12. «Adam’s song». Blink 182

Дребезжащий звук звонка разбудил меня в половине десятого. Сначала я все на свете перепутал и решил было, что пора в школу; потом вспомнил: сегодня суббота и будильник я не заводил. Кроме того, мой будильник был док-станцией для айпода, и потому в эти дни я просыпался под хейденовский плейлист. У мозга ушла минута на то, чтобы окончательно очухаться и сообразить, что трезвонит дверной звонок. И это было странно, потому что сюда никто никогда не приходил. Бойфренды Рейчел обычно сигналили, сидя в автомобилях, что бесило маму, и мы их в глаза не видели. Хейден стучал в дверь, но сейчас это точно не он. Сердце на секунду забилось быстрее при мысли, что, может, Астрид решила заскочить ко мне, но с какой бы стати? Мы говорили по телефону всего несколько часов назад, и она, наверное, легла спать сразу после этого – скорее всего, она всю ночь глаз не сомкнула.

В дверь опять позвонили, и я подумал: надо встать и открыть. Мама обычно ложилась сразу после работы и потому наверняка спит, а Рейчел в жизни не поднимет задницу, чтобы сделать что-то, что может сделать другой, и потому остаюсь я. Я не озаботился тем, чтобы переодеться, когда заваливался в кровать, и потому, закинув в рот «тик-так», чтобы слегка приглушить запах из него, наверняка отвратительный после вечеринки, побежал к двери.

Оказалось, мама еще не легла и уже успела открыть ее. Я не мог разобрать, кто там на лестнице. Все, что я видел – так это картонную коробку, переполненную вещами, – наверху были майки и бог знает что внизу. Я разобрал рисунок на одной из них – стандартная иллюстрация эволюции человека, но с участием зомби, – и я понял, что все это принадлежало Хейдену. Затем я увидел того, кто держал коробку. Это была его мать.

– Входите, миссис Стивенс. – Забавно, но я никогда не видел их вместе и потому не знал, насколько моя мама выше совсем низенькой миссис Стивенс. Я подумал, что, может, мы с Хейденом, когда стояли рядом, смотрелись точно так же.

Для меня было шоком увидеть миссис Стивенс у нас. Она никогда меня не любила и не одобряла нашей дружбы с Хейденом. Женщиной она была худой, стильной, всегда идеально накрашенной, всегда с хорошо подобранными украшениями, и сумочками, и туфлями. Хейден говорил, что она мечтала о дочерях, которых бы учила одеваться и вести себя соответственно правилам хорошего тона. Гардероб Хейдена – мешковатые штаны и майки – приводил ее в ярость. Она была уверена, что если бы он носил вещи поприличнее, у него было бы больше друзей. Отличное заявление. «Действительно, в этом случае она бы меньше стеснялась меня», – сказал как-то Хейден, и хотя он старался говорить как ни в чем не бывало, я знал: это его огорчает. Она считала также, что если бы Хейден общался с заметными ребятами из класса, как это делал Райан, он был бы счастливее и стал бы таким, каким она хотела его видеть. Она совершенно его не знала. Ее раздражало, что он приходил ко мне и мама разрешала нам смотреть телевизор и играть в видеоигры. И он ел то, что ему хотелось, хотя, конечно, причиной этого было мамино неумение готовить, а не неуважение к желанию миссис Стивенс заставить его похудеть.

Она смотрелась здесь не на своем месте, а Хейден наоборот. Он всегда говорил, что у нас он чувствует себя дома, а у себя – нет. И это не кажется странным, если знаешь, какой у него был дом. Думаю, он мог считаться выдающимся архитектурным сооружением: сверхсовременный, весь состоящий из стали и стекла и угловатый, как у Стефани Кастер, как множество домов по соседству – но при этом холодный во всех смыслах этого слова. В доме у Стефани, по крайней мере, были деревянные полы, устланные коврами; в доме у Хейдена полы были плиточными, по ним запрещалось ходить в ботинках, а температура их была как в холодильнике. Те несколько раз, что я был там, я очень боялся поскользнуться на скользком полу, разгуливая по нему в носках, или удариться об угол кофейного столика. Но кровь будет легко смыть, мысленно язвил я.

Наш дом, хотя и не выглядел респектабельным, все-таки был домом, где живут люди. Мама декорировала лучше, чем готовила, и хотя она купила большую часть мебели в комиссионных магазинах, вся она была удобной. Стулья в гостиной были бежевыми и коричневыми, а скучное и грубое ковровое покрытие закрывали яркие коврики, подходящие по цвету к диванным подушкам, и в комнатах царил относительный уют. Я очень хорошо понимал, почему Хейден предпочитал наш дом. У него было любимое кресло, и мы позволяли ему сидеть в нем, когда он приходил смотреть телевизор, хотя оно считалось маминым. Было у него даже свое любимое одеяло.

Я не мог представить миссис Стивенс, заворачивающейся в одеяло и уютно устраивающейся в нашем доме. Она выглядела так, будто даже спала по струнке. Странно, что она притащила коробку сама, а не наняла кого-то.

– Сэм, помоги миссис Стивенс с ее ношей, – сказала мама.

Я был счастлив заняться чем-либо и потому взял у нее коробку, стараясь не прикоснуться к этой мегере. Она всегда была так холодна ко мне, что я боялся окоченеть от ее прикосновения.

У мамы подобных страхов не было. Она положила руку на плечо миссис Стивенс, очевидно понимая, что объятие тут было бы неуместным.

– Как вы? Я столько думаю о вас.

– Благодарю, – натянуто ответила миссис Стивенс. – Мы так, как это возможно в нашем положении.

– Трудно представить, каково вам сейчас, – сказала мама, – но если мы можем чем-то…

– Поэтому я и пришла к вам, – перебила ее миссис Стивенс. – Мы стали разбирать вещи Хейдена, и я собрала коробку, которая Сэму, возможно, пригодится.

Моей первой мыслью было, что с их стороны очень бесчувственно избавиться от всех свидетельств о Хейдене, хотя не прошло еще двух недель со дня его смерти. Но потом решил, что, напротив, очень мило со стороны миссис Стивенс было вспомнить обо мне, учитывая ее ко мне ненависть. Она, должно быть, переносит смерть сына куда тяжелее, чем я могу себе представить. Я понимал, каково это – каждый день бывать в его комнате и видеть там вещи, словно он вот-вот вернется.

– Спасибо вам, миссис Стивенс, – произнес я. – И я просто хочу сказать, что мне очень жаль. Я хотел бы… – Я не знал, как закончить мои неуклюжие соболезнования.

– Да, я понимаю, – пробормотала она, но на меня не взглянула.

Я задумался, а не считает ли она меня в какой-то степени ответственным за то, что случилось с Хейденом, не винит ли. На ее месте я бы стал делать это. И уже делал.

– Мы все так любили Хейдена, – сказала мама. – Он словно был членом нашей семьи.

– Не сомневаюсь, – ответила миссис Стивенс, и по ее тону было ясно, что она относится у этому далеко не положительно. И не произнося больше ни слова, ушла.

Мама закрыла за ней дверь:

– Да, тяжело с ней пришлось, – сказала она. – Но ты держался молодцом. Уверена, если ты и хотел кого-то видеть, то не ее.

– Ты все правильно поняла, – признался я, поднимая коробку и ставя ее себе на бедро. Коробка была тяжелой.

– Займись вещами в своей комнате. И, надеюсь, ты наконец переоденешься и примешь душ? Понятно: она все учуяла. Но, по крайней мере, ничего не сказала о моем глазе, хотя я не сомневался, что позже дойдет дело и до него.

– Сейчас же и займусь.

Я занес коробку наверх и закрыл дверь в свою комнату. Майки стремились вывалиться из коробки, так что я первым делом принялся за них – за ироничную, винтажную и «музыкальную» коллекцию Хейдена. И хотя он был толстеньким коротышкой, а я высоким и тощим, в общей сложности размер у нас был в основном один и тот же, и в прошлом мы часто обменивались майками. Я не был уверен, что хочу носить их сейчас, но мне нравилось, что они у меня. Я посмотрел на фигурку мага, стоящую на полке. Она ответила мне тем же. Думаю, не следовало покупать себе подобный памятный сувенир, особенно если он вызывает галлюцинации.

Кроме того, в коробке лежали всяческие приспособления для игр – хейденовские X-box и PlayStation, которых у меня не было, его старые руководства по «Подземельям и драконам», а также стопка DVD-дисков. Разумеется, все эпизоды «Звездных войн» – и оригинальные версии, и переработанные; все фильмы про Чужих; сериалы Джосса Ведона, которыми он был одержим. Я избегал смотреть их, но «Мстители» оказались потрясающим фильмом. Хейден постарался не злорадствовать и вырвал у меня обещание когда-нибудь посмотреть с ним «Светлячка». Теперь мне придется смотреть его в одиночестве. Так же, как и все семь сезонов «Баффи – истребительницы вампиров».

На самом дне коробки лежал хейденовский ноутбук. Прекрасный новый блестящий макбук, предмет моей зависти. С какой бы стати миссис Стивенсон отдавать его мне? Я мог понять, почему она избавилась от игр и маек: Райану они никогда не были интересны. Но компьютер – вещь, которую не отдашь кому попало. Я подумал, интересно, а стерла ли она содержание жесткого диска. Возможно, нет – она не казалась такой уж продвинутой в этом отношении.

Надо посмотреть, решил я и достал компьютер. Он издавал звуки, казавшиеся слегка знакомыми; я не раз видел, как Хейден запускает компьютер. А потом, конечно, появился стартовый экран. Логин Хейдена уже был введен – HaydenStevens, такой же, как в Джи-мейле, ничего необычного – но мне требовалось ввести еще и пароль, а я понятия не имел, какой он.

Я напечатал несколько слов наобум – Radiohead, кличку его ручной песчанки, которая была у него в детстве, слова любимых песен. И тут до меня дошло: это, должно быть, Верховный маг Гед. Точно.

Ничего.

Очевидно, только в кино пароль разгадывается с ходу. Похоже, Хейден по-прежнему будет хранить от меня свои секреты. Как и прежде.