В честь приезда Джорджа дома был устроен рождественский прием. Благодаря этому он сразу смог увидеть все перемены, которые произошли в семье за время его не слишком долгого отсутствия. Некоторые из этих перемен весьма удивили его.

Его брат Билли, к примеру, в свои двенадцать лет вел себя уже вполне по-взрослому. Внешне он тоже сильно возмужал, его лицо приобрело те же грубоватые, решительные черты, что были характерны для всех мужчин их рода, за исключением разве что Стэнли. Каштановые волосы Билли были темнее, чем у Джорджа, а голубые глаза – не такими светлыми и холодными. Когда он задавал Джорджу неожиданно глубокие и умные вопросы о войне, его чудесная обаятельная улыбка исчезала. Кто проявил себя лучшим полководцем – Тейлор или Скотт? Чем отличается американская армия от мексиканской? Что Джордж думает о Санта-Анне?

Сначала Джордж не поверил, что мальчик действительно такой серьезный, каким кажется. Но потом вспомнил, насколько сам был серьезен в его возрасте, когда порой попадал в затруднительное положение. Бывало, это касалось и молодых женщин. Неужели Билли тоже волнуют подобные вопросы? Пожалуй, все-таки рановато.

Вирджилия без умолку болтала о движении против рабства, которое называла своей работой. В каждом ее слове сквозила не только фанатичная преданность своим убеждениям, но и немалое самомнение. Разумеется, Джордж не стал затевать споров за столом, но решительно заявил, что, несмотря ни на что, Орри останется его лучшим другом.

– Ах да, – воскликнула Вирджилия, – ты же друг рабовладельца! Но имей в виду, братец, я перед такими людьми лебезить не собираюсь. И вежливых улыбок от меня ты тоже не дождешься.

Все это грозило испортить свадьбу. Вирджилия явно намеревалась оскорблять Орри и дальше и отравить ему пребывание в Монт-Роял, а новая жена Стэнли позволила себе несколько язвительных замечаний, касающихся не только вероисповедания Констанции Флинн, но и места проведения церемонии – крошечной и невзрачной католической церквушки у канала.

Стэнли женился чуть больше года назад, когда Джордж еще только добирался до Мексики. Изабель Траскотт-Хазард было двадцать восемь лет – на два года больше, чем ее мужу. Ее семья утверждала, что их предок был другом и соратником самого Уильяма Пенна. Хотя почти весь первый год в Лихай-стейшн Изабель была в основном занята своей беременностью, громкая фамилия мужа и ее собственная честолюбивая натура очень скоро сделали ее заметной фигурой в местном обществе.

Джордж пытался найти в себе добрые чувства к Изабель. Эти усилия длились примерно пять минут. Она была как лошадь, которой все равно, выглядит она умной в чьих-то глазах или нет. Наоборот, она даже хвасталась тем, что никогда не читала ничего, кроме светских колонок в газетах.

Он мог бы пожалеть ее, но с какой стати? Она ведь считала себя безупречной. Такими же безупречными она считала и свой дом, свой гардероб, вкусы в обстановке и мальчиков-близнецов, которые родились почти день в день через девять месяцев после свадьбы. О других детях она и слышать не хотела, о чем уже не преминула сообщить Стэнли, потому что нашла все, что связано с материнством, весьма неприятным.

Джордж с большой гордостью показал родным дагеротип с портретом Констанции. Несколько минут спустя, когда лакей подал ромовый пунш, Изабель заметила:

– Мисс Флинн довольно мила.

– Спасибо, – сказал Джордж. – Я согласен.

– Говорят, там, на Юге, джентльмены восхищаются внешней красотой, не интересуясь, скажем так, содержанием. Надеюсь, твоя невеста не столь наивна, чтобы думать, будто и в этой части страны она встретит такое же отношение.

Джордж покраснел. Изабель явно приняла в штыки Констанцию, потому что та оказалась красивой.

Замечание Изабель не понравилось Мод Хазард. Стэнли заметил, как нахмурилась его мать, как бросила на невестку недовольный взгляд. Весь остаток вечера Изабель молчала, хотя Джордж был уверен, что к добру это не приведет.

К Рождеству большой белый камин в гостиной, а также окна и двери украсили листьями горного лавра. На каминной полке стояла фамильная гордость – тяжелый двадцатичетырехдюймовый бокал, который в 1790 году выдул известный мастер-стеклодув Джон Амелунг из Мэриленда. Отец Уильяма купил его еще в молодости. На стекле художник выгравировал щит и американского орла с распростертыми крыльями. В клюве орел держал ленту с надписью: «E pluribus unum». Казалось вполне естественным, что к концу вечера Мод, подойдя к камину и стоя рядом с их семейной реликвией, произнесла краткую речь, обращаясь к своей семье:

– Теперь, когда Джордж, к счастью, уже дома, мы должны внести перемены в управление компанией. С этого времени, Стэнли, ты и твой брат будете нести ответственность в равной степени. Твой черед тоже придет в свой срок, Билли, не волнуйся.

Стэнли пытался улыбаться, но лицо у него было такое, словно он откусил лимон.

– Так как наша семья увеличивается, – продолжала Мод, – и все мы, пожалуй, не сможем жить под одной крышей, здесь нам придется тоже кое-что изменить. Этот дом отныне будет принадлежать Стэнли и Изабель. Я буду жить с вами, Билли и Вирджилия тоже, какое-то время. – Ее взгляд остановился на Джордже, когда она взяла с каминной полки документ, которого он прежде не заметил. – Твой отец очень хотел, чтобы у тебя был собственный дом. Считай это его свадебным подарком тебе и твоей невесте. Это акт передачи тебе части земли, которой мы владеем. Участок большой, совсем близко отсюда. Твой отец подписал эту бумагу за два дня до того, как с ним случился удар. Построй дом для Констанции и ваших будущих детей, дорогой. Мы тебя любим и желаем всего наилучшего.

Глаза Джорджа наполнились слезами, когда он принимал из рук матери бумагу. Билли радостно захлопал в ладоши. Стэнли и Изабель присоединились к нему, хотя и без энтузиазма. Джордж вполне их понимал. Стэнли был не из тех, кто готов делиться лидерством в семье, даже с братом, то есть тем более с братом, которого он считал неопытным и легкомысленным.

Констанция с отцом приехали на Север в конце марта, а в один из теплых дней начала апреля молодые люди поженились. К этому времени Джордж уже три месяца занимался своими новыми обязанностями.

В юности Джордж иногда выполнял разные задания на заводе Хазарда, но теперь он смотрел на все глазами управляющего, а не скучающего мальчишки, которому хотелось поскорее сбежать отсюда. Он целые дни проводил возле печей, у кричного горна или у прокатного стана, знакомясь с рабочими и надеясь показать им, что ему можно доверять. Он задавал много вопросов и внимательно выслушивал ответы. А если вдруг обнаруживалась какая-нибудь проблема, Джордж тут же делал все, чтобы ее решить.

Много ночей он провел без сна, читая до самого рассвета. Он изучил всю переписку компании, продирался сквозь сложные металлургические справочники и технические брошюры. Его любопытство раздражало Стэнли, но ему было все равно. То, что он прочитал, не только многому его научило, но и приводило порой в бешенство. Все говорило о том, что, когда бы их отец ни предоставлял Стэнли право что-нибудь решать, брат всегда выбирал самый безопасный путь. К счастью, Уильям Хазард передавал старшему сыну не слишком много полномочий. Иначе, как теперь Джордж уже точно понимал, их компания давно бы скатилась на уровень XVIII века.

Джордж нашел время и на то, чтобы пригласить из Филадельфии архитектора, чтобы тот осмотрел место, где будет строиться дом, и составил проект. В то время были очень популярны виллы в итальянском стиле. Архитектор предложил построить именно такую – асимметричное здание в форме буквы L, с изящной смотровой башенкой на углу. Эта башенка, или бельведер, натолкнула и на название для будущего каменного особняка; как объяснил архитектор, слово «belvedere» означало «прекрасный вид», и вид из окон будущего дома действительно обещал быть восхитительным. Когда приехали Флинны, как раз завершалась закладка фундамента.

Констанция быстро заметила пренебрежительное отношение Изабель, но улыбалась и не падала духом. А Орри, если и почувствовал себя оскорбленным поведением Вирджилии во время свадебных торжеств, никак этого не показал. На медовый месяц новобрачные уехали в Нью-Йорк. Семейный экипаж провез их мимо старой фактории, давшей городу половину его названия, но Джордж и Констанция не видели ничего вокруг. Всю дорогу до Нью-Йорка они ни на секунду не могли разомкнуть объятий. До этого им удалось провести лишь одну блаженную ночь вместе в Истоне, после чего за Орри спешно был отправлен посыльный, и в тот же день произошла одна из его первых крупных ссор с братом.

Из-за огромного давления, создавшегося внутри, взорвалась одна плавильная печь; такие случаи бывали не так уж редки. Под обломками погибли двое рабочих. Внимательно осмотрев место происшествия, Джордж пришел в контору и налетел на брата:

– Почему чугунные полосы не были скреплены в штабеля? Из всех документов следует, что на это выделялись деньги.

Стэнли выглядел бледным и измученным. Когда он заговорил, в его голосе слышалось раздражение.

– Это была отцовская идея, не моя. После его смерти я отменил укладку. Отгрузка немного снизилась. На мой взгляд, сейчас мы не можем себе это позволить.

– А две человеческие жизни и семьи, оставшиеся без отцов, мы можем себе позволить? Я хочу, чтобы полосы, как и прежде, скреплялись в штабеля. Я напишу приказ.

– Не уверен, – попытался возразить Стэнли, изображая возмущение, – что у тебя для этого достаточно полномочий.

– Как бы не так! Твои полномочия превышают мои только в одном – ты подписываешь банковские документы. Так что штабеля будут. И еще мы выплатим каждой семье по тысяче долларов.

– Джордж, это уже полная чушь!

– Нет, если ты хочешь иметь хороших рабочих. Нет, если мы хотим спокойно спать по ночам. Ты подпишешь эти чеки, Стэнли, или я соберу сотню человек и устрою осаду твоего дома, пока ты этого не сделаешь.

– Черт знает, что за начало… – пробормотал Стэнли, но все же подписал оба чека, когда Джордж принес их.

А к тому времени, когда он сообщил Мод о планах скреплять штабеля чугунных полос защитными связками, он уже был уверен, что идея принадлежит ему самому.

В ноябре 1848 года Закари Тейлор выиграл президентские выборы. В том же месяце закончилось строительство Бельведера, и Джордж с Констанцией, которая была уже на большом сроке беременности, переехали в него. Вскоре на их кровати под пышным пологом на свет появился Уильям Хазард Третий.

Супруги полюбили свой новый дом. В первую очередь Констанция обустроила детскую, потом наполнила остальные комнаты дорогими, но удобными вещами, основным назначением которых было приносить пользу, а не только радовать глаз. А вот Стэнли и Изабель, напротив, содержали свой дом так, словно это был музей.

Каждое серьезное решение Джордж обсуждал с Констанцией. Она ничего не знала о производстве железа – во всяком случае, поначалу, – зато обладала острым практичным умом и очень быстро училась. Джордж признался жене, что боится потерпеть неудачу, действуя в некоторых вопросах слишком быстро, даже безрассудно, руководствуясь только догадками и интуицией. Просто он точно знал, что иначе ничего не добиться, и Констанция была согласна с ним.

Вскоре растущая сеть американских железных дорог стала потреблять все рельсы, которые производил их завод, работая круглосуточно, и это несмотря на неблагоприятную экономическую обстановку. Однако Джорджу по-прежнему приходилось сражаться с братом ради каждого нового шага, даже если выгода была очевидной.

– Бога ради, Стэнли, мы же находимся в самом центре главного региона страны по запасам каменного угля, а ты словно не замечаешь этого! В Британии Дерби уже полтораста лет используют кокс в домнах, а тебе по-прежнему это кажется слишком смелым экспериментом?

Стэнли смотрел на брата так, словно тот повредился в уме.

– Древесный уголь – традиционное и вполне приемлемое топливо. Зачем что-то менять?

– Затем, что деревьев на целую вечность не хватит. Во всяком случае, при тех темпах, какими мы их вырубаем.

– Вот и будем их использовать, пока они не закончатся, а уж потом начнем экспериментировать.

– Но древесный уголь очень грязен! Ты только представь, что происходит, когда мы вдыхаем весь этот дым и копоть. – Он провел указательным пальцем по письменному столу и показал Стэнли почерневший от пыли палец. – Я бы хотел, чтобы ты согласился на строительство опытной печи, работающей на коксе…

– Нет, я не стану за это платить.

– Стэнли…

– Нет. Если на другое ты меня еще как-то заставил пойти, то это я категорически отказываюсь делать.

Джорджу также хотелось вложить некоторый капитал в попытку воссоздать один ныне утраченный процесс, с помощью которого братья Гаррард в 1830-х годах выплавляли в Цинциннати тигельную сталь. Сайрус Маккормик использовал ее для своих молотилок и прекрасно о ней отзывался. Но снижение импортных пошлин в годы администрации Джексона и хлынувший вслед за этим натиск европейской стали с лихвой удовлетворял не слишком большой внутренний спрос, и едва родившаяся американская стальная индустрия была уничтожена.

Теперь же Америка производила в год всего около двух тысяч тонн качественной высокоуглеродистой стали. Но страна расширялась, и Джордж предвидел и растущие потребности, и увеличение рынка. Проблема была не в том, как выплавлять сталь – это умели делать уже сотни лет, – но в том, как делать это достаточно быстро, чтобы продукция приносила прибыль. Старый процесс науглероживания занимал почти десять дней, а количественно результат был очень небольшим. По слухам, Гаррарды нашли способ намного лучше. Поэтому Джордж пока что оставил тему кокса, приберегая силы для борьбы, которую наверняка придется выдержать, когда он предложит провести опыты по сталеварению.

Стэнли, без сомнения подстрекаемый Изабель, почти на все предложения младшего брата отвечал отказом. Случай со сталью не стал исключением. Несколько дней Джордж был в ярости, и спасло его только радостное известие Констанции о том, что у них снова будет ребенок.

Летом 1849 года Стэнли и его жену навестил некий гость из Миддлтауна. Он остался у них на ночь. Джорджа и Констанцию на ужин не пригласили, Вирджилия была в Филадельфии, а Мод как раз увезла Билли в Нью-Йорк на каникулы. Такая скрытность казалась неслучайной.

С точки зрения светских приличий Джорджу это было безразлично, но вот цель визита разожгла в нем любопытство. Он ведь сразу узнал этого высокого почтенного мужчину лет пятидесяти, который вышел из кареты и скрылся в доме Стэнли на весь остаток вечера. Саймон Кэмерон был хорошо известной фигурой в Пенсильвании и за долгие годы с успехом проявил себя в типографском и журналистском деле, строил железные дороги, занимался политикой и даже попробовал себя на поприще металлургии.

Джордж чувствовал, что в Лихай-стейшн этого человека привели совсем другие интересы. Возможно, политика? Первый срок его сенаторских полномочий уже истек, а при обсуждении на закрытом партийном собрании нового претендента на пост сенатора от Демократической партии штата его кандидатура была отклонена. Когда в ту ночь Джордж лежал рядом с женой, нежно обнимая ее округлившийся живот, он вдруг подумал, а не связан ли визит Кэмерона с одним странным обстоятельством, которое уже несколько дней не давало ему покоя.

– Боже мой! Уж не он ли получает те самые чеки?

– Не понимаю, о чем ты говоришь, милый.

– Я просто не успел тебе рассказать. Совсем недавно я обнаружил, что последние три месяца Стэнли подписывает какие-то чеки на пятьсот долларов. Без имени… просто чеки на получение наличных. Может, он пытается помочь Кэмерону снова встать на ноги?

– Ты хочешь сказать, вернуться в сенат?

– Возможно.

– Опять под демократическим флагом?

– Едва ли. Слишком многих он рассердил, отклоняясь от линии партии. Старину Джима Бьюкенена в том числе. С другой стороны, от Кэмерона нельзя избавиться, просто сказав ему «нет». Это его только подстегивает. Я должен обязательно выяснить, действительно ли Стэнли дает ему деньги и для каких целей.

Констанция нежно поцеловала Джорджа в щеку.

– От всех этих споров со Стэнли ты слишком быстро стареешь.

– А как у тебя с Изабель?

– Она меня не беспокоит, – сказала Констанция, отвернувшись и как-то уж слишком выразительно пожимая плечами, что заставляло усомниться в искренности ее слов.

– Ничего другого я и не ожидал услышать. Зато ты ее беспокоишь.

– Да, верно… – ответила Констанция, внезапно потеряв самообладание. – Она злая и жестокая. Да простит меня Господь, но я хочу, чтобы земля поглотила их обоих!

Она уткнулась ему в шею и, обняв одной рукой, заплакала.

– Да, я поддерживаю Кэмерона, – признал Стэнли на следующее утро. – Тебе обязательно курить здесь эти гнилые сорняки? – добавил он, помахав рукой перед его лицом.

Джордж как ни в чем не бывало продолжал курить кубинскую сигару.

– Не уходи от темы, – сказал он. – Ты тратишь деньги компании. Деньги, которые должны идти в дело. Но что гораздо хуже – ты даешь их какому-то продажному политикану.

– Саймон не такой. Он служил честно.

– Неужели? Тогда почему демократы отказались выдвигать его на второй срок? Должен признаться, меня это не удивило. Думаю, они и прошлое его выдвижение считают ужасной ошибкой. Никто никогда не может сказать с определенностью, на чьей он стороне, какую партию поддерживает – разве что партию беспринципности. И к кому он присоединился на этот раз? К «Партии ничегонезнаек»?

Стэнли сильно закашлялся, чтобы подчеркнуть свое неудовольствие от дыма и выиграть немного времени для поиска ответа. За окном маленького деревянного здания конторы грязные измученные люди спускались с холма – от печи возвращалась ночная смена. Навстречу им обоз из шести телег со скрипом вез наверх древесный уголь.

– Саймон создает в нашем штате некую организацию, – сказал наконец Стэнли. – И не забудет тех, кто помогал ему в этом.

– Стэнли, он приспособленец! Разве ты не слышал его знаменитого изречения? «Честный политик – это человек, который никогда не продаст того, кто его купил». И ты хочешь, чтобы твое имя связывали с кем-то подобным?

– Саймон Кэмерон добьется власти в Пенсильвании, – невозмутимо ответил Стэнли. – И во всей стране. Просто у него сейчас временные трудности.

– Допустим, только не помогай ему преодолевать их с помощью наших денег. Если не перестанешь, я вынужден буду поговорить с мамой. Мне очень жаль, но это единственный способ покончить с этим безобразием.

Стэнли бросил на него сердитый взгляд, не находя ничего смешного в сарказме брата. Но слова Джорджа явно испугали его. Помолчав немного, он неохотно ответил:

– Хорошо. Я подумаю о твоих возражениях.

– Спасибо! – рявкнул Джордж и ушел.

Он знал, что победил. Правда, для этого пришлось воспользоваться угрозами – оружием, к которому он до сих пор не прибегал. Ему и самому это не нравилось – только глупцы с готовностью унижают других людей. Униженный человек часто наносит ответный удар, причем самым жестоким образом. А когда речь шла о Стэнли, который в душе все-таки знал о собственной неправоте, этот риск возрастал еще больше.

И все же в этот раз у Джорджа просто не оставалось выбора.

Констанция была права, думал он, шагая к печам вверх по склону холма. Бесконечные стычки с братом изматывали его. Этим утром, бреясь перед зеркалом, он заметил надо лбом несколько седых волос. А ведь ему не исполнилось еще и двадцати пяти.

– И ты вот так это оставишь, Стэнли? – с яростью воскликнула Изабель, узнав об их последнем споре. – Когда сенатор снова вернет себе власть, он наверняка вспомнит твою щедрость! И ты получишь то политическое назначение, которого мы оба хотим. Это наш шанс убраться из этой грязной дыры и начать новую жизнь!

Сидя в кресле и лениво развязывая галстук, Стэнли уныло ответил:

– Если я не соглашусь прекратить пожертвования, он обратится к матушке.

– Маленький мальчик побежит жаловаться? – злобно усмехнулась Изабель.

– Я его не виню. Пока я контролирую капитал, у него нет других возможностей.

Стэнли невольно поежился, вспомнив, что во время ссоры у Джорджа было такое лицо, словно он вот-вот набросится на него с кулаками. Да, у Джорджа определенно был характер. Он прошел войну и умел драться. Вообразить, как он кидается с кулаками на собственного брата, было не так уж сложно, и Стэнли не хотел рисковать.

Изабель подбежала к нему:

– Только, бога ради, не отдавай управление деньгами в руки этой маленькой безбожной твари!

– Нет, настолько я не уступлю, – пообещал Стэнли, подумав: «Это единственное, что у меня есть».

– И ты найдешь способ и дальше посылать Кэмерону деньги, понятно?

– Да, любимая, найду. – Стэнли тяжело вздохнул. – Боюсь, я скоро научусь ненавидеть собственного брата!

– Дорогой мой, не думаю, что ты должен заходить так далеко, – успокоила его Изабель, хотя втайне была очень довольна.

Вспыхнув, Стэнли поднялся и зашел за ширму, чтобы снять рубашку.

– Знаю, – сказал он. – Конечно, я не всегда это чувствую. Только изредка.

– Все неурядицы между тобой и братом начались после того, как он женился на этой язычнице. – Изабель посмотрела на свое отражение в изящном зеркале, но увидела лишь прекрасное лицо рыжеволосой хозяйки Бельведера. – Этой папистской сучке. Пора уже забить в нее пару кольев.

– Но как? – спросил Стэнли, выглянув из-за ширмы.

Изабель ответила ему ледяной улыбкой.