Матвей

– Матвей Иванович!

Звонкий, но какой-то встревоженный голос дежурной сестры из приемного отделения заставил его встрепенуться и оторваться от компьютера, где он уже заканчивал описание прошедшей операции.

– Да, Женя, что случилось? Я нужен?

Сегодня он дежурил в приемном отделении. Это была формальность – обычно к каждому хирургу сюда попадали по записи, однако бывали ситуации, при которых пациентов привозили из других стационаров, это относилось в первую очередь к детям. Поэтому существовал график дежурств, при котором каждый из хирургов раз или два в неделю – как выпадет – должен был в подобном случае спуститься и осмотреть больного, решить вопрос с госпитализацией или просто проконсультировать.

Матвей закрыл окно с историей болезни, взял фонендоскоп и, накинув поверх костюма халат, пошел в приемное.

Женя встретила его прямо на входе, и в глазах ее, к удивлению Матвея, стояли слезы:

– Матвей Иванович, идемте быстрей…

– Что случилось, Евгения?

Когда он шагнул в кабинет, то сразу понял, почему далеко не слабонервная Женя едва сдерживалась. На кушетке сидела девочка. Маленькая девочка с толстыми русыми косичками, на вид лет шести, не старше. Она прижимала к левой щеке какое-то полотенце, закрывавшее также нижнюю часть лица. Но даже не это поразило Матвея, видевшего за годы практики всякое, а глаза. Уставшие глаза взрослой женщины, не выражавшие ничего, кроме этой нечеловеческой усталости. Этот взгляд поразил Матвея, ему стало как-то не по себе – это что же пришлось увидеть такому маленькому ребенку, чтобы научиться так смотреть…

Он присел рядом и спросил:

– И как же тебя зовут?

– Настя, – проговорила девочка, не отнимая полотенца ото рта.

– Анастасия, значит. И что с тобой случилось, Анастасия? – Дав знак Жене записывать, он осторожно попытался забрать полотенце, но девочка вцепилась в него и не отпускала. – Позволь мне посмотреть, пожалуйста. Я доктор, я хочу тебе помочь.

Но ребенок не выпускал полотенца, а отбирать его силой Матвей не решился.

– Женя, кто из взрослых есть? Мама, папа? – Он заметил, как при этих словах девочка вздрогнула и в глазах мелькнул испуг.

– Нет, ее, кажется, не родственница привезла, я так и не поняла… сейчас я ее позову, она куда-то звонила. – Женя выскочила из кабинета, а Матвей снова подступил к девочке:

– Настюша, ты меня боишься? – Ребенок отрицательно качнул головой. – Ну, и отлично. Давай пока вот что обсудим. Тебе сколько лет?

– Одиннадцать, – донеслось из-за полотенца, и Матвей удивленно переспросил:

– Сколько?!

– Одиннадцать, – повторила девочка.

– Я думал, тебе лет шесть. Очень молодо выглядишь, – неуклюже пошутил Матвей.

– Так все говорят.

– Хорошо, а скажи мне, Настя, что же все-таки с тобой случилось?

– Я сама виновата, – проговорила она и снова умолкла.

Наконец вернулась Женя, ведя за собой молодую женщину в длинной юбке и распахнутой кожаной куртке. Лицо у женщины было бледным, а губы дрожали.

– Здравствуйте, – обратился к ней Матвей. – Это вы девочку привезли?

– Да, я. Вы извините, я знаю, что у вас так не делают, нужно по записи, но я так растерялась… а здесь моя мама оперировалась полгода назад, вот я и подумала… а где Аделина Эдуардовна?

– Она занята, а в приемном дежурю я, меня зовут Матвей Иванович. Так что все-таки случилось?

Женщина нерешительно посмотрела на девочку, потом наклонилась к Матвею и спросила:

– Мы не могли бы выйти?

– Хорошо. Женя, вы побудьте пока с Анастасией, мы сейчас вернемся.

Вместе с женщиной Матвей вышел из кабинета и, отойдя в дальний конец коридора, где стояли два кресла, предложил ей присесть.

– Я вас слушаю.

– Меня зовут Инга. Я даже не знаю, с чего начать…

– С того, что случилось и что заставило вас везти ребенка сюда. Вы ей, кстати, кем приходитесь?

– Я соседка. Дело в том, что Настя… как бы так сказать, господи… – Инга вынула из сумочки платок и вытерла лоб. – Словом, Настя – старшая в многодетной семье, их там семеро. Отец у них какой-то сектант, а мать только и делает, что рожает каждый год. Настя ведет все хозяйство, готовит, стирает, убирает, за младшими следит – а их шестеро, от десяти до года, и мать снова беременна. Настя в школе еле тянет, да и когда ей, единственное, что ее интересует, – кулинария, она у меня все книги перетаскала, я ресторанный критик. Я живу с ними на одной лестничной клетке. Возвращаюсь сегодня домой, а Настя сидит на лестнице и плачет. Я спрашиваю: что случилось, мол, а она голову опустила и не поднимает, ревет только. Ну, я рядом села, смотрю – а у нее все лицо в ожогах, щека, губы и подбородок. Спрашиваю: как ты так? Она молчит. Ну, я ее схватила и сюда.

– А родители что же?

– Они ее сюда не привезли бы. Как и не привезли бы вообще никуда – их вера запрещает обращаться за медицинской помощью. Я все понимаю, сейчас выглядит, будто я ее похитила… – сбивчиво заговорила Инга, комкая платок в руке. – Я позвонила дяде, он адвокат, ну, просто на всякий случай… Но я не могла смотреть, как ребенок корчится от боли. Вы посмотрите, там, кажется, ожог маслом каким-то, я ее пыталась умыть, когда за курткой заходила…

– Погодите, Инга, я не понимаю ничего. Куда заходили?

– Да к себе! На ней моя куртка. И полотенце это мое, она его мокрое к лицу прижала, видимо, так легче. Пожалуйста, позвоните Аделине Эдуардовне, она поможет.

– Не волнуйтесь, Инга, я все сделаю. Вы мне только помогите с девочкой договориться, она, похоже, к мужчинам настороженно относится, а вы все-таки знакомый человек.

Инга кивнула.

Но ее помощь не понадобилась – оказывается, Женя за это время ухитрилась уговорить Настю отдать полотенце и теперь готовила набор для осмотра.

– Да, похоже на масло, – пробормотал Матвей, осматривая глубокие ожоги. – Ничего, Настенька, мы тебя вылечим. Женя, приготовьте обезболивающее. Как же ты так ухитрилась? – спросил он у Насти.

– Сама виновата, – механически повторила девочка. – Надо было лучше жарить.

Больше она не сказала ни слова, мужественно вытерпела первичную обработку, но переодеваться в принесенную Женей пижаму и халат – это у них имелось на всякий случай – не стала.

– Ты пока у нас полежишь, хорошо? – сказал Матвей, моя руки. – Посмотрим, как будет заживать, полечим, а потом решим, нужна ли тебе операция. Не бойся, это совсем не страшно.

– А когда мне домой можно будет?

– Когда поправишься.

– Мне нельзя так долго, – вздохнула девочка. – Мне вечером младших купать нужно и ужин готовить.

– Ничего, мама справится.

– Не справится, – печально сказала Настя, глядя на Матвея снизу вверх. – Ей и некогда – она вышивкой занимается, очень редкая техника. Это много времени отнимает.

– Ну, ничего, отложит вышивку свою, ты заболела.

– Я не могу заболеть, кто тогда еду готовить будет и за детьми смотреть? – В этой фразе было столько женской заботы и недетской умудренности жизненным опытом, что у Матвея сжалось сердце.

Маленькая, не по возрасту худенькая и хрупкая девочка заменила мать своим братьям и сестрам в то время, как их биологическая мать занималась вышивкой и вынашивала для старшей дочери очередного подопечного.

– Мне нужно домой, – упрямо повторила Настя.

Матвей растерялся. Впервые он не знал, как себя повести, что сказать, что сделать, а девочка вдруг встала и, взяв за руку стоявшую в дверях Ингу, попросила:

– Тетя Инга, поедем домой, скоро ужин, папа вернется, а у меня ничего не готово.

– Настенька, – присев перед девочкой на корточки, заговорила Инга. – Тебе нельзя домой, тебе нужно личико вылечить. Ты ведь девочка, тебе же замуж выходить надо…

– Я не выйду замуж, – твердо сказала Настя. – И детей у меня не будет. Мне нужно папе ужин приготовить, он будет сердиться. И белье у меня замочено.

Инга растерянно посмотрела на Матвея, ожидая поддержки. И он вдруг понял, кто ему нужен. Взяв трубку внутреннего телефона, он поискал в прикрепленном к нему списке номер кухонного блока и, когда Анна ответила, сказал:

– Анна Александровна, вы не могли бы срочно в приемное зайти?

Та удивилась:

– Зачем?

– Вы мне здесь нужны. Очень вас прошу, – подчеркнуто попросил он и положил трубку.

Анна появилась минут через пять, все это время Настя простояла возле Инги, уговаривая отвезти ее домой. Когда же повариха появилась в кабинете, Матвей заявил:

– Анна Александровна, позвольте вам представить вашу будущую коллегу. Это Анастасия.

Анна удивленно посмотрела на девочку и вдруг перевела взгляд на Ингу:

– Инга Иосифовна? А вы как здесь?

– Здравствуйте, Анечка! – с облегчением выдохнула Инга. – Я вот Настю привезла, соседку, а она не хочет оставаться. Настя, ты не представляешь, как тебе повезло! Ты сейчас познакомилась с той самой Анной Тихомировой – помнишь, я тебе рассказывала?

Девочка посмотрела на Анну и закивала. Впервые за все время Матвей увидел в ее глазах живую эмоцию, интерес. Анна присела на корточки:

– Очень приятно. Ты, выходит, тоже кулинар? А что больше любишь готовить?

– Десерты и рыбу.

– Тогда мне бы пригодился совет. На ужин сегодня лосось, а я никак не могу решить, какие специи добавить. Если ты не против и Матвей Иванович не возражает, мы могли бы… – Она посмотрела на Матвея, и тот проговорил:

– Если Анастасия переоденется.

К его удивлению, девочка закивала головой и, прижав к груди пижаму, вышла в смежный кабинет.

– Уезжайте, Инга Иосифовна, – сказала Анна, поднимаясь. – Я уговорю ее остаться.

– Да, спасибо… но как с родителями?

– Пусть мамаша сама покрутится, – вдруг вырвалось у Матвея, и он даже рот ладонью прикрыл от неожиданности.

Анна покачала головой:

– Так нельзя. Зайдите к Аделине Эдуардовне, проверяющий уехал, она у себя. Она решит, как быть.

Инга уехала, Анна, забрав девочку, удалилась в кухонный блок, попросив Женю предупредить палатную сестру, что девочка у нее, а Матвей направился к начальнице.

Аделина сидела за столом и что-то быстро набирала на клавиатуре. Кивнув Матвею, чтобы присаживался, продолжила стучать по клавишам до тех пор, пока не закончила. Отодвинув клавиатуру, она сняла очки и обратила взор на сидевшего в кресле напротив Мажарова:

– Я вас слушаю, Матвей Иванович.

Он коротко рассказал о случившемся в приемном покое. Аделина слушала молча, только очки крутила за дужки.

– Ну, и от меня что требуется? – спросила она, когда Матвей закончил. – Прикрыть вас в операции с похищением ребенка? Или в ситуации с оказанием медицинских услуг, на которые вы не получили разрешения у родителей несовершеннолетней?

Матвей опешил. Он не ожидал, что начальница развернет диалог в эту сторону, отбросив эмоциональные факторы и оставив только то, что относится к области права.

– Я должен был выставить ребенка с ожогами на лице на улицу?

– Вы должны были позвонить мне.

– Я пришел к вам сразу, как оказал девочке помощь. Что изменили сорок минут?

– Вы серьезно? – Драгун закусила дужку очков и уставилась в лицо Матвея прозрачными глазами. Он выдержал этот взгляд, хотя сделать это было довольно сложно. – Понятно. Я вам объясню. Мы, конечно, не в Америке, но и у нас на манипуляции требуется разрешение родителей. Вас же предупредили, что отец девочки состоит в какой-то секте – и вполне может случиться, что его вера запрещает любое вмешательство. Об этом вас тоже предупредили, так?

– Так, но что это меняет? – уперся Матвей. – Я должен был отказаться осматривать ребенка с ожогами лица?

– Жизни ребенка что-то угрожало?

– Нет, но если бы раны инфицировались…

– Если бы я была чуть прозорливее, то не взяла бы вас на работу, – отрезала Аделина. – Но я оценила ваши деловые качества и талант хирурга, а не склонность к авантюризму и только потому сейчас трачу время на то, чтобы объяснить вам довольно очевидные, как мне казалось, вещи. То есть жизни ребенка ничего не угрожало, и у вас было время, чтобы позвонить мне, а не принимать столь безрассудное решение в гордом одиночестве?

– Вы были заняты с проверяющим.

– Да? Правда? Вы думаете, что я отказалась бы осмотреть ребенка в угоду какому-то чиновнику из мэрии? Хорошего же вы обо мне мнения, – усмехнулась она. – Зато вы пришли ко мне теперь, когда сюда вот-вот явится разгневанный отец в сопровождении наряда полиции. И что теперь я должна делать?

– А с чего вы решили, что он сюда явится?

– Вы считаете, что отец не будет искать пропавшего ребенка?

И тут Матвея прорвало:

– Для его же блага будет лучше, если он не станет этого делать! Потому что первое, что я сделаю, – это отобью ему ливер в соответствии со своими знаниями по анатомии. Он превратил одиннадцатилетнего ребенка в няньку, кухарку, прачку и уборщицу, а сам только и делает, что каждый год вешает на шею этой девочки очередного младенца!

– Это не ваше дело, Матвей Иванович, – отрезала Аделина жестко. – А про «отобью ливер» вам вообще лучше забыть, если хотите продолжать здесь работать. Перешлите мне немедленно историю болезни девочки, я чуть позже осмотрю ее сама и решу, что делать. А вы задержитесь сегодня после смены до тех пор, пока я вас не отпущу.

«В угол поставите?» – рвалось у Матвея с языка, но он счел за благо промолчать, только кивнул и вышел из кабинета.

Внутри у него все клокотало от злости на неизвестного ему мужика, лишившего детства собственную дочь. В памяти всплыл собственный отец – волевой, но справедливый, всегда умевший понять и объяснить. Матвей был очень к нему привязан и никогда даже не задумывался о том, что на самом деле этот человек не был ему родным.