Аделина

Оксана приехала довольно скоро, поморгала фарами, не заезжая под шлагбаум, и я, быстро миновав проходную, села на переднее сиденье:

– Привет.

Оксана чмокнула меня в щеку:

– Ты никуда не торопишься, я надеюсь?

– Нет. А что?

– Поедем к нам.

– Зачем?

– Поужинаем. Там Сева кролика с чечевицей запекает, знаешь же, как у него это замечательно выходит.

Я повернулась и подозрительно посмотрела на подругу. С того момента, как она приезжала ко мне с перекошенным после инъекций лицом, прошло время, невролог не нашел никакой «своей» патологии, а Мажаров, которого я попросила посмотреть мою подругу, сказал, что действие инъекции пройдет и складка выровняется. Оксана успокоилась и не звонила больше, а сегодня вдруг зовет на ужин, что, скорее всего, подразумевает, что у них я и останусь.

– Что-то случилось?

– Почему что-то должно случиться?

– Ну, не знаю. Ты так и не позвонила после консультации с хирургом, но вижу, что лицо твое почти пришло в норму. Мне показалось, что ты осталась недовольна.

– Драгун, ты это серьезно? У меня просто дела были. А Севка с тобой о чем-то хотел поговорить.

– О чем?

– А я знаю? Вот приедем – и поговорите.

Можно подумать, мне мало загадок в жизни, мало неприятностей! Что может быть нужно от меня журналисту Севе? Ну, точно ведь не интервью.

– Как твои дела с долгом? – вдруг спросила подруга, сбрасывая скорость – мы въезжали в зону, отслеживаемую камерами видеонаблюдения.

Разговаривать на эту тему не хотелось, но если уклониться сейчас, Оксана непременно вернется к этому дома, при Севе, а этого я совсем не хотела. Потому все же ответила неохотно:

– Один умный человек сказал – нельзя платить шантажистам. Но что делать, когда меня атакуют день и ночь, когда я не представляю, как избавиться от назойливых писем, телефонных звонков и прочих прелестей, связанных с долгами? И даже в полицию я не могу обратиться…

– А в полицию-то почему нет? У тебя такие связи, что наверняка найдется кто-то и там.

– Оксан, ты не понимаешь, как это работает, да? Перечисляя на присланный мне в смс-сообщении номер банковской карты деньги, я отлично знаю, что в ту же секунду, как я их переведу, кто-то чужой снимет их и заблокирует карту, наверняка оформленную на подставное лицо – и никакая служба безопасности, никакая полиция ничего не смогут с этим сделать. Суммы становятся все крупнее, и пока у меня есть возможность их отдавать, но что будет в ближайшем будущем? – Я открыла окно и закурила. – Если я буду нервничать, то не смогу оперировать, следовательно, дела в клинике пойдут уже не так бодро и весело, как мне бы хотелось, и я не смогу погашать этот чертов долг. Что будет тогда? Мне предлагали выход – продать клинику. Но как, как я могу продать то, во что вложила столько сил и труда? Это равносильно просьбе продать собственного ребенка…

– Ты утрируешь, конечно. Но клинику продавать… да, это совершенно не выход. А виновнику торжества ты не хочешь все-таки по шее надавать? – Оксана раздула ноздри и возмущенно проговорила: – Вот я бы точно для профилактики накостыляла.

– Он мой брат. Он совершенно один, я не могу его бросить и скандалить с ним тоже не могу, он и так не в себе после смерти мамы.

– Драгун, ты идиотка? Ваша мама умерла шесть лет назад! И Колька был не грудной, а вполне сформировавшийся и обнаглевший негодяй. Ты колотишься, чтобы ему же уровень жизни обеспечивать, а он тебя обирает!

– Не говори глупостей.

– Глупостей?! Да вы из него сделали бледную немочь, зацикленную только на себе! Он же вообще никого вокруг не замечает, думает, что ему все должны!

– Ну, положим, в этом вы с ним сходитесь. Тебе тоже все должны – у тебя ведь не было отца. Так вот у него нет еще и матери. Чем ты лучше?

Оксана на секунду оторопела, даже рот приоткрыла, но быстро овладела собой и снова ринулась в нападение:

– Я?! Да я как минимум женщина, и мне свойственно ждать, что за меня решат, сделают и заработают! А он мужик, он сам должен делать все это, да еще и ответственность на себя брать за кого-то. Вот за тебя, например, если уж жену пока не завел! И матери он лишился в девятнадцать, а не в шесть! И к тому моменту уже давно и успешно ее обманывал – с твоей, кстати, помощью! Это ты виновата в том, что покрывала его и оплачивала его мелкие долги! А теперь он навесил на тебя такое, о чем вслух даже страшно говорить!

– Не кричи, а? – поморщилась я, потому что голос подруги перекрывал даже лившуюся из динамиков довольно громкую музыку. – Перепонки полопаются…

– Да у тебя мозги полопались, Аделина! Ну, сама подумай – а если ты не выплатишь этот долг? А ты ведь не выплатишь, сама сказала! Тогда – что? Тебе придется продать клинику, иначе твоего братца драгоценного тебе начнут по частям присылать – в бандерольках! «Собери Николеньку» – хирургическая головоломка для бестолковых барышень старше тридцати пяти!

В другое время я бы посмеялась над довольно остроумной фразой Оксаны, но сейчас она касалась моего брата, и смешно мне совершенно не было. Самое ужасное, что подруга права во всем – и в том, что я сама сделала Николеньку таким, и в том, что я никогда не разберусь с этим долгом самостоятельно, и в том, что могу в конце концов потерять брата.

Оксана, выплеснув гнев, умолкла и молчала до самого своего двора, только припарковавшись, бросила:

– Давай при Севке не будем, он слабонервный, расстроится.

– Разумеется.

Из распахнувшейся двери в квартиру на нас сразу же повеяло такими ароматами, что я даже забыла, что буквально за десять минут до этого мы говорили о не самых приятных вещах. Сева, высокий, чуть полноватый, с седой щетиной и таким же ежиком волос на голове, улыбаясь, вытирал руки о повязанный вокруг бедер клетчатый передник:

– Ой, девочки, как вы вовремя! Кролику буквально пять минут осталось, как раз успеете руки вымыть, а я пока салатик дорежу. Делечка, я так рад тебя видеть. – Он растопырил руки, приглашая меня обняться, а Оксана, небрежно чмокнув мужа в щеку, сказала:

– Всеволод Сергеевич, похоже, уже слегка отметил твой визит, дорогая, – и у Севы между бровей сразу залегла морщина:

– Ну, Ксан, чего ты… немного вина выпил.

– Ты винный алкоголик, Владыкин. Деля, тапочки твои в кармане.

Да, в этом доме водилась такая вещь, как «мои» тапочки, – их Оксана никому не давала и всякий раз убирала в специальный карман на вешалке.

Аромат из кухни заставлял забывать обо всем, хотелось быстрее вымыть руки и впиться зубами в кусок мяса, готовить которое лучше Севы умела только Анна. Сева был кулинаром по призванию, и если бы пошел по этой стезе, а не выбрал журналистику, то, мне кажется, добился бы куда больших высот. Нет, он и журналистом был хорошим, но по сравнению с тушеным кроликом статьи его нравились мне куда меньше.

Стол был уже накрыт, Сева, разумеется, уже откупорил бутылку белого французского вина, а сам ловко дорезал помидоры и огурцы в большую прозрачную миску. Мне очень нравилось наблюдать за тем, как он колдует в кухне, в этом было столько изящества, которого совершенно не предполагали внешность Севы и его какая-то врожденная неуклюжесть. Сева громил все, к чему прикасался, Оксана раз в месяц пополняла запасы тарелок и стаканов, меняла пепельницы и дозаторы для мыла в ванной – у Севы все валилось из рук. Но при этом готовил он так ловко и аккуратно, что можно было подумать, будто их в семье двое – Сева-аккуратист и Сева-крушитель.

– Садись, Делечка, я сейчас заправлю, и будем есть. Кролик тоже уже готов.

– Да уж это еще на площадке чувствуется. Если честно, я такая голодная… – призналась я, вспомнив, что сегодня пропустила и обед, и ужин в клинике.

Я забралась в любимый уголок между столом и холодильником, это тоже было «мое» место, и Сева тут же возник рядом с бутылкой вина в руке:

– Я знаю, что ты не пьешь, особенно на неделе, но мы по чуть-чуть, просто для разговора.

Поймав взгляд вошедшей в кухню Оксаны, я согласно кивнула – если я не поддержу компанию, Сева непременно уничтожит всю бутылку один и, если позволит время, сбегает за второй, а Оксанка очень тяжело переносила его пьянство. Нет, Сева не был алкоголиком в том смысле, что напивался до беспамятства, гонял жену, дебоширил, нет. Наоборот, выпив, и без того мягкий по характеру Сева становился совершенно плюшевым, улыбался, любил сентиментальные фильмы – такие, чтобы слезу пустить в конце. Он в этом состоянии много работал, заканчивал статьи или планы лекций, если бы не одно «но» – делал он это под оглушительную музыку, и никакие попытки воззвать к его совести не помогали. Оксана нервничала, плакала, умоляла, ругалась, но Сева в ответ только улыбался и продолжал работать.

Потому, чтобы хоть немного облегчить сегодня ситуацию, я протянула бокал:

– А наливай, правда. У меня тоже денек выдался не из простых.

– Ты ведь у нас ночевать останешься? – спросил Сева, впрочем, не сомневаясь, что именно так и будет.

– Напьетесь же сейчас, куда она поедет? – вмешалась Оксана, садясь за стол. – Хватит болтать, доставай кролика, ну, невозможно же слюной исходить! – Сева засуетился возле духового шкафа, а Оксана спросила: – Дель, тебе, может, халат дать?

– Попозже. Надо вот сразу будильник поставить, пока помню, а то сегодня уже опоздала, если еще и завтра задержусь – мои сильно удивятся.

– А что у тебя с машиной-то?

– Да, кажется, аккумулятор сел. Ничего, разберусь в выходные.

– Все, девочки, приступаем. – Сева поставил в центр стола блюдо с порезанным на куски кроликом, возлежавшим на подушке из чечевицы, и уселся на свое место.

Мы накинулись на еду так, словно не ели неделю. Но по-другому было и невозможно – готовил Сева так, что удержаться и не попробовать вариантов не существовало.

– Оксана сказала, что ты хотел со мной о чем-то поговорить? – спросила я, когда почувствовала, что есть уже не могу, нужен перерыв.

– Да, тут кое-какая информация появилась, хочу убедиться.

– А я-то при чем? Что-то медицинское?

– В общих чертах. Короче, доедим сейчас, чайку заварим и поговорим, ага? – И я поняла, что он не хочет говорить при жене. Интересно, что же это такое может быть?

После ужина Оксана побросала посуду в посудомоечную машину, а мы с Севой закурили, приоткрыв окно. Слово за слово, и вдруг он сказал, обращаясь ко мне:

– Деля, как ты думаешь, в семье должны быть дети?

Это была скользкая тема, говорить на которую я не очень хотела, а потому постаралась уклониться:

– Ой, Сева! Ну, это ведь не догма. Кто-то рожает детей, а кто-то – нет.

Однако Всеволод настаивал:

– Ну, ты ведь врач. Постарайся как-то убедить мою жену все-таки родить ребенка. Мне наследник нужен.

Оксана, наливавшая в этот момент воду в чайник, от неожиданности плюхнула его прямо в раковину, развернулась, уперев руки в бока, и, зло буравя мужа глазами, произнесла:

– Меня это умиляет. Наследник ему нужен, смотрите-ка… А что, скажите, уважаемый, после вас лично можно унаследовать? Кредиты? Раздолбанный ноутбук? Продавленный диван?

Сева открыл рот и растерянно заморгал глазами, а я, не выдержав, захохотала:

– И вот на этом предлагаю закончить. Ребята, ну, серьезно – не ругайтесь, а?

И Сева махнул рукой, тоже рассмеявшись:

– Видимо, сперва нужно сколотить капиталец, а потом уж озадачиваться воспроизводством наследника.

Оксана, никак больше на это не реагируя, заварила нам чай и удалилась в комнату, где, как я отлично знала, сейчас начнет бурную переписку со своими воздыхателями. Один будет выносить ей голову, требуя подтвердить, что он гениален и его просто не ценят, а второй постарается как можно скорее избавиться от ее претензий и упреков в невнимательности, и это закончится скандалом.

Я же за это время переоделась в Оксанкин халат, забралась с ногами на стул и снова закурила, глядя, как Сева наливает чай, держа в одной руке сигарету, а в другой – заварочный чайник. Наконец он тоже уселся поудобнее и начал:

– Скажи, Эдуард Алексеевич Драгун – это не твой родственник?

Севина невнимательность к деталям и забывчивость всегда меня удивляли. Как можно быть журналистом и так игнорировать мелочи? Отчество мое – Эдуардовна, так что вероятность отцовства персонажа практически стопроцентная, ведь не Иван же Иванов.

– Сева, ну, ты как маленький, ей-богу. Конечно, это мой отец, о котором я, правда, сто лет не слышала. – Я произнесла эту фразу и даже удивилась, что ничего не испытываю. Но я много лет назад вычеркнула отца из своей жизни точно так же, как поступил и он с нами, так что жалеть и переживать не о чем.

Сева пару секунд ошарашенно смотрел на меня, потом хлопнул себя по лбу и захохотал:

– Слушай, а ведь правда! Ты же Эдуардовна! Да, это я, конечно, выдал…

– А в связи с чем ты интересуешься?

– Да мне тут материал подкинули о вложениях западных бизнесменов в наши предприятия и фирмы, и меня фамилия зацепила.

– Да? И во что же вкладывается мой дражайший папаша? – без особого интереса спросила я, делая глоток чая.

– В медицинское оборудование.

А вот это уже интересно… и сердце мое сильно забилось где-то в районе горла.

– А название фирмы?

– «Медгарант».

Приплыли… Именно с «Медгарантом» у меня был заключен весьма выгодный договор на поставки оборудования для клиники, и посоветовал мне эту фирму Грушин. Интересно, знал ли Антон Петрович о том, кто вкладывает деньги в эту контору? И вообще сейчас вся ситуация с моей клиникой стала казаться мне слишком уж странной. Я так легко получила все, о чем мечтала… И еще более странно, что теперь я могу так же легко все это потерять.

– Сева, а ты мне не покажешь материал, что тебе подбросили?

– Если хочешь, покажу, конечно, но ты ведь понимаешь, что обсуждать это ни с кем не надо?

– Я тебя когда-нибудь подводила? – и добавила про себя: «Ну, за исключением того, что знаю об изменах твоей жены и молчу, хотя мне невыразимо стыдно и тяжело смотреть тебе в глаза».

Сева засмеялся:

– Конечно, нет. Сделаем так. Я тебе дам распечатку, ты здесь все это прочитаешь и тут же забудешь, что видела какие-то бумаги, да?

– Ну, разумеется.

Мы допили чай, выкурили еще по сигаретке, и я взглянула на часы – оказывается, посиделки затянулись до половины первого. Если я хочу прочитать то, что покажет мне Сева, и хоть немного выспаться, надо бы пойти в постель.

Из спальни выплыла недовольная чем-то Оксана, явно желавшая обсудить это со мной, но у меня уже не было сил на такие беседы. Постелив постель на диване в большой комнате, я забралась под одеяло с небольшой пачкой распечатанных на принтере документов, сопровождавшихся текстом листах на пяти. С первых же строк становилось понятно, что речь идет действительно о моем отце Эдуарде Алексеевиче Драгуне, уехавшем на ПМЖ в Швейцарию – надо же, а ведь мы и не знали, в какую именно страну эмигрировал папенька. Швейцария, значит… Ну-ну, сбылась мечта о европейских ценностях. Только какого, простите, черта он продолжает зарабатывать деньги здесь? И каким образом может быть связан с Грушиным? Потому что я никогда не поверю в случайности и совпадения, я для этого видела слишком много дерьма в жизни.

К счастью, никакого криминала, судя по документам, в деятельности моего отца не было, обычный бизнес по поставкам медицинского оборудования. Кстати, всем приобретенным я была довольна, надо признать. Ладно, пусть живет. Но я все-таки должна выяснить правду. Осталось только придумать, как вывести Грушина на разговор. Ну, и как вообще с ним встретиться – живет он теперь в столице, в родные края заезжает крайне редко, и связь мы с ним не поддерживаем. Но ничего, придумаю что-то. Потому что все эти совпадения мне очень не нравятся и кажутся подозрительными и почему-то опасными.