20

Энн опустилась на предложенный стул, чувствуя, как слабеют колени. Дженнингс предложил ей кофе, но она отрицательно покачала головой, опасаясь, что не в силах будет удержать в руках стакан. Сегодня она нервничала сильнее, чем в прошлый раз. Она не понимала, почему полиция так упорна в своих подозрениях на их с Марко счет. Если уж на то пошло, их должны были подозревать меньше, после того как им по почте прислали боди, а потом украли деньги. Очевидно же, что ребенка у них не было.

Детективы сели напротив.

– Примите мои соболезнования, – сказал Расбах. – По поводу вчерашнего.

Энн промолчала. Во рту у нее пересохло. Она стиснула руки на коленях.

– Пожалуйста, расслабьтесь, – мягко сказал Расбах.

Она нервно кивнула, но расслабиться не могла. Она ему не доверяла.

– Я всего лишь задам несколько вопросов о том, что случилось вчера, – сказал он ей.

Она снова кивнула и провела языком по губам.

– Почему вы не позвонили нам, когда получили посылку? – спросил детектив довольно дружелюбно.

– Мы решили, что это слишком опасно, – ответила Энн. Ее голос дрожал. Она откашлялась. – В записке было сказано, никакой полиции, – она потянулась к бутылке с водой, которую поставили на стол рядом с ней. Неловко открыла ее. Ее рука слегка дрожала, когда она подносила бутылку к губам.

– Это вы так решили? – спросил Расбах. – Или Марко?

– Мы оба.

– Зачем вы так часто брали в руки боди? Теперь сохранность следов, которые мы могли бы на нем найти, к сожалению, нарушена.

– Да, знаю, простите. Я не подумала. Оно пахло Корой, и я таскала его с собой повсюду, чтобы чувствовать ее рядом, – Энн начала плакать. – Она как будто вернулась ко мне. Я почти могла убедить себя, что она спит в своей кроватке. Что ничего этого никогда не было.

Расбах кивнул и сказал:

– Понимаю. Мы отдадим одежду с запиской на экспертизу и выявим все, что сможем.

– Вы ведь думаете, что она мертва, да? – глядя ему прямо в глаза, деревянным голосом спросила Энн.

Расбах не отвел глаз.

– Не знаю. Возможно, она еще жива. Мы по-прежнему будем ее искать.

Энн вытащила из коробки на столе бумажный платок и прижала к глазам.

– Я вот думаю, – сказал Расбах, – о вашей няне.

– Наша няня? А что с ней? – удивленно спросила Энн. – Ее даже не было тем вечером.

– Знаю. Просто любопытно. Она хорошая няня?

Энн пожала плечами, не понимая, к чему он клонит.

– Она хорошо ладит с Корой. Ей явно нравятся дети… в отличие от большинства девочек, на самом деле. Те просто сидят с детьми за деньги, – Энн думает о Катерине. – Обычно она надежная. Она не виновата, что у нее умерла бабушка. Хотя… если бы только этого не случилось, Кора, возможно, сейчас была бы с нами.

– Позвольте уточнить: если бы ваши знакомые искали няню, вы бы ее порекомендовали? – спросил Расбах.

Энн закусила губу.

– Нет, не думаю. У нее привычка слушать музыку и засыпать в наушниках. Нам приходится ее будить, когда возвращаемся. Так что нет, не порекомендовала бы.

Расбах кивнул, записывая в блокноте. Потом поднял голову и сказал:

– Расскажите о вашем муже.

– А что с моим мужем?

– Что он за человек?

– Хороший, – выпрямляясь на стуле, твердо сказала Энн. – Он добрый и любящий. А еще умный, заботливый и работящий, – она остановилась, потом скороговоркой добавила: – Он лучшее, что есть в моей жизни, кроме Коры.

– Он хорошо обеспечивает семью?

– Да.

– Почему вы так говорите?

– Потому что это правда, – раздраженно ответила Энн.

– Но он разве не обязан своим бизнесом вашим родителям? Вы сами рассказывали, что родители купили вам дом.

– Минуточку, – говорит Энн. – Он не обязан моим родителям, как вы выразились. У Марко диплом в сфере бизнеса и программирования. Марко основал фирму и добился большого успеха. Мои родители вложились позже. Он и сам до этого хорошо справлялся. У вас нет оснований сомневаться в предпринимательских способностях Марко, – едва Энн это произнесла, как краем сознания вспомнила финансовую информацию, которую случайно обнаружила вчера в ноутбуке Марко. Она почти не обратила на нее внимания и ничего не сказала Марко; она спросила себя, не соврала ли только что полиции.

– Вы думаете, муж с вами откровенен?

Энн вспыхнула. И разозлилась, поняв, что тем самым себя выдала. Она сделала паузу, прежде чем ответить.

– Да. Я уверена, что он со мной откровенен, – она запнулась, – в основном.

– В основном? Разве честный человек не должен быть честен во всем? – спросил Расбах, слегка наклоняясь вперед.

– Я вас слышала, – неожиданно призналась Энн. – На следующую ночь после похищения. Я была на лестнице. Я слышала, как вы обвиняете Марко в заигрываниях с Синтией. Она сказала, что Марко домогался ее, а он это отрицал.

– Мне жаль, я не знал, что вы слушаете.

– Мне тоже жаль. Лучше бы я оставалась в неведении, – она смотрит вниз на свои руки, стиснувшие на коленях скомканный бумажный платок.

– Как вам кажется, у Марко действительно были в отношении Синтии намерения сексуального характера или, как он утверждает, все было наоборот?

Энн крутила в руках платок.

– Не знаю. Они оба виноваты, – она подняла на него глаза. – Я никогда их не прощу, – выпалила она.

– Давайте вернемся к вашему мужу, – предложил Расбах. – Вы говорите, он хорошо вас обеспечивает. Он рассказывает вам о работе?

Энн уже изорвала платок в клочья.

– Я в последнее время не очень этим интересовалась, – ответила она. – Была поглощена ребенком.

– То есть он вам не рассказывал, как идут дела?

– Нет, в последнее время нет.

– Вам это не кажется странным? – спросил Расбах.

– Вовсе нет, – ответила Энн, думая про себя, что это действительно странно. – Я была занята ребенком.

– Следы колес в вашем гараже, они не от вашей машины, – сказал Расбах. – Кто-то воспользовался вашим гаражом перед похищением. Вы видели ребенка в кроватке в полночь. Марко находился в доме с ребенком в двенадцать тридцать. У нас есть свидетель, который в двенадцать тридцать пять видел, как по проулку со стороны вашего гаража едет машина. Нет никаких доказательств, что кто-то еще был в доме или во дворе. Возможно, в двенадцать тридцать Марко вынес ребенка сообщнику, который ждал в машине.

– Это просто смешно! – воскликнула Энн, повышая голос.

– Как вы думаете, кто мог быть этим сообщником? – настаивал Расбах.

– Вы ошибаетесь, – сказала Энн.

– Неужели?

– Да. Марко не похищал Кору.

– Позвольте вам кое-что сообщить, – сказал Расбах, наклоняясь к ней. – У фирмы вашего мужа проблемы. Большие проблемы.

Энн почувствовала, что бледнеет.

– Правда? – спросила она.

– Боюсь, что да.

– Честно говоря, детектив, меня не волнуют проблемы с бизнесом. У нас пропал ребенок. Какое дело нам сейчас до денег?

– Просто… – Расбах замолчал, как будто передумал говорить то, что собирался. Он посмотрел на Дженнингса.

– Что? – Энн нервно переводила взгляд с одного на другого.

– Просто я вижу в вашем муже то, что, возможно, не видите вы.

Энн не хотела заглатывать наживку. Но детективы ждали, повисла тишина. У нее не было выбора.

– Что вы имеете в виду?

Расбах спросил:

– Вам не кажется, что он немного манипулирует вами, не рассказывая о делах?

– Нет, если я не выказываю интереса. Он, наверное, пытался оградить меня из-за моей депрессии. – Расбах ничего не отвечал, только смотрел на нее цепким взглядом голубых глаз. – Марко не манипулятор, – настаивала Энн.

– В каких отношениях Марко с вашими родителями? С вашим отцом?

– Я вам говорила, они друг другу не нравятся. Они терпят друг друга ради меня. Но в этом вина моих родителей. Что бы Марко ни делал, все не по ним. Я могла бы выйти замуж за кого угодно, и они вели бы себя точно так же.

– Почему вы так думаете?

– Не знаю. Просто они такие. Они чрезмерно меня опекают, и им тяжело угодить. Может быть, это потому, что я единственный ребенок, – бумажный платок у нее на коленях уже превратился в конфетти. – В любом случае, если с фирмой проблемы – это не страшно. У моих родителей много денег. Они всегда могут нас выручить, если нужно.

– Но станут ли они это делать?

– Конечно, станут. Мне нужно только попросить. Родители никогда мне ни в чем не отказывали. Они дали пять миллионов долларов на выкуп Коры безо всяких возражений.

– Действительно дали, – детектив сделал паузу, потом произнес: – Я пытался встретиться с доктором Ламсден, но, по-видимому, она в отъезде.

Энн почувствовала, как кровь отхлынула от лица, но заставила себя держаться прямо. Она знала, что он ничего не вытянет из доктора Ламсден. Даже если доктор Ламсден скоро вернется, она не станет говорить об Энн с Расбахом.

– Она вам ничего не скажет, – ответила Энн. – Она не может. Она мой лечащий врач, и вам это известно. Зачем вы со мной играете?

– Вы правы. Я не могу заставить вашего доктора нарушить врачебную тайну.

Энн откинулась на спинку стула и бросила на детектива негодующий взгляд.

– А вы сами не хотите мне что-нибудь рассказать? – спросил детектив.

– С чего бы я стала вам рассказывать о моих сеансах у психиатра? Это не ваше дело, – едко ответила Энн. – У меня легкая послеродовая депрессия, как у многих женщин, которые только что стали матерью. Это не означает, что я навредила своему ребенку. Больше всего на свете я хочу ее вернуть.

– Мне не дает покоя мысль, что Марко мог попросить кого-то увезти девочку, чтобы прикрыть вас, после того как вы ее убили.

– Это полная чушь! Тогда как вы объясните то, что нам по почте пришло боди, а деньги украли?

– Возможно, Марко сфабриковал похищение после того, как ребенок уже был мертв. А пустое детское сиденье, удар по голове – всего лишь для отвода глаз.

Она смотрела на него, не веря своим ушам.

– Бред. И я не убивала своего ребенка, детектив.

Расбах вертел в руках ручку, наблюдая за ней.

– Сегодня утром мы допрашивали вашу мать.

Энн почувствовала, как комната вокруг нее завертелась.