Анна

Встреча с Ингой разбудила во мне воспоминания, от которых я много лет с переменным успехом пыталась избавиться. И эта малышка, Настя, которая шла рядом со мной по коридору в кухонный блок… Левая ее щека и подбородок были заклеены специальными салфетками, на верхней губе тоже заклейка.

– Как же ты так? – спросила я, но девочка только пожала плечами.

У меня была на этот счет своя идея, но поделиться ею я могла только с Аделиной, потому что больше никому не могла сказать, с чего вдруг я так решила. Аделина же кое-что знала и потому могла бы понять.

Мы вошли в блок, я вынула из висевшего на стене у двери резервуара голубые одноразовые шапочки и одну протянула Насте:

– Если ты кулинар, то понимаешь, да?

Она закивала и быстро убрала под шапочку тугие косички. Эта девочка совершенно не походила ни на кого из тех детей, что я встречала на улице или здесь. Внешне абсолютный ребенок, внутри она была какой-то состарившейся, пожившей, и это, конечно, отражалось в ее взгляде. Совершенно жуткое ощущение создавалось от этого – когда маленькая девочка смотрит на тебя взглядом старушки. Но мне непременно нужно было понять, что с ней случилось – именно так я истолковала просьбу Матвея помочь ему. Он подумал, что с человеком, увлеченным тем же, чем и она, Настя может разговориться.

– А как именно вы хотите готовить лосось? – спросила она, вымыв руки и подходя к столу, на котором уже лежали приготовленные филе рыбы.

– У нас новый повар, Анна Александровна? – пошутила одна из моих помощниц Лена. – Надо ей ящик какой-то приспособить, ее ж из-под стола не видно.

– Это блестящая мысль, Лена. В подсобке есть что-то.

Лена мигом принесла крепкий ящик, подвинула его к столу и пригласила Настю:

– Прошу вас, шеф.

– Меня Настя зовут, – сообщила та с достоинством, но на ящик взобралась. – А перчатки можно?

– Серьезный подход, – одобрила я. – Но дело в том, дорогая, что я не могу допустить тебя к работе с продуктами. Надеюсь, ты понимаешь, почему?

– Да. Но ведь у меня взяли анализы.

– Дело не в том. Результатов нет, а я отвечаю за то, что готовлю и подаю пациентам. Мы ведь не хотим, чтобы кто-то заболел? Потому ты будешь моим консультантом. Рыбу я хочу делать на пару.

– Значит, нужны яркие специи, потому что иначе у нее не будет вкуса.

– Правильно. И что ты предложишь?

– Соль, перец, оливковое масло, лимон и тимьян.

– Ого, – с уважением протянула Лена, слушавшая наш диалог с интересом. – Сколько тебе лет, вундеркинд?

– Одиннадцать.

Лена приоткрыла рот, но, поймав мой взгляд, не стала ахать, а только спросила:

– И кто ж тебя научил так в рыбе разбираться? Моей дочери тринадцать, максимум ее кулинарного искусства – омлет с помидорами.

– Я сама научилась по книжкам.

Это был довольно странный ответ для ребенка – основная масса сказали бы – «в интернете».

– Мне тетя Инга разрешает пользоваться ее библиотекой, – продолжала Настя, глядя на рыбу таким взглядом, каким смотрят на что-то очень любимое и дорогое сердцу. – Я читаю, когда есть свободное время, а потом пробую готовить. Почти всегда получается. Папа любит, как я готовлю.

– А мама? Твоя мама хорошо готовит? – спросила я, доставая специи и масло и подготавливая гастроемкости для маринада.

– Мама не готовит. Ей некогда.

– Она работает?

– Нет. Она вышивает картины. Это ей помогает не нервничать.

– А кто же делает у вас домашнюю работу?

– Я.

Голос ее звучал ровно и бесцветно, и мне вдруг стало жаль ее.

– А у тебя есть братья или сестры?

– Четыре брата и две сестры. Скоро еще брат родится.

У меня, кажется, глаза сделались навыкате:

– Ничего себе у вас семейство… и ты что же – старшая?

– Да.

– Тогда понятно, что твоя мама не успевает убирать и готовить, у нее дети.

– Дети у меня, – вздохнула Настя, осторожно складывая отодвинутые мной половинки лимонов, из которых я уже выдавила сок. – Маме нельзя нервничать, а малые то шумят, то дерутся, то плачут. С ними только я справляюсь.

Выслушав это, я вдруг подумала, что никогда прежде не встречала человека, чье детство было бы хуже, чем мое.