Глава 9. Он — дракон

Демон смотрел на неё так, словно видел впервые. Или был крайне чем-то потрясён. Потом мышцы на его теле волнами прокатились под кожей, цветные всполохи окутали фигуру с головы до ног. Сияние расходилось от центра тела, разгораясь всё сильнее, пока вместо рук не появилось два огромных кожистых крыла. Красные глаза наполнились золотым светом и теперь походили на расплавленный металл. Золотая чешуя слепила глаза.

К ногам Ирины упала огромная, поглощающая её, тень и ящер захлопал крыльями.

Расширившимися от ужаса глазами она зачарованно наблюдала за тем, как рождалось пламя в оскаленной пасти, как в вышину летел огромный сгусток пламени.

Вопреки ожиданиям, потолок не загорелся. Стоило огню коснуться его, как он распустился алым цветком и стёк вниз, упав на породившего его монстра. Дракон воспламенился и, словно сгорающая в атмосфере комета, стал на глазах уменьшаться в размерах. Он вскоре исчез так же неожиданно, как и появился, оставляя на своём месте демона с красными глазами.

Ирина потянулась к кольцу, но он предупреждающе покачал головой:

— Не делай этого.

— Что происходит? — попятилась Ирина. — Что всё это значит?! — повторила она громче, почти срываясь на крик. — Ты — тоже дракон? Вас что двое?

— В этом мире есть только один Дракон, — отрезал демон. — И этот Дракон — я.

Ирина обескураженно, почти убито, смотрела ему в лицо, прямо в жуткие красные глаза и — не понимала.

— Ты?.. Но… как? Не может быть! Шах же признался мне перед началом испытаний в том, кто он такой! Он подарил мне кольцо. Сказал, что…

— Я помню, что сказал тебе. Не стоит тратить время на ненужные пересказы.

— Но Шах…

— Распорядитель Драконьих Игр — это просто красивое личико, что я натянул на себя как маску, памятуя о том, что люди считают привлекательным и сочтя, что это личико может понравиться тебе. Тот Шах, которого ты видела в Атриуме и тот, который приходил к тебе, учил, наставлял — не одно и тоже лицо. Это мне ты играла своего любимого Шопена. Это я учил тебя бороться со страхом и водил в Сад Памяти. Я подарил тебе кольцо. Шах всего лишь мой верный слуга и он глуп, как пробка. Всё, что такому можно доверить, так это перекличку имён и порядковых номеров.

Ирина молчала, обескураженная. Услышанное не укладывалось у неё в голове.

Демон-Дракон-Шах? Что за наваждение?

— Но если, дракон, демон и Шах это одно и тоже лицо, получается, что ты с самого начала лгал мне? Нагло лгал прямо в лицо! Ты что, посмеяться надо мной хотел?

— Мне не до смеха. Ставки слишком высоки.

Ирина сжала кулаки, пытаясь взять себя в руки. Она едва сдерживалась, чтобы не расплакаться от разочарования и не наброситься на красноглазого с кулаками.

— С меня достаточно игр! Хватит спектаклей! Антракт! Я больше не потерплю насмешек…

Дракон вскинул ладони вверх примиряющим жестом:

— Я понимаю твою реакцию, и она оправдана. Да, Шах был маской, иллюзией, сотканной для того, чтобы не испугать тебя, дать нам обоим немного времени. Я действовал из лучших побуждений, но всё-таки это было ложью.

Но ты должна понять, я не хотел тебе навредить, потому и перестраховался. Ты должна мне верить.

— Да как я могу тебе верить, когда ты постоянно мне лжёшь? Как можно говорить о доверии с человеком, если не понимаешь ни его чувств, ни мотивов?

— Тебе сложно будет это принять в свете последних событий, но на самом деле я очень редко лгу. Практически никогда. Нет нужды. С моими возможностями, могуществом и перспективой — зачем?

— Да! Ты — могуч! Ты — силён! Ты велик! А мы — так, проходные пешки, топливо, игрушки. Невесты Дракона, блин…

— Ирина, я…

— Не прикасайся ко мне! Не трогай! — уклонилась она от протянутой к ней руки. — Я так и не поняла, почему нельзя было сразу прийти ко мне в своём истинном обличье? Зачем этот дешёвый маскарад? Ты считаешь меня настолько жалкой и тупой, что единственное, что может мне понравиться — это сахарное личико? — с болью проговорила Ирина. — Но это же низко! — добавила она. — Низко, подло и мерзко! Взять чужую личину, заставлять клясться, изворачиваться, морочить мне голову…

— Дорогая, если бы я впрямь явился к тебе в моём истинном обличье, на что, кроме ужаса, отвращения и страха, смог бы я рассчитывать?

Ирина поглядела на того, в ком сейчас видела только мучителя.

В истинном своём обличье Дракон напоминал фарфоровую куклу. Белые снеговые волосы, тонкие черты лица, мертвення белизна кожи, не укладывающаяся в человеческом разуме обманчивая хрупкость. Легко поддаться мнению, что достаточно нескольких, не самых сильных, ударов, чтобы игрушка пришла в негодность.

Он был, несомненно по-своему привлекателен, но не для людей.

Демон протянул к Ирине руку, словно приглашая её на танец. Совсем как делал это Шах… вернее, не Шах.

Она запуталась!

— Нет! — замотала головой Ирина, отступая.

— Но без моей помощи обратно в замок к себе в комнату тебе не вернуться. Дай мне руку и, прошу, ненужно меня бояться.

Дракон приблизился к Ирине.

Его белые, как мел, пальцы, сомкнулись на её подбородке. Вопреки ожиданиям они оказались удивительно горячими.

Не в силах оторвать взгляда от его полыхающих адским огнём глаз Ирина чувствовала себя так, будто её душу силой вытягивают из тела. Ей казалось, будто она видит, как на дне их вскипает раскалённая лава.

Всё вокруг взорвалось множеством огней. Было такое чувство, будто Ирину окутало радужной плёнкой. В воздухе разлился странный нежный перезвон.

А когда всё закончилось они стояли в Ирининой спальне.

— Вот и всё. Как видишь, совсем не страшно? А теперь садись и слушай. Я намерен дать ответы на все твои вопросы: зачем ты здесь? Зачем ты мне? Маски сброшены. Теперь — только правда.

— Отлично! Но если так, может быть, начнём с того, что назовёте мне ваше настоящее имя? — вскинула подбородок Ирина.

Дракон усмехнулся:

— Потихоньку умнеешь? Знающий имя владеет бесценной информацией. А информация — это всё, в какие бы миры тебя не забросило.

— Это означает, что своего имени вы мне не скажите?

— Андриас Дантэлион. Полагаю, оно ни о чём тебе не говорит?

— А должно? — бровь Ирины изогнулись вопросительной дугой.

— Перед тобой один из великих князей Ада, под чьим руководством находится двадцать девять легионов духов, способных управлять стихийниками, не говоря уже о человеческих душах, томящихся в геенне огненной.

Ирина замерла, с нарастающим уважением, больше похожие на страх, взирая на красноглазого демона.

— Князь Ада выбрал меня в невесты? Какой ужас! Получается, я теперь проклята?

— Кем?

— Богом.

— С чего такой странный и драматический вывод? — вновь усмехнулся Дракон.

— Я целовалась с вами! Я чуть не влюбилась в вас! О, Господи, я потеряла свою душу! Я…

— Что тебе предложить для искупления грехов вселенского масштаба, человеческий детёныш? Горшочек с пеплом? Розги для самобичевания? Пустыню, где, плутая десятилетиями, ты сможешь постом и молитвой очистить себя от скверны?

— Вы надо мной глумитесь?

— Ну, прямо так и глумлюсь? Всего-то насмехаюсь. Да и то, так, слегка. Больше для формы. Успокойся, ада ты пока ещё не заслужила. К тому же тебе не стоит бояться. Ад не совсем такой, каким его рисуют ваши фанатики-праведники. Хотя, спорить не стану, там действительно мрачноватое местечко.

— Мне кажется, какая-нибудь бесовка вроде Шанди подошла бы вам гораздо лучше меня.

— По-твоему, Золотой Дракон Сирхата, смешает кровь с низшей нечистью?

— Дракон или демон, — поморщилась Ирина, — какая разница?

— Разница большая, куда разительней, чем между тобой и тропической обезьянкой. Демоны производное от нефелимов и духов-стихийников опустившихся до низших вибраций, а Драконы ведут своё происхождение от самих Серафимов, первых творений Бога, сотканных им из чистого света.

Ирина пожала плечами:

— Потомки серафимов не могут быть князьями Ада. Создания света не могут нести мучения и смерть.

— А много ты знаешь о серафимах, чтобы что-то утверждать? Само слово «сараф» с древнеуидейского означает «язык пламени». Этим же словом обозначали молнию, её иудеи нарекали «летящим змеем», сиррушем, то есть — драконом. Согласно вашей священной книге именно серафимы становились исполнителями всех самых страшных пророчеств Господних, ниспосылая на грешников наказания. Я всё правильно говорю?

— Не знаю! Никогда не изучала библию и прочие древние манускрипты. Я хотела стать певицей, а не историком.

— Как будто для того, чтобы лучше петь, в голове должно быть меньше знаний? — поморщился Андриас. — Хотя, может быть ты и права? В пустой голове акустика лучше. Но вернёмся к нашим баранам, то есть, мистическим откровениям. Если ты никогда не читала религиозных трактатов, то просто поверь мне пока на слово: серафимы не ангелы милосердия — они самое страшное воинство господне, созданное Богом не для спасения невинных, а как кара их обидчикам. Серафим — горячий уголь, предназначенный для очищения грешников от скверны. Ритуальное облачение Огненных Серафимов всегда красное, оно цвета крови. А теперь, внимание, наводящий вопрос: где больше всего скверны?

— Вопрос подогнан так, что и дурак сообразит выбрать правильный вариант, — огрызнулась Ирина. — В аду. Но я всё равно отказываюь верить в эту ересь? Адскими Князьями н могут быть самые светлые создания в мире.

— Маленькая, но существенная поправочка — павшие Самые-Светлые — Создания в мире. Я пал, потому и стал Князем Тьмы — Серафимом, выполняющим роль надзирателя в палача. Существо моего вида может искупить свой грех, только помогая другому грешнику осознать свои ошибки и заплатить за них. Это тяжело. В Аду полным-полно таких тварей, кому костюмчик ни в одной живой воде не отстирать. Их приходится всеми силами сдерживать в подземных лабиринтах и темницах. Стоит сплоховать, на мгновение отвлечься, и ты облажался — твари, выбравшись из Ада, сами не заметят, как со смаком устроят незапланированный Апокалипсис. Как расшалившиеся дети, дотянувшиеся до взрывчатки. Бу-бух! И снесло половину Млечного Пути, со всеми людишками, наядами, геядами и прочей живностью. В общем, работы выше крыши, а рук не хватает. Выходных мало. Отпускных нет. Каторжный труд. Одно слово — ад кромешный.

Белые, как у мертвеца, пальцы пробежались по столу, напомнив Ирина лапки ядовитого паучка. Как-то отрывочно, мазками и штрихами воспринималась сумеречная комната, где, казалось, с каждой минутой теней становилось больше.

— Князья Ада, — в задумчивости проговорила Ирина, — враги рода человеческого. Значит, ты и мне враг?

— Враг?

Во взгляде Андриаса Ирине почудился укор. Его глаза словно резали душу по кусочкам, заглядывая в самые потаённые её уголки.

— Насчёт вражды с человечеством? Это просто смешно! А уж тебя я тем более не враг.

— Я хотела бы верить! Всем сердцем. Правда! Но всего моего воображения не хватает для того, чтобы представить для чего одному из первородных, могущественнейших существ во Вселенной мог понадобиться маленький и незначительный «человеческий детёныш»?

— Вариант с любовью ты отметаешь сразу?

Слова его катились по коже леденящими шариками, оставляя после себя болезненный след.

— Ты считаешь меня настолько глупой и самовлюблённой, чтобы поверить в любовь бессмертного к смертной? Что демоны вообще способны любить? Да и будь она настоящей, твоя любовь, не её я хочу — я хочу домой! Вернуться к себе — вот мой счастливый финал.

— В таком случае у твоей истории, увы, его не будет. Или, — он улыбнулся с хищной кошачьей мягкостью. — Или всё будет не так, как ты предполагаешь, ведь вернуться к себе можно по-разному.

Его взгляд был долгим, знающим, и манящим. Будто внутри огненной лавы его глаз начал действовать магнит, грозя уловить, а быть может и вытянуть из неё душу.

— Я не понимаю…

— Всё ты понимаешь! — перебил он её. — В сердце твоём уже есть ответы, которых нет в твоей голове. «Слава храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему это придёт конец! Нищие, безоружные люди сбрасывают королей с престола из любви к ближнему своему. Из-за любви к Родине солдаты попирают смерть ногами, и та бежит от них безо оглядки. Мудрецы поднимаются в небо и бросаются в самый ад из-за любви… а я, на свою беду — бессмертен!».

— Что это?

— Цитата. Очень точно отражающая суть всего, что когда-то случилось с одним из ангелов, осмелившихся полюбить простую смертную и променявшего на неё крылья, а взамен получившего лишь тлен и прах.

Идеально белое лицо Андриаса казалось в этот момент бесстрастным.

— Я не понимаю, что вы хотите сказать… — начала, было, Ирина, но смолкла, растворяясь в огненном зелье, плещущемся вокруг чёрных зрачков его глаз.

— Отлично ты всё понимаешь. Пусть твоё сердце и твой разум ничего не помнят, твоя душа не могла всё позабыть.

— Моя душа? Она-то здесь при чём? Не трудно сообразить, что сейчас последует сентиментальная история о прошлом.

— Последует. Я любил тебя в одном из твоих прошлых воплощений, а ты отвечала мне взаимностью.

— Звучит как идиллия, — с сарказмом протянула Ирина. — Но что же случилось потом?

— Потом ты погибла, а я ждал твоего возвращения семьсот восемьдесят лет. Согласись, это заслуживает внимания?

— Наверное, — кивнула Ирина, — наверное имеет, если веришь в это.

— Что мешает тебе верить?

Андриас приблизился на расстояние слишком близкое, чтобы не быть интимным. Ирина ощутила прикосновение прохладных белых пальцев, прочертивших линию её скул, скользнувших по губам.

— Вы просто играете со мной… в свои… драконьи игры… — дрожа, проговорила она, вновь теряясь, не в силах понять саму себя: нравится ли ей то напряжение, что витало между ними сейчас или нет?

Бархатная тьма ночи. И алые зрачки лютого хищника, не знакомого с нежностью. Страшно. Волнующе. Хочется верить, хоть и понимаешь, что между ланью и волком только один исход и возможен. Любовь проклятых несёт за собой смерть так же верно, как летняя гроза — удар молнии.

— Какого это чувствовать себя бессмертным? — полушёпотом спросила Ирина.

— Рядом со смертным? Мучительно больно. С первой встречи знать, что разлука неизбежна, что тот, в ком заключён для тебя весь мир, уйдёт. Он уже медленно ускользает с каждым часом, с каждым днём. Десятилетия медленно, но верно выпивают их него всё соки, и он истаивает, превращаясь в корректуру на самого себя — того, прежнего, кого ты полюбил когда-то. Его кости делаются тоникими и ломкими, косы редеют, лицо покрывается морщинами. Даже светоч разума постепенно угасает. Глядя на руины всего, что осталось, ты понимаешь, что где-то там, за всем этим тленом, по-прежнему теплится душа… та единственная душа, что способна озарить твой одинокий путь. А потом ледяной ветер заставляет и её погаснуть. Тогда не остаётся ничего.

Их обступила тишина. Легла на плечи свинцовой тяжестью. Тихо. Так тихо, что, казалось, сам воздух уснул и медленно оседает вниз.

Андриас тяжело вздохнул:

— Любить страшно, правда, человеческие детёныш? Но иногда желание заставляет забыть о расплате.

Ирина вздрогнула, когда губы Дракона осторожно коснулись её виска. Вопреки всему, что она узнала, он казался живым и тёплым, и её мучительно к нему потянуло. Захотелось стать покорной и довериться его рукам. Желание прильнуть к нему, затихнуть в его объятиях было непреодолимым.

Близость Дракона-демона вопреки голосу разума наполняло Ирину желанием, от которого кружилась голова.

Забыть свои опасения. Забыть мрак и безысходность своего положения. Закрыть глаза и не противиться его белым рукам, зарывающимся в её волосы, ласкающим сначала шею, потом спину…

Когда его губы прикоснулись к её шее, к ключице, туда, где бьётся синяя жилка, Ирина вздохнула и бессознательно откинула голову.

— Ирэн, — выдохнул Дракон, как люди выдыхают в свой предсмертный час, и с жадностью впился в её губы.

Вокруг всё поплыло. Остался лишь восторг от прикосновения влажных губ.

А потом пришло осознание: она целуется с демоном! Воплощённым злом! Проклятым! Зная кто он и что он такое! Не будет ей прощения и гореть ей в аду непременно, потому что если есть Князья Ада, то и сам ад есть, несомненно! Что она делает?! Как может позволить им обоим — и себе, и ему, — подобное?

Прежний страх вернулся. Ирина уперлась в плечи Андриаса обеими руками, отталкивая его от себя.

— Нет! — рванулась она их его рук. — Отпусти!

Стыд и ужас, чувство поражения и уязвлённой гордости словно вода, смыли с неё остатки только что пережитой неги.

Ирина выскользнула из рук Дракона и замерла, готовая сорваться с места в любой миг, но демон не двигался.

Он стоял в кругу света, какой, бывает, распространяется от свечи, но только свечи не было — светился он сам, внушая одновременно и ужас, и влечение.

— Вернись.

Это прозвучало приказом. Ирина замотала головой.

— Нет!

— Ты не сможешь никуда уйти от меня. Клянусь, я ничего не сделаю, пока ты сама этого не захочешь.

— Я хочу только одного: отпусти меня.

Его глаза с огненно-золотыми всполохами, свивающимися вокруг зрачка, затягивали в круговерть обжигающих искр с такой силой, что она невольно зажмурилась и потрясла головой.

— Даже если ты говоришь правду… даже если не лжёшь и когда-то между нами действительно что-то было, в любом случае та, кого ты любил семьсот лет назад — это не я.

— Души, меняясь от жизни к жизни, остаются неизменными.

— Ты сам говорил, что истории всегда повторяются.

— О! В этот раз всё будет иначе! Я всё продумал. Ты больше не ускользнёшь. Когда всё закончится, ты сделаешься бессмертной, такой же, как и я.

— Но я не хочу этого!

— Не хочешь вечной молодости? Бессмертия? Власти?

Глаза мудрого древнего змея смеялись над ней, потоки золотой магмы в них заманивали колдовским танцем в свой раскалённый круг.

— А чего хочешь? Вернуться в свой маленький мирок, чтобы петь песни маленьким людям? Перебиваться между полной нищетой и условной бедностью? Между отчаянием и смирением? Грезить о райских садах сгорая в пламени лет? Жить в ожидании смерти? Выйти замуж за недалёкого непостоянного адамова потомка, готового обрюхатить любую девку, что не скажет ему «нет», не способного практически ни на что, но все время требующего от тебя чего-то? Хочешь рожать ему таки же недалёких, как он, детей для того же серого и унылого существования, что будешь ненавидеть сама?

— Хватит! — зажала руками уши Ирина. — Довольно этой философии.

— Но милостью божьей таков удел всех дочерей Евы. И сказал Господь жене: «Умножая умножу скорбь твою. И будет муж господствовать над тобою!».

Что же касается проклятий и зла — да, я тот, кто за грехи карает и жестоко. Зло ли я для распоясавшегося грешника, думающего, что за свои деньги он может купить всё, в том числе и безнаказанность за собственные преступления? Да! Зло ли я для Вселенной, которую берегу от человеческой падали? Нет.

— Я не хочу иметь с тобой ничего общего.

— Твой ум отвергает меня, — его хриплый голос царапал тысячью игл, порождая головную боль. — Но не твоё сердце. Я подожду, пока оно возьмёт вверх. Что несколько дней ожиданий тому, кто ждал столетиями?