Матвей

Ожидание «Скорой» затянулось. Матвей не пошел в общую ординаторскую, а уселся в приемном отделении, вставив в уши наушники плеера. Музыка его всегда успокаивала и настраивала на нужный лад. Предстояла сложная операция – пациентов с нетяжелыми случаями к ним не отправляли. Матвей слегка нервничал – он давно не брался за длительные восстановительные операции, но не потому, что не умел или не мог, а потому, что пока не чувствовал в себе стопроцентной уверенности. Мысленно он прокручивал в голове возможные осложнения, но, как обычно, реальность оказалась куда хуже самых дурных предположений.

Вошедшие в приемный покой санитары ввезли каталку, на которой лежала укрытая простыней до подбородка женщина. Лицо ее тоже было накрыто марлевой салфеткой, пропитанной сукровицей.

– Оформляйте, я пока посмотрю, – кивнул Матвей медсестре и взял протянутые перчатки.

То, что он увидел под салфеткой, его поразило – лица у женщины практически не было, сплошное месиво из лоскутов кожи, обломков костей, обрывков мышц. Женщина глуховато, протяжно стонала.

– Наркотик давали? – спросил Матвей, обращаясь к девушке-фельдшеру, диктовавшей данные медсестре.

– Конечно. Я все в листке отметила, последнюю инъекцию сделала минут пятнадцать назад.

– Ну, потому она и не кричит во все горло, хотя должна, – пробормотал Матвей. – Женя, операционная готова?

– Да, вас ждут.

– Тогда я мыться пошел, а вы подавайте больную.

– Аделине Эдуардовне позвонить?

– Нет, не нужно. Я сам.

Он заканчивал мыть руки, когда увидел краем глаза, что пациентка уже на столе в операционной и возле нее колдует анестезиолог Серега. Ассистентом Матвей пригласил Филиппа, с которым сошелся в клинике ближе всех. Тот уже стоял у стола, сложив руки в стерильных перчатках в замок перед собой.

– До утра провозимся, – сказал Филипп, когда Матвей вошел в операционную и с ходу воткнул руки в растянутый для него медсестрой халат.

– Ну, что делать. Надо собирать лицо, женщина молодая.

– Да, двадцать восемь лет всего. Справимся, как думаешь?

– У нас нет выбора.

Они приступили к операции, и Матвей мгновенно забыл обо всем, сосредоточившись только на том, что делали его руки. Это была первая из предстоявших пациентке операций, и будет их, как теперь понимал Матвей, немало. Женщине придется провести много месяцев без возможности взглянуть в зеркало, потому что то, что оно станет отражать, может вогнать пациентку в жесткую депрессию. Его же, Матвея, задача состояла в том, чтобы в конце всех этих мучений женщина обрела новое лицо, с которым сможет жить и улыбаться.

Операция длилась уже четвертый час, но Матвей совершенно не чувствовал усталости, разве что шея немного заныла.

– Ого, шефиня не выдержала, – услышал он голос анестезиолога, но не обернулся и вообще никак не выразил своих ощущений по поводу появления главврача в операционной.

Драгун вошла, прикрывая рот и нос маской, остановилась в дверях:

– Сергей Витальевич, доложите, пожалуйста.

Анестезиолог развернулся на круглой табуретке и зашелестел листками истории болезни:

– Больная Канторович Виктория Борисовна, двадцать восемь лет…

Больше Матвей ничего не слышал. У него внезапно одеревенела спина и руки, стало трудно дышать, а перед глазами поплыли темные пятна.

– Матвей! Матвей, кровотечение! – вплыл в его сознание откуда-то голос Филиппа, и Мажаров дернулся:

– Что? Где?

– Филипп Аркадьевич, займите место, устраните кровотечение, я сейчас. – Это была Драгун. – Доктор Мажаров, отойдите от стола и возьмите себя в руки.

– Я в порядке, – процедил Матвей, хотя понимал, что она права и он просто обязан отойти от стола, потому что на нем – Вика.

– Я сказала – уходите! – прогремела Драгун уже из предоперационной.

Он передал скальпель сестре, развернулся и пошел из операционной, чувствуя, как его провожает удивленным взглядом анестезиолог – Филиппу было не до того, он боролся с кровотечением откуда-то из глазницы.

В предоперационной Драгун широкими, почти мужскими движениями мыла руки.

– В чем дело? – спросила она, когда Матвей бросил в бак маску. – Устали? Нужно было вызвать меня.

– Я не устал.

– Тогда как вам удалось устроить такое кровотечение?

– Честно – не знаю. Мне нет оправданий. Кроме, может быть, того, что на столе моя бывшая девушка, – сказал Матвей, открыл кран и несколько раз энергично плеснул себе в лицо холодной водой.

Драгун никак не отреагировала, только пожала плечами:

– Тогда я тем более права, отстранив вас. Идите отдыхать, Матвей Иванович, мы закончим сами. И не волнуйтесь, все будет хорошо.

Подняв согнутые в локтях руки на уровень глаз, она спиной ввалилась в операционную, где вокруг нее сразу забегала медсестра, подавая халат и перчатки.

Матвей не хотел уезжать домой, не дождавшись конца операции, поэтому пошел на третий этаж, нашел купол операционной и уселся там, глядя сквозь застекленный потолок вниз. Драгун работала как-то изящно, ее руки словно летали над операционным полем, то принимая, то возвращая инструменты медсестре, но каждое движение выверено, никакой суеты, никакой спешки – все спокойно, уверенно, четко. Матвей невольно залюбовался и подумал, что не зря о ней столько говорят. Она заслуживает всего, что имеет, потому что прилагает нечеловеческие усилия к тому, чтобы создать что-то. И для Вики, конечно, лучше, если ее лицом будет заниматься Аделина. И вовсе не потому, что лечить близких не рекомендуется, а потому, что Матвей признал безоговорочное превосходство Драгун над собой.

Операция закончилась около двух часов ночи, Матвей встал, разминая затекшие ноги, и подумал, как, должно быть, сейчас тяжело Филиппу и Аделине, простоявшим столько часов у стола. Вику увезли, с ней ушел анестезиолог, хирурги вышли в предоперационную, и Матвей тоже направился в отделение. Он не знал, зачем идет туда, но ноги, казалось, сами несли его в послеоперационную палату. Матвей знал, что жизни Вики ничего не угрожает, операция прошла хорошо, за свою часть он ручался, а сомневаться в Драгун было настолько глупо, что об этом Матвей даже не думал. Но что-то неудержимо тянуло его туда, в темноту комнаты, где лишь небольшой ночник светился почти у самого пола, чтобы медсестры могли ориентироваться, не беспокоя покой больных верхним светом.

Он вошел, стараясь ступать осторожно, чтобы не разбудить никого, но, приглядевшись, понял, что в послеоперационной палате занята только одна кровать. Соседей у Вики не было. Матвей присел на стул рядом с кроватью, привычным врачебным жестом взял безжизненную руку за запястье, посчитал пульс – все шло неплохо. Голова молодой женщины была плотно окутана повязкой, от нее исходил резкий запах лекарства. Матвей смотрел на этот кокон и пытался воскресить в памяти лицо Вики – то, каким он его запомнил, но ничего не получалось. Он видел волосы, маленькие уши, длинную шею – но вспомнить, как выглядело лицо Вики, так и не мог.

Вошла медсестра, присмотрелась, заметила Матвея:

– Матвей Иванович, а вы чего тут? Кто вызвал?

– Никто. Пришел больную посмотреть.

– Так не вы же дежурите.

– Ничего, Филипп Аркадьевич устал, я сам посмотрел. Все в порядке.

Он поднялся и вышел из палаты. Настенные часы показывали без четверти три, ехать домой не было никакого смысла, оставалось только устроиться на ночлег здесь. Комната отдыха у них существовала, там стояли три вполне удобные кровати, так что со сном проблем не будет. Туда Матвей и отправился.

Филипп лежал на одной из кроватей, закинув руки за голову и закрыв глаза, и Мажаров подумал, что он спит.

– Ты чего домой-то не поехал? – раздалось у него за спиной, когда Матвей потянул через голову рубаху.

– Ждал, пока закончите. – Он лег на кровать у окна, вытянулся всем телом и только теперь понял, как устал.

– Драгун тоже осталась, ушла к себе, медсестрам велела ее вызывать, если что. Девку жалко, здорово ее замесило. Говорят, выбросило через лобовое на скорости, протащило лицом по асфальту и в довесок еще отбросило на обочину в бордюр. Как она вообще живая осталась?

– Я не видел заключения нейрохирургов.

– Тяжелый ушиб мозга, но это лучшее, что могло с ней случиться при такой травме. Отлежится, полечим, все нормально будет. А вот с лицом повозимся еще. – Филипп повернулся на бок и подпер кулаком голову. – А с тобой-то что произошло? Ты ж чуть ветку лицевого нерва не перехватил скальпелем, я аж дышать боялся.

– Болтать не будешь?

– Могила!

– Это моя бывшая девушка.

Филипп даже присвистнул и сел:

– Да ну?!

– Да…

– Так ты что ж, фамилию не посмотрел?

– Некогда было, сразу мыться пошел. А потом Серега докладывать начал, ну, меня и накрыло.

– Да это понятно, – сочувственно сказал Филипп. – Тут кого угодно накрыло бы. Красивая была?

– Да какая разница, – уклонился Матвей, так и не сумевший вспомнить, как выглядело лицо Вики до аварии. – Мы давно расстались. Но два года – сам понимаешь.

– Да, срок. Ну, ничего, собрали же. Долго, конечно, будем восстанавливать, но не безнадежно же. Драгун сказала – все сделает, чтобы минимизировать последствия. Челюсть вон собрала – я думал, что так невозможно, там же крошево было.

– Давай подремлем хоть немного, а? – попросил Матвей, которому разговоры о Вике почему-то вдруг стали неприятны. – У меня состояние, как будто я пил дня три беспробудно.

– Да у меня тоже. – Филипп натянул на грудь одеяло. Через пятнадцать минут он уже мерно сопел, уткнувшись в подушку лицом.

Матвей же так и проворочался без сна до утра.