердечка с бриллиантом посередине. Бриллиант был маленький, но настоящий.

— Я сам заработал на него, тяжелым ежедневным трудом, — произнес Крис, застегивая мне на шее цепочку. — Работа официанта неплохо оплачивается, если обслуживаешь хорошо и с улыбкой.

Он украдкой сунул мне в руку какой-то сложенный листок.

Спустя час я улучила минутку, прочла послание и чуть не заплакала. Оно гласило:

«Милой Кэтрин, даме моего сердца. Я дарю тебе этот золотой кулон, и хотя бриллиант в нем едва заметен, мое чувство к тебе может увеличить его до размеров горы.

Я дарю тебе золотую безделушку, потому что золото долговечно, и такой же вечной будет моя любовь.

Твой брат Кристофер».

Я еще не успела прочитать письмо, когда мне вручил свой подарок Пол, это было что-то завернутое в золотую фольгу с большим красным бантом. У меня дрожали руки, когда я разворачивала бесконечные слои обертки, а он тем временем терпеливо наблюдал. Шуба из черно-бурой лисы!

— Это именно то, что тебе нужно для вашей нью— йоркской зимы, — сказал он; глаза его светились теплотой и любовью.

— Это так дорого! — У меня перехватило дыхание. — Но мне нравится, страшно нравится!

Он улыбнулся: ему так мало надо для счастья.

— Каждый раз, когда будешь ее надевать, обязательно думай обо мне, и она согреет тебя даже в Лондоне, в холодные и пасмурные дни.

Я сказала, что это самая роскошная шуба из всех, что мне доводилось видеть, хотя я испытывала неловкость. В памяти вдруг ожило воспоминание о маме и о шкафе, набитом всевозможными мехами, они появились там благодаря тому, что у нее достало бессердечия и жестокости запирать нас одних, а сама она тем временем зарабатывала себе состояние, меха, драгоценности, и что там еще можно купить за деньги.

Крис вскинул голову и уловил на моем лице нечто, что должно быть выдало мои чувства к Полу. Брови его сошлись у переносицы, лицо нахмурилось, он взглянул на Пола. Потом встал и вышел из комнаты. Где-то наверху сильно хлопнула дверь. Пол сделал вид, что ничего не заметил.

— Кэтрин, видишь там в углу, это подарок для всех нас. Я уставилась на огромный телевизор, а Кэрри вскочила на ноги и побежала его включать.

— Он купил его специально для того, чтобы мы могли в цвете смотреть, как ты танцуешь в «Щелкунчике», Кэти! А так он не разрешает мне его включать.

— Это потому, что его чертовски трудно настраивать, — начал оправдываться Пол.

В тот день я почти не видела Криса, разве что за едой. На нем был ярко-синий свитер, который я сама связала, и который очень ему шел, рубашка и галстук, которые тоже я подарила. Но мои подарки не могли сравниться с золотым медальоном и тем милым письмом, от которого у меня слезы наворачивались на глаза. Мне было неприятно, что он так серьезно ко всему относится, но, поразмыслив, я поняла, что было бы еще неприятнее, если бы он вел себя иначе.

В тот вечер все мы удобно расположились вокруг нового цветного телевизора. Я устроилась на полу, примостившись возле Пола, сидевшего на стуле; ко мне прижалась Кэрри. Крис отодвинулся, как можно дальше; он пребывал в настроении, которое удаляло его от меня гораздо сильнее, нежели те несколько футов, что на самом деле разделяли нас. Из-за этого я не испытывала той радости, которую должна была бы ощущать, глядя на титры. Показывали пленку, записанную еще в августе, но только сейчас предоставленную вниманию жителей сотен городов. Как красиво балетные па смотрелись в цвете; в реальности они не казались такими воздушными. Я старалась взглянуть на себя глазами Клары: неужели я действительно так здорово танцую? Я забыла обо всем и незаметно для себя прижалась к бедру Пола, и вдруг почувствовала, как он запустил руку мне в волосы. Я уже не знала, где нахожусь, и жила лишь на сцене, где по мановению волшебства, Джулиан из уродливого щелкунчика превращался в прекрасного принца.

Когда представление кончилось, и я пришла в себя, я вдруг подумала о матери. «Господи, хоть бы она была дома и видела меня! Хоть бы она поняла, кого пыталась убить! Господи, сделай так, чтобы ей стало больно, стыдно, чтобы она плакала, переживала… пожалуйста, Господи!»

— Я хочу сказать, Кэти, — благоговейно начал Пол, — ни одна балерина не танцевала эту роль так, как ты. И Джулиан был на высоте.

— Да, — холодно отозвался Крис, поднимаясь со своего места, чтобы взять Кэрри на руки. — Вы оба были великолепны. Но я уверен, что это представление не для детей, не такое, какое я сам видел ребенком. Вы превратили его в любовную историю. Советую тебе, Кэти, окрутить этого парня и побыстрей.

С этими словами он вышел из комнаты и пошел наверх уложить Кэрри в постель.

— Кажется, твой брат что-то подозревает, — мягко произнес Пол, — причем не только в отношении Джулиана, но и меня. Почему-то сегодня он целый день на меня волком смотрит. Боюсь, он не обрадуется, когда мы выложим ему все начистоту.

Любой на моем месте захотел бы отложить неприятное дело на потом, вот я и предложила, чтобы мы ничего не рассказывали до завтра. Я примостилась у Пола на коленях, и мы, растворяясь в объятиях друг друга, отдались поцелуям столь страстным, что я помню их до сих пор. Все мое тело изнывало от желания. Мы погасили свет и, поднявшись по черной лестнице к нему в спальню, предались любви со всем пылом, рожденным воздержанием. Мы заснули, потом проснулись и вновь отдались во власть чувств. На рассвете я еще раз поцеловала его, накинула халат и хотела через холл проскользнуть в собственную спальню. Но стоило мне выйти из комнаты Пола, как к моему ужасу дверь спальни Криса открылась, и он вышел в холл! Он резко остановился и изумленно уставился на меня; в глазах его была боль. От страха я попятилась назад, мне было так стыдно, что я готова была расплакаться. Мы не произнесли ни слова. Он первым очнулся от столбняка и бросился к лестнице, но на полпути обернулся и кинул на меня взгляд, полный бешенства и отвращения. Мне хотелось умереть на месте! Я зашла взглянуть на Кэрри, которая тихо сопела, прижав к груди бархатное платье. Потом легла и сама, пытаясь придумать, что бы такое сказать Крису, чтобы все снова встало на свои места. Почему мне казалось, что я его предала?

Обычно на следующий день после Рождества принято возвращать подарки, которые тебе неприятны, нежелательны или просто не подходят. Усилием воли я заставила себя подойти к Крису, он работал в саду, яростно кромсая розовые кусты садовыми ножницами.

— Крис, я должна кое-что тебе объяснить. Он взорвался.

— Пол не имел права дарить тебе шубу! Такой подарок наводит на мысль, что ты содержанка! Кэти, верни ему шубу! И умоляю тебя, прекрати то, чем вы с ним занимаетесь!

Для начала я отобрала у него садовые ножницы, чтобы он не покалечил любимые розы Пола.

— Крис, ты не думай… все не так, как тебе показалось. Понимаешь, мы с Полом… в общем, мы весной собираемся пожениться. Мы любим друг друга, поэтому в том, что мы с ним делаем, нет ничего зазорного. Это не просто любовное похождение, которое завтра же будет забыто: я нужна ему, а он нужен мне.

Крис отвернулся, чтобы я не видела его лица. Тогда я подошла поближе и сказала мягко:

— Так будет лучше для нас обоих.

Я обняла его и повернула к себе: мне хотелось взглянуть ему в глаза. Он, казалось, был потрясен: так выглядел бы абсолютно здоровый человек, неожиданно узнавший, что смертельно болен и нет никакой надежды на выздоровление.

— Но он слишком стар для тебя!

— Я люблю его.

— Хорошо, ты его любишь. А как же твоя карьера? Выходит, все твои мечты, все эти годы упорного труда, все было напрасно? И ты нарушишь нашу клятву? Помнишь, мы поклялись идти каждый к своей цели и забыть выброшенные из жизни, потерянные годы?

— Мы с Полом думали об этом. Он все понимает. И считает, что мы сможем это преодолеть…

— Он считает?! Что может знать врач о жизни балерины? Вы же не сможете жить вместе. Он будет здесь, ты — неизвестно где в окружении молодых людей, твоих ровесников. Кэти, ты ему ничем не обязана, ничем! Мы до самого последнего цента отдадим ему все, что он потратил на нас. Мы станем его уважать, как он того заслуживает, окружим его любовью, но ты не обязана отдавать ему свою жизнь!

— Разве? — спросила я шепотом; сердце мое готово было разорваться в груди. — Нет, я многим обязана ему. Ты помнишь, что я чувствовала, когда приехала сюда? Я знала, что никому нельзя доверять, ни на кого нельзя положиться. Я не ждала от жизни ничего хорошего, и неизвестно, где бы мы сейчас были, если б не он. Но я люблю его не только за то, что он для нас сделал. Я люблю его, как мужчину, ценю его душевные качества. Крис, я смотрю на него совсем другими глазами, не так, как ты! Он отвернулся, выхватив у меня из рук ножницы.

— А как же Джулиан? Ты собираешься стать женой Пола, продолжая танцевать с Джулианом? Ты же знаешь, что Джулиан от тебя без ума! Это же видно невооруженным глазом — он так нежно смотрит на тебя, так трепетно прикасается к тебе!

Я в ужасе отшатнулась. Крис явно имел в виду кого-то еще.

— Прости, если эта история испортила тебе праздник. Ты тоже кого-нибудь встретишь. Я знаю, ты любишь Пола. И когда ты хорошенько все обдумаешь, то поймешь, что мы с Полом идеально подходим друг другу, несмотря на разницу в летах, несмотря ни на что…

С этими словами я повернулась и пошла прочь, оставив Криса с его садовыми ножницами.

Мы с Полом приехали в Грингленн, а Кэрри осталась дома радоваться новому цветному телевизору, рассматривать обновки и игрушки. Пол весело болтал о вечеринке, которую собирался устроить для нас в своем любимом ресторане.

— Был бы я эгоистом, я бы с удовольствием оставил Криса и Кэрри дома. Но я хочу, чтобы они видели, как я надену тебе на палец обручальное кольцо!

Я смотрела на мелькавший за окном зимний пейзаж: на голые деревья, пожухлую траву и чудесные домики, по-новогоднему украшенные и расцвеченные яркой иллюминацией. Теперь я тоже была участником представления, а не просто зрителем, но все равно такой одинокой, такой несчастной.

— Кэти, рядом с тобой сидит самый счастливый человек на свете!

А там в саду остался человек, чувствовавший себя таким же несчастным, как и я.

Я захватила с собой колечко, которое купила в Нью-Йорке для Кэрри: крошечный рубин на самый тоненький пальчик, но ей все равно было бы велико. Я зашла в самый лучший ювелирный отдел самого лучшего универмага, чтобы узнать, нельзя ли уменьшить кольцо. И вот, стоя у прилавка, я услыхала до боли знакомый голос. Мягкий, чуть с хрипотцой, но очень приятного тембра. Медленно и осторожно я повернула голову.

Мама! Она стояла в двух шагах от меня! Если бы она была одна, то наверняка бы меня заметила, но она была слишком поглощена беседой со своим спутником. Оба были роскошно одеты. Я, конечно, сильно изменилась с тех пор, как мы виделись в последний раз, но все равно, если бы она взглянула на меня, то обязательно бы узнала. Они обсуждали прием, который посетили накануне.

— Нет, Коррин, все-таки Элси доводит идею праздничности до абсурда, эти красные тона!

Приемы! Да она ведь только и делает, что ходит на приемы! Сердце бешено забилось в груди, настроение вдруг упало, меня охватило отчаяние. Прием, конечно, как же я не подумала! Она никогда не сидит дома перед телевизором! Значит, она не видела меня! О, как я разозлилась! И нарочно повернулась к ней: я заставлю ее увидеть себя! Ее профиль отразился в маленьком зеркале на застекленном прилавке с драгоценностями, она была по-прежнему хороша. Немного постарела, но выглядела, как всегда эффектно. Ее соломенные волосы были зачесаны назад, чтобы подчеркнуть маленький носик совершенной формы, чуть надутые алые губы, длинные и темные от природы ресницы, слегка тронутые тушью. В ушах сверкали оправленные в золото бриллианты, конечно же, настоящие! Она сказала продавщице:

— Не покажете ли вы мне какую-нибудь вещицу, которая подошла бы симпатичной молоденькой девушке? Что-нибудь изысканное, не слишком броское или тяжеловесное, вещь, которую можно хранить всю жизнь и гордиться ею.

Кто бы это мог быть? Что это за девушка, которой она делает подарки? Я почувствовала ревность, а она выбрала хорошенький золотой медальон, очень похожий на тот, что мне подарил Крис. Триста долларов! Да, наша мамочка предпочитает тратить денежки на какую-то постороннюю девушку, совершенно забыв о нас. Неужели она о нас даже не вспоминает, и ее не интересует, как мы живем? И как только может она спать спокойно, зная, что мир так жесток, так безрадостен для детей, предоставленных самим себе?

Я знаю, ее никогда не мучили угрызения совести, она не испытывала раскаяния. А может многие могут так поступить, просто скрыть за довольной улыбкой свое истинное лицо. Мне так хотелось что-нибудь сказать, чтобы увидеть, как она выйдет из себя! Было бы здорово, если бы улыбка сошла с нее, как сходит кора с деревьев, и она предстала перед своим спутником такой, какая есть: бездушным, бессердечным чудовищем! Убийца! Обманщица! Но я молчала.

— Кэти, — позвал Пол — он подошел сзади и обнял меня за плечи. — Я уже все сделал, а ты? Мы можем ехать?

Я так отчаянно желала, чтобы мама увидела меня с Полом, с человеком, столь же красивым, как и ее ненаглядный «Барт». Я хотела крикнуть: «Посмотри, в меня тоже может влюбиться умный, добрый, образованный, красивый мужчина!» Я бросила быстрый взгляд в ее сторону в надежде, что она услышит, как Пол позвал меня, рассчитывая насладиться замешательством, раскаянием, чувством стыда. Но она пошла дальше вдоль прилавка, так что имя «Кэти», даже если она услышала его, не заставило ее оглянуться.

Не знаю почему, но я разрыдалась.

— Что с тобой, дорогая? — спросил Пол. Что-то в моем лице привело его в недоумение, в его глазах появилась озабоченность. — Надеюсь, ты не передумала?

— Нет, что ты! — воскликнула я, а сама подумала: «Что я за тряпка! Почему я ничего не предприняла? Я могла бы поставить ей подножку, она бы растянулась на полу, и может быть, тогда с нее слетело бы все ее напускное спокойствие. Но скорее это было бы в ее стиле, грациозно упасть, чтобы все мужчины в универмаге бросились ей помогать, даже Пол».

Я одевалась, чтобы пойти на этот замечательный ужин в Плантейшн-хаусе, как вдруг вошел Крис.

— Иди смотри телевизор, — бросил он Кэрри. Я никогда прежде не слышала, чтобы он был так резок с ней. — Мне нужно поговорить с твоей сестрой.

Кэрри бросила недоуменный взгляд сначала на него, потом на меня и выскочила из комнаты.

Когда за Кэрри закрылась дверь, Крис подошел ко мне, схватил за плечи и резко встряхнул.

— Неужели ты и вправду собираешься продолжать этот фарс? Ты же не любишь его! Ты по-прежнему любишь меня! Я чувствую! Кэти, родная, зачем ты так поступаешь со мной? Ведь ты хочешь выйти за Пола, чтобы я чувствовал себя свободным, но это недостаточный повод для замужества! — Неожиданно он опустил голову и оставил в покое мои плечи, казалось, ему ужасно стыдно за себя. Теперь голос его звучал так тихо, что мне пришлось напрягать слух, чтобы услышать его слова. — Я знаю, я не должен чувствовать к тебе того, что чувствую. И понимаю, что мне тоже нужно кого-нибудь найти… Но я не могу не любить тебя, и я так тебя хочу! Я думаю о тебе все дни напролет, каждое прожитое мгновение! Ты снишься мне по ночам. Мне хочется просыпаться, чтобы ты была рядом со мной. А засыпая, я хочу знать, что ты здесь, близко, и я могу увидеть тебя, прикоснуться к тебе. — Из груди его вырвалось рыдание, но он продолжал:

— Мне невыносима мысль о том, что ты с кем-то другим! Черт возьми, Кэти, я хочу тебя! Ведь ты все равно не собираешься иметь детей, так почему бы нам не быть вместе?

Я отшатнулась от него и принялась отчаянно жестикулировать, поскольку он хотел вцепиться в меня, словно я была его последней надеждой. Он хватался за меня, как утопающий за соломинку. Но мы бы оба оказались на дне, если бы я уступила ему.

— Крис, ну что я могу тебе сказать? Поженившись, мама и отец совершили большую ошибку, а расплачивались за нее мы. Нет, мы не должны подобного повторить!

— Кэти, ты не права! — с жаром воскликнул он. — Нам не обязательно вступать в половую связь. Мы можем просто жить вместе, рядом, просто как брат и сестра, и Кэрри с нами. Пожалуйста, я умоляю тебя, не выходи за Пола!

— Замолчи сейчас же! — крикнула я. — Оставь меня в покое!

Я бросилась на него с кулаками, мне хотелось причинить ему боль, потому что каждое его слово болью отзывалось в моей душе.

— Ты заставляешь меня испытывать угрызения совести, как будто я в чем-то виновата перед тобой! Крис, я столько сделала для тебя, когда мы сидели в нашей тюрьме. Мы, конечно, очень близки, но может мы так привязались друг к другу потому, что у нас больше никого не было? Иначе ты бы не хотел меня, а я бы не стала с тобой это обсуждать! Ты для меня только брат, Крис, и я хочу, чтобы ты занимал подобающее тебе место… не у меня в постели.

Тут он обнял меня. Я не могла удержаться и прижалась щекой к его груди, там, где глухо билось сердце. Он с трудом сдерживал слезы. Я так хотела, чтобы он забыл о своих мыслях, но чем дольше он держал меня в своих объятиях, тем больше крепла в нем надежда. Вдруг я почувствовала, как он возбудился! И он говорит, что сможет сохранять платонические отношения!

— Отпусти меня, Крис! Если хочешь, можешь любить меня вечно, только оставь свою любовь при себе. Я больше ничего не хочу об этом слышать! Я люблю Пола, и что бы ты ни говорил, я все равно выйду за него!

— Ты сама себя обманываешь! — задыхаясь, произнес он, еще плотнее сжимая меня в объятиях. — Я же вижу: ты сперва смотришь на меня, а уж потом обращаешь свой взор на него. Ты хочешь меня и его тоже. Ты хочешь всех мужчин, ты хочешь заполучить все! Не разрушай Полу жизнь, он и так достаточно страдал! И он слишком стар для тебя, возраст имеет большое значение! Он будет стариком ни на что не годным в сексе, а ты будешь в самом соку. Даже Джулиан был бы лучше для тебя!

— Ты круглый дурак, если действительно веришь в это.

— Пусть я дурак! Я всегда был дураком! Но самой большой ошибкой всей моей жизни было то, что я отдал тебе свою любовь, что я верил тебе! Ты по-своему такая же бессердечная, как и твоя мать! Ты хочешь заполучить каждого приглянувшегося мужчину и не думаешь о последствиях, а я позволял тебе иметь любого, кого тебе только заблагорассудится, потому что ты всегда потом возвращалась ко мне!

— Кристофер, ты ревнуешь, потому что я нашла свою любовь, а ты еще нет! И не надо сверкать на меня глазами, у тебя у самого было полно всяких похождений! Я знаю, ты спал с Иоландой Ланж, и Бог знает с кем еще! А что ты им говорил? Небось, что любишь их? Нет, я больше не люблю тебя! Я люблю Пола, и ты ни за что не сможешь помешать нам пожениться!

Крис побледнел; он весь дрожал. Немного помолчав, он хриплым шепотом произнес:

— А может смогу? Вот возьму и расскажу ему о том, что между нами было, тогда он сам откажется от тебя.

— Ты не сделаешь этого! Во-первых, ты благородный человек, а во-вторых, он и так знает.

Несколько мгновений мы не мигая смотрели друг на друга… Потом он бросился прочь из комнаты, хлопнув дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка.

В Плантейшн-хаус нас с Полом сопровождала лишь Кэрри.

— Жаль, что Крис плохо себя чувствует. Надеюсь, это не грипп. А то сейчас многие болеют, — сказал Пол.

Я ничего не ответила, я сидела и слушала болтовню Кэрри о том, как она любит Рождество, потому что во время Рождества обыкновенные вещи кажутся такими милыми.

Пол надел мне на палец кольцо, в котором сверкал бриллиант в два карата, в камине потрескивало традиционное святочное полено, играла тихая музыка. Я изо всех сил старалась сделать праздник, как можно радостнее: мы смеялись, обменивались улыбками и долгими романтичными взглядами, поднимали тосты за нас и нашу совместную жизнь. Танцуя с Полом под огромными хрустальными люстрами, я закрыла глаза и представила себе Криса, сидящего в своей комнате, злого и ненавидящего меня.

— Мы будем так счастливы, Пол, — прошептала я, стоя на цыпочках в своих серебряных туфельках на высоком каблуке.

Да, наша совместная жизнь обязательно будет счастливой. Легкой. Приятной, Не требующей никаких усилий. Как этот мелодичный старомодный вальс, под который мы сейчас танцуем. Ибо когда ты по-настоящему любишь, нет таких препятствий, которые не преодолела бы любовь.

Только бы мне справиться с собой и своими мыслями.