КОМКОН-2

«Урал – Север»

Дата: 3 сентября 78 года.

Автор: М. Каммерер (оперативный псевдоним Белый Ферзь), исполнитель операции.

Тема 001: «Операция „Вирус“».

Содержание: хроника гибели выездного врача Полярной базы «Саракш-2» (планета Саракш) Курта Лоффенфельда (оперативный псевдоним Тристан).

Полярная ночь не баловала тихой погодой. Снежная буря штурмовала затерянное во льдах человеческое поселение. Выстроенные по периметру базы снеголомы отнимали у бури большую часть разрушительной мощи, но буря всё же просачивалась, путалась под ногами змеистой позёмкой, вздымалась громадными колышущимися воронками. Тристану они казались призраками опрокинутых звездолётов.

– Призрак «призрака» – инферно в квадрате, – пробормотал он. Среди персонала базы Курт Лоффенфельд славился особым «готическим» юмором. Джонатан Вовид коротко хохотнул. Оценил шутку.

На технологической площадке вдали от прожекторов Главного корпуса царила уже совершенно непроглядная мгла. Приходилось переключать очки на инфрасвет. Подготовленный к рейсу бот выездного врача обозначился в инфракрасном диапазоне ярко-вишнёвым свечением. Аккумуляторы – под завязку. До «точки» хватит, а там бот сам подзаправится.

У разверстого люка постояли. Обменялись рукопожатием. Вовид спешно упрятал руку обратно в искусственный мех рукавицы. Минус пятьдесят градусов по Цельсию, как-никак.

– К ужину ждём, – сказал он.

Тристан кивнул и полез в бот. В тесной кабине он сразу сбросил доху и содрал унты, оставшись в чёрном обтягивающем комбезе. Сел в кресло, активировал пульт. На ожившем экране маячила фигурка начальника базы. Вовид подпрыгивал на месте, охлопывая себя просторными рукавами дохи.

Правильный всё-таки мужик Вовид, – подумал Тристан приязненно. – Провожает, традиции блюдёт… Если бы ещё в амурных делах своих разобрался. Нечего бардак на базе разводить…

Коротко вякнув сиреной, он заставил начальника базы отступить на почтительное расстояние. Реактивный выхлоп стартующего бота не способен даже снег растопить, но по инструкции полагалось отойти на десять метров. Тоже своего рода традиция.

Тристан пристегнулся, откинул спинку ложемента, расплющил «грибок» стартёра. Резкий толчок снизу. Свинцовая тяжесть в мышцах. Четырёхкратная – как и положено. Бот не туристический корабль, на плавные подъёмы с перегрузкой в полтора «жэ» не рассчитан. Огни Базы сразу исчезли, будто порывом сквозняка задуло свечи на именинном торте.

Тристан вдруг подумал, что в Гейдельбергском интернате на Новый год живую ёлку всегда украшали настоящими восковыми свечами. Пожара не опасались. Чудо генной инженерии не горело, даже если облить его воспламенителем. Он слышал, что по решению Экологического комитета при Мировом Совете на Земле теперь вовсю выращивают «противопожарные» леса.

М-да, хорошо бы прогуляться по такому лесочку. Вдохнуть аромат хвои. Пичужек послушать. От здешних джунглей с души воротит. А пичужки местные только и смотрят, чем бы поживиться. И клювы у них зубастые. Совершенно непонятно, откуда здесь могли взяться люди, если биоценоз соответствует эдак земному эоцену? Местные мегаящеры вымерли каких-нибудь десять миллионов лет назад. Высших млекопитающих почти нет. Если не считать кошек, голованов и… людей. Реникса.

Высота – двести пятьдесят. Отлично…

Тристан отключил ходовые двигатели. Сразу стало легко. Выездной врач Базы предпочитал экономные баллистические кривые. Во-первых, так быстрее. Во-вторых, безопаснее. Имперская ПВО не дремлет. Не имея собственной авиации, имперцы стреляют во всё, что крупнее морского крылана. Разумеется, не вертолетов с материка они опасаются, а – ядерных ракет. А бот самая что ни на есть ракета, правда, не ядерная. Ну да на радарах этого не разобрать. Поэтому Тристан переходил к горизонтальному полёту только на последнем участке траектории, когда таинственный центр Островной империи оставался далеко позади.

Заглянуть туда, в этот Центр, где восседал некий безымянный Император, было бы небезынтересно. Но это, увы, не входит в число задач выездного врача. Тем более что ни один из разведывательных «беспилотников» оттуда не вернулся и не передал ни единого внятного кадра. В работе Тристана и без того хватало риска. Уж больно странным подопечным оказался Лёва Абалкин…

Блестящий прогрессор и необычайно, чудовищно обаятельный человек. Вернее… обаятельный – не то слово. Лёва умеет к себе привязывать, вот в чём дело. Курт Лоффенфельд не любил задавать лишних вопросов, тем более начальству, и поэтому никогда не спрашивал о причинах, по которым он вот уже восемнадцать лет бессменно состоит при Абалкине… врачом? тюремщиком? Инструкции КОМКОНа, личный приказ, даже не приказ – просьба самого Сикорски, которого Тристан без малого боготворил… и всё же, всё же. Лёва – друг. И он же – поднадзорный, с которого, как с какого-нибудь душевнобольного, требуется регулярно снимать ментограмму, и при малейших отклонениях от нормы… А почему, собственно, у Лёвы должны быть отклонения от нормы?

Созвездие Треугольника, на которое была нацелена бортовая система астроориентирования, ушло из визиров. Бот прошёл высшую точку траектории и теперь падал в облачную муть. За «обшивкой» ревела плазма. Километры на дисплее траектометра стремительно «худели». Заработали тормозные двигатели. Блаженство свободного падения вновь сменилось муками перегрузки. Тристан смежил отяжелевшие веки. В конце-концов, всё сделает автоматика…

Бот замедлил падение. Рев плазмы за бортом утих. Придавленный возросшей перегрузкой, Тристан представил, как пылающий метеор в ночном бледном небе Саракша превращается в тёмное тело, теряющее скорость и начинающее совершать немыслимые для естественного объекта эволюции. Нет, напомнил себе Тристан, не метеор. Они здесь считают метеоры вулканическими бомбами, падающими с другой стороны мира…

Автоматика сообщила о посланном в ответ на запрос имперской ПВО пароле. На всякий случай Тристан вынул из-под пульта защитный шлем, плотно нахлобучил его на голову – вдруг пригодится. Хотя с тех пор, как Гурон выбился в шифровальшики, проблема уклонений от ракет и противоракет сделалась чисто умозрительной. Чего не скажешь о времени, когда Лёва подвизался в Береговой охране… Чёрт знает почему, но никому и в голову не пришло настроить автоматику бота на уклонение от управляемой ракеты. От метеора, сиречь «вулканической бомбы»? Пожалуйста. От падающего дерева? Сколько угодно. От артиллерийского снаряда? Нет ничего проще. От любого объекта, не способного к произвольному изменению траектории. А от управляемой ракеты – извините!.. К тому же со средствами радиоэлектронной борьбы в Островной империи дело обстояло на самом высоком уровне, и ни активные, ни тем паче пассивные помехи не могли отвратить рвущихся к боту начинённых смертью сигар. Тристану пришлось лично внести коррективы в «интеллект» летающей скорлупки, и после каждого такого рейда выездного врача подолгу мучила коллега Лотошина, восстанавливая «ушатанную» противоракетными манёврами вестибулярку и сердечно-сосудистую…

Зато теперь он исправно отвечает на сигнал «свой-чужой». Как-то Лёва объяснил, что «своими» в империи считаются летательные аппараты Центра, кои аппараты якобы принадлежат самому Императору. И никакие иные. Что ж, разве не может на часок-другой ощутить себя Императором скромный врач КОМКОНа Курт Лоффенфельд?

Ах, массаракш-и-массаракш!

В нижнем углу радарного экрана возникли две яркие точки и резво устремились к середине. В голове пронёсся вихрь вопросов, совершенно сейчас бессмысленных. Смена кода? Внеплановая? Прямо сегодня? Почему Лёва не предупредил – не смог выбраться на «точку»? Где он держит «нуль-передатчик» – не в офицерском же общежитии?

Конечно, с прогрессором может случиться всё что угодно. Он может погибнуть при тысяче обстоятельств, или быть арестован, посажен на гауптвахту, или оказаться на дружеской попойке, или получить неожиданный приказ от самодура-начальника. С прогрессорами такое иногда случается. Но только не с Гуроном. Гурон – особый случай.

Через две-три секунды светящиеся точки доползут до середины экрана – и всё. Однако «скорлупка» выручила, хотя Тристан не занимался отладкой противоракетной программы добрых три года…

Бот подскочил метров на пятьсот – от пятнадцати «ж», пусть и недолгих, хрустнули кости и потемнело в глазах, – под прямым углом метнулся вправо и вниз, и назад. Головки самонаведения выпустили жертву из цепких объятий тепловизоров и радиоволн, ракеты ушли в уже начавшее наливаться гнойным утренним маревом небо. Но появились новые – уже четыре. И с двух сторон.

На сей раз бот ухнул вниз, к самой кромке грязно-зелёного моря джунглей, совершил несколько немыслимых эволюций, вырвался из ракетной «вилки»… на грани обморока Тристан обнаружил ещё одну атаку – и проекция на экране скользила быстро, неимоверно быстро…

Гиперзвуковая!

Боеголовка вражеской ракеты соприкоснулась с бортом, но пилот этого уже не почувствовал – потерял сознание от немыслимой перегрузки. Огненный шар вспух над кронами травяных пальм. Чёрное яйцо на мгновение замерло на пике восходящей траектории и неуправляемо рухнуло в заросли.

Первым «Диковину» заметил глазастый рядовой Турс. Согласно уставу, он остановил авангардную группу, перегородив тропу карабином. На молчаливый вопрос сержанта Турс показал в просвет между деревьями. Там виднелось нечто чёрное и округлое, высотой в два человеческих роста. Сержант сделал знак рядовому следовать за собой и, пригибаясь, отправился на разведку. «Диковина» лежала посреди лесной прогалины, зарывшись в напластования подсохшего ила, заострённой верхушкой накренившись к северо-востоку.

– Странная штуковина, – пробормотал сержант, отослав Турса доложить о находке командиру отряда, отставшего от авангарда шагов на триста, – как есть яйцо…

По прибытии к месту находки командир отряда поручик Ксенох отдал команду оцепить «странную штуковину», а после в сопровождении сержанта осторожно приблизился к ней. Поверхность «яйца» оказалась тёплой и шершавой на ощупь, и если бы не размеры, легко было поверить, что снесла его гигантская лесная тварь, вроде легендарной птицы Ухур. Рядовые, похоже, так и подумали. Услышав за спиной сбивчивый молитвенный шёпот, Ксенох, не оглядываясь, процедил:

– Разговорчики!

Шёпот смолк. Ксенох стряхнул прилипшие к пальцам влажные чешуйки пальмовых семян и медленно натянул перчатку. Наклонился, осмотрел «яйцо» снизу. Вмятину он нашёл не сразу, да и выглядела она как-то несерьёзно, словно «Диковина» столкнулась с вулканической бомбой на излёте, а не с боеголовкой противовоздушной ракеты. Поручик хорошо помнил засветку на радаре. От любой цели после такого взрыва должны были остаться лишь обгоревшие обломки, а тут – вмятина. Будто на спущенном резиновом мяче.

– Откуда оно взялось, как думаешь, Оззи? – спросил он сержанта, деловито оглядывающего «Диковину».

– Ясно откуда, – отозвался тот. – С неба свалилось.

Кроны травяных пальм, обломанные сверзившимся телом, пожухли, но могучая жизненная сила, присущая всем обитателям мангровых джунглей, уже наливала их новыми соками. Выходило, что «яйцо» упало несколько часов назад, не больше.

«Управляемый летательный аппарат неизвестной конструкции. Зарегистрирован под кодовым наименованием „Диковина“», – мысленно процитировал Ксенох первую строчку секретного меморандума. – Впервые замечен ещё когда я был сопливым курсантом. Исправно отвечал на запросы системы «свой-чужой»… До сегодняшнего утра. Пришлось сбивать, а потом рыскать по зарослям в поисках обломков. «Срочно найти и доставить в расположение штаба». Не дожидаясь комендантской роты, которую услали чёрт-те куда…

– Оззи, – подозвал он сержанта. – Возьми троих бойцов и прочеши окрестности.

Сержант внимательно посмотрел на него из-под седых кустистых бровей, и, не дождавшись дополнительных пояснений, небрежно мазнул заскорузлым указательным пальцем по виску.

– Есть!

Ксенох кивнул и, легонько похлопывая ладонью по кобуре, пошёл в обход «Диковины». Солдаты, окружившие «яйцо» полукольцом, ели начальство выкаченными глазами. Не от служебного рвения – от страха. Поручик вполне понимал своих подчинённых. Образования им недоставало, чтобы осознать всю сложность мироустройства, зато суеверия и слухи с лихвой восполняли пробелы в знаниях. Когда тебя с детства пичкают полевым уставом и набором догм из уст полкового шамана, единственной духовной пищей остаются байки старослужащих да собственные фантазии, вызванные к жизни воплями диких животных в ночных джунглях. У самого Ксеноха были основания гордиться собой. В отличие от рядовых, он изучал баллистику, мирографию и основы механики. И хорошо изучал. Поэтому вверенный ему ракетомётный расчёт числился одним из лучших на юго-западном участке Охранного периметра.

«Интересно, каков принцип его движения, – размышлял Ксенох. – Ни крыльев, ни пропеллера… Реактивный принцип. Пилотируемая ракета… Неужели у врагов появились пилотируемые ракеты?..»

Догадка привела Ксеноха в доброе расположение духа. Он представил, как докладывает в штабе о находке. Как вызывает его к себе бригадный генерал Хассу и наливает на два пальца благороднейшего красного. А после, на построении, прикрепляет к лацкану парадного мундира Трилистник третьей степени, а может, и второй, чем морской дьявол не шутит. Ну а к знаку, как положено, наградные и двухдекадный отпуск на Дредноут. И закатится это он, значит, в Лупанарий…

– Господин поручик!

Ксенох резко повернулся к окликнувшему его солдату.

– Ну!

– Обнаружены следы! – доложил рядовой. – И неизвестное оружие.

– Веди.

Солдат кинулся к зарослям, где совсем недавно скрылась поисковая группа. Ксенох зашагал следом, стараясь двигаться неспешно. Подчинённые не должны видеть его волнения. Ведь если Оззи нашёл что-то ещё, он – командир ракетомётного расчёта поручик Ксенох – может рассчитывать и на повышение в звании. Капитанские нашивки ему бы ох как подошли…

Травяные пальмы росли так густо, что толком и повернуться негде. Поэтому, как опытный сержант, Оззи велел своим людям оставить на прогалине ранцы и каскадные карабины, вооружившись лишь мачете. Теперь к месту новой находки вела узкая, но всё-таки, просека, и Ксенох оказался рядом с поисковиками через несколько минут. Подойдя к сержанту, он сразу увидел обещанные следы. Казалось, в чаще каталось большое и массивное тело – тонкие суставчатые стволы пальм были подмяты, а некоторые даже раздавлены.

– Здесь была драка, господин поручик, – вполголоса пояснил Оззи. – Вернее, нападение. Нападающий прыгнул сверху, но убить жертву ему не удалось. По-крайней мере, сразу. Они сцепились и стали кататься…

– Погоди ты, – перебил сержанта Ксенох. – Не можешь сказать по-человечески: кто на кого напал? Ты же не в штабе.

Сержант опустил глаза и угрюмо засопел. Командир попал в болевую точку. Оззи когда-то был капитаном, но влип в историю, и его разжаловали в рядовые.

– Ладно, не дуйся, – проговорил Ксенох. – Я действительно не понимаю, что тут произошло.

– Коршун-прыгун выбрал добычу не по когтям, – сказал сержант. – Видите, вон его перья…

Среди сорванных, побуревших листьев травяной пальмы валялись почти неотличимые от них перья лесного хищника. Не самого крупного из своих собратьев, но проворного и опасного.

– Кто же добыча?

– Думаю, человек, – помедлив, произнёс Оззи. – Вот, поглядите, что нашёл Турс.

Сержант протянул командиру удлинённый, изогнутый предмет, тускло блеснувший металлом. Ксеноху понадобилось несколько мгновений, чтобы сообразить, что эта холодная тяжёлая штуковина – своеобразное оружие: ствол с расширяющимся дулом плавно переходил в рукоять, которая настолько удобно легла в ладонь, что, казалось, приросла к ней. Ни курка, ни спускового крючка у оружия не было, но у Ксеноха возникло ощущение, что при желании он мог бы запросто привести его в действие. Стоит лишь определить цель.

«Занятная машинка, – подумал поручик. – А вот куда делся её хозяин? Надо полагать – пилот того самого „яйца“…»

– Находки придется доставить в расположение, – сказал Ксенох. – Есть какие-нибудь соображения, сержант?

– Так точно, господин поручик! – откликнулся Оззи. – Подгоним тягач, заведём понизу стропы…

В кармане комбинезона Ксеноха захрюкал «бормотунчик». Жестом оборвав рассуждения сержанта, поручик вынул плоскую коробочку рации и, воззвав про себя к милости Духов, вдавил клавишу приёма.

– «Второй», «Второй», доложите обстановку! – заорал ему прямо в ухо майор Дзагу. – Почему не отвечаешь, дщерь твою за ногу?! Приём!

– «Первый», я «Второй», – проговорил Ксенох, морщась, будто от зубной боли. – «Диковина» обнаружена в квадрате Е 72Ц. Предположительно – это летательный аппарат противника…

– Из чего следует, что это летательный аппарат противника? – спросил майор, едва дослушав доклад поручика.

«Из твоей чугунной башки», – хотел ответить поручик, но сдержался и стал докладывать сызнова.

– Насколько мне известно, господин майор, имперские вооружённые силы не располагают такими устройствами…

– Ладно, не умничай, Ксенох, – проворчал майор. – Какие предпринял меры?

Поручик рассказал, какие меры он предпринял, и, получив одобрение начальства, с облегчением отключил связь.

«Тупой, невежественный солдафон», – подумал он с ненавистью, снова доставая пачку.

Подошёл сержант, с благодарностью принял предложенный командиром курительный цилиндрик и, почтительно пуская дым в сторону, встал чуть поодаль.

– Как полагаешь, Оззи, к обеду управимся? – спросил поручик.

– Должны управиться, господин поручик, – степенно ответил сержант. – Ребят я послал шустрых. Обернутся, самое большее, часа через два.

Поручик взглянул на часы.

– Сейчас уже половина десятого, – сказал он. – Если даже твои шустряки успеют до двенадцати, то на погрузку у нас останется не больше часа.

Сержант хотел было заверить его, что всё будет сделано в лучшем виде, как из-за ближайшей пальмы вывернул запыхавшийся солдат-первогодок. Каска у него сидела на ушах, автомат болтался на шее, комбинезон заляпан грязью до колен, а на физиономии тревога пополам с восторгом.

– Разрешите обратиться, господин поручик!

– Обращайтесь, рядовой.

– Обнаружен человек. Отсюда метров триста будет…

– Труп? – выдохнул Оззи.

– Никак нет, господин поручик, – ответил солдат, косясь на сержанта. – Живой. Только сильно раненный.

– Веди, – велел поручик.

Кто-то из солдат догадался расстелить плащ-палатку и переложить на неё «найдёныша» – рослого, крепкого сложения человека в чёрном комбинезоне в обтяжку, вероятнее всего, пилота яйцеобразного аппарата. Санинструктор, стоя возле него на коленях, промывал и перевязывал две глубокие раны на правой ноге. Пилот был без сознания. Ксенох наклонился над ним, вглядываясь в лицо.

– Не наш это, – проговорил сержант. – Скорее с материка.

– С чего ты взял? – спросил поручик.

– Что я, материковых не видел, – буркнул сержант. – Рожи у них длинные, а глаза круглые, как у цзеху, тьфу-тьфу…

«Шпион, значит, – подумал Ксенох. – Отлично. Нашивки у меня в кармане…»

– Слушай мою команду, сержант! – сказал нарочито официально. – Пленного немедленно доставить в расположение. Сдать в Первый отдел под расписку. Бегом!

– Есть, господин поручик! – рявкнул сержант. – Чего стоите, трупоеды! – заорал он на солдат. – Берите этого и бегом марш!

Четверо солдат схватили плащ-палатку, отпихнув санинструктора, который так и не успел закончить перевязку. Проводив взглядом «группу доставки», санинструктор прокашлялся и сказал:

– Разрешите обратиться, господин поручик.

– Разрешаю.

– Десять лет служу, господин поручик, – произнес санинструктор не слишком уверенно. – Всяких ран повидал, а такого ни разу…

– Ну и что в них особенного в этих ранах? – Ксенох с трудом подавил зевоту.

– Выглядят они так, будто прыгун рвал этого парня декады полторы назад, а не только что… Мутант, надо полагать, господин поручик.

«Может, и мутант, – подумал поручик, доставая очередной цилиндрик. – В контрразведке разберутся… Пожалуй, об этом мутанте можно сообщить Снарку. Такая диковина могла бы его заинтересовать… И может, тогда он сделает, что обещал? Сколько можно ждать…»

Ксенох смял так и не раскуренный цилиндрик, с тоской посмотрел на низкое, плотное небо. В этот момент поручик искренне верил, что шифровальщик штаба группы флотов «Ц», а главное – Посвященный Нижнего Круга Ордена Незримого Зрака, – которому он, простой офицер, оказал столько услуг, и впрямь выполнит своё обещание. Больше всего на свете поручик Ксенох мечтал не о капитанских нашивках, а о том чтобы перебраться во Внутренний Круг Империи.

Младший дознаватель Сурлан по прозвищу Упырь вытер жилистые волосатые руки испятнанным вафельным полотенцем и швырнул его в мусорное ведро, переполненное бурыми заскорузлыми тряпками.

– Запирался, сволочь, – сказал он офицеру-шифровальщику, что стоял поодаль и без всякого любопытства разглядывал обнаженное, подвешенное за ноги тело. Там, где полагалось находиться лицу, у допрашиваемого было бесформенное красно-чёрное вздутие. – Но в конце концов я его разговорил, – продолжал Упырь, выуживая из протянутой шифровальщиком пачки жёлтый курительный цилиндрик. – Благодарю, Снарк… Так вот, он заговорил, только не по-нашему. Я уже звякнул в штаб, чтобы прислали переводчика, да что-то они там не чешутся… Ты вроде знаешь материковые, задай ему пару вопросов. Пусть назовет настоящее имя и звание, пока не окочурился. Хотя бы. – Упырь покосился на золотой Незримый Зрак на колпаке, который аккуратист Снарк бережно водрузил на специальную стойку в углу камеры для допросов. – А то увлёкся я малость, а теперь, чую, из-за этой упрямой твари мне до «старшо́го» ещё пятилетку тарахтеть…

– Попробую, – откликнулся Снарк. – Но с тебя причитается!

– За мной не заржавеет, – обрадовался Упырь. – Бутыль благородного пойдёт?

Шифровальщик кивнул, приблизился к допрашиваемому, похожему больше на ободранную свиную тушу, и, заложив руки за спину, рявкнул по-хонтийски:

– Имя?! Звание?! Отвечай, свинья!

В кровавом месиве разверзлась черная беззубая щель и выдохнула:

– Куфт Лоффенфельт…

– Повтори! – потребовал Снарк, переходя на немецкий.

– Куфт… Лоффенфельт, – прошепелявил допрашиваемый.

– Что он говорит? – спросил Упырь, подходя поближе.

– Морской дьявол его разберёт, – поморщился шифровальщик. – Какой-то диалект хонтийского… А ты ему ещё все перла повышибал…

– Повыдёргивал, – поправил его Упырь. – По одному… Хотя куда мне до нашего полкового цирюльника, вот кого надо бы в контрразведку, форменный палач… Ты спроси его ещё, Снарк, спроси, пока он ласты не склеил. Потрудись, брат-боец, я в долгу не останусь!

– Слышал? – спросил Снарк у Лоффенфельда.

– Та…

– Где бот?

– У них…

– Я тебя вытащу.

– Нет смысла… Погифнем офа.

Пронзительно заверещал аппарат на столе Упыря. Тот схватил трубку.

– Да. Слушаю, господин полковник! Так точно, у меня! Есть – бегом! Вот же дьявол, Кровосос тут одно дело требует, – пояснил он, одновременно отпирая сейф. После чего принялся лихорадочно перебирать папки. – Да где же оно, как к Подземным провалилось! А! Нашёл! Так что там эта тварь бормочет?

– Потерпи, Упырь, сейчас разберусь, – ответил шифровальщик. – А лучше дай мне карандаш и бумагу какую-нибудь. Эта материковая свинья, похоже, кое-что знает. Кстати, ты бы ему «антишок» вколол, как бы не загнулся прежде времени.

– Давай-давай, брат-боец! Вытряхнем из него, что успеем! – Младший дознаватель с радостью кинулся к своему столику. Загремел инструментами. – А, дьявол, Кровосос меня уроет. Я пулей, туда-назад. Ты сам вколи, ладно? За мной же не заржавеет! Поищи здесь стерилизатор, только шприц с красным, а не с зелёным. «Правдолом» – это совсем на крайняк, он его сейчас быстро ухлопает…

– Сделаю, – отозвался Снарк. – Давай беги, начальство ждать не любит.

– Я – пулей.

Упырь убежал.

Шифровальщик подошёл к столу, нашёл металлическую коробку стерилизатора, вынул шприц.

– Пефетай Кафлу-Лютфику… – проговорил Лоффенфельд. – Тфи шестёфки. Пофтофи!

– Передать Карлу-Людвигу три шестёрки. На какой номер?

– Тфиста семьтесят – семьсот софок – тфи нуля – Уфал-Сефеф. Пофтофи!

Снарк повторил.

– Хофошо…

– Что это означает – три шестёрки? – спросил Снарк.

Лоффенфельд покачал головой.

– Не скажешь?

Лоффенфельд снова покачал головой.

– Потерпи, сейчас полегчает, – произнёс шифровальщик, делая ему укол в предплечье.

Он отступил назад и посмотрел на наручные часы…

– Ну как, раскололась эта свинья? – спросил вернувшийся Упырь.

– Да, записывай, – сказал Снарк. – Три, семь, ноль, ноль, семь…

– Что за дерьмо?

– Шифр, – ответил Снарк. – Записывай! Семь, ноль, ноль, ноль, четыре, ноль, ноль, ноль. Записал?

– Ну… А имя, звание?

– Сейчас спрошу.

Снарк взял Лоффенфельда за распухший подбородок.

– Можешь говорить? – спросил он, вновь переходя на немецкий.

– Та. Пефетай на Землю…

– Что означают эти три шестёрки?

– Фынуштен снять нафлютение.

– Наблюдение за кем?

– За потнатзофным Абалкиным Льфом Фячеслафофичем… Кот ноль семь.

– Почему Абалкин поднадзорный?

– Не фнаю… Тфи шефтёфки… повтофи… вафно…

– Чем Абалкин отличается от прочих людей?! – взревел шифровальшик. – Отвечай на вопрос!

Лоффенфельд глубоко вздохнул, чёрная щель изуродованного рта вытолкнула пять слов.

– Ему запфещено жить на Земле…

– Что ты сказал?!

Лоффенфельд не ответил. Он вдруг с невероятной силой напрягся, и провод, которым были скручены его руки, распался на куски. Изогнувшись в пояснице, Лоффенфельд потянулся распухшими пальцами с сорванными ногтями к цепи, что была захлестнута вокруг его щиколоток, но тут же бессильно обвис.

– Готов! – с досадой проговорил Упырь. – Ну, что он сказал?..

Через несколько мгновений прогрессор Лев Вячеславович Абалкин покинул камеру пыток с телом мёртвого выездного врача базы Курта Лоффенфельда на плече. Младший дознаватель Управления контрразведки группы флотов «Ц» Сурлан остался на скользком от кровавой грязи полу.