Апрель в этом году выдался очень сухой и солнечный, днем температура достигала +15, а из-за солнца казалось, что еще теплее.

Соня вытащила меня к лодочной станции. Мы никогда не ходили в это место, потому что на станции у реки устраивают тусовки более взрослые ребята. Там есть спортивная площадка, где мальчишки занимаются на турниках и брусьях, теннисный стол, чуть подальше – баскетбольная площадка. Есть трибуны у реки, где приятно посидеть, и сама лодочная станция, где можно арендовать лодку и поплавать по воде. А еще рядом юношеская школа по гребле, и среди гребцов часто проводят соревнования. Я не хотела идти, но Соня уговорила меня, и сегодняшний день как раз выпал на соревнования.

Сначала я вообще не поняла, зачем мы туда пошли и почему Соня надела самый лучший наряд (блестящие леггинсы, новые кроссовки и яркую ветровку) и накрасилась. Я ахнула, увидев, что она даже выщипала брови! У нее они всегда были густые, а теперь она превратила их в изящные галочки. Даже не предупредила меня о том, что собирается выщипать брови, если бы я знала, то тоже бы сделала это. И теперь она сидела с красивыми бровями на трибунах, а я пыталась прикрыть капюшоном свои белесые клочки.

– Может, поиграем в теннис? – предложила я, но Соня шикнула на меня, не сводя глаз с плывущих по реке байдарок.

– Кого ты там высматриваешь? – спросила я.

– Никого, – огрызнулась подруга. – Просто смотрю соревнования.

Но я не поверила ей, посчитав, что Соня запала на какого-то конкретного гребца. Она сейчас ни за что не признается, нужно ее хорошо помучить, и тогда подруга раскроет свой секрет.

Неудачный эксперимент с внешностью. Я решила последовать примеру Сони, взяла у мамы пинцет и стала орудовать им. Я так перестаралась, что выщипала половину левой брови. А когда ровняла правую, укоротила ее еще больше, чем левую. Итог – осталась без бровей. Нарисовала карандашом, но вышло слишком толсто, я стала похожа на цыганку. В школе учительница при всех отругала меня и прогнала в туалет умываться. Я не пошла на урок, мне было стыдно, сидела в туалете и рыдала.

В кабинке меня нашла Соня, успокоила, достала косметичку и красиво нарисовала мне естественные брови. В этот момент я ее очень любила.

Сегодня Соня снова потащила меня к лодочной станции. Соревнований не было, но я заметила, что кто-то из гребцов занимался на турниках.

Соня на этот раз тоже надела все самое красивое и сделала прическу. Она позвала меня посидеть не на трибуны, как в тот раз, а на лавочку у турников. Мне было стыдно находиться так близко к взрослым парням, казалось, они сейчас посмеются над нами и скажут, чтобы мы проваливали отсюда в детский сад. Но ничего такого не было, наоборот, юноши заинтересованно смотрели на Соню. А подруга не сводила глаз с одного парня, который подтягивался в футболке без куртки. На вид ему было лет шестнадцать, короткие рыжеватые волосы и красивая мускулистая фигура. А вот лицо не было привлекательным – крысиные глаза, хитрые, маленькие и злобные, слишком массивная лошадиная челюсть.

Я поняла, что истинная причина наших походов к лодочной станции заключается в этом парне. Когда он подходил ближе, Соня что-то громко говорила мне, тряся волосами, улыбалась и смеялась, в общем, делала все, чтобы обратить на себя его внимание.

Он иногда поглядывал на Соню с легкой улыбкой, и подруга растекалась лужицей под его взглядом. Я видела, что она очень хочет познакомиться с ним.

– Кто это? – шепнула я.

– Не знаю, но он классный, – прошептала Соня в ответ, этим выдав свой секрет.

Уже третий день подряд мы ходим к станции, и каждый раз наблюдаем там гребца. Один раз к нам присоединился Назар, мы с ним играли в настольный теннис, а Соня в одиночестве ждала на лавочке, мечтая, чтобы тот парень с ней познакомился. Но он пока что с этим не спешил.

Сегодня мы узнали его имя – Теодор. Может быть, это его прозвище. Другие спортсмены у турника звали его Тед, Тедди, Теодор.

Сегодня по информатике было занятие по Corel Draw. Все рисовали груши, а я – гоночный болид.

Учительница поставила мне две пятерки и отпустила пораньше, понимая, что следующим уроком у нас была физкультура, а нужно было еще успеть в столовую, поесть и переодеться. Учительница всему классу показывала мой объемный рисунок, и все восхищенно смотрели в экран моего учебного компьютера и грустно вздыхали, глядя на свои плоские груши.

Сегодня у лодочной станции случилась катастрофа. К турникам подошла новенькая девушка лет шестнадцати с рыжеватыми волосами и лошадиной челюстью. Она вела себя слишком откровенно, обнималась со всеми парнями у турников, а особенно – с Теодором. На ней был короткий топик, мужская куртка нараспашку (я заметила пирсинг в пупке), рваные джинсы и кеды. Она громко смеялась и материлась, смотрела на нас с Соней со злобой и презрением, одним взглядом прогоняя нас, и мы пристыженно ушли с лавочки и отправились гулять вдоль реки. Соня чуть не плакала при мысли о том, что та девушка и Теодор могут быть парой.

Соня больше не хочет идти к станции, все дни напролет ходит расстроенная. Я всеми силами пыталась помочь подруге и сегодня выяснила всю правду.

Я узнала, что Кристина со своей компанией иногда гуляет у станции. Я попросила ее узнать кое-что. Кристина узнала у своей подруги Светы, Света – у своего брата, который узнал у своего друга, что рыжий гребец Теодор и грубая рыжая девушка – не пара, они не встречаются. Они даже не друзья, а… Брат и сестра. Близнецы! Ее зовут Пелагея, а его – действительно Теодор. Я удивилась фантазии их родителей. Пелагея и Теодор – это сочетание кажется мне очень красивым. Я могла бы догадаться, что это брат и сестра! Они очень похожи! Рыжеватые волосы, лошадиная челюсть, схожая форма глаз, только у сестры они больше и выразительнее. Но выражение глаз такое же – хитрое и злобное.

Когда Кристина все это мне написала, захотелось рассказать эту новость Соне, сообщить об этом лично, и я побежала к ней домой и все выложила. Она прыгала от радости и обнимала меня. Я улыбнулась, для меня было большим наслаждением доставить подруге такую радость, хотя я знала, что с этого момента наши вылазки на лодочную станцию возобновятся, а находиться там мне совсем не нравится. Но мне безумно хотелось порадовать Соню.

На днях случилось то, чего так ждала Соня. Мы каждый день теперь сидим то на лодочной станции, то на трибунах, то на лавочке, и вот позавчера Теодор наконец подошел к нам. Обращался он к нам обеим, но я видела, что ему интересна только Соня. Спросил, как нас зовут, откуда мы и почему он нас раньше не видел. Его сестры-лошади в тот момент не было. Соня сразу покраснела, заволновалась и стала быстро рассказывать. Мне даже рот не дала раскрыть, сама все рассказала о себе, а потом спохватилась и небрежно добавила: «Ах, да, а это моя подруга Алиса». Но Теодору на меня было плевать, он даже имя мое не запомнил, потому что в следующие дни, в те редкие моменты, когда он ко мне обращался, то называл Алиной и Олесей. Теодор сказал, что профессионально занимается греблей, учится в СДЮСШОР. Тут он выдержал паузу, Соня сразу поняла для чего и восхищенно ахнула, но всем было понятно, что она не знает, что это, и Теодор разочарованно добавил, что это детско-юношеская школа олимпийского резерва. И тут Соня восторженно ахнула второй раз, и я что-то тоже восхищенно пробормотала. Теодор спросил, сколько нам лет. Мы с Соней переглянулись, она ответила за нас двоих, что нам шестнадцать, увеличив возраст чуть больше чем на год, и что мы учимся в девятом, также прибавив год обучения.

– Вечером будете тут? Будет весело, тусовка собирается, – спросил нас Теодор.

Мы с Соней испуганно переглянулись. А вдруг нас тут кто из знакомых взрослых увидит? Наверняка тут будет алкоголь… и много ребят старшего возраста. И как объяснить родителям, что мы погуляем на час-два подольше?

– Конечно, будем, – уверенно ответила подруга, а мне позже шепнула: – Скажем, что пошли к Даше и что нас проводит ее папа.

Такая ложь когда-то прокатила, может, удастся обмануть родителей и в этот раз. Если честно, мне не очень-то хотелось веселиться здесь с незнакомыми ребятами. Я больше любила находиться в своем узком кругу, куда входят Соня и Назар. Теодор пока искоса поглядывал на меня, но ничего не говорил по поводу иногда мелькающей странной мимики и редких подергиваний тела. Чуть позже с большим пакетом в руках пришла его сестра. Теодор представил нас ей, мы с Соней сжались, думая, что она будет ругаться, а она осмотрела нас и улыбнулась, став еще больше похожей на лошадь.

– Пелагея, – важно представилась она. – Не Поля, не Геля, не Глаша. Только так. Пе-ла-ге-я.

Девушка стала доставать из пакета бутылки с пивом. Одну протянула брату, две – его друзьям, одну дала Соне – подруга приняла ее, а одну мне. Я испуганно покачала головой и не взяла бутылку. Пелагея удивленно посмотрела на меня и издала короткий смешок, очевидно посчитав меня маленькой и глупой, но мне было все равно. Обидно было слышать такой же смешок от Сони! Она повторяла за Пелагеей, пыталась казаться взрослой. Хотя я видела, что бутылку она взяла неуверенно, не хотела брать, но взяла, чтобы влиться в компанию. Я знаю Соню как облупленную, могла в тот момент прочитать все ее мысли: нам же скоро домой! От нее будет вонять! А что, если родители унюхают? Но перед взрослыми ребятами с бутылкой в руке Соня сидела естественно, с таким видом, будто все так и должно быть.

– Мы с Тедди близнецы, – пояснила Пелагея. Взгляд девушки зацепился за меня, и она сочувственно обвела пальцем вокруг своего лица.

– Ты это… Болеешь чем-то?

И тогда все вокруг – и Теодор, и его друзья, – обернулись на меня. Я возненавидела Пелагею, опустила глаза в землю и пискнула:

– Да.

– И что с тобой?

– Долгая история. Она с детства такая, – быстро ответила за меня Соня и, как обычно в щекотливые моменты, ловко перевела тему на что-то другое: то ли громко спросила Теодора про греблю, то ли что-то о родстве. И вскоре все обо мне забыли.

Начинало темнеть. Соня взяла меня за руку и объявила новым знакомым, что мы скоро вернемся. Мы отошли подальше от станции и позвонили родителям, сообщив, что придем в одиннадцать, а папа Даши нас проводит. Ложь сработала. Соня радостно запрыгала вокруг меня и потащила обратно.

Вскоре тут собралось много народу – незнакомые парни, девушки. Даже подъехала черная девятка, водитель открыл дверь, чтобы все вокруг слышали музыку. Из багажника он достал ящик пива и стал раздавать всем. Я снова отказалась, а Соня еще пила первую бутылку – у нее оставалось больше половины, к новой приступать не хотела, все-таки понимала, что даже от первой был огромный риск того, что родители ее спалят.

Я не уверена, что мне понравилась эта компания. Люди были взрослые – кому-то шестнадцать, кому-то восемнадцать и даже двадцать, но… все они казались мне глупыми. Они громко смеялись, много матерились и сыпали несмешными шутками. Но Соне в этой компании очень понравилось – она слушала все разговоры, задавала вопросы, вставляла свои реплики, смеялась над шутками, хотя я видела, что они тоже казались ей несмешными.

Мы стали замерзать, и Теодор дал нам свою куртку. Мы с Соней забрались в нее вдвоем – каждой по половине и рукаву – и застегнули молнию. Стали похожи на сиамских близнецов.

Через некоторое время к нам снова подошел Теодор и предложил покататься на лодке.

– Но ведь лодочная станция уже закрыта! – сказала Соня.

– Закрыта? – Теодор хмыкнул. – Эй, Костян! Дай ключи!

Парень, подтягивающийся на турниках, спрыгнул вниз, порылся в кармане джинсов и кинул связку ключей Теодору. Парень посмотрел на нас с Соней.

– Ну что? Пошли?

Он открыл большие деревянные ворота лодочного домика, стоящего прямо у пристани. Внутри была вода, мы шли по деревянному настилу.

– Выбирайте лодку, – сказал Теодор.

– Вот эту, красненькую, – Соня ткнула пальцем на лодку и улыбнулась.

Теодор хмыкнул, взял весла.

– Прыгайте.

Впечатление от нашего плавания на лодке было незабываемым!

Мне (и Соне тоже, думаю) в тот момент хотелось, чтобы нас увидел кто-нибудь из одноклассниц. Мы были втроем в лодке, и нашим с Соней гребцом был взрослый парень (ему уже шестнадцать!) из какой-то там крутой олимпийской школы. И если бы одноклассницы нас увидели, то обзавидовались бы.

Соня смотрела на парня влюбленными глазами. Я наклонилась и потрогала рукой холодную воду. Теодор рассказывал анекдот на морскую тему, о том, как одному моряку подарили двух хомячков, а ему нужно было уходить в долгое плавание. Он накупил кормов, поилок, продумал все до мелочей и ушел в рейс. Вернувшись домой через восемь месяцев и открыв дверь, он увидел, что… все деревянное и бумажное в квартире съедено и сгрызено в пыль, а навстречу хозяину радостно бегут две сотни хомячков.

Нам понравилась шутка, потому что Теодор рассказывал ее очень смешно. Вообще он оказался хорошим парнем. Первое плохое впечатление о нем оказалось обманчивым. Но вот я еще не знала, чего ожидать от его сестры…

Я представила себе, как плыву на лодке с Назаром, вообразила эту романтичную сцену. Назар еще не был знаком с компанией на лодочной станции, но, думаю, Соня не будет против, если мы возьмем его с собой.

Когда наше плавание закончилось, мы вернулись назад к турникам. Здесь подвыпившая Пелагея уже успела захватить внимание публики и, забравшись на турник, села на него сверху. Ей все давали советы: «Прыгай!» «Сделай солнышко!» Но она смеялась и ничего не делала. Потом один парень снял ее с турника. Вскоре после этого она и этот юноша ушли к теннисному столу, где не было фонарей и, укрытые темнотой, стали целоваться.

Ближе к одиннадцати часам я стала дергать Соню, что пора двигаться домой. Она очень не хотела идти, но знала, что уже поздно. Я достала из кармана жвачку, дала Соне. Она выдохнула мне в нос – не пахнет ли алкоголем? А потом мы обнюхали одежду и волосы друг друга – не пропахли ли мы сигаретами? Там курили почти все…

Я очень переживала, что Соню спалят. А подруга всю дорогу трещала о новой компании и о том, что она очень хочет прийти туда снова.

А я пока что не поняла, хочу или нет… Люди на лодочной станции непривычные, я боюсь их. Не знаю, что от них ожидать. В этот раз на меня почти не обращали внимания, но вдруг в следующий раз, когда будет светло, они как следует меня разглядят и будут смеяться? Но я знаю, что Соня испугается идти туда снова одна, ей нужна поддержка. Так что хочу я или нет, но мне придется вернуться на лодочную станцию.

Учительница по информатике отчитала Соню и поставила ей двойку, прибавив, что будет спрашивать ее в начале следующего урока.

Подруга вообще последнее время забивает на учебу. Решив заступиться за нее и проучить информатичку, я быстро накатала вирус-шутку.

Свои домашние задания мы обычно отправляем на почту учительнице. Я создала липовую почту на имя Соловьевой Насти (это наша одноклассница-заучка, мы с Соней ее терпеть не можем, она никогда не дает списать). Я знала почту Насти, при создании новой использовала подобное сочетание букв (только приписала лишний символ). Настино задание на уроке училка обычно открывает первым – эту ученицу она любит больше всех. Почему не меня? Я не особо стараюсь, мне обычно лень тратить время на то, что я и так знаю. Поэтому я далеко не образцовая ученица.

Ну так вот. От лица Соловьевой я написала информатичке новое письмо. Сама Соловьева заболела и на занятие прийти не должна была, соответственно, и домашнюю работу она с большой долей вероятности не стала отправлять.

И прикрепляю к письму вирус-шутку.

Это очень глупо и наивно – никто в здравом уме не откроет этот файл, он не похож на обычные текстовые документы, в которых мы всегда выполняем задания. Но наша учительница тупая, как пробка, я уверена, она откроет его. Осталось дождаться завтрашнего дня…

Ох, настроение отличное! Все прошло как по маслу. Соня все утро ходила грустная из-за информатики, боялась, что ее вызовут, и она снова опозорится…

Начался урок. Эта тупица-училка вывела экран монитора на проектор, зашла в свою почту и, как я и думала, сразу открыла задание Соловьевой, чтобы, как всегда, ориентируясь по нему, проверять другие работы. Она даже ничего не заподозрила. Файл открылся, и экран стал взрываться всплывающими окнами. В классе стало твориться черт знает что – все стали шуметь, галдеть, учительница кликала на окна, пытаясь закрыть их, но они лишь множились и появлялись новые.

В итоге пятнадцать-двадцать минут от урока было потеряно, пока Мария Игоревна не догадалась перезагрузить компьютер. Информатичка объявила, что не будет сегодня проверять домашнюю работу, и мы сразу перейдем к новой теме. Соня, сидевшая через парту от меня впереди, обернулась и благодарно кивнула мне, а я кивнула в ответ. Она все поняла.

После этого вечером на лодочной станции мы сидели рядом друг с другом на лавочке, и Соня вдруг взяла меня за руку. Я поняла, что это знак ее благодарности. Мы так сидели весь вечер, и я не хотела, чтобы она убирала руку. Эти несколько часов были для меня одними из лучших в жизни.

Настроение очень хорошее. Погода прекрасная, скоро последний звонок и… Летние каникулы! Никаких уроков целых три месяца!

Давно ничего не писала про лодочную станцию, хотя мы почти каждый день туда ходим. Конечно, сидим там уже не до одиннадцати, а до девяти-десяти, потому что не можем придумать ложь для родителей на каждый день, чтобы они отпустили нас погулять допоздна. А все самое интересное на станции проходит после девяти, когда мы уходим. От осознания этого Соня всегда ходит грустная и размышляет, какую новую ложь еще придумать, чтобы родители ее проглотили.

На лодочной станции я держусь немного в стороне, и, наверное, для всех тут я всего лишь «чудачка, которую таскает за собой Соня», но мне все равно. Я наблюдатель, и меня эта роль вполне устраивает. Я наблюдаю за этими новыми людьми, пытаюсь отгадать – кто они? Чем занимаются? Что любят? Какие тайны хранят?

У Пелагеи пирсинг на языке и в пупке. Она не любит пиво, обычно когда у всех в руках пивные бутылки, я замечаю у нее банку с коктейлем. Они с Теодором из бедной семьи, это не сразу заметно, так как брат с сестрой стараются этого не показывать, но особо наблюдательные люди могут заметить.

Пелагея учится в колледже по специальности «Технология швейных изделий», и я сразу поняла, что это просто такое название – колледж, на самом деле это техникум.

Пелагея старше своего брата, она сказала, что родилась раньше на три минуты. И старшинство проявляется во многом, она часто помыкает братом.

Теодор возлагает огромные надежды на спортивную карьеру, он много времени проводит на тренировках, и я вижу, что сестра его поддерживает. Я слышу их разговоры, в которых они обсуждают разные домашние дела, и понимаю, что Пелагея берет все на себя, позволяя брату сосредоточиться на занятиях.

А еще я замечаю, что у них дома какая-то постоянная беда. Сначала я не понимала, что это, но потом догадалась – у них тяжело больной родственник, за которым надо ухаживать. И, видимо, именно это нелегкое дело Пелагея взваливает на свои плечи. После этого я стала относиться к девушке лучше.

В компании есть длинный тощий парень по имени Костя. Он работает на лодочной станции, а по вечерам часто играет на гитаре. У него очень приятный голос.

Еще есть Дэнчик – так называют качка, с которым Пелагея целуется и обнимается на теннисном столе по вечерам. У Дэнчика большая кавказская овчарка, и он часто приходит с собакой к станции. Пес, несмотря на грозный вид, очень дружелюбный, и все девочки его тискают.

Есть еще несколько ребят, о которых я пока ничего не знаю. Есть и три девушки. Сначала я думала, что это подруги Пелагеи, но потом поняла, что ошибалась. Эта девушка не заводит подруг, предпочитая общение с парнями. И это – девушки качков. Им тоже лет по шестнадцать. Всегда ярко накрашенные, с длинными волосами, с бутылками пива в руках, тихие, мало двигаются, они похожи друг на друга, как клоны. Поэтому я даже не знаю, как каждую зовут. Они для нас с Соней просто «Три Глотки», так мы их назвали. Пелагея от них сильно отличается – шумная, крикливая и всегда подвижная: то залезет на турник, то начнет в шутку с кем-то драться. Она не боится выглядеть смешно и нелепо, в отличие от «Трех Глоток», которые всегда сидят на лавочке, закинув ногу на ногу, жеманно хихикая и картинно тряся патлами, и за это Пелагея мне тоже понравилась. Я поняла, что за ее самоиронию, за то, что не стесняется смеяться над собой, ее многие любят.

Мы привели Назара к станции, познакомили его со всеми. Я поняла, что новая компания ему пришлась не очень по душе, но он вежливо общался со всеми и поддерживал разговор. С Теодором они нашли много общего – стали общаться про спорт. Мне нравятся те дни, когда Назар приходит к станции. В эти дни мы с ним отходим к теннисному столу (пока светло и его не заняла любовная парочка) и играем.

Как-то незаметно так получилось, что Пелагея все чаще стала подсаживаться к нам (поправочка – к Соне) пообщаться. Она стала выделять нас не только из группы «Трех Глоток», но и вообще из всей компании. Я поняла, что дело, конечно, в Соне – она понравилась Пелагее, и та теперь пытается подружиться. Соне Пелагея тоже очень нравится, в школе она все уши прожужжала про близнецов, трещит то про брата, то про сестру, и я даже стала замечать за собой, что немножечко ревную.

Пелагея – куда более интересная подруга, чем я. Я вижу все. Вижу, какая Пелагея интересная и как здорово она рассказывает истории и шутит, делает разные смешные глупости, вижу, что другие мальчики смотрят на нее с интересом, она притягивает их внимание как к себе, так и к Соне. Пелагея здорова, а я нет. С Пелагеей всегда есть о чем поговорить, и эти темы для разговора Соне близки и понятны, не то что беседы со мной.

Но несмотря на то что подруга стала все больше сближаться с Пелагеей, я знаю, что Соня не оставит меня. Она не сможет с Пелагеей показать свое настоящее лицо. Не сможет накричать на нее, сказать грубость, уйти ни с того ни с сего, одним лишь жестом прекратить неинтересный разговор, говорить все что вздумается, независимо от того, нравится это собеседнику или нет. Ведь никто – ни Пелагея, ни кто-то еще – не будет терпеть такое отношение к себе. Никто, кроме меня. С Пелагеей Соне нужно стараться быть подругой, со мной – нет. Я люблю любую Соню, люблю ее настоящую, могу терпеть всю ее грубость. Да, может быть, про себя я буду обижаться, но это несерьезные обиды. Я останусь с Соней несмотря ни на что, буду терпеть любое ее отношение ко мне. Соня это видит. Я знаю, что она часто этим пользуется, но у меня нет выхода, ведь кроме нее, у меня нет подруг.