Основываясь на процессе износа, была придумана популярная, но неверная rate of living-theory, теория скорости жизни. Аргументация сводилась к тому, что колено рассчитано лишь на ограниченное число сгибаний, что клапаны сердца лишь ограниченное число раз могут открываться и закрываться. И если расчетное число сгибаний колена или ударов сердца будет исчерпано, тогда: орган выходит из строя, организм болен, человек умирает. Часто обращаются к примеру колибри, с очень большой скоростью сердцебиения и короткой продолжительностью жизни, однако отдельные наблюдения не позволяют установить биологическую закономерность. Гипотеза получает подтверждение только в том случае, если подобная зависимость будет повторно обнаружена у различных видов. Если бы это было так, если бы теория скорости жизни была верна, жизнь спортсменов была бы значительно короче. Ведь постоянными усилиями они подстегивают свое сердце, заставляя его биться с немыслимой скоростью. Но вместо того чтобы их жизнь укорачивалась, они создают для себя лучшие условия и обычно живут дольше.

С медико-биологической точки зрения также трудно представить, чтобы теория скорости жизни была верна. Наш организм не только получает повреждения на протяжении жизни, но обладает и возможностями восстановления. Наше тело вовсе не вялый тюфяк, который только получает удары и постепенно дряхлеет. Организм всегда готов к немедленному ответу; он старается как можно лучше восстанавливать полученные повреждения или, насколько возможно, заменять поврежденные ткани, чтобы не возникали ни остаточные дефекты, ни шрамы. Все указывает на то, что повторяющиеся телесные нагрузки повышают способность нашего организма восстанавливаться, так что равновесие между повреждением и его устранением, несмотря на увеличивающуюся нагрузку, сохраняется, и остаточные дефекты образуются не так быстро.

Гидра, судя по всему, способна восстанавливать все возникающие повреждения, но, по-видимому, это удается ей потому, что тело гидры не слишком сложно устроено. У человека способность восстанавливать ткани и органы очень различна. Логично, что высокая способность восстановления клеток, тканей и органов вносит существенный вклад в продолжительность жизни и что эта способность заложена в ДНК, в наших генах. Она, так сказать, «встроена» в нас и тем самым определяет среднюю продолжительность нашей жизни. С бóльшей способностью к регенерации, без всяких сомнений, жизненный путь наш был бы длиннее и мы с бóльшим успехом огибали бы внезапно возникающие перед нами утесы, но, увы, этого нам не дано. Тем не менее не следует огорчаться. Мы обладаем достаточно высокой способностью к восстановлению и именно по этой причине живем значительно дольше, чем мыши, собаки и кошки.

В некоторых семьях тромбоз, рак или психические расстройства встречаются чаще в сравнении со средним значением. Мы говорим тогда о наследственном отягощении, поскольку та или иная болезнь из-за строения ДНК в этих семьях встречается чаще и нередко раньше развивается. Это может рассматриваться как врожденное отклонение. Но встречается и обратное: есть семьи, в которых люди не только достигают весьма преклонного возраста, но и совсем или почти не болеют. Одним из объяснений может быть то, что все они жили с величайшей осторожностью и смогли огородить себя от несчастных случаев и инфекций. Но возможно также, что в этих семьях люди обладали способностью к восстановлению, превышающей средний уровень; у них не столь быстро возникали остаточные нарушения, в пожилом возрасте реже развивались заболевания, и они дольше оставались здоровыми.

Гипотеза, что некоторые семьи обладают способностью к восстановлению, превышающей средний уровень, в настоящее время подвергается экспериментальной проверке. В Италии и в Америке ученые изучают шестидесяти-восьмидесятилетних детей долгожителей и сравнивают их с их обычными сверстниками. Исследования указывают на различия между двумя группами взрослых; различия, которые могут пролить свет на причины долголетия, превышающего среднюю продолжительность жизни.

Но что, если их отцу или матери повезло, а ни тетя, ни дядя не дожили до глубокой старости? И тогда в этом нет ничего необычного? Чтобы быть уверенным в том, что для достижения преклонного возраста имеются биологические основания, профессор молекулярной эпидемиологии Элине Слагбоом и я выбрали иной путь. Мы выделяли семью как особенную, если кто-либо из ее членов старше 90 лет мог похвастаться по меньшей мере одним все еще живущим братом или сестрой также старше 90 лет. При взгляде на групповое фото престарелых братьев и сестер каждый воскликнул бы: «Такое не может быть случайностью, в их семье есть что-то особенное!» Вот это особенное мы и пытаемся отыскать.

В рамках Leiden Lang Leven Studie [Лейденской группы изучения долгожительства] с 2002 по 2005 год мы собрали данные о примерно 400 таких особенных семьях-долгожителях. Не только самих девяностолетних, но также их взрослых детей и их спутников жизни мы просили участвовать в нашем исследовании. Затем, прибегнув к построению генеалогического древа для каждой семьи, мы сравнили смертность в этих семьях со смертностью в обычных семьях. Анализ показывает, что буквально во всех поколениях в этих семьях риск смерти для каждого возраста был в среднем на 30% меньше по сравнению с другими семьями в Нидерландах, что означает дополнительные шесть лет к ожидаемой продолжительности жизни. Исследования охватывали также всех тех, кто состоял в свойстве с собственно членами семьи, то есть был с ними в родстве, не связанном кровными узами. Как мы и ожидали, оказалось, что свойственники не обладали никакими преимуществами в продолжительности жизни: возраст их соответствовал среднему возрасту по стране. Строгое разделение в способности жить дольше других в соответствии с наличием или отсутствием кровных уз указывает на наследственную предрасположенность к долгожительству.

Их детей в возрасте от 50 до 70 лет, охваченных нашим исследованием, мы также сравнивали с их спутниками жизни, на протяжении долгих лет делившими с ними горе и радость. Подобное сравнение для их девяностолетних родителей оказывалось невозможно, потому что большинство из них к этому возрасту своего спутника жизни уже потеряли. Внешне дети и их спутники жизни различались не сильно: того же возраста, того же роста, той же упитанности. Важным для генетического анализа было и то, что их образ жизни также выглядел очень схожим: в меру курили, в меру занимались спортом, в меру выпивали. Зато с медико-биологической точки зрения они выглядели очень по-разному. У детей родителей-долгожителей значительно реже наблюдалось высокое давление, сахарный диабет, они в меньшей степени были подвержены сердечно-сосудистым заболеваниям. Анализ крови также давал более благоприятные результаты: пониженный уровень плохих жиров, меньшее содержание сахара.

Результаты, полученные Лейденской группой изучения долгожительства хорошо согласуются с данными итальянских и американских коллег, исследовавших детей столетних родителей-долгожителей. И у них была выявлена меньшая предрасположенность к сердечно-сосудистым заболеваниям и меньше факторов риска, таких как высокое кровяное давление, сахарная болезнь, высокое содержание холестерина. Предварительные выводы наших исследований состоят в том, что у семей, в среднем живших дольше других, более упорядоченный метаболизм, «энергообеспечение и сжигание», — благодаря чему причиняется меньший вред кровеносным сосудам и внутренним органам.

Вред, следовательно, может быть предотвращен хорошо действующим обменом веществ. Но разумеется, помогают восстановление или замена поврежденных клеток и тканей. Некоторые ученые даже полностью посвятили себя исследованиям в этой области, объясняя свое решение тем, что повреждения неизбежны. В Лейдене мы поставили себе цель выяснить, не обладают ли потомки семей-долгожителей не только лучшим метаболизмом, но также и лучшей способностью к восстановлению, что делает их более устойчивыми к болезням. Короче говоря, мы хотим узнать, есть ли у них хоть немного общего с гидрой. И тогда встает следующая задача: каким образом мы сможем воспользоваться этими знаниями, чтобы как можно дольше оставаться здоровыми?