59

Каноэ несется вперед – его ноша, с тех пор как место достаточно тяжелого Лонана заняла Алекса, немного уменьшилась. Впрочем, скорости прибавляет и то, что мы работаем веслами так, словно от этого зависит наша жизнь.

Наступила ночь, но темнота не кромешная – на небе мерцают звезды, светятся окна постройки, – поэтому мы различаем, куда плыть. Ветер треплет листву.

Я полностью сосредоточена на движении. Если нас засекут, то будут стрелять. Высматривать врагов бесполезно – нам ведь некуда бежать. Поэтому мы должны грести – и грести изо всех сил.

Мне действует на нервы каждый случайный звук. Однако на нас никто не нападает. Никто не стреляет.

К пещере-тоннелю мы добираемся взмокшими от пота. Но, по крайней мере, не от крови. Хоуп неподвижна. Она понятия не имеет, каких усилий нам стоит осторожно вытащить ее из каноэ и перенести на каменный пол.

– Шприц у тебя? – спрашиваю я у Алексы.

Она кивает.

– Надеюсь, он не пригодится.

– Главное, не подпускай Хоуп к воде. Здесь она не бушевала, и я пока не заметила ничего, что могло бы быть активатором. Правда, я раньше не обращала внимания на ее руку.

Впрочем, я бы и так ничего не увидела – ведь тогда Хоуп щеголяла в моей кофте. Я сдвигаю безвольные конечности Хоуп, чтобы рассмотреть голограмму. Не могу поверить, что этим тощим ручонкам почти удалось меня утопить.

– В общем, держись. Кто знает, возможно, по какой-то причине активаторы не сработают. Но все это слишком сложно, поэтому будем надеяться, что ничего подобного с Хоуп больше не случится.

На лице Алексы – странное, непонятное выражение. Не страх, не самолюбие, которое она часто излучает.

– Чего? – спрашивает она, заметив мой взгляд.

– Лучше ты мне скажи. – Складываю руки Хоуп таким образом, словно она себя обнимает. Ей тоже нужны объятия, как и каждому из нас.

Но Алекса не отвечает и… Ох! Нет.

Вот почему я не поняла, что написано у нее на лице: Алекса сейчас расплачется.

– А ты… – начинает она, но голос срывается. – Как думаешь, Касс и вправду считает меня такой?..

Я буквально разрываюсь пополам. С одной стороны, на сеансы психотерапии у меня нет ни времени, ни сил. Но Алекса нуждается в поддержке. Если она прекратит проигрывать в голове две худшие минуты сегодняшнего дня, то сумеет сосредоточиться и будет начеку.

А бдительная Алекса – живая Алекса.

– Да, – отвечаю я.

Мне досадно это говорить, но так и есть.

По щекам Алексы текут слезы. Она не поднимает взгляд.

– А он прав?

Закусываю губу, вспоминая, сколько раз Алекса могла нам помочь, когда мы плыли по океану, когда разбивали лагерь, но ничего не делала.

– Люди могут измениться. – Касаться столь щекотливой темы – как ходить по тонкому льду. – У Касса выдался плохой день. Я не могу влезть в его шкуру, и я не знаю его так долго, как ты, поэтому не могу утверждать, прав он или нет. Но я могу сказать тебе прямо, Алекса: иногда ты зацикливаешься на себе… – Это правда, однако слова вырвались случайно.

К моему облегчению, Алекса не перебивает меня.

– Но чем дольше мы тут, тем реже это случается, – добавляю я.

Вспоминаю темную, жадную воду, в которой Хоуп пыталась меня утопить, и чувствую себя ошарашенной. Алекса оказалась гораздо надежней, чем Хоуп и Финнли. Не то чтобы Хоуп и Финнли просили превращать их в оружие против своих же, но…

Конечно, когда они придут в себя, то разозлятся. Им будет стыдно и горько. По крайней мере Хоуп. Для Финнли все, возможно, давно кончено.

– Алекса, если ты хочешь знать правду, то я доверила бы тебе свою жизнь. Честно.

Алекса смотрит мне в глаза:

– Да?..

– Да, – киваю я.

Лежащая между нами Хоуп кажется такой невинной. Сломанный ангел, принцесса, которой не помешало бы хорошенько искупаться.

– Поэтому постарайся выжить, ладно? Ты мне еще пригодишься. – Пытаюсь улыбнуться, но выходит натянуто. – И я просто хочу, чтобы ты осталась жива.