38

Они наверняка знают, думаю я, пытаясь прожевать слишком большой кусок черствого хлеба, смоченного в уксусе. Я жую так долго, что у меня устает челюсть, и мне приходится запить съеденное водой. Я, несомненно, что-то упускаю. Есть же причина, по которой мы сидим все вместе, как на Тайной Вечере, а не отдельно от тех, кто носит на запястье волчью голограмму.

Но мы продолжаем мирно поедать виноград.

Пока не случается следующее.

Феникс, повернувшись к Финнли спиной, лезет за второй бутылкой. Молния на его рюкзаке делает «вж-ж-жик» – и ей вторит молния на кармане штанов Финнли. Достав точно такой же шприц, как тот, что Касс использовал для растений, Финнли вонзает его в плечо Феникса.

Это происходит мгновенно, разве что Феникс падает на пол как в замедленной съемке, – а потом все в пещере резко оживает.

Бросившись к Финнли, Лонан выбивает шприц из ее руки, и тот отлетает к дальней стене.

– Хватай шприц, Иден! Усыпи ее!

Я замираю, разрываясь между Лонаном и Финнли и не зная, кому из них верить, но затем на Лонана нападает и Касс. В глазах Касса читается напряжение, сдобренное яростью. Он в приступе бешенства пытается ударить Лонана зажатым в кулаке шприцем. Тот ловко уклоняется, но игла едва не задевает шею.

Бросаюсь за упавшим шприцем, но Финнли успевает первой и налетает на меня. У нее столь же безумный взгляд, что и у Касса. Неужели это та самая девчонка, которая сбежала со мной с заминированного берега и помогала мне в управлении лодкой, когда мы плыли к острову? Что с ней вообще случилось?..

Столкнувшись, мы с размаху падаем на пол пещеры. Финнли барахтается, стараясь выбраться из-под меня, выгнуть руку так, чтобы вонзить мне в кожу иглу, но я крепко держу Финнли.

Наконец, я выдираю из ее железной хватки шприц.

В плечо? В шею? В бедро?..

– Укол ее не убьет… Давай! – командует Лонан. – Куда угодно!

Целюсь примерно в то же место, куда она попала Фениксу, но Финнли дергается, не желая сдаваться, и игла вонзается не в плечо. Чуть ниже ключицы выступает бусинка крови.

Вот теперь все действительно кончено.

Со лба падают капли пота. Прическа, которую я сделала утром, растрепалась. В пещере царит тишина, которую нарушает лишь тяжелое дыхание – мое и Лонана. Касс, обмякнув, лежит там, где его настиг укол.

– Что… – выговариваю я, пытаясь отдышаться. – Что это было?!

Лонан, расхаживая туда-сюда по пещере, пробегает обеими руками по волосам, почесывает щетину. Он разъярен – не представляю, во что может вылиться его гнев. А вдруг в этом есть и доля моей вины? Лонан стискивает кулаки: похоже, хочет что-нибудь ударить, но сдерживается. С трудом.

– Серьезно, Лонан, – настаиваю я, – что стряслось? Тебе многое известно, и ты понимал, как их вырубить. А ведь она могла меня убить! Я могла умереть!

– Не умерла бы, – отзывается Лонан, поеживаясь. Он потрясен.

– Может, и не от шприца, но…

– Ладно, – Лонан вскидывает обе руки, сдаваясь. – Ты права… Иден.

Он меряет шагами пещеру. Вновь пробегает рукой по волосам.

– Седативного средства хватит на два часа. Оно не убивает, а нейтрализует. Но бояться стоило не только иглы.

Дыхание дается мне тяжело, словно с каждым разом я пытаюсь втянуть годовой запас кислорода. Я не могу оправиться от шока: в обычном состоянии дышать, оказывается, очень легко – ровно до тех пор, пока эта возможность не исчезает.

– Значит, у тебя есть два часа, чтобы поделиться со мной информацией, – продолжаю я, когда оказываюсь способна связно выражать свои мысли.

Я победила. Лонан кивает.

– Захвати сыр и хлеб, – бормочет он, направляясь к выходу из пещеры. Его темный силуэт выделяется на фоне ярко-зеленой листвы. – Давай прогуляемся.