Глава двадцать пятая

Кадеты в столовой гостиницы действительно уже ждали коммандера Гамаша и преподавателя Шарпантье.

Клара и Мирна решили присоединиться к своим постояльцам, хотя и за другим столиком. Они сидели у камина, доедая французские тосты с беконом и кленовым сиропом, когда Гамаш остановился рядом с ними, поздоровался и спросил:

– Ну и как она прошла?

– Ночь? – уточнила Мирна. – Отлично. Как только мы разошлись по домам, я тут же улеглась. Надеюсь, он тоже улегся. Придется проверить, нет ли где щелочек и остроконечной шляпы.

Арман улыбнулся и скорчил гримасу:

– Сочувствую.

– Амелия такая милая девочка, – сказала Клара. – Встала сегодня утром ни свет ни заря. Застелила кровать и даже в доме прибралась, пока я не встала. Когда я спустилась, кофе уже был горячий.

– Правда? – одновременно спросили Арман и Мирна.

– Да нет же, конечно, – фыркнула Клара. – Когда полчаса назад я постучала в дверь, чтобы ее разбудить, она послала меня куда подальше. Потом потребовала кофе. Это все равно что жить с росомахой. Кстати, как там Грейси?

Арман скупо улыбнулся:

– Отлично.

Он присоединился к кадетам и Шарпантье. Кадеты заканчивали завтрак, и Габри принес всем кофе с молоком.

– Будете завтракать? У меня есть блинчики с черникой, французские тосты и «яйца Габри».

– «Яйца Габри»? – переспросил Гамаш. – Что-то новенькое.

– Я добавляю немного лимона в голландский соус.

Арман задумался на секунду, потом улыбнулся:

– Чуть-чуть кисловато.

– Чуть-чуть. – Габри поклонился, полный достоинства.

– Я буду «яйца Габри», – заказал Арман.

– А вы, месье? – спросил Габри у Шарпантье, и тот заказал черничные блинчики с сосисками и сиропом.

– Мы с профессором Шарпантье возвращаемся в академию, – сказал Гамаш кадетам. Брови сидящего напротив него Шарпантье чуть приподнялись. – Но когда я вернусь сегодня вечером, мне бы хотелось услышать ваш доклад о находках, которые вы сделали по карте.

– Послушайте, – отчеканил Жак. – Это не имеет значения. Я хочу вернуться в академию. Вы не можете держать нас здесь.

Он сердито уставился на коммандера. Три других кадета повернулись и посмотрели сначала на Жака, потом на Гамаша. Жак никогда не был поклонником нового коммандера, но теперь его презрение достигло новых высот. Или глубин.

Даже Габри, который принес Мирне и Кларе маленькую сырную тарелку, остановился и посмотрел в их сторону. То же самое сделали и женщины.

Мирна слегка наклонила голову набок.

– Возможно, вы правы, – сказал Гамаш, поставив свою большую кружку. – Карта может не иметь никакого значения. Но с другой стороны, вы можете и ошибаться.

– Не верь всему, что думаешь, – пробормотала Амелия.

– Так ты теперь на его стороне? – спросил Жак.

– Стороне? – переспросила Амелия. – Нет никаких сторон.

– Ой, не обманывай себя, – усмехнулся Жак. – Стороны всегда есть.

– Хватит! – произнес Гамаш. Он в первый раз повысил на них голос, и все тут же посмотрели на него. – Я устал от вашего детского поведения. Прекратите постоянно пререкаться. Вы не на школьном дворе. Вы – кадеты Полицейской академии. Вам дано задание – помочь расследовать убийство. Знаете, сколько кадетов захотело бы оказаться на вашем месте? А вы ухмыляетесь! Хотите уйти? Забрать свои игрушки и отправиться домой? Потому что вам не дали в руки окровавленную улику? Откуда вы знаете, что важно, а что – нет? Если я не знаю, то уж вы определенно не знаете.

Он обвел их взглядом, и один за другим кадеты опустили глаза.

Даже Жак.

Мирна и Клара у камина переглянулись.

Гнев в голосе Армана звучал редко, но узнавался мгновенно. Однако за гневом было и что-то другое. Гамаш опасался, что кадеты относятся к происходящему недостаточно серьезно. А эта ошибка была чревата не только плохой отметкой, но и плохим концом. Кто-то совершил убийство и не собирался останавливаться.

– Когда начнете работать, у вас не будет роскоши выбора – где вам работать, на каких делах и с кем. Я ваш коммандер, и я дал вам задание вместе работать по этой карте. Никаких споров, никаких возражений. Убийце только и нужно, чтобы начался хаос, раскол и раздрай. Распри в команде из того же разряда вещей. Распри притупляют взгляд, поглощают энергию. Вам нужно научиться ладить. Со всеми. – Он внимательно посмотрел на всех четверых. – Со всеми. От этого будет зависеть ваша жизнь. Вы думаете, те ребята в окопах грызлись друг с другом?

– Разделенный дом не устоит, – сказал Шарпантье. – Не нужно быть блестящим тактиком, чтобы понять это.

– Да, достаточно быть мастером произносить затертые фразы, – пробормотал Жак.

– А вы удивляетесь, почему я затворник, – сказал Шарпантье Гамашу.

– Случаются дни, когда я этому ничуть не удивляюсь, – ответил тот.

– Дом ведь все равно не устоял! – не унимался Жак. – Они все умерли, солдаты. Может быть, вместе. Но они умерли. На этой чертовой карте не грязь. Это кровь.

На столе лежала копия карты, и он толкнул ее к Гамашу с такой силой, что уронил стакан. Вода потекла по столу в сторону коммандера.

Все остальные отпрянули в стороны, но Гамаш остался на месте, глядя на кадета.

Жак был так расстроен, что чуть не плакал. Он уставился на коммандера. Заметил глубокий шрам у его виска. Встретился с ним взглядом. И выдержал, не отвернулся.

– Они умерли, – прошептал он.

– Да, многие умерли, – сказал Гамаш, внимательно глядя на кадета.

А потом медленно пододвинул карту назад по столу. Подальше от воды. В безопасность, к молодому человеку напротив.

В этот момент появился Габри с завтраками, вытер воду, вопросительно посмотрел на Гамаша и ушел.

Гамаш повернулся к Шарпантье:

– Скажите им то, что говорили мне.

– Я считаю, – преподаватель показал на карту, – что это одна из первых карт для спортивного ориентирования.

– Для чего? – спросила Амелия.

– Для спортивного ориентирования, – повторил Натаниэль.

– Это такой же спорт, как керлинг? – спросила Амелия.

– Керлинг – отличный спорт, – заявила Хуэйфэнь. – Ты никогда не пробовала?

– Мне не нужно…

– Да бога ради, – прервал их Гамаш. – Послушайте, что говорит преподаватель.

– Ориентирование – тренировочный инструмент под маской спорта, – сказал Шарпантье.

– Тренировочный для чего? – спросила Хуэйфэнь.

– Для войны. Его использовали в Бурской войне, в Первой мировой – обучали офицеров ориентироваться на поле боя. Вот почему там показано то, чего не бывает на других картах. Камень, забор, дерево необычной формы, заброшенный дом. Но у нее есть такие же контуры, как у топографической карты. – Он похлопал ладонью по карте. – Тот, кто нарисовал ее, знал, как делать карты, и занимался ориентированием, когда этот спорт переживал детский период.

– И вероятно, они жили здесь, – сказал Натаниэль.

– Вы думаете, ее нарисовал тот солдат? – поинтересовалась Амелия.

– Вполне вероятно, – ответил Шарпантье.

– Но?.. – спросила Хуэйфэнь, расслышав неуверенность в его голосе.

– Карта была нарисована опытным картографом. А солдат был еще совсем молод. Не успел научиться. По крайней мере, не до такой степени.

– Ее нарисовал его отец, – сказал Жак, который разглядывал карту, пока они разговаривали. – И дал ему с собой.

– Чтобы напоминала ему о доме, – подхватил Натаниэль.

– Чтобы привела его домой, – сказал Жак.

Шарпантье посмотрел на Гамаша, и тот кивнул:

– Да, мы так считаем.

– С чего нам начать? – спросила Хуэйфэнь.

– Мы сами сообразим, – отрезал Жак. – Нам не нужна их помощь.

– Но…

– Вы попросите помощи, кадет, – сказал Гамаш. – И вы примете ее.

– Почему? – спросил Жак. – Я видел, что происходит с людьми, которые выполняют ваши приказы.

Арман Гамаш медленно, с нарочитой аккуратностью положил нож и вилку и уставился на Жака так пристально, что кадета начало трясти. Другие за столом, включая Шарпантье, отодвинулись подальше.

– В муниципалитете Сен-Реми есть записи о продажах и покупках, – тихо и холодно проговорил Гамаш. – За сто, а то и больше лет. Там знают, кому принадлежало бистро, когда это здание было частным жилым домом. Начать нужно отсюда.

Натаниэль записал это, но Жак продолжал смотреть в прорезь прицела.

Коммандер Гамаш встал, тут же вскочили и остальные. Жак тоже поднялся, но неторопливо.

– Я вернусь к семи. Хочу, чтобы вы к этому времени подготовили отчет.

– Да, сэр, – сказали три кадета.

Гамаш посмотрел на Жака, и тот выдавил из себя:

– Да, сэр.

– Bon, – сказал коммандер и подошел к Мирне. – На пару слов.

Мирна последовала за ним в гостиную, чувствуя себя так, будто ее вызвали на ковер.

– Да, он нашел видео, – признала она, прежде чем Арман успел сказать хоть слово. Но он продолжал молчать, и она кивнула. – Это я подсказала ему прогуглить вас.

– Зачем?

– Зачем? Затем, что он верит всему, что наговорил про вас этот Ледюк. Ему нужно знать правду, если он хочет чему-то научиться. Убийца разгуливает на свободе. Мальчишка должен наконец взяться за ум.

– Никому не нужно смотреть то видео.

– Послушайте, Арман, я знаю, вам не нравится, что оно там висит, но факт остается фактом: оно там висит. С какой-то своей целью. Если оно покажет этому молодому человеку, как все было на самом деле, то, может, и от него будет какая-то польза.

– Разве похоже, что он переменил мнение? – спросил Арман.

Мирна покосилась в сторону столовой и покачала головой.

– Я думаю, тут действует что-то другое, – сказала она. – Я видела его лицо, когда он смотрел видео. Он был потрясен. Но каким-то необычным образом. Он словно сам вошел в экран. Чтобы понять, как оно происходило на самом деле. Это редкая способность – прочувствовать всю глубину происходящего. Он словно сам там побывал.

Увидев лицо Гамаша, она повторила:

– Словно.

Гамаш посмотрел в сторону столовой и снова на Мирну.

– Он видел их всех, – сказал Арман. – Реала, Этьена, Сару.

Он назвал имена убитых, как накануне называла Рут.

Мирна кивнула:

– И Жана Ги. И вас. Наверное, он впервые осознал, что значит быть агентом Квебекской полиции. Герцог… так они его называли?

Гамаш кивнул.

– Герцог, вероятно, понарассказывал им всяких историй о власти и славе, где любое насилие – дело героическое и зрелищное, как в старых военных фильмах или вестернах. Смерть была чистой, и умирали по большей части не мы, а враги. Вот за что они его любили. Но видео показывает, насколько смерть страшна в реальности. Наверное, это привело его в ужас. И он вас за это ненавидит.

Гамаш понял, что ошибался. Ему казалось, что кадет Лорен не воспринимает это серьезно, а на самом деле парень был почти парализован страхом.

Жак мучился вопросом, который рано или поздно задавали себе все они: «Когда я окажусь в подобной ситуации, смогу ли я идти вперед или побегу с поля боя?»

– Пора ему узнать, что от него потребуется, – сказал Гамаш. – Им всем пора узнать.

Потом он улыбнулся. Мимолетно, коротко. Искренне.

– Хорошая мысль, Мирна. Может быть, то, что тогда случилось, и принесет какую-то пользу. Их смерть поможет спасти чьи-то жизни. Спасет жизнь Жака, в особенности если это убедит его уйти.

– Вы думаете, он уйдет?

– Возможно, ему стоит это сделать.

– Но разве он все равно не умрет в назначенный час? – спросила Мирна. – В кровати, в машине, в перестрелке?

– Судьба? Не надо больше про судьбу, – сказал Гамаш.

Они часто разговаривали на эту тему, но сегодня был не тот день.

Гамаш и Шарпантье ушли, за ними ушли и Мирна с Кларой, а кадеты остались.

В конце концов Хуэйфэнь пришлось мыть посуду. Амелия с ворчанием пошла ей помогать. Потом к ним присоединился Натаниэль. Последним в кухню пришел Жак. Выхватив кухонное полотенце у Натаниэля, он щелкнул на него зубами, прежде чем взять мокрую тарелку.

Натаниэль рассмеялся, понимая, что это сделано в шутку. И все же было что-то злобное и в щелчке, и в том ощущении укуса, которое осталось.