11. «The mariner’s revenge song». The Desemberists

Рука на моем плече была легка, но голос – груб.

– Вставай, придурок недоделанный. Это не твоя чертова спальня. – Я открыл глаза. Совсем рядом со мной стоял разгневанный мужчина с усами и в застегнутой на все пуговицы рубашке «7-Eleven». Его лицо было обрамлено светящимися розовыми и оранжевыми красками совершенно потрясающего восхода.

Восход?

Дерьмо.

Я быстро встал и сбросил с себя его руку. Он, должно быть, явился работать в дневную смену. Это обстоятельство плюс восход означали, что сейчас около шести утра. Мама будет дома в семь. Нужно спешить.

– Оставь меня в покое, – сказал я мужику и встал. Все тело дико болело; когда я выпрямлялся, спина трещала. Проснувшись полностью, я осознал: а) у меня наверняка огромный черный синяк от удара Тревора; б) моя голова решила погубить меня; и в) с вероятностью более пятидесяти процентов я сейчас буду блевать. По всей видимости, я готов праздновать свое первое похмелье.

– Не вздумай вернуться! – крикнул мужик из «7-Eleven», когда я отправился за своими вещами в дом, где была вечеринка.

Ладно, этот чувак забудет, как я выгляжу, минут через десять. Я не волновался из-за него; я волновался, удастся ли мне вернуться в дом, где была вечеринка, не сблевав. Мне также необходимо было отлить. Я слышал, высшие силы любят пьяных и дураков, а поскольку я был и тем и другим, то решил, что как-нибудь да доберусь туда, куда направляюсь. Счастье привалило в виде зарослей кустарника, в которых вполне можно было укрыться, и там я смог решить обе свои проблемы. Мне по-прежнему было хреново, но все-таки немного полегчало.

Вечеринка продолжалась гораздо дольше, чем я думал, потому что, когда я там очутился, дверь была нараспашку и я увидел тьму людей, толпившихся в гостиной. Я просочился в дом тихо, как мышь, и пошел вверх по лестнице в комнату, где, как помнил, оставил на кровати свое барахло. Поверх него спала полуобнаженная парочка, но я умудрился вытянуть из-под них все, что мне было надо, никого не разбудив, и это показалось своего рода чудом.

Я прокрался обратно практически тем же путем, что пришел, и как только выбрался на улицу, надел свитер. Мой телефон и бумажник по-прежнему лежали в карманах, и я посмотрел, который час, чтобы знать, сколько времени у меня в запасе до маминого прихода. Было всего двадцать минут седьмого. Дела идут прекрасно, но семь эсэмэсок? Это прекрасным не назовешь.

Я просмотрел их по дороге домой. Все они были от Астрид.

«Где ты? Ответь».

Каждые полчаса после трех ночи. Один и тот же текст, но я почти чувствовал, как с каждым новым посланием напряжение нарастало. Должно быть, случилось что-то плохое. Последняя эсэмэска пришла менее чем полчаса назад, и я ответил:

«Ты не спишь?»

Я написал это, поднимаясь по лестнице в свою комнату.

«Все в порядке?»

Не прошло и минуты, как мой телефон зазвонил.

– Где ты? – спросила Астрид кричащим шепотом. Она, по всей видимости, находилась дома.

Мне было стыдно признаться, что я заснул на скамейке перед «7-Eleven».

– Я закатился спать, как только вернулся с вечеринки, – солгал я. Опять. – Выключил телефонный звонок. А твои сообщения увидел, когда встал в туалет.

– Слава тебе господи.

– Да что происходит?

– Ты еще не залезал в Facebook?

– Нет. Я даже не вставал с кровати. – Это было правдой, за исключением того обстоятельства, что я только сейчас забрался в нее. А она еще не знала, что меня никогда не было в Facebook – мне не нужны доказательства отсутствия у меня друзей.

– Тогда тебе захочется посмотреть пост про одно происшествие, – сказала Астрид. – Кто-то выбил все дерьмо из Тревора вчера вечером.

Мой желудок ухнул вниз.

– Что?

– Копы обнаружили его утром в переулке. У него сотрясение мозга и перелом двух ребер. Похоже, кто-то поработал над ним бейсбольной битой. – Она говорила почти взволнованно, но, скорее всего, от напряжения, в котором пребывала целую ночь.

– Все обойдется? – Мне хотелось, чтобы он получил по заслугам, но не при таких же обстоятельствах. Его не стоило стирать в порошок по той лишь причине, что он засранец из засранцев.

– Да, все будет нормально, но в этом году ему придется обойтись без спорта. И, вероятно, в следующем, в колледже, тоже.

– Я чего-то не понимаю, – сказал я, – мы же только что видели его. А где были Джейсон и Райан?

– Никто не знает. Никто ничего толком не знает. Джейсон затаился после истории с баром «Голубая звезда», а родители Райана, похоже, в таком ужасном состоянии, что не выпускают его из дома с тех пор, как… Ну ты знаешь. Вчера Тревор был один. Его родители страшно перепугались, когда, проснувшись, поняли, что он не возвращался домой, и позвонили в полицию с требованием разыскать отпрыска.

– Я думал, полиция не вмешивается, пока кто-то отсутствует, кажется, меньше двух дней.

– Правосудие работает иначе в восточной части города, – сказала Астрид. Я заметил, она не уточнила «в их части» или в «нашей части», и тут я понял, что не знаю, где она живет. Но сейчас было неподходящее время интересоваться этим.

– Они нашли того, кто это сотворил? – спросил я.

Она замешкалась.

– В том-то все и дело, – наконец услышал я. – Тревор заявил, что кто-то долбанул его по затылку, и с тех пор он ничего не помнит. Того парня он не видел. Но некоторые в Facebook утверждают…

– Что?

Я слышал, как она сделала глубокий вдох.

– Люди говорят, что это был ты.

У меня снова закружилась голова.

– Я? Как это?

– Все видели, что вы, мальчики, пришли на вечеринку, и слышали, как он тебе угрожал. Народ подумал, ты пошел домой, взял биту и последовал за Тревором, поскольку не мог справиться с ним без оружия.

Вот и завел новых друзей. Они уже решили, что я какой-то маньяк-мститель.

– Я бы никогда так не поступил, – выпалил я. – Ты знаешь это, верно? Пожалуйста, скажи, что знаешь.

– Конечно, – согласилась она. – Я отчаянно пыталась разыскать тебя только для того, чтобы ты узнал об этом от меня, а не от кого-то, кто мог подумать, что это был ты. И, кроме того, Тревор утверждал, все случилось после полуночи, а я видела, ты ушел раньше. Я сказала всем, что ты отправился прямо домой.

– Правильно. Домой. – Теперь, в довершение ко всему, я чувствовал вину за свое вранье.

– Я просто хотела удостовериться, что у тебя все о’кей, – призналась она. – Пойду спать – я так измучена.

– Конечно. До связи. – Я отключил телефон, желудок у меня взбунтовался. Я надеялся, что мне не придется выворачиваться наизнанку еще раз. Главное заключалось в том, что я не знал, где я был, когда на Тревора напали. Я-то полагал, что посапывал на скамейке: поскольку единственное, что я помнил, – как сел на нее, а потом на ней же проснулся. И посему логично предположить, что я проспал всю ночь напролет.

Но вдруг я ошибся?

Я никогда ни на кого не сердился так сильно, как на Тревора. Прошлым вечером на вечеринке мне хотелось, чтобы с ним случилось что-нибудь плохое. И кто может с уверенностью утверждать, что я ничего такого не натворил в пьяной отключке? Не поэтому ли алкоголизм считают исключительно поганой штукой? А что потом? Я наконец заснул…

Но тут раздался сигнал Джи-чата. Я слез с кровати и добрался до компьютера.

Верховный_маг_Гед: Двое готовы.

Сначала я ничего не понял. От страшной усталости соображал я с большим трудом, и у меня все еще кружилась голова. Но затем вспомнил его слова, произнесенные после того, как Рейчел рассказала мне о Джейсоне: «Один готов, двое остались».

Он говорил о триаде хамов?

У меня появилось еще больше вопросов. Начать с того, откуда Верховному магу Геду известно о двух нападениях? И, похоже, странный мститель знает о связи между ними. Он практически утверждает, что это его рук дело. Но он не существует в реальности, он всего лишь либо привидение моего мертвого лучшего друга, либо моя галлюцинация; и то и другое свидетельствует о том, что голова у меня не в порядке, а также, что я никак не мог ходить по городу и избивать людей. Единственное, что я теперь знаю наверняка, – это не просто чья-то попытка разыграть меня. Дело зашло слишком далеко.

Ужасно хотелось, чтобы голова перестала кружиться, – мне было бы трудно разобраться во всем этом, даже если бы я был трезв и хорошо отдохнул. Но я должен попытаться. Ладно, если Верховный маг Гед считает тех, кто «готов», значит, Райан – следующий. В нормальных обстоятельствах я бы не счел это чем-то очень важным. Меня не слишком трогало унижение Джейсона, хотя я и не считал, что разоблачение тайного гея – большая заслуга. Меня беспокоило, что травмы, нанесенные Тревору, оказались серьезными, но я не собирался плакать от отчаяния, если кто-то ненавидит его столь же сильно, как я. Мысль, что с Райаном может случиться нечто нехорошее, не была мне противна, ведь я считал его главным виновником смерти Хейдена. Если не брать в расчет меня, конечно.

Но я сказал мистеру Бомону: не мое дело решать, кто должен заплатить за смерть Хейдена, и действительно имел это в виду. Проблема, насколько я мог судить, заключалась в том, что было всего два человека, считавших всех трех хамов источником наших проблем, и один из них мертв.

А что со мной?

У меня не имелось надежного алиби на оба случая. Я сидел за компьютером и Джи-чатился с Верховным магом, которого нельзя считать реально существующим лицом, а когда Джейсон получил по голове вчера ночью, то, похоже, я дрыхнул на скамейке перед «7-Eleven». И я весь в синяках – Джейсон долбанул меня о скамейку на похоронах, а Тревор ударил в лицо, и кто знает, возможно, есть и другие причины. Могу ли я быть твердо уверенным в том, что помню, как получил свои болячки? Вдруг я напал на Джейсона, или на Тревора, или на обоих? И они накостыляли мне в ответ.

Я не был способен утверждать это наверняка, но все же считал подобное вполне вероятным. Скорее уж так, чем в деле замешан Верховный маг Гед, тут уж никаких сомнений. Я совершенно запутался.

И опять мне придется обойтись без сна, потому что вернуться в кровать у меня не получится – мои нервы на пределе и мне необходимо заняться чем-нибудь. Я подумал, вдруг плейлист Хейдена даст ответы на мои вопросы, и потому открыл его и снова просмотрел список песен.

Хейден включил сюда эпическую композицию the Decembrists, которые всегда были моей любимой группой. Я помнил, как мы впервые пошли в молл одни. Нам было одиннадцать, и мама снабдила нас четкими инструкциями: время – два часа, никаких покупок дороже двух долларов, никакого «Макдоналдса». Два последних правила мы нарушили незамедлительно, заказав всякой дешевой всячины на пять долларов в «Макдоналдсе». Это было круто, но наши желудки с нами не согласились. Мы сидели за столиком, и Хейден слушал мои стенания по поводу отца, который опять пропустил свой визит. Теперь он жил в Калифорнии, но никогда не приглашал туда нас с Рейчел – говорил, у него нет денег на билеты. Деньги на жизнь он выклянчивал у своих родителей, являясь с этой целью к ним когда ни попадя. У них денег тоже не было, но я знал: что-то ему все-таки перепадало. Ты взрослеешь, осознаешь, что твой папочка – козел, и тебе становится грустно.

– Счастливый ты, у тебя такая мама, – говорил в таких случаях Хейден. – Один хороший родитель лучше, чем два дерьмовых.

Он-то знал. Друг редко приглашал меня к себе домой, и сначала я думал, это из-за того, что он стесняется денег своей семьи, ведь у моих не было ничего. Но побывав там пару раз, я понял: дело не в деньгах, а в самих родителях. Его мама открыто выказывала свое разочарование в младшем сыне в моем присутствии, а отца почти никогда не было дома; а если он приходил, то присоединялся к ней. Его брат придирался к нему в школе, а родители – дома. Даже в столь юном возрасте я начал понимать, что он нигде не чувствовал себя в безопасности, кроме как со мной.

Хотя было еще одно безопасное место: магазин комиксов. Наше счастливое место. Мне никогда не разрешали покупать комиксы – они были дорогими, и к тому же родители боялись, что я перестану читать «настоящие» книги. И хотя это в каком-то отношении было верно, но вовсе не означало, что они правы. Хейден, по контрасту со мной, уже считал себя коллекционером. Он взял себе за правило покупать первый выпуск каждого нового комикса, на случай, если тот станет популярным и в будущем будет стоить целое состояние. Его родители, мама в частности, этого не одобряли, но у отца деньги не переводились, и он считал, что Хейден и Райан должны уметь распоряжаться ими, для чего не нужно этого запрещать. Возможно даже, он с уважением относился к тому, что Хейден думал о своем хобби в терминах вложения денег, хотя вслух этого никогда не высказывал. Бог запрещал ему хвалить Хейдена за что-либо.

Однажды я обнаружил, насколько сильно Хейден поглощен комиксами. Я взял в библиотеке экземпляры всех старых серий про Бэтмена, но ему были по душе совсем другие сюжеты. И он познакомил меня с комиксами, созданными людьми из групп, которые нам нравились: один был от солиста Му Chemical Romance, один от парня из Dandy Warhols, а еще один аж от нескольких участников Dresden Dolls. Я подумал, что должен быть еще от Колина Мелоя, солиста Desemberists.

– Он прирожденный писатель, а его жена иллюстратор – не может быть, что у него нет комикса, хотя у всех этих парней есть.

Это привело к нашему первому большому спору о музыке, первому из великого множества, я даже сосчитать их не могу. Жаль, что я не понял, как важны будут для меня эти споры впоследствии. Зато понял, как они интересны.

Я не мог поверить, что Хейдену не нравятся Decemberists – они были умные, и творческие, и странные, а все это он любил. Но, может быть, они были слишком умны; Хейден страшно пугался, если в песнях встречались слова, которых он не знал. Я думал, это забавно, но он придерживался другой точки зрения. Мы все еще вопили друг на друга, пока не появилась моя мама; я заставил ее проиграть все десять минут живой версии «The Mariner’s Revenge Song» в машине по пути домой, после чего мы наконец-то заткнулись и сидели тихо, слушая по радио историю двух мужчин о том, как их проглотил кит.

– Похоже на клезмерскую музыку, – сказала мама, сморщив нос, но мы проигнорировали ее мнение. Хейден даже не попрощался со мной, когда вышел из машины, лишь поблагодарил маму за то, что она его подвезла, и удостоил меня легкого кивка.

– Все в порядке? – спросила мама. – Что-то вас совсем не было слышно. Хорошо провели день?

– Лучше не бывает, – ответил я и действительно имел это в виду.

То обстоятельство, что Хейден поместил песню в свой микс, означало предложение заключить мир. Мы много спорили о разных песнях, и большинство композиций в списке были из тех, что нравились ему. А тут он выбрал песню из моего любимого альбома, хотя Decemberists в последней студийке сменили стиль, и Хейден стал их фанатом. Он мог выбрать одну из этих песен, что все равно значило бы для меня очень много. Но выбор именно этой песни значил еще больше.

Однако она не была моей самой любимой их песней. И это показывало: он выбрал ее по какой-то иной причине. В конце-то концов, это была песня о мести, так что, может, все проще некуда. Была ли это своего рода подсказка? Или инструкция? Просил ли Хейден отомстить за него? Или здесь скрыто что-то еще более странное? Верховный маг Гед объявился у меня в комнате; может, он не был способен материализоваться где-то в другом месте. Безумие, конечно, но нельзя считать такое предположение невероятным.

Но тогда Верховный маг Гед – не Хейден. Хейден, я знал, никогда не сделал бы ничего подобного. С другой стороны, Хейден, которого я знал, не стал бы убивать себя. Я не думал, что способен причинить кому-то боль, по крайней мере, подобную той, какую испытали Джейсон и Тревор, но ведь Хейден сделал что-то, чего я от него не ожидал.

Так кто сказал, что я не мог преподнести сюрприз сам себе?