Глава 15
На борту «Нептуна»
Филиппинское море
473 мили к юго-западу от Марианской впадины
Прислонившись к лееру правого борта, Джонас Тейлор наблюдает за тем, как на западном горизонте бледнеют багровые сполохи.
С наступлением темноты по телу ползет неприятный холодок, но причина не только в понижении температуры воздуха.
Смерть Джейсона Массета накинула на корабль покров уныния. Его подружка Наташа держится исключительно на сильных седативных препаратах. Съемочная группа разбредается по кораблю: продюсеры сидят в капитанской кают-компании, Сорвиголовы – в комнате отдыха, Куколки – в своем кубрике.
И только Джонас стоит в одиночестве на запятнанной кровью палубе – одинокий часовой у неподвижного тела в самопальном мешке.
Очередная жертва юношеской самонадеянности и слепой веры в собственное бессмертие.
Много лет назад Джонас был точно таким же. Он рисковал жизнью во время глубоководных погружений, пребывая в святой уверенности, что будет жить вечно. Несколько раз он обманывал смерть – он стал «героем», победившим самого страшного хищника на планете и оставшимся жить, чтобы поведать миру эту историю.
Но проблема героев состоит в том, что все они рано или поздно умирают: или погибают в челюстях страшного противника, или уходят в мир иной, не выдержав бремени прожитых лет. Для Джонаса Тейлора – зрелого мужчины за шестьдесят, успевшего стать отцом двух детей, – смерть уже не абстрактное понятие, а суровая реальность, когда в верхнем сосуде песочных часов осталось гораздо меньше песка, чем в нижнем, а значит, смерть рано или поздно выиграет последнюю битву. С годами приходит осознание того, что не сегодня-завтра ты можешь обнаружить у себя смертельное заболевание или попасть в аварию, оставшись до конца жизни калекой.
Мысли о смерти преследуют Джонаса, словно наваждение. Он представляет себе, как мертвый лежит в гробу, который медленно опускают в землю. Осознание того, что рано или поздно придется покинуть этот мир, действует угнетающе, а поскольку Джонас далек от религии, вера в загробную жизнь не может дать утешения.
Куда уходят годы? И чего я успел достичь?
Джонас устремляет взгляд на поверхность воды и неожиданно замечает какое-то движение.
Раздутая туша горбача вздымается и перекатывается, демонстрируя растерзанное брюхо. Спинные плавники продолжают разрезать поверхность моря, спокойствие которого то и дело нарушают яростные удары.
Что случилось с моими мечтами, с амбициозными целями, которые я перед собой ставил? Не слишком ли поздно искать смысл жизни? И не вышел ли я в тираж, как этот самый кит?
Порывы ветра хлещут по палубе, заставляя дрожать от холода. Джонас садится, прижав колени к груди, артрит тотчас же дает о себе знать тупой болью в левом колене. Джонас вспоминает стихотворение, которое начал сочинять для мемуаров:
Бездумные порывы вечной юности моей Заставили меня блуждать у тех дверей, Где скрыта правда. Я пробивался наугад Сквозь лихолетья и напастей камнепад. Но вот в колокола пробило Время. И понял я, что все на свете бренно.
Джонас смотрит на темнеющий горизонт, находя в этой черноте нечто символичное.
Погруженный в свои мысли, он не замечает, что акулы внезапно исчезли.
В комнате отдыха Сорвиголов явно не чувствуется недостатка в тестостероне.
– Правила соревнования абсолютно ясны, – заявляет Майкл Коффи. – Или «Мако» выполняют свой трюк, или они проигрывают соревнование.
– А кто, умерев, сделал тебя королем? – наезжает на него Дженни. – Мы собрались здесь, чтобы почтить память Джейсона, а не для того, чтобы обсуждать шоу.
– Я не знаю, – говорит Док Шинто. – То, что случилось сегодня… Я не перестаю об этом думать… Это было ужасно.
– Это было именно то, на что мы все подписались, – парирует Эван Стюарт. – Лично я считаю, Джейсон остался верен себе. Я видел, как он катался без доски на гребне «Челюстей». Думаю, в глубине души он хотел для себя именно такой смерти.
Ди Хатчер осушает свое пиво:
– Что верно, то верно. Джейсон умел себя показать.
– За Джейсона! – Сорвиголовы салютуют пивом.
– Чушь собачья! – Коффи нервно меряет ногами комнату. – Джейсон облажался, и все это знают. Мы и раньше плавали с акулами, и я тогда еще специально напомнил ему, что нужно осторожно плыть среди приманки, не делая резких движений. А он валял дурака, что и привлекло тигровую акулу. Мне следовало самому выполнить этот трюк.
– Жаль, что ты этого не сделал, – бормочет Ферджи.
Коффи бросает косой взгляд на австралийца:
– Уж кто-кто, а ты должен быть на моей стороне. В прошлом сезоне, когда погибла Диана, никто из нас не пал духом. Мы все решили, что почтим ее память тем, что не отступимся и будем продолжать соревнования. Неужели Джейсон достоин меньшего?
– Лично я не хочу возвращаться на это поле смерти, – говорит Лекси. – Я выполняю трюки не хуже других, но отнюдь не готова быть съеденной живьем. Кто-то должен был засечь эту тигровую акулу.
– Жалкие отговорки, Лекси. И ты это знаешь. – Эван Стюарт снимает рубашку, демонстрируя страшные шрамы на животе. – Видишь это? Подарок от большой белой акулы весом три тысячи фунтов. Гнусная тварь поимела меня, когда я занимался серфингом в Австралии. Первое, что я сделал, выписавшись из больницы, – это схватил доску и вернулся к своим волнам. Если вы, ребятки, сейчас откажетесь от соревнований, то навсегда потеряете драйв. Лекси уже его теряет.
– Да пошел ты, Эван!
– Кончайте базар! – Дженни Арнос прикрикивает на спорщиков. – Будет день, будет пища. Утром мы вернемся в море, мы все, но сегодняшний вечер… сегодняшний вечер посвящен Джейсону, и ничто не может сравниться с его смертью.
– Ничто не может сравниться с этим, – шепчет Сьюзен Феррарис. – Эндрю, прокрути снова.
Эндрю Фокс прокручивает запись подводной съемки нападения на Джейсона Массета:
– А ты уверена, что хочешь это показывать? По-моему, картина слишком страшная, даже для реалити-шоу.
– Ты что, шутишь?! Это же золотое дно для рейтингов! Ну что еще? – спрашивает Сьюзен, заметив обеспокоенный взгляд Эрика Холландера. – Надеюсь, ты не дашь слабину?
– Нет, я вот тут думаю. А что, если события станут еще более кровавыми?
– Куда уж кровавее?! Не стоит меня дразнить.
– Следующая остановка – «ясли» кашалота. Бог его знает, что еще может случиться.
– Мы не сдвинемся с места, пока «Мако» не ответят на вызов «Молотов», – напоминает Сьюзен. – Им придется через это пройти, так?
– Последний срок для выполнения трюка – семь утра.
Ущербная луна прячется за вздымающимися кучевыми облаками, озаряя призрачным светом небо на востоке.
Даниэлла Тейлор босиком крадется вверх по трапу, разыгравшиеся гормоны берут верх над муками совести. Оказавшись на главной палубе, она направляется вперед, но темнота плюс воспоминания об изувеченном теле Джейсона Массета лишают ее остатков мужества.
Возле бушприта Дани видит надувную лодку «Зодиак». В лодке, укрывшись шерстяным одеялом, лежит Ферджи:
– Чудесный вечер, правда?
– Здесь чертовски холодно, а от спального мешка у меня мурашки ползут по спине. Почему нельзя было заняться этим внизу?
– Слишком много глаз, слишком много камер. И вообще, я не дам тебе замерзнуть. – Ферджи отбрасывает одеяло. Он совершенно голый. Рядом с ним лежит упаковка пива. – Я решил, что тебе наверняка захочется глотнуть пивка.
– Не откажусь. А где твое? – Дани стягивает тренировочный костюм и падает в его объятия.
Джонас лежит, уставившись на деревянные балки над головой. Сна нет ни в одном глазу. Гамак висит под таким наклоном, что артритное колено постоянно напряжено, а ноющая старая рана в мышцах правого плеча мешает перевернуться на другой бок.
И тем не менее все это пустяки по сравнению с болью в сердце, которая и не дает сомкнуть глаз.
Боже, как я скучаю по Ти! Хотел бы сейчас лежать вместе с ней на нашей постели, занимаясь любовью под одеялом. Жизнь такая короткая, а я понапрасну растрачиваю время в разлуке с любимой женой. И как вынести еще четыре с половиной недели без нее?
В каюте душно, в нос назойливо лезет запах сухого дерева. По пояснице катятся капельки пота. Выбравшись из гамака, Джонас пересекает комнату и открывает иллюминатор.
В помещение врывается свежий бриз.
А потом Джонас видит свечение.
Вода под тушей кита озаряется бирюзовым светом. Должно быть, подводные огни «Нептуна». Он просовывает голову в иллюминатор, изогнув шею для лучшего обзора.
И тут в извилинах его мозга возникает страшная мысль.
– Нет, наверняка это не она. Этого не может быть!
Джонас пулей вылетает из каюты и взбегает по трапу, едва не сбив с ног капитана Робертсона.
– Полегче, Тейлор! Что за пожар?
– Подводные огни «Нептуна»… Они включены?
– С чего вдруг? А почему тебя это интересует?
– Думаю, под тушей кита происходит нечто странное.
Перемахивая через оставшиеся ступени, Джонас выскакивает на главную палубу.
Капитан Робертсон достает портативную рацию:
– Лавак, включить подводные огни!
– Есть, сэр!
Джонас перегибается через леер правого борта, и как раз в этот момент прожекторы озаряют море, создавая вокруг «Нептуна» светящееся лазурное озеро. Туша кита подсвечена снизу, кусочки мяса кружатся в лучах света.
Капитан Робертсон присоединяется к Джонасу:
– Итак? Нашел, что искал?
– Мне показалось… будто что-то люминесцирует под тушей кита. Возможно, все это мое больное воображение. Сам не знаю. Что бы там ни было, оно исчезло.
Робертсон лукаво ухмыляется:
– Пиротехника глубинных слоев. Скорее всего, из впадины в поисках пищи всплыла колония сифонофор. Я слышал, размеры некоторых из них превышают восемьдесят футов. А их биолюминесцентное свечение – это нечто.
– Да, вполне возможно. Но есть еще одно существо, шкура которого испускает призрачное сияние, и это отнюдь не угорь в желе.
Капитан хлопает Джонаса по спине:
– Расслабься, приятель. Нельзя жить одним лишь прошлым. Давай-ка лучше пропустим по стаканчику на ночь. Это позволит тебе уснуть. Денек сегодня выдался не из легких.
– Я, пожалуй, пас.
– Как тебе будет угодно. – Капитан удаляется в свою каюту.
Подводные огни меркнут, и только восковая луна освещает Джонасу путь.
Джонас бросает взгляд на темные очертания мертвого кита. Ничего. Джонас, соберись и не впадай в старческий маразм.
И все же, понимая, что не сможет спокойно уснуть, Джонас решает пройтись по главной палубе в надежде прочистить мозги.
Оказавшись у носа судна, он неожиданно слышит какие-то шепотки. Идет на источник звуков к «Зодиаку». Какая-то парочка, прячась под одеялом, похоже, целуется взасос.
Джонас улыбается, вспоминая свое университетское прошлое. Господи, сколько воды с тех пор утекло!..
Одеяло неожиданно сползает. И Джонас узнает девушку, лежащую сверху:
– Даниэлла Тейлор!
– Вот дерьмо! – Дани складывается, точно аккордеон, набрасывает на голое тело одеяло и вихрем несется к ближайшему трапу.
Джонас, по-прежнему в шоке, обращает взгляд в сторону распростертого в лодке мужчины.
– Э-э-э… Добрый вечер, профессор Джонас. Решили прогуляться?
– Мистер Фергюсон, у нас сегодня уже был один покойник. Вам что, не терпится стать вторым?
– Полегче, здоровяк. Твоя дочь уже давно выросла, если ты не заметил. Настало время дать ей право самой принимать решения.
Джонас, сжав кулаки, с трудом преодолевает желание хорошенько навалять наглому австралийцу:
– А теперь, умник, слушай меня очень внимательно. Согласно закону, она пока несовершеннолетняя, по крайней мере еще одну неделю, но независимо от ее возраста она моя маленькая девочка. И вообще, я отлично знаю, что тебе нужно и чем все это закончится, поэтому давай на том и порешим: еще раз застукаю тебя с ней, и ты горько пожалеешь, что я не скормил тебя акулам.
Гора Мадонна
Уотсонвилл, Калифорния
На ослепительно-синем полуденном небе ни облачка.
Дэвид Тейлор вытирает взмокшие ладони о пропотевшие шорты, поправляет козырек бейсболки с эмблемой «Филадельфия Филлис» и упрямо продолжает толкать велосипед вверх по гравийной обочине однополосного шоссе.
Пятичасовая поездка на велосипеде вконец измотала Дэвида. Утром, незаметно улизнув из больницы, он автостопом добрался до дедушкиного дома, набил рюкзак припасами и позвонил матери по сотовому, чтобы отметиться.
– Дэвид, ты уверен, что справишься? Мне придется на день-два задержаться.
– Мама, все отлично. В холодильнике полно еды, и у меня еще куча дел. Кстати, а где сейчас дядя Мак? Хочу послать ему открытку с пожеланием скорейшего выздоровления.
Дэвид нашел реабилитационный центр в «Желтых страницах», затем позвонил узнать, как туда добраться.
Поездка по Тихоокеанскому прибрежному шоссе оказались сплошным мучением, но зато дальше, по шоссе через Уотсонвилл, Дэвид ехал с ветерком.
Сходив в туалет и перекусив на скорую руку в супермаркете, он начал долгий подъем по шоссе 152.
И уже через десять минут у него устали ноги.
Гора Мадонна, где некогда жили индейцы племени олони, представляет собой часть горного хребта Санта-Круз. С зелеными лугами на вершине и лесами из секвойи, гора эта является охраняемым национальным парком, дающим возможность публике полюбоваться видами залива Монтерей на западе и долины Санта-Клара на востоке.
Дэвид выходит на дорогу, ведущую в реабилитационный центр, только к половине второго.
Северокалифорнийский центр по избавлению от наркотической и алкогольной зависимости раскинулся на площади тридцать два акра на вершине горы Мадонна. Скорее дом в горах, нежели медицинское учреждение, центр этот, с его многочисленными горными тропами и великолепным видом на долину Пахаро, предоставляет пациентам возможность единения с природой в ходе реабилитации.
Причиной пристрастия к алкоголю и наркотикам может быть плохая наследственность, душевные заболевания или неблагополучное окружение. Поэтому философия программы центра состоит в том, чтобы помочь пациенту на тяжелом этапе детоксикации путем назначения ударных доз витаминов и сочетания индивидуальных занятий с групповой терапией. Конечная цель подобного комплексного подхода – вернуть пациенту чувство ответственности за свою жизнь. И хотя реабилитация требует от человека полной отдачи до конца жизни при отсутствии всяких гарантий, семь из десяти пациентов, прошедших курс терапии по этой программе, в течение пяти лет не притрагиваются к наркотикам, что значительно больше, чем число избавившихся от наркозависимости в рамках других программ.
Дэвид оставляет велосипед у дерева и направляется к главному входу.
Проскользнув мимо стойки администратора, он торопливо проходит по коридору, натыкается на закрытую дверь аудитории и заглядывает в окошко наверху.
Человек десять сидят кружком посреди комнаты. Мака среди них нет.
– Эй, малыш! Тебе сюда нельзя.
У Дэвида екает сердце. Он поворачивается, морально готовый к тому, что его арестуют или побьют.
Перед ним мужчина слегка за тридцать. Каштановые волосы, зеленые глаза, одет в джинсы и выцветшую зеленую футболку «Иглс».
– Расслабься, малыш, я не адвокат. И что ты здесь потерял?
– Ищу друга. Джеймса Макрейдса.
– Неужели? А откуда ты знаешь Мака?
– Он мой крестный. Мне нужно с ним увидеться. Так, семейные дела.
– Не знал, что у Мака есть семья. А как тебя зовут?
– Дэвид. Дэвид Тейлор.
– Вот эту фамилию я уже слышал. Ну а я Роб Паркер. Опекун Мака.
– Что значит «опекун»?
– Опекун – это парень, которому Мак должен позвонить, если ему вдруг захочется нарушить трезвый образ жизни.
– А как он поживает?
– Он зол на весь мир, и сейчас у него стадия отрицания, что нормально для этого этапа лечения. Пошли, я тебя к нему провожу.
Паркер ведет Дэвида по узкому коридорчику к расположенному снаружи бассейну, пересекает террасу и останавливается перед деревянной дверью в сауну:
– Мак в сауне. Проводит тут кучу времени. Будь с ним поласковее. Ему сейчас тяжеловато приходится.
Дэвид тянет на себя тугую дверь и входит.
Его встречает обжигающая лицо волна сухого жара.
– Сейчас же закрой эту сраную дверь!
На деревянной скамье лежит одинокая фигура, голова и бедра обмотаны полотенцами.
– Дядя Мак?
Мак снимает с лица полотенце:
– Дэвид? Господи, малыш, что ты здесь делаешь?!
– Приехал с тобой повидаться.
– А папа с мамой тоже тут?
– Нет, я один.
Мак садится:
– А как, черт возьми, ты сюда добрался?! Впрочем, какая разница! Приятно увидеть родное лицо. Итак, что случилось?
– Ангел вернулась.
– Ангел? – хмыкает Мак. – Да брось, малыш…
– Я видел ее. Нырял на дно канала, проверял резервный блок питания и…
– Ты что, нырял один?
– Ладно, проехали. Суть в том…
– А где твоя мама?
– Улетела по делам на остров Ванкувер. В общем, я видел ее, видел Ангела, по крайней мере хвост. Она уходила на глубину, в сторону подводного каньона Монтерей.
– А теперь давай уточним. Выходит, ты проделал весь этот путь, потому что тебе примстился хвост Ангела.
– Не примстился, я действительно ее видел, и Атти тоже видела. Ангел была в лагуне в тот день, когда умер дедушка.
Взгляд Мака становится напряженным.
– Тебе Атти сказала?
– Именно так. А теперь давай одевайся, мне нужна твоя помощь. Мы должны отловить ее, прежде чем…
– Отловить ее? Эй-эй, не гони лошадей, Бако! – Мак берет пластиковый контейнер с водой, выливает ее на камни, сложенные поверх решетки обогревателя, и его окутывает облаком пара. – Допустим, чисто гипотетически, что ты прав. Будем считать, что эта ошибка природы действительно вернулась в калифорнийские воды. Но с чего ты взял, что я захочу ее отловить?
– Ты что, издеваешься? Для нас это отличный шанс. А ты знаешь, как долго дедушка ждал этого момента?
– Твой дедушка?! Послушай, малыш, твой дедушка ненавидел Ангела. Ненавидел ее запах, оставшийся после нее дух или что там еще, поскольку он мешал его ненаглядным китам поселиться в лагуне. Он винил эту тварь во всех бедах, которые сыпались на его голову последние двадцать лет.
– Ты ошибаешься. Возможно, он хотел, чтобы ты и мои родители так думали, но на самом деле все обстояло иначе. Дедушка говорил мне, у него вагон и маленькая тележка предложений продать лагуну, но он этого не сделает. Говорил о карме. Он знал, что в один прекрасный день Ангел вернется, и хотел быть готовым.
– Он сам тебе это сказал?
– Всю дорогу твердил. Рассказывал, какие толпы народу приходили поглазеть на Ангела, как он встречал всех этих президентов, и актеров, и прочих знаменитостей. Он говорил, Ангел соединяла людей самых разных национальностей и из самых разных слоев общества.
– И пугала всех до чертиков. Если твой дедушка действительно так думал, тогда почему он согласился продать лагуну братьям Дейтч?
– Дедуля водил их за нос. Он был должен им кучу денег, да и моим родителям тоже, а потому делал вид, будто из кожи вон лезет, чтобы расплатиться.
Мак закатывает глаза и ухмыляется:
– Молодец! Развел нас, как детей.
– Он не знал, что Ангел вернулась. Наверное, случайно включил запись с барабанной дробью перед тем, как спуститься в лагуну.
– Он умер в лагуне?
– Там у него случился сердечный приступ. Дедушка чистил основной сток. Я думал, ты знаешь.
– Нет. – Мак сжимает голову руками, по подбородку стекают ручейки пота.
– Дядя Мак, может, уйдем отсюда? А не то я совсем спарюсь.
– Я виноват в его смерти. Уход за бассейном не входил в его обязанности, это была моя работа.
– Произошел несчастный случай.
– Нет. Я должен был быть с ним. Но целую неделю туда носа не показывал. Стоки нуждаются в регулярной прочистке, а я откладывал это на потом. Мне все было недосуг. Нужно было успеть надраться в дупель. В вечер перед его смертью я пропивал мозги в какой-то местной забегаловке.
– Дядя Мак…
– А закончил тем, что подцепил какую-то соплюху-студенточку… Реальный кретинизм. Триш застукала меня с ней. А буквально час спустя твоего дедушку выловили из бассейна.
Дэвид вытирает потный лоб:
– Дядя Мак, у него было слабое сердце. Он мог умереть, когда переходил улицу.
– Но не умер же. Он умер из-за меня… потому что меня не было рядом. – Мак с силой бьет кулаком по деревянной скамье. Снова и снова.
Дэвиду становится не по себе:
– Ладно, у тебя есть шанс все исправить. Если поможешь мне отловить Ангела.
– Я должен рассказать тебе кое-что еще. Та славная работенка, на которую клюнул твой отец? Так вот, это явная подстава.
– Что? О чем ты говоришь?
– Какой-то крутой продюсер, Джеймс Гелет, он неделями меня доставал. Говорил, что я должен принять участие в круизе, типа это вопрос жизни и смерти, типа им будет полный трындец, если на борту не окажется моей задницы. В результате я велел ему отвалить, я всегда знаю, когда меня хотят поиметь. А твой отец… Ну, он видит только то, что хочет видеть.
– Как его можно подставить? И кому это выгодно?
– Без понятия. Господь свидетель, за все эти годы мы с ним успели разозлить немало людей. Кто-то дергает за ниточки, и это явно не придурки со студии. Ведущий шоу, мать его за ногу! Черт, мы с твоим стариком уже давно вышли в тираж! Большинство из этих так называемых голливудских боссов еще даже не родились, когда мы наслаждались своей минутой славы. Так неужели ты думаешь, что им сейчас на нас не насрать? Такие шоу, как «Сорвиголовы», не нуждаются в старых пердунах вроде нас, им нужны сексапильные цыпочки с большими сиськами. В любом случае я должен был предупредить твоего старика, но не сделал этого. Я злился на него… Блин, я тогда злился на весь этот проклятый мир!
– Мой папа… С ним все будет хорошо?
– Да, наверняка. Твой старик – как кошка, у него девять жизней, и он всегда приземляется на лапы. Не волнуйся за него. Он будет в порядке.
Дэвид заглядывает своему крестному отцу в глаза:
– А как насчет тебя?
– Меня? Как они тут говорят, я должен продвигаться вперед шаг за шагом. Ладно, давай выбираться из этого адского пекла. – (Дэвид выходит вслед за Маком из сауны, полной грудью вдыхая прохладный горный воздух.) – Значит, все эти годы Масао просто тянул время и ждал, когда его монстр вернется домой на ночлег.
– Ты мне поможешь?
– Не могу же я позволить тебе сделать это в одиночку. И ежу понятно. Ладно, заберем мои пожитки и улизнем отсюда.
– Они не будут возражать?
– А кто их будет спрашивать? Главная засада нас ждет впереди, когда придется уламывать Триш оплатить наше такси.
Поздний плейстоцен
Северо-запад Тихого океана
18 000 лет назад
Темнота просачивается сквозь верхушки пальм тропических джунглей, окутывая берег багровой дымкой.
Беременная самка умирает вместе с уходящим днем, ее гигантская туша безнадежно застряла на песчаной отмели. Она яростно билась двадцать мучительных минут и сейчас окончательно изнемогла. Увязнувшая в илистом дне под тяжестью собственного чудовищного веса, она мотает головой из стороны в сторону, подставляя волнам разинутую пасть, чтобы обеспечить хоть какую-то вентиляцию.
Проглотив здоровенную порцию морской воды с песком, самка мегалодона корчится в конвульсиях, осадок забивает жаберные щели. В состоянии паники она выгибается дугой, поднимая гигантскую голову над темной жижей, забитые тиной разинутые челюсти взывают к ночному небу.
Поток воздуха проносится по глотке и задерживается внутри, что неожиданно прибавляет плавучести ее массивному телу, позволяя высвободить один из увязших в жиже грудных плавников.
Заряженная новым приливом энергии, самка бешено мотает головой и хлещет хвостом, отчаянные рывки заставляют воды реки кружиться в неистовом танце. Песчаная отмель внезапно сдается, выпуская из смертельных объятий верхнюю часть тела акулы.
Она извивается, бьет хвостом, перекатывается с боку на бок – и вот наконец долгожданная свобода.
Измученная самка сперва долго-долго лежит в воде, судорожно открывая и закрывая челюсти. Спазмы в налитых свинцом мышцах постепенно проходят, акула устремляется вперед, в родную стихию, набегающие волны, проходя через пасть, очищают забитые жабры.
Свежая морская вода проникает в раздутую матку, охлаждая еще не родившихся детенышей и, таким образом, позволяя приспособиться к окружающей среде, в которой им предстоит оказаться.
Прошло почти два года с момента копуляции, когда и был зачат выводок акулят. На эмбриональной стадии детеныши находились в защитной прозрачной капсуле, получающей питание через желточный мешок: являясь неким подобием плаценты, он был соединен с их пищеварительным трактом. Через какое-то время эти капсулы лопнули, и детеныши попали в матку, жидкость в которой коренным образом отличалась по химическому составу от океанской воды. И сейчас, когда время родов неуклонно приближалось, материнская утроба регулировала их ионно-водный баланс, готовя, таким образом, еще не родившуюся молодь к погружению в море.
Период созревания восьми выживших детенышей мега вследствие недокорма оказался длиннее обычного, поскольку внутреннее строение тела их матери позволяло откладывать родовые схватки до тех пор, пока детеныши не достигнут достаточного размера. Это выработавшееся в ходе эволюции свойство организма увеличивало процент выживаемости детенышей в дикой природе, но было тяжкой ношей для их матери, поскольку вынуждало ее тратить больше энергии на последних неделях беременности.
Огромное плотоядное животное замечает привычное посасывание в утробе. Ей нужно найти пропитание, и срочно, ведь иначе она снова потеряет кого-то из детенышей.
Первобытные органы чувств сканируют темные водные пути, змеящиеся между тропическими островами. Самка засекает слабые электрические импульсы от бьющегося сердца и мощных мышц. Приближается что-то очень большое, что-то знакомое…
Самец.
Слишком слабая, чтобы защититься от более агрессивного противника, самка меняет курс и погружается в лабиринт прибрежных вод, не подозревая о том, что внизу по течению ее уже поджидает другой охотник.
