В гостях у Сыкмар-Бая
Глава четвертая

Рассказывают, что после одного из засушливых годов в юрте Омирбека снова наступили тяжелые дни. Было уже продано все, что можно было продать, а два черных ворона – голод и нищета – продолжали виться вокруг. И другим беднякам было не легче. Встречаясь, они спрашивали друг друга:

– У тебя еще осталось что-нибудь на продажу?

Когда такой вопрос был задан Омирбеку, он ответил:

– У меня уже давно ничего нет. А у жены моей – сто баранов, два верблюда и пять лошадей. Одна из них – с белой звездочкой на лбу.

– Бараны? Лошади? Верблюды? – удивлению друзей не было границ.

– Откуда?

– Где же они?

– Почему ты молчал об этом?

– Ты уже стал заговариваться от голода, Омирбек!

– Нет-нет, – продолжал Омирбек. – Все так, как я сказал. Сто баранов, два верблюда и пять лошадей. У одной – белая звездочка на лбу. Так я написал в завещании. Когда я умру, моя жена станет их полновластной хозяйкой.

– Но у тебя ведь и курицы сейчас нет! – удивлялись друзья.

– Какое это имеет значение, раз завещание написано, – отвечал Омирбек. – Теперь мое дело – умереть как можно скорее. А уж откуда жена возьмет баранов, лошадей, верблюдов – это ее дело.

Но, как известно, одними разговорами да шутками сыт не будешь. Нужно было отгонять воронов нищеты и голода от своей юрты. И тут Омирбек вспомнил, что у него есть должник: Сыкмар-бай.

– Я два года работал у него пастухом, – сказал Омирбек, – но до сих пор не получил у него за свою работу и одной таньги. Пойду в его аул. Бай вернет мне долг, и мы сможем протянуть до весны…

Все, кто слышал эти слова, расхохотались, словно Омирбек произнес одну из своих самых знаменитых шуток.

Те, кто не слышал слов Омирбека, спрашивали у смеющихся, в чем дело, а узнав, сами принимались хохотать. Дело было в том, что Сыкмар-бай, несмотря на свои несметные богатства, был самым скупым человеком во всем ханстве. Некоторые утверждали даже, что от Каспийского моря до самой Великой китайской стены второго такого скупца и скряги не найти.

…Говорят, что один купец из Коканда, который считался самым скупым человеком в своем ханстве, услышав про Сыкмар-бая, немедленно отправился в путь, чтобы встретиться с самым скупым и выяснить, наконец, кто же из них скупее.

Сыкмар-бай пригласил гостя в юрту, усадил его на почетное место.

Начался вежливый разговор. Он тянулся, как усталый караван через Кара-Кумы, долго и медленно.

Стало темнеть. Сыкмар-бай приказал зажечь светильник.

– Зачем? – удивился кокандец. – Мы и в темноте можем разговаривать.

И про себя радостно подумал:

«Не так уж он скуп, этот Сыкмар! Я бы никогда не зажег огня в своей юрте!».

Так за беседой, восхваляя скупость, которую они нежно называли «бережливостью» и «скромностью», и просидели до зари.

А когда в юрту просочился рассветный луч, то кокандский скупец от удивления чуть язык не проглотил: Сыкмар-бай сидел… голый!

Одежда бая была аккуратно сложена рядом.

Подметив изумление на лице гостя, Сыкмар-бан сказал:

– Зачем нужна человеку одежда во тьме? Никто же меня не видит. А то одежда изнашивается… От каждого движения…

Не спеша он оделся, а кокандцу ничего другого не оставалось, как признать Сыкмар-бая скупейшим из скряг и величайшим скрягой среди всех скупцов.

…И у этого бая Омирбек решил получить долг!

Вот почему так смеялись его соседи и друзья.

Но раз Омирбек что-то решил, то он, не отступая, шел к цели.

И он направился к юрте Сыкмар-бая.

– Я не вернусь, пока с ним не рассчитаюсь, – сказал Омирбек, прощаясь с родными и друзьями.

…Про встречи шутника Омирбека с Сыкмар-баем рассказывают много занятного.

…Сыкмар-бай, который не только был скупцом и богачом, но еще – хлебом не корми! – занимал, одалживал у кого только можно и где только можно, любил повторять:

– Единственную милость я прошу у аллаха: чтобы он продлил мою жизнь на земле до той поры, пока я не расплачусь со своими долгами!

Омирбек, услышав эти слова, сказал:

– В таком случае Сыкмар-бай будет жить вечно!

А когда кто-то из байских лизоблюдов назвал в подхалимском раже Сыкмар-бая «сосудом знаний», Омирбек охотно с этим согласился:

– Конечно, потому он и сосуд, что скряга. Только так скупец и может удержать в себе все те гнусности, которые в нем заключены.

Когда кто-то рассказал, что Сыкмар-бай ищет способ косить сапоги дольше, чем их носят все, Омирбек улыбнулся:

– У меня есть совет, который я готов бесплатно дать этой жадине.

– Какой совет? – заинтересовались друзья.

– Я знаю, как можно носить сапоги вдвое дольше.

И, подождав, пока наступит тишина, Омирбек произнес:

– Надо делать шаги вдвое больше, чем обычно.

…О бае-скряге говорили часто. Кое-кто брал его под защиту. Один шутник клялся, что видел на дае-тархане бая жареную курицу.

– Но она лежала там жареной вдвое дольше, чем ходила живою! – сказал Омирбек.

Сыкмар-баю передавали все эти шутки Омирбека. Бай хмурился, сердился и, наконец, решил познакомиться с острословом.

– Когда он узнает меня поближе, у него исчезнет охота шутить надо мной. Он увидит во мне, добрую душу бережливого хозяина.

…Знакомство их произошло следующим образом.

Омирбек пошел в аул Сыкмар-бая. А по дороге навстречу ему ехал всадник. За лошадью бежал, пыхтя и отдуваясь, толстяк, держащий в руке пучок веточек.

– Почему ты бежишь? – спросил толстяка Омирбек. – Зачем тебе эти веточки?

Толстяк с сожалением поглядел вслед удаляющемуся коню и, тяжело переведя дух, сказал:

– Ты видел, как конь ударил подковой о камень и высек искру? А? Вот я и бежал за ним, думал; вдруг он еще одну искру высечет? Тогда бы я разжег ею эти сухие веточки. А ими разжег очаг… Но вот, видишь, годы не те, уставать быстро стал… А раньше любого коня догонял.

Посмотрел Омирбек внимательно на толстяка и догадался, что перед ним сам Сыкмар-бай. Разве второго такого скупца найдешь на белом свете!

Сыкмар-бай очень обрадовался приходу Омирбека. Вместе с гостем пошел на базар купить что нужно для дастархана.

– Проси чего пожелаешь, – ласково сказал бай. – И не верь, когда обо мне говорят плохо. Я так же скуп, как любой рачительный хозяин! Ну, чего ты хочешь?

– Давно я не ел свежего творога, – сознался Омирбек.

– Сейчас твое желание будет исполнено! – радостно воскликнул Сыкмар-бай. – Идем, я знаю, где продается самый лучший в округе творог!

Бай отыскал продавца творога и сказал ему:

– Это мой друг, известный шутник Омирбек! Я хочу угостить его самым лучшим творогом!

– Правильно сделал, бай-ага, что пришел ко мне, – обрадовался продавец. – Лучшего творога, чем мой, не бывает! Он как сливки!

– Как сливки? – переспросил Сыкмар-бай. – Если ты сравниваешь свой творог со сливками, то, выходит, сливки лучше? А я хочу угостить моего друга Омирбека только самым лучшим, что есть на базаре. Значит, я угощаю его сливками, раз они лучше творога! Для лучшего друга ничего не пожалею!

Сыкмар-бай быстро отыскал продавца сливок.

– Но мне нужны самые лучшие сливки! – предупредил бай. – Для лучшего друга я сегодня ничего не пожалею!

– Сливки у меня самые лучшие, – начал расхваливать свой товар продавец. – Жирные, как масло кунжута.

– Омирбек, ты слышишь? Я не могу позволить тебе есть какие-то сливки, когда, оказывается, есть на свете кунжутное масло. Только самое лучшее будет на нашем пиру сегодня! Кто торгует маслом?

Отыскался продавец масла.

– Мне самого лучшего масла давай! – закричал бай. – Для дорогого друга ничего не пожалею!

– Разве может быть масло лучше, чем у меня? – сказал продавец. – Прозрачное и чистое, как вода!

– Как вода?! – обрадовался бай. – Ты сравниваешь свое масло с водой? Значит, вода лучше!

И он потащил улыбающегося Омирбека к продавцу воды.

– Самой лучшей воды для моего лучшего друга! – вскричал Сыкмар-бай. – Ничего не пожалею сегодня для него!

– Моя вода как глоток прохладного ночного воздуха! – сказал продавец. – Только попробуйте!

– Не надо воды! Убери свой грязный кувшин! – радостно провозгласил Сыкмар-бай. – Если ночной воздух лучше, то мы надышимся воздухом! Для лучшего друга ничего не пожалею! Омирбек, что может быть лучше прохладного, ночного воздуха? А?

– Творог, – усмехнулся Омирбек. – Я люблю творог больше, чем воздух.

Но бай уже его не слышал: он, радостно улыбаясь, побежал с базара.

Омирбек не любил быть людям в тягость. Поэтому он попросил бая дать ему какую-нибудь работу. Сыкмар-бай определил его пастухом, и Омирбек два года пас тучные байские стада.

А когда пришло время рассчитываться, то Сыкмар-бай начал плакаться, что у него сейчас нет ни одной таньги и что он примет Омирбека как дорогого гостя, когда наступят хорошие времена, а пока – аллах свидетель! – он сам не знает, как свести концы с концами.

Так как год был урожайным, то Омирбек не боялся, что его семья умрет от голода.

Он плюнул на байские деньги и отправился домой.

– Как-нибудь получу свои таньга! Сыкмар-бай от меня не убежит! – решил шутник. – Когда станет очень-очень плохо, когда другого выхода не останется, тогда я снова увижу его жирную рожу!

И вот этот безвыходный день наступил.

Толстый, лоснящийся, состоящий, казалось, из одного курдючного жира, Сыкмар-бай не был ни простаком, ни глупцом.

Просто он жил своим собственным законом: что мое, то только мое и ничье больше.

Поэтому он всегда оставался глух к просьбам о помощи, к разговорам о законах гостеприимства, даже к обычаям предков, разумеется, за исключением тех случаев, когда из них можно было извлечь для себя пользу.

В его юрте не готовили никакой еды для гостей и приезжих. Сам бай всегда успевал поесть вкусно, сытно и, самое главное, незаметно для других. А гости, путники, даже близкие родичи сидели голодными в большой юрте. И что было толку от того, что сидели они на почетных местах, если животы у них были пусты!

Омирбек пришел к Сыкмар-баю вечером и напрасно ждал угощения.

Никаких признаков еды не было видно. Намеки не помогали: хозяин притворился, что он их не слышит.

– Таксыр, где же я буду спать после того, как ты накормишь меня? – наконец, спросил Омирбек.

Сыкмар-бай, не смущаясь, ответил:

– Ложись вон там, да не забывай: кто спит на земле, тот видит хорошие сны. А кто спит, тот ест. Разве эта мудрость тебе неизвестна?

– Да снизойдет на тебя благословенье аллаха, мой таксыр, – поклонился Омирбек. – Ты сказал великие слова!

Омирбек стал ждать, когда Сыкмар-бай уснет. Но тот ворочался, пыхтел.

Омирбек начал слегка постанывать.

– Что с тобою? – спросил бай.

– Да голове низко, – ответил Омирбек. – Дан две лепешки подложить под голову, а то не усну…

– И мне не спится, – проговорил со вздохом бай. – Давай поговорим о чем-нибудь возвышенном, небесном.

«Тьфу, старый козел! – про себя выругало! Омирбек. – Мне-то как раз нужно, чтобы ты заснул! Хорошо, я тебя сейчас усыплю!».

И вслух сказал: «Аллах лишает тебя сна за грехи. Отдай мне долг и сразу же заснешь».

– Хе-хе-гм, – проворчал Сыкмар-бай. – Кажется, я и так уже засыпаю…

И он притворно захрапел.

Омирбек выждал момент, когда бай перестанет храпеть и начал ворочаться.

– Так как же насчет долга? – спросил Омирбек.

– Ой-бой! – простонал Сыкмар-бай и снова захрапел.

Так продолжалось несколько раз. Наконец, устав от попыток изобразить сон, бай по-настоящему заснул.

И тогда Омирбек, взяв свою толстую остроконечную палку-посох, тихо выбрался из юрты.

На него бросилась собака. Не дожидаясь, пока дана его укусит, Омирбек так огрел собаку палкой, что она тут же упала замертво.

Другие, продолжая лаять, почтительно отбежали в сторону.

– Силу уважают даже собаки скряги! – усмехнулся Омирбек.

Он быстро обшарил все вокруг и отыскал в соседней скромной юрте остатки богатой байской еды – котел еще теплого риса, жареное мясо, мягкие лепешки. Судя по тому, что еда была спрятана весьма старательно, Сыкмар-бай берег ее на завтра.

Омирбек плотно поел, а все, что осталось, отдал голодным псам, чем заслужил их вечную дружбу.

Потом он вернулся в гостевую юрту, лег на свое место, погладил живот и сладко заснул.

Его разбудил гневный вопль Сыкмар-бая:

– Омирбек! Как ты посмел съесть мою еду, нечестивец?

Омирбек протер глаза, долго недоуменно крутил головой, а потом воскликнул:

– О, хвала аллаху! Воистину аллах велик! Значит, это был не сон? А я-то думал, что мне снится, будто я нашел спрятанную вами от гостей еду л наелся вдоволь! Я ел только потому, что думал – это сон! Разве наяву я себе бы такое позволил, так-сыр? Но вы сами говорили о хороших снах, которые я увижу здесь, про то, что кто спит, тот ест! Вы же говорили так. таксыр?

– Ой-бой! Мало ли что может сказать несчастный человек, которого все обижают, – застонал толстый бай. – Зачем ты убил мою собаку, если ты думал, что видишь сон?

– А я и во сне не люблю, когда меня кусают.

– Не мог ее ударить тупым концом палки?

– Но она хотела укусить меня не хвостом, в зубами, таксыр! – усмехнулся Омирбек.

– Тьфу! – сплюнул в сердцах Сыкмар-бай. – Нужно было еще вчера спросить, зачем ты пришел, и отправить тебя домой! А я оставил ночевать!

– Я тотчас же уйду, если вы, таксыр, вернете мне то, что должны, – сказал Омирбек. – Два года я пас ваше стадо, но вы не дали мне за это ни одной таньги!

– И не дам! – заколыхался всем телом бай. – Мало того, что ты объел меня, а я еще платить тебе должен? Ни одной таньги, ни половины таньги, ни трети таньги ты от меня не получишь, нищий шут!

– Тогда я буду жить у вас, таксыр, до лучших времен, – сказал Омирбек.

– Но кормить я тебя не буду!

– Все равно, где умирать от голода – в своей юрте или в байской! – усмехнулся Омирбек. – Здесь, по крайней мере, снятся сытные сны!

– Ну, пеняй на себя! – рассвирепел бай.

И подумал так:

«Выгнать с помощью слуг Омирбека из юрты я могу, но вся степь будет знать, что я не мог справиться с Омирбеком умом и прибегнул к силе. Меня будут считать глупцом, а это во сто раз хуже, чем прослыть богатым скрягой… Пусть живет шутник сколько хочет, а я не буду его ни поить, ни кормить…

Пусть он высохнет тут, как саксаул, пусть превратится в кусок вяленых жил, в горсть костей…»

Так Омирбек остался в юрте Сыкмар-бая.

В юрте бая гостей вроде Омирбека было несколько. Кое-кто оставался тут потому, что в степи любая крыша лучше ночлега под открытым осенним небом.

Двое родичей Сыкмар-бая жили в надежде на то, что скупое сердце скряги в конце концов дрогнет и тогда бай поможет им уладить какие-то очень сложные родовые дела.

Жил там и пастух, который, как и Омирбек, был обманут жадным богачом, не заплатившим ничего за трехлетний труд.

Пастух уже отчаялся и хотел возвращаться домой, когда появился Омирбек и уговорил его остаться.

– Я тебе помогу получить долг с этого бая! – сказал Омирбек. – Только слушайся меня, делай так, как я тебя научу. И не думай, что этот курдюк сразу отдаст наши деньги. Нет, он это сделает не сразу. Потерпи еще немного – ведь три года ждал.

– Но у меня семья умирает от голода, – тяжко вздохнул пастух.

– И у меня тоже, – грустно молвил Омирбек. – Значит, нужно послать в наши юрты хоть чего-нибудь из съестного… Давай подумаем, как это сделать.

Приметил Омирбек спрятанную в юрте бая баранью тушу, показал ее пастуху. И рассказал о своей задумке:

– Мы с тобой начнем ссориться, драться. Сыкмар-бай выгонит из юрты одного из нас. Я так встану, что он будет выталкивать меня. А ты останешься в юрте, запихнешь в хуржун баранью тушу и, когда Сыкмар-бай вернется в юрту, выйдешь как ни в чем не бывало. Никто и не заметит, что мы мясо вынесли!

Так и сделали.

Вечером, когда Сыкмар-бай уже начал дремать, они затеяли ссору.

Кричали, наскакивали друг на друга, как перепела во время боя.

Сыкмар-бай прикрикнул – не помогло.

Тогда он встал, схватил за плечи Омирбека, который кричал громче и размахивал руками сильнее, и с трудом вытолкал его из юрты.

Но Омирбек так уцепился за Сыкмар-бая, что и вытащил за собою.

Сыкмар-бай громко пыхтел, стараясь отцепить от своего халата руки Омирбека.

Из юрты раздался голос пастуха:

– Этот глупец Омирбек наговорил столько слов, что они даже не лезут в мой хуржун!

Омирбек смекнул: пастух не знает, как спрятать баранью тушу – она не помещается в его мешке, слишком велика.

И он ответил, словно продолжая ругаться:

– Был бы ты рядом, я бы тебя положил за пазуху, под чапан, да так прижал, что ты бы сразу замолчал! Тьфу!

– Да перестаньте же! – закричал Сыкмар-бай. – Хватит! Отпусти меня!

– Подумал бы лучше, куда тебе девать сбою баранью голову! – сказал пастух из юрты.

«Э-э, голова барана ему мешает! – сообразил Омирбек. – Куда же ее девать? А вот куда!..»

И сказал громко:

– Если голова мешает, ее сворачивают! Иди сюда, я тебе ее сверну!

– Вай, как ты меня испугал! – сказал пастух. – Сам иди сюда, я тебе покажу… Иди, иди, не бойся!

Омирбек понял, что все в порядке, и отпустил Сыкмар-бая.

Пастух так хитро спрятал у себя на животе тушу, так ловко подвернул баранью голову, что его фигура в рваном чапане лишь слегка округлилась.

Сыкмар-бай вернулся в юрту, сел, тяжело отдуваясь, на свое место, а пастух вышел наружу, к Омирбеку.

Они снова начали ссориться и долго еще кричали друг на друга, уходя все дальше и дальше от юрты бая-скряги.

…На следующий день мясо ели и в юрте Омирбека, и в юрте пастуха.

Когда, как обычно, Сыкмар-бай Омирбеку не дал ничего поесть и тот сидел злой, вошел в юрту барашек и стал жевать полу омирбековского чапана.

Омирбек засмеялся, а Сыкмар-бай удивленно поглядел на него, спросил:

– Чему ты смеешься?

– О аллах, каких только чудес нет на свете! – i ответил Омирбек. – У нас в ауле гость ест барашка, а у тебя барашки едят гостей!

Сыкмар-бай и Омирбек сидели как-то возле юрты и жевали сухой прошлогодний урюк.

Скряга все время ухитрялся положить свои корточки от урюка в те косточки, которые лежали перед Омирбеком. И в конце концов перед баем не оказалось ничего, а перед Омирбеком целая гора косточек.

В это время мимо проходил один из родственников Сыкмар-бая, и скряга сказал ему:

– Если ты не веришь, что Омирбек меня объедает, – посмотри на эти косточки от урюка! Я и одной урючнны не успел съесть, а он – целую гору.

– Наоборот, почтенный бай! – ответил Омирбек. – Это лишь доказывает твое обжорство: я съедаю только мякоть, а ты урюк глотаешь прямо с косточками!

Узнав, что шутник Омирбек пытается получить от скряги деньги, многие любопытные богачи приехали к Сыкмар-баю, чтобы посмотреть – чем же кончится дело?

– Еще никто не получал от Сыкмар-бая и рисового зерна, – говорили они. – А долг пастуху Омирбеку он никогда не заплатит!

– Если Омирбек сумеет получить свои деньги – это будет чудом!

– И надо нам увидеть это чудо! Наши дети не простят нам, если мы это сами не увидим!

– Отныне этот год будет называться годом, когда Омирбек заставил раскошелиться Сыкмар-бая!

– Или наоборот: годом, когда Омирбек не сумел получить денег от Сыкмар-бая!

– Сыкмар-бай бесился от жадности, ругал себя – нужно было сразу заплатить несколько монет Омирбеку, и дело с концом. А теперь приходится – хочешь-не хочешь – кормить целую ораву гостей! Какие убытки! Но приехали такие знатные баи, что их нельзя не усадить за дастархан!

Омирбек только улыбался, когда прибывали гости, а лицо Сыкмар-бая грустнело.

– Так ему, жирному скряге! – говорили пастухи и работники. – Другой раз будет платить долги вовремя!

Между тем Сыкмар-бай не оставлял попыток посрамить Омирбека и всячески пытался при гостях показать свой ум.

Как-то раз Сыкмар-бай провел по земле черту и сказал:

– Омирбек! Сделай эту линию меньше, но не стирай ее и не зачеркивай!

– Э-э, я могу ее сделать короче даже не прикасаясь к ней! – ответил Омирбек.

Все, кто присутствовал при этом споре, вытянули шеи, стараясь рассмотреть, что же придумал шутник?

А он провел рядом с чертой Сыкмар-бая другую черту – длинную – и сказал баю:

– Посмотри, вот теперь твоя линия стала короче, меньше! Хоть я к ней и не прикасался!

…В другой раз Сыкмар-бай кормил гостей пловом, и Омирбек не отставал.

Толстый скряга решил оскорбить шутника: взял пригоршню плова и дал ее ишаку.

Ишак, конечно, отвернулся.

– Омирбек, вот ты ешь плов, а от него отказываются даже ишаки! – громко сказал Сыкмар-бай.

– Правильно! Нужно быть ишаком, чтобы отказываться от такой еды! – ответил Омирбек.

Сыкмар-бай пробовал по-всякому подсмеиваться над Омирбеком, но ничего у него не получалось.

– Чудной сон приснился мне сегодня, – как-то утром произнес Сыкмар-бай.

Все заинтересовались – что же он видел во сне?

– Будто я и Омирбек летали в небе, как птицы, – охотно сказал бай. – Потом за нами погнался орел, и мы оба упали на землю… Я свалился в яму с медом, а Омирбек – в яму с отбросами.

– Чудо! Слава аллаху, сотворившему это чудо! – закричал Омирбек. – Я видел точно такой же сон! Но ты забыл рассказать, что было дальше!

– А что было? – удивился бай.

– Ну как же ты не помнишь? Мы выбрались из ям, и я стал облизывать тебя, а ты – меня!

– Кто обжора? Он – обжора? – возмущался Омирбек, когда кто-нибудь ругал Сыкмар-бая. – Так можно сказать о любом толстом человеке!.. Просто бай так любит поесть, как никто не любит! А обжора тот, кто один кусок еще глотает, а другой уже жует, третий в руке держит, а в четвертый глазами впился! Я Сыкмар-бая спросил: «Почему, почтенный бай, ты ешь плов сразу пятью пальцами?» Знаете, что он мне ответил? «Так я же не шестипалый, больше у меня пальцев нет!». А еще один раз я его спросил: «Почтенный бай, сколько будет: два и еще раз два?». Он быстро ответил: «Четыре лепешки»… Ну, разве он обжора? Так называть его никак нельзя… Он, когда куардак ест, всегда берет по два куска мяса сразу, обеими руками. Я ему сказал: «Почтенный бай, мяса хватит всем, а вы можете подавиться». Он мне ответил: «А что я могу сделать, если в одной руке оба куска не умещаются!»…

Баи собирались вечером в гостевой юрте и рассказывали друг другу всякие истории про Омирбека.

В этих байских рассказах неунывающий весельчак Омирбек был недалеким, жадным, а иной раз я коварным хитрецом.

Один из друзей Сыкмар-бая сказал:

– Знаете историю, как Омирбек просил взаймы у купца из Хоросана? О, это знаменитая история! Он пришел к купцу из Хоросана и сказал: «У меня, господин, к вам две просьбы. Первая – дайте мне взаймы десять батманов джугары. Вторая: сроком на год, к следующей весне верну».

– Знаешь ли ты, Омирбек, – ответил хоросанец. – что, по святому нашему обычаю, может считать себя угодным аллаху тот, кто выполнит хотя бы одну из любых двух просьб?

– Да, знаю, – ответил Омирбек.

– Так вот, из уважения к тебе я согласен ждать не год, как ты предлагаешь, а десять лет. Видишь, па одну просьбу твою я согласился. А вот что касается первой просьбы – го ее я выполнить не могу!

И хитрец Омирбек не знал, что ему сказать!

– Охо-хо-хо! – засмеялись баи. – Не так уж он остер на язык, как говорят! Поделом ему!

– Да, не такой уж толковый и смышленый этот – Омирбек, как о нем шумят его дружки, – произнес другой приятель Сыкмар-бая. – Вот вам еще одна история… Омирбек хотел срубить молодые ветки гурангила, а они гибкие, упругие и топору не поддаются. Они так начали Омирбека хлестать, что все его тело покрылось рубцами. Он взвыл от боли, как голодный шакал, и решил отомстить дереву: срубить у него самый большой сук. Влез Омирбек на дерево, сел ка сук, начал его рубить. В это время едет по дороге один жигит и говорит Омирбеку: «Вай, дурачок, что ты делаешь? Ты же упадешь на землю!». «Может, ты сам аллах, что берешься предсказывать будущее?» – засмеялся Омирбек, ударил топором посильнее и свалился на землю вместе с отрубленным суком. Когда он очнулся, вылез из-под ветвей, то подумал: «Видно, это был аллах, принявший обличье человека! Как же иначе он мог предсказать, что со мною будет?» – И бросился догонять жигита. Догнал, спрашивает:

– О аллах, извини меня, я тебя не признал сразу!

– Я – не аллах.

– Не скромничай, а скажи-ка лучше, когда я умру?

– Не знаю.

Но Омирбек так к нему привязался, что жигит не мог от него отделаться и сказал:

– Ты умрешь, когда тело твое остынет.

Омирбек пошел по дороге и так задумался, что упал в ручей, текущий с горы. Промок весь, ему стало холодно.

– Что-то мне стало холодно, – сказал сам себе Омирбек. – Холодно? Значит, я умер?

И он лег возле ручья на землю. Стемнело, а он все лежит – думает, что умер. Такой глупый!

Ехали по дороге арбакеши – видят, лежит человек.

– Вставай, – говорят они.

– Я умер, – ответил Омирбек.

Арбакеши засмеялись:

– Сейчас мы тебя оживим!

И отхлестали его кнутами так, что Омирбек вскочил, как ошпаренный, и убежал куда глаза глядят.

Поэтому, как говорят, до сих пор он боится купаться на людях – ему стыдно, что все увидят следы от арбакешских кнутов!.. Разве умный человек будет вести себя так?

– Нет, не будет! – зашумели баи.

– Ничтожный он человек!

– Только глупцы его уважают!

– Вы не слышали про то, как этот злодей Омирбек разорил благородного чайханщика Юсупа? – спросил худой, как жердь, бай. – И вы не знаете, почтенный? И вы тоже? Вай-бой! Так слушайте!

И худой бай, облизнув губы, начал свой рассказ.

– Омирбек любит прикинуться благочестивым – он совершает все намазы, молится всегда громко, чтобы другие слышали. Одно время он к каждой молитве прибавлял: «О аллах, пошли мне, бедняку, тысячу золотых монет. Если дашь на одну монету больше или на одну монету меньше – не возьму!»…Чайханщик Юсуп, вы его знаете, человек веселый и добрый, решил испытать Омирбека, посмеяться над ним. Он выждал момент, когда Омирбек очередной раз затянул свою просьбу о тысяче золотых, отсчитал ровно девяносто девять монет, сложил их в мешок и бросил его через дымоход в юрту Омирбека… Тот схватился за мешок, долго держал его в руках, не веря в свое счастье, потом начал считать монеты. И так считал, и этак – одной не хватает до тысячи! И что вы думаете? Он вернул деньги? Нет, нет и нет! Его одолела жадность, и он начал прятать золото в землю!

Юсуп, вы его знаете, человек добрый, видит, что эта шутка может ему дорого обойтись. Он, конечно, вошел в юрту и рассказал Омирбеку все, как было.

– Значит, это не аллах мне послал золото, а ты? – спросил жадный Омирбек.

– Я, я! – подтвердил чайханщик. – Ты же просил у аллаха ровно тысячу монет, а здесь – на одну меньше.

– А мешок? Он – кожаный и с украшениями, – возразил Омирбек. – Он стоит ровно одну монету. Вот и получается – тысяча! Аллах, он считать умеет не хуже нас с тобой!

Представляете себе горе благородного чайханщика! Как ему быть, как получить обратно свои деньги?

– Почему я должен отдавать тебе посланные мне за горячие молитвы небесные монеты? – кричал Омирбек. – Ты обманщик, Юсуп, вот ты кто!

Тогда чайханщик – а что ему было делать, бедному? – говорит этому злодею Омирбеку:

– Пойдем к казию, к судье, он решит наш спор и заставит тебя вернуть деньги!

– Не пойду! – отвечает Омирбек. – Ты ездишь на ишаке, а я хожу пешком! Я устал и не двинусь с места! Если тебе так приспичило судиться, сам иди пешком, а я поеду на твоем ишаке!

Что было делать несчастному Юсупу? Вы его знаете, он человек добрый. Посадил на своего ишака коварного Омирбека, а сам пошел пешком, по пыли, как обыкновенный бедняк!

Так они проделали половину пути, потом Омирбек остановил ишака и сказал:

– Я дальше не поеду! Тебе нужно судиться – ты один и иди к казию! А мне холодно! Вон какой у тебя новый чекмень – в нем не замерзнешь! А на мне что надето? Чапана из-за заплат не видно! Давай мне твой теплый новый чекмень, а сам надевал, если хочешь, мой старый чапан – тогда поеду дальше!

И благородный Юсуп, которого вы все знаете, снял свой новый теплый чекмень, отдал его злодею, а сам накинул на себя его тряпки… Вай-вай! И так они явились к судье-казию: Юсуп пешком и в рваном чапане, а злодей Омирбек – верхом и в красивой одежде.

Казий расспросил того и другого, в чем дело.

Благородный Юсуп рассказал все по порядку, а коварный Омирбек стал над Юсупом потешаться.

– Этот выживший из ума кипятильщик чая, – сказал Омирбек достойному и почтенному казию, – самый настоящий врун и давно, видно, пристрастился оговаривать честных людей. Он настолько обнаглел, что не только мои деньги объявляет своими, но и моего ишака на котором, как вы видели, я приехал, тоже называет своим! Чей это ишак, Юсуп?

– Это мой ишак! – закричал благородный Юсуп. – Разве у оборванцев бывают такие ишаки?

– Вот видите, почтеннейший из справедливейших и справедливый из почтеннейших, – поклонился Омирбек казию. – Он так привык к вранью, что меня называет оборванцем. Чего доброго, он сейчас и этот мой чекмень назовет своим, а драный чапан всш amp;тот бросит мне!

Благородный Юсуп, как и всякий честный человек, конечно, закричал, что чекмень на Омирбеке – это его, Юсупа, чекмень. А драный чапан – это собственность Омирбека…

Но казни рассердился, прогнал благородного Юсупа и даже назвал его клеветником! Вот так хитрый Омирбек разорил благородного и доброго человека, которого вы все знаете!

…Худой бай кончил свой рассказ и изобразил на тощем лице своем ярое негодование, но тут его взор упал на… Омирбека.

Когда шутник вошел в юрту, никто не заметил, а он сидел и спокойно ждал, когда утихнут возмущенные крики слушателей.

Омирбека все присутствующие несколько опасались – кто знает, что этот шутник и выдумщик может выкинуть? Еще высмеит на всю округу! Нет, уж лучше сохранять с ним добрые отношения!

Поэтому, как только его приметили со всех сторон сразу зазвучали льстивые возгласы:

– Э-з, как ты тихо вошел, почтенный Омирбек!

– Проходи, садись сюда!

– Мы и слову плохому о тебе не поверили!

– А вы слышали, что сделал я в прошлую осень после того, как в Чимбае наслушался о себе кот таких же грязных историй? – грозно спросил Омирбек.

– Нет, не слышали, – испуганно проговорил худой бай.

– Прости нас! – попросил приятель Сыкмар-бая.

– Больше рта не раскроем!

– Я ведь могу и сегодня сделать то же самое, что сделал в прошлую осень! – пригрозил Омирбек, – Но если вы дадите слово больше не клеветать на меня, я вас прощу!

– Не будем… Не будем… Не будем! Свидетель тому аллах! – забормотали все.

– Но с тобой случалось все-таки подобное? – спросил худой бай. – Ведь, как говорится, нет дыма без огня!

– Да. То, что ты рассказывал, – так оно и было, – сказал Омирбек. – Только, во-первых, монет было не тысяча без одной, а сто без семидесяти. И не золотых, а медных. И благородный Юсуп не подбросил их мне, а утащил их у меня прямо на базаре, когда я смотрел бой перепелов. Ишака отобрали у меня за долги, а новый чекмень я видел на себе только во сне… Все остальное – чистая правда!

…На следующий день худой бай подошел к Омирбеку и страдальческим голосом произнес:

– Я не спал всю ночь. Пожалей меня, скажи, как ты в прошлую осень поступил с рассказчиками, гм-гм… нехороших историй о тебе? Скажи хотя бы мне, только одному мне. О благородный Омирбек!

– Хорошо! – усмехнулся Омирбек. – Только тебе… Слушай внимательно.

Худой бай ухом приник к губам Омирбека.

– Я оставил их… одних! Не понял? Ушел от них. Выслушал эти смешные истории о себе, потом встал и ушел. Только и всего.

– Ушел… И все? – не поверил худой бай.

– А что ж мне, драться с рассказчиками, что ли? – засмеялся Омирбек.

Сыкмар-бай спросил Омирбека:

– А не хочешь ли ты поесть сегодня плова? Если хочешь – я прикажу его приготовить! Подумай, я сейчас вернусь!

Омирбек в щелочку подглядел, что Сыкмар-бай побежал в большую гостевую юрту, где собрались его друзья и родственники, и оттуда раздался дружный смех.

«Э-э, меня хотят провести!» – догадался Омирбек.

И решил, в свою очередь, обвести бая-скрягу вокруг пальца.

Он позвал своих друзей – байских пастухов и работников – и сказал им так:

– Пусть один из вас стоит возле юрты и слушает наш с баем разговор. Только нужно быть осторожным, чтобы бай, когда он будет входить и выходить, ничего не заметил. Как услышите какой из его приказов, то сразу же выполняйте. Бай будет мне говорить, что прикажет он класть в плов. Вы это берите из его припасов и кладите в казан. А казан отнесите за бугор и разведите там огонь. Но чтоб огонь отсюда не был виден, а то все сорвется…

Когда Сыкмар-бай вернулся в юрту, на его жирном лице гуляла хитрая улыбка.

– Почтенный Омирбек, как ты решил насчет плова?

– Плов – отрада для усталого и голодного, печального и грустного, – ответил Омирбек. – Даже святые никогда от него не отказывались.

– Значит, я приказываю взять казан и начать готовить плов? – едва сдерживая смех, произнес бай. – Скажи, на каком масле готовить плов?

– Я так люблю плов, что мне все равно, – проговорил Омирбек.

– Тогда – на конопляном! – сказал бай и ушел.

Омирбек услышал легкое движение за стеной юрты – значит приказ бая выполняется.

Прошло некоторое время, снова явился Сыкмар-бай и спросил:

– А какое мясо класть в твой плов? Говядину или баранину? Куриное или фазанье? Что ты больше любишь?

– Пусть будет баранина.

– Хорошо, я приказываю тотчас же взять лучшего бараньего мяса! – согласился Сыкмар-бай и, едва сдерживая смех, удалился.

«Он сейчас рассказывает баям, как глупец Омирбек пускает слюни в ожидании плова!» – усмехнулся Омирбек.

В юрту заглянул один из байских работников:

– Мы делаем все, как приказывает хозяин. И мясо взяли самое лучшее!

– Слушайте и дальше его приказания! – подмигнул работнику Омирбек. – Да не попадайтесь ему на глаза!

– …А из какого риса готовить плов? – спросил Сыкмар-бай спустя час, просовывая голову в юрту. – Из розового? Из белого? Из прозрачного?

– Все равно. Лишь бы плова было побольше, – ответил Омирбек.

– Тогда я прикажу взять рис розовый! – скряга скрылся, а из гостевой юрты донесся хохот.

И еще раз появился Сыкмар-бай, чтобы спросить у шутника, чего он больше любит а плове: кишмиш или урюк, и сколько сыпать в плов соли, и не добавить ли еще чего?

– Можно ничего не добавлять, – молвил Омирбек. – Впрочем, я сам пойду посмотрю – ведь плов вот-вот должен быть готов.

– Пойдем-пойдем, посмотрим, – согласился скряга. – Он уже стоит в нашей гостевой юрте!

«Вот было бы весело, если бы я пришел и усидел пустой дастархан!» – подумал Омирбек.

– Иди вперед, – сказал он, – а я совершу омовение и приду потом в гостевую юрту… Надеюсь, без меня к плову не сядут?…

– Не качнут, почтеннейший Омирбек, не начнут! – весело произнес Сыкмар-бай и, колыхаясь всем телом, поспешил к гостям: предупредить, что птичка попалась в силок и сейчас ее можно будет оттуда вынуть.

Но Омирбек направился за бугор, к кипящему казану. Плов был, действительно, уже готов. Омирбека ждали, и все с аппетитом принялись за еду.

Когда на дне казана осталось несколько горсточек риса, подошли Сыкмар-бай и несколько его друзей.

– Мы ждали тебя, Омирбек, ждали… – начал было бай, но, увидев еще дымящиеся угли под казаном, чуть не проглотил язык.

– У тебя такие хорошие работники, что даже не просили повторять приказаний дважды! – сказал Омирбек. – Выслушали твои приказы и сварили для меня плов, как для хана… Из розового риса, на конопляном масле, с самым лучшим бараньим мясом… Спасибо тебе, бай! Может, ты чем-то недоволен? Плов был на славу, клянусь аллахом!

Через несколько дней Омирбеку надоела эта мелочная возня, он рассердился – время шло, а Сыкмар-бай по-прежнему не платил долга! – и решил, что пора проучить скрягу.

– Он не только мне заплатит, но еще станет посмешищем на все хивинское ханство, – сказал Омирбек друзьям. – Но вы должны помочь мне.

– Говори, чего ты от нас хочешь! – с готовностью согласились они.

…На другой день незнакомый и хорошо одетый жигит подскакал к юрте Сыкмар-бая. После положенных приветствий попросил скрягу о беседе наедине.

– Всем известна ваша бережливость, таксыр, – сказал жигит, когда остался с глазу на глаз с Сыкмар-баем. – Я не знаю ни одного человека во всем Хивинском ханстве, который бы был менее расточителен, чем вы. Аллаху было угодно призвать к себе моего отца Джавдат-бия, и мне осталось небольшое наследство…

– Сколько? – предчувствуя наживу, спросил Сыкмар-бай.

– Немного… Две тысячи золотых монет.

– И что же ты хочешь с ними делать, о достойнейший сын Джавдат-бия? – заискивающе произнес Сыкмар-бай.

– Я уезжаю путешествовать. А деньги эти решил оставить вам на хранение. Знаю, что из них не будет потрачена ни одна тилля!

– Мудрое решение! Сам аллах надоумил тебя! – воскликнул Сыкмар-бай.

И в это время в юрту вошел Омирбек. Увидев его, скряга недовольно произнес:

– Потом-потом, я занят.

– Ты каждый день говоришь «потом-потом», – проговорил Омирбек. – Сколько дней прошло? Я вот сяду здесь и не уйду, пока ты не отдашь мне моих ста золотых.

– Какие сто золотых? Ты с ума сошел! – закричал Сыкмар-бай. – Я тебе должен всего три монеты!

– Э-э, нехорошо, – покачал головой Омирбек. – Зачем обманываешь?

– Что случилось, господин? – забеспокоился жигит. – Почему вы не хотите отдать деньги этому человеку?

Сыкмар-бай растерялся. Он понимал, что если Омирбек сейчас же не уйдет, то сорвется большая сделка – две тысячи золотых! Но отдавать этому обманщику Омирбеку ни за что ни про что сто золотых – от такого огорчения заболеть можно! Впро-чем, ведь потом можно будет доказать, что Омирбек обманщик, и получить золото назад.

– Я оставил этому уважаемому человеку, – тем временем рассказывал жигиту Омирбек, – сто золотых монет. Он сохранил их для меня, но вот никак не может отдать… Вы, почтенный, тоже хотите оставить ему деньги?

– Вот тебе сто монет, – доставая из сундука мешочек с золотыми, простонал Сыкмар-бай, – и уходи…

Омирбек поклонился и вышел из юрты.

– Хорошо, – сказал жигит, – завтра утром я приду с деньгами.

– А сегодня вечером я приглашаю вас попробовать молодого барашка, – сказал как можно радушнее Сыкмар-бай.

И вздохнул про себя: «На что только ни пойдешь ради двух тысяч монет!»

Вечером, за пловом, Сыкмар-бай решил сделать еще одну попытку посмеяться над Омирбеком. По его расчетам выходило, что Омирбек непременно станет посмешищем и спастись ему на этот раз уж никак не удастся.

Выдумка была проста: Сыкмар-бай попросил своих гостей приходить в юрту не сразу, а поодиночке. А Омирбека он повел в юрту первым и усадил на почетное место. Когда же по очереди входили байские приятели, то Сыкмар-бай говорил им:

– Садитесь выше Омирбека!

И они садились туда, куда им указывал хозяин, а Омирбек все дальше и дальше отодвигался от почетного места, пересаживаясь все ближе и ближе к выходу из юрты.

Сыкмар-бай был очень весел – Омирбека должны вот-вот вытеснить из юрты на улицу!

Но Омирбек сам, улучив момент, выскользнул на улицу. Он забежал в юрту одного из недавно приехавших родственников бая, переоделся, прикрепил седую бороду и вернулся в большую юрту.

– Садитесь сюда, ага! – сказал Сыкмар-бай, увидев незнакомого аксакала и приглашая его на почет-кос место.

И Омирбек сел туда, где он сидел вначале.

Дождавшись, когда все гости уселись за дастархан, Омирбек сорвал с себя шапку, седую бороду. Изумленный Сыкмар-бай только охнул, а шутки «сказал:

– Если кто-нибудь занимает место по праву, то никакой хитростью его оттуда не уберешь! И не забудь, почтенный Сыкмар-бай, веселье еще впереди!

Когда барашек был уже съеден, кто-то попросил Омирбека рассказать самую смешную историю, какую он знает.

И Омирбек рассказал, как он сегодня заставил Сыкмар-бая заплатить все свои долги ему, Омирбеку, и другим пастухам и работникам.

– Нам лишних денег не нужно, – сказал Омирбек. – Каждый взял столько, сколько ты был ему должен. Вот тебе обратно десять золотых, которые у меня остались…

– А как же… две тысячи монет? – все еще не веря в случившееся, проговорил Сыкмар-бай. И он обратился к сыну Джавдат-бия: – Ты же их привезешь завтра?

– Я решил не давать тебе их на хранение, – сказал жигит.

– Почему? – ужаснулся Сыкмар-бай.

– Причин много, – улыбнулся жигит. – Но хватит и одной, у меня за душой нет и половинки золотой монеты! Я такой же бедняк, как Омирбек! Я его друг Досназар по прозванию Левша!

Но Сыкмар-бай не мог простить Омирбеку своего позора и долго искал случая, чтобы отомстить: в конце концов он послал одного из своих родственников ко двору самого Хивинского хана, к светлейшему и могущественнейшему кази, высшему духовному сановнику в ханстве, с подарком – мешком серебряных монет, А на словах родственник должен был передать, что известный шутник Омирбек говорит про наместника аллаха на земле – великого хана Хивы – разные нехорошие слова, и про гарем хана рассказывает всякие шутки, и даже над самим аллахом смеется и других смеяться заставляет.

А когда по хорезмийской дороге мимо юрты Сыкмар-бая проскакали стражники хана, то бай-скряга радостно улыбнулся – не иначе как за Омирбеком послал их великий! И он не ошибся.

Так Омирбек был привезен во дворец хана Хивинского…