Книга: Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще
Назад: План
Дальше: 2. Запад вырывается вперед

ЧАСТЬ I

1. Времена, когда не было ни Востока, ни Запада

Что такое Запад?

«Если человек устал от Лондона, — говорил Сэмюэл Джонсон, — значит, он устал и от жизни, ведь в Лондоне есть все, что жизнь может предложить»1. Эти слова были сказаны в 1777 году, и каждое течение мысли и каждое новое многообещающее изобретение еще более усиливали энергетику родного города доктора Джонсона. В Лондоне были соборы и дворцы, парки и реки, особняки и трущобы. И прежде всего, в нем были вещи, которые можно было купить, — вещи, превосходившие самое необузданное воображение предыдущих поколений. Рафинированные леди и джентльмены могли выходить из экипажей возле новых пассажей на Оксфорд-стрит, чтобы отыскать там такие новинки, как зонтики — изобретение 1760-х годов, которое британцы вскоре стали считать необходимым, либо саквояж и зубную пасту — оба этих продукта появились в то же самое десятилетие. И этой новой культуре потребления поддались не только богатые люди. К ужасу консерваторов, коммерсанты теперь проводили часы в кофейнях, бедняки считали чай «необходимостью»2, а жены фермеров покупали фортепьяно.
Британцы начали ощущать, что они не такие, как прочие люди. В 1776 году шотландский мудрец Адам Смит в своем знаменитом труде «Исследование о природе и причинах богатства народов» назвал их «нацией лавочников». Однако с его стороны это было комплиментом. Смит настаивал, что забота британцев о собственном благополучии делала каждого богаче. Только подумайте, говорил он, о контрасте между Китаем и Британией. Китай «долгое время был одной из самых богатых, то есть наиболее плодородных, лучше всего обрабатываемых, наиболее трудолюбивых и самых населенных стран мира» и уже «приобрел все те богатства, которые можно было приобрести при его законах и учреждениях»3. Короче, китайцы оказались в тупике. «Если бы в такой стране заработная плата превысила размер, достаточный для существования рабочего и содержания его семьи, конкуренция между рабочими и интересы хозяев, — как предсказывал Смит, — скоро понизили бы ее до наименьшего размера, который только совместим с простым человеколюбием», следствием чего является то, что «бедность низших слоев народа в Китае далеко превосходит бедность самых нищенских наций Европы… Любая падаль, например дохлая собака или кошка, хотя бы совсем разложившаяся и испускающая зловоние, столь же лакомая пища для них, как самая здоровая пища для народа других стран».
Джонсон и Смит говорили дело. Хотя промышленная революция в 1770-х годах еще только начиналась, однако средние доходы в Англии были уже выше и более равномерно распределены, нежели в Китае. Теории, объясняющие причины западного владычества с позиции «давней предопределенности», зачастую исходят именно из этого факта. Они утверждают, что ведущая роль Запада была скорее причиной, нежели следствием промышленной революции, и поэтому нам необходимо обратиться к еще более отдаленному времени — возможно, гораздо более давнему, — чтобы это объяснить.
Но стоит ли? Историк Кеннет Померанц, чью книгу The Great Divergence («Великая дивергенция») я упоминал во введении, настаивает на том, что Адам Смит и все последующие «черлидеры» Запада на самом деле сравнивали несопоставимые вещи. Померанц обращает внимание на то, что Китай столь же велик и разнообразен, как Европейский континент в целом. К тому же если мы выделим Англию, которая во времена Смита была самым развитым регионом Европы, и сравним ее со средним уровнем развития всего Китая, то нам не следует слишком удивляться, что показатели Англии при этом окажутся выше. Точно так же, если мы перевернем ситуацию и сравним дельту Янцзы (самая развитая часть Китая в 1770-х годах) со средним уровнем развития всей Европы, то показатели дельты Янцзы окажутся выше. Померанц утверждает, что у Англии и дельты Янцзы в XVIII веке было больше общего друг с другом (начинающаяся индустриализация, бурно растущие рынки, сложное разделение труда), нежели у Англии с менее развитыми частями Европы или у дельты Янцзы с менее развитыми частями Китая. Все это побуждает его сделать вывод, что сторонники теорий «давней предопределенности» перевернули все с ног на голову, поскольку они обдумывали данный вопрос отнюдь не тщательно. Если Англия и дельта Янцзы были в XVIII веке столь похожи, замечает Померанц, то объяснение ведущей роли Запада следует искать после этого времени, а не до него.
Из этого ясно следует один вывод: если мы хотим знать, почему Запад властвует, то вначале нам необходимо знать, что такое «Запад». Но как только мы задаем этот вопрос, возникает путаница. Большинство из нас имеет инстинктивное понятие о том, что именно образует «Запад». Для одних людей это демократия и свобода, для других — христианство, для третьих — светский рационализм. Фактически историк Норман Дэвис отыскал не менее двенадцати вариантов определений Запада академическими учеными. Их объединяет то, что он именует их «эластичной географией»4. Каждое определение Запада придает ему различные очертания, что порождает именно тот род путаницы, на который жаловался Померанц. По словам Дэвиса, Запад «может быть определен почти любым образом, который авторы данного определения считают подходящим». Это значит, что при внимательном рассмотрении «западная цивилизация, в сущности, является амальгамой из интеллектуальных построений, предназначенных служить интересам их авторов».
Если Дэвис прав, то постановка вопроса о том, почему Запад властвует, означает не более чем следующее: произвольно выбираются некоторые ценности, дабы определить Запад, затем заявляется, что некий набор стран служит эталоном этих ценностей, и затем этот набор сравнивается со столь же произвольным набором «незападных» стран, в результате чего можно прийти к любым «служащим самим себе» выводам, которые нам по душе. Любой, кто не согласен с нашими выводами, может попросту избрать другую ценность, служащую примером «западности», другой набор стран, являющихся эталоном этой ценности, и другую группу стран для сравнения и прийти — естественно — к другому, но столь же «служащему самому себе» выводу.
Однако это бессмысленно, и поэтому я хочу выбрать иной подход. Вместо того чтобы начать с конца данного процесса — сделать предположения о том, что считать западными ценностями, а затем заглянуть назад в прошлое, дабы найти корни этих ценностей, — я начну с самого начала. Я буду двигаться по времени вперед, от начала вплоть до того момента, когда мы сможем увидеть различные образы жизни, возникающие в различных частях мира. Затем я назову наиболее западные из этих особенных регионов «Западом», а наиболее восточные — «Востоком», рассматривая Запад и Восток как то, чем они являются, — как географические названия, а не как ценностные суждения.
Сказать, что нам следует начинать с самого начала, — это одно, а вот отыскать это начало — это нечто совсем другое. Как мы увидим далее, в отдаленном прошлом имеется несколько моментов, в отношении которых ученые поддавались искушению дать определение Востока и Запада в терминах биологии, — отвергая довод, который я привел во введении, что люди (в больших группах) во многом одинаковы, — и вместо этого считая людей из одной части мира генетически превосходящими всех остальных. Бывают также моменты, когда может оказаться слишком легко прийти к выводу, что один регион с незапамятных времен культурно превосходит все остальные. Мы должны рассматривать такие идеи с осмотрительностью, поскольку если мы сделаем ошибочный шаг на старте, то все, что мы узнаем о картине прошлого — и, следовательно, о картине будущего, — также будет ошибочным.

В самом начале

В каждой культуре есть свое собственное повествование о начале вещей. Однако в последние годы астрофизики предоставили нам кое-какие новые, научные версии. Теперь большинство специалистов полагает, что время и пространство начали существовать более 13 миллиардов лет назад, хотя они и расходятся во мнениях по поводу того, как именно это произошло. Доминирующая «инфляционная» теория придерживается того, что Вселенная первоначально расширялась быстрее скорости света из бесконечно плотной и бесконечно малой точки, в то время как конкурирующая с ней «циклическая» теория утверждает, что она взорвалась, когда произошло схлопывание предыдущей Вселенной. Обе эти школы согласны в том, что наша Вселенная все еще расширяется. Однако «инфляционисты» говорят, что она так и будет продолжать расти, затем звезды погаснут, и в конце концов наступят бесконечная темнота и холод. «Циклисты» же заявляют, что она будет сжиматься, потом опять взорвется, и затем начнется другая, новая Вселенная.
Разобраться в этих теориях трудно, если вы не потратили годы на серьезную математическую подготовку. Однако, к счастью, наш вопрос не требует, чтобы мы начинали с такой древности. Когда не было никаких направлений вообще и когда не существовало законов природы, то не было ни Востока, ни Запада. Восток и Запад не были полезными понятиями, пока 4,5 миллиарда лет назад не сформировались Солнце и наша планета. Вероятно, мы можем говорить о Востоке и Западе, только когда образовалась земная кора или, по меньшей мере, когда континенты заняли приблизительно их теперешнее положение, в котором мы пребываем уже несколько последних миллионов лет. Однако на самом деле все эти обсуждения не имеют отношения к делу. Восток и Запад не могут ничего означать с точки зрения вопроса, задаваемого в этой книге, пока мы не добавим в уже имеющуюся смесь еще один ингредиент — людей.
Палеоантропологи — те, кто изучает первых людей, — любят противоречия даже еще больше, нежели историки. Их область науки молода и быстро меняется. Новые открытия постоянно приводят к смене установившихся истин в их головах. Если вы сведете двух палеоантропологов в одной комнате, то они, скорее всего, явятся с тремя теориями человеческой эволюции. И к тому времени, когда за ними закроется дверь, все эти теории окажутся устаревшими.
Граница между людьми и «долюдьми» является с неизбежностью нечеткой. Некоторые палеоантропологи полагают, что, как только мы обнаружим человекообразных обезьян, способных ходить вертикально, нам следует начать вести речь о людях. Судя по ископаемым останкам бедренных костей и костей пальцев ног, некоторые восточноафриканские человекообразные обезьяны начали делать это 6 или 7 миллионов лет назад. Впрочем, большинство специалистов считает, что указанная планка установлена слишком низко. Стандартная биологическая классификация фактически определяет род Homo («род человеческий» на латыни) по таким двум объединенным критериям, как увеличение размера мозга с 400-500 см3 до приблизительно 630 см3 (наш собственный мозг, как правило, примерно вдвое больше) и первые свидетельства того, что прямоходящие человекообразные обезьяны разбивали камни друг об друга, чтобы сделать первые орудия. Эти процессы начались среди двуногих восточноафриканских человекообразных обезьян около 2,5 миллиона лет назад. Луис и Мэри Лики, знаменитые своими раскопками в Олдувайском ущелье в Танзании (рис. 1.1), назвали этих пользовавшихся орудиями созданий с относительно большим мозгом Homo habilis, что по-латински означает «Человек умелый» (до последнего времени палеоантропологи, подобно большинству людей, без особых раздумий применяли слово «человек» по отношению к индивидуумам обоих полов; теперь в этом отношении обстоятельства изменились, но ученые — по традиции — по-прежнему используют названия, относящиеся к единственному полу, вроде «человек умелый»).

 

 

Когда Homo habilis ходил по земле, понятия Восток и Запад мало что значили. Ибо, во-первых, эти создания жили только в лесах Восточной Африки, и никаких их региональных разновидностей еще не появилось. Во-вторых же, «ходил по земле» — на самом деле это слишком щедро сказано. У человека умелого были пальцы ног и лодыжки, подобные нашим, и те человекообразные обезьяны, без сомнения, ходили. Но их длинные руки наводят на мысль, что они также много времени проводили на деревьях. Эти человекообразные обезьяны были необычными, но не слишком. Отметины, которые их каменные орудия оставляли на костях животных, показывают, что Homo habilis ел мясо наряду с растениями. Однако похоже, что они все еще занимали довольно низкое положение в пищевой цепочке. Некоторые палеоантропологи отстаивают теорию человека-охотника, считая Homo habilis достаточно смышленым и отважным, чтобы убить дичь, будучи вооруженным всего лишь палками и расколотыми камнями. Другие (их доводы, пожалуй, более убедительны) считают Homo habilis «человеком-падальщиком», следовавшим за истинными убийцами (наподобие львов) и поедавшим то немногое, что те не хотели. Микроскопические исследования показывают, что отметины от орудий человека умелого на костях животных были оставлены как минимум раньше, нежели следы от зубов гиен.
На протяжении 25 тысяч поколений люди умелые проживали среди деревьев в этом небольшом уголке мира, обтесывая каменные орудия, ухаживая друг за другом и спариваясь. Затем, где-то около 1,8 миллиона лет назад, они исчезли. Насколько мы можем судить, это произошло скорее внезапно, хотя одна из проблем при изучении человеческой эволюции — это трудность точного датирования находок. Очень часто мы зависим от того факта, что слои горных пород, содержащие ископаемые кости или орудия, могут также содержать и нестабильные радиоактивные изотопы, чья скорость распада известна, и поэтому измерение соотношений изотопов дает нам датировки для находок. Однако при этом ошибки в датировках могут составлять десятки тысяч лет. Поэтому, когда мы говорим, что мир Homo habilis исчез внезапно, это «внезапно» может означать как несколько жизней, так и несколько тысяч жизней.
Когда Чарльз Дарвин в 1840-1850-х годах размышлял о естественном отборе, он предполагал, что последний действует посредством медленного накопления мелких изменений. Однако в 1970-х годах биолог Стивен Джей Гулд выдвинул вместо этого предположение, что в течение продолжительных периодов ничего существенного не происходит, а затем какое-либо событие инициирует каскад изменений.
Эволюционисты наших дней разделились по поводу того, что является наилучшей моделью: либо постепенные изменения (эволюция «ползком» (evolution by creeps), как называют ее критики), либо «периодически нарушаемое равновесие» (punctuated equilibrium), или эволюция «рывками» (evolution by jerks) по Гулду5. Второй подход, безусловно, кажется более подходящим в том, что касается исчезновения Homo habilis. Около 1,8 миллиона лет назад климат Восточной Африки стал суше, и леса, где жили Homo habilis, сменились открытыми саваннами. Именно в этот момент место человека умелого заняли новые разновидности обезьянолюдей.
Я хочу воздержаться от того, чтобы давать наименования этим новым обезьянолюдям, и пока просто укажу на то, что размер мозга у них был больше, нежели у Homo habilis, — обычно около 800 см3. Их руки уже не были длинными, похожими на руки шимпанзе, как у Homo habilis. Это, вероятно, означает, что они почти все свое время проводили на земле. Они были также выше ростом. Скелет из Нариокотоме в Кении возрастом в полтора миллиона лет, известный под именем «мальчик из Турканы» (Turkana boy), принадлежит ребенку ростом пять футов [152,4 см], который, вероятно, достиг бы шести футов [182,9 см], если бы дожил до взрослого состояния. Он не только был выше ростом. Его кости были менее мощными, чем у Homo habilis. Это наводит на мысль, что он и его современники больше полагались на свой разум и орудия, нежели на грубую силу.
Большинство из нас считает, что быть умным — это очевидное благо. Почему же тогда, раз у Homo habilis был потенциал, чтобы мутировать в этом направлении, они на протяжении примерно полмиллиона лет этого почти не делали, прежде чем «внезапно» трансформировались в более рослых существ с более крупным мозгом? Большинство возможных объяснений исходят из того факта, что нет такой штуки, как «бесплатный обед». Работа большого мозга обходится недешево. Наш собственный мозг, как правило, составляет до 2 процентов веса нашего тела, но потребляет до 20 процентов всей потребляемой нами энергии. Большой мозг порождает и другие проблемы. Чтобы вместить большой мозг, требуется большой череп: на самом деле настолько большой, что для современных женщин является трудной задачей проталкивание ребенка с такой большой головой через родовые пути. Чтобы справиться с этой трудностью, женщины фактически рожают преждевременно. Если бы наши дети оставались в матке до тех пор, пока не станут почти самодостаточными (как у других млекопитающих), их голова оказывалась бы настолько большой, что они не могли бы выбраться наружу.
Однако связанное с риском рождение детей, затрачиваемые на их выращивание годы и огромный мозг, который «сжигает» до пятой части всей потребляемой пищи, в конечном счете оказываются благом для нас, — во всяком случае, бóльшим благом, нежели использование того же самого количества энергии для выращивания когтей, мускулов или больших зубов. Интеллект приносит куда больше выгод, нежели любая из этих альтернатив. Не столь очевидно, однако, следующее: почему примерно пару миллионов лет назад генетическая мутация, породившая более крупный мозг, предоставила обезьяночеловеку достаточно преимуществ, чтобы оправдать дополнительные затраты энергии. Если бы «быть более умным» не оказалось достаточно выгодным, чтобы окупить затраты на обеспечение работы серых клеток, то мозговитые человекообразные обезьяны были бы менее успешными, нежели их более глупые родственники, и их «умные» гены быстро исчезли бы из популяции.
Возможно, в этом нам следует винить погоду. Когда дождей стало не хватать и начали гибнуть деревья, служившие домом обезьянолюдям, то более мозговитые и, вероятно, более социально активные мутанты действительно могли получить преимущество над своими более обезьяноподобными родственниками. Вместо того чтобы заранее уйти из наступающих травянистых пространств, более умные человекообразные обезьяны изыскали способы выживать там, и в мгновение ока (по временной шкале эволюции) горстка мутантов распространила свои гены по всей популяции и полностью заменила более медленно думающих, более мелких и любящих леса Homo habilis.

Начало Востока и Запада?

То ли из-за того, что в их родных ареалах обитания стало тесно, то ли из-за конфликтов между группами, то ли попросту из-за того, что они были любопытными, — эти новые обезьянолюди были первыми такого рода созданиями, которые покинули Восточную Африку. Их кости были найдены повсюду от южной оконечности этого континента до тихоокеанских берегов Азии. Однако нам не следует воображать себе великие волны мигрантов, наподобие такого рода сцен из ковбойских фильмов. Обезьянолюди, конечно, вряд ли осознавали, что они делают, и пересечение этих огромных расстояний потребовало даже еще более огромных периодов времени. От Олдувайского ущелья до Кейптауна в Южной Африке долгий путь — две тысячи миль [3218,6 км]. Однако чтобы преодолеть это расстояние за сто тысяч лет (именно столько времени, предположительно, для этого потребовалось), обезьянолюдям в среднем надо было всего лишь расширять свою территорию, где они кормились, ежегодно на 35 ярдов [примерно 32 м]. Перемещение на север в таком же темпе привело бы их к границе Азии, и в 2002 году археологи обнаружили в Дманиси в Республике Грузия череп возрастом в 1,7 миллиона лет, сочетающий в себе особенности Homo habilis и более новых обезьянолюдей. Каменные орудия из Китая и ископаемые кости с Явы (тогда еще соединенной с Азиатским материком), возможно, имеют почти такой же возраст. Это значит, что после того, как обезьянолюди покинули Африку, они увеличили темп перемещения, который достиг в среднем замечательной скорости в 140 ярдов [примерно 128 м] ежегодно.
Мы можем лишь рационально пытаться распознать восточный и западный образы жизни после того, как обезьянолюди покинули Восточную Африку, распространившись через теплые, субтропические широты вплоть до Китая; и разделение между Востоком и Западом может быть именно таким, каким мы его обнаружили. Не позднее чем 1,6 миллиона лет назад археологические памятники свидетельствуют о явно выраженных восточной и западной модели. Однако под вопросом остается следующее: являются ли эти различия достаточно существенными, чтобы мы могли предполагать лежащие за ними различные образы жизни.
Археологи знали об этих различиях между Востоком и Западом с 1940-х годов, когда археолог из Гарвардского университета Хэлем Мовиус обратил внимание на то, что кости новых, с более развитым мозгом обезьянолюдей часто находят вместе с новыми типами каменных орудий из отщепов. Археологи назвали наиболее характерные из этих орудий ашёльскими ручными рубилами (рубила, поскольку они похожи на лезвие топора (хотя они явно использовались как для резки, ковыряния, дробления, так и для рубки); ручные — поскольку их держали в руке, а не прикрепляли к палкам; ашёльскими же они названы в честь небольшого французского городка Сент-Ашёль, где они были впервые найдены в больших количествах). Назвать эти орудия произведениями искусства, возможно, было бы чересчур, но их простая симметрия зачастую намного более красива, нежели более грубые отщепы и чопперы Homo habilis. Мовиус также обратил внимание и на то, что, в то время как ашёльские рубила были обычными в Африке, Европе и в Юго-Западной Азии, их вовсе не находили в Восточной или Юго-Восточной Азии. Взамен этого в восточных местонахождениях производились более грубые орудия, весьма похожие на доашёльские находки, связанные с Homo habilis в Африке.
Если так называемая линия Мовиуса (рис. 1.2) реально обозначает начало существования отдельных восточного и западного образов жизни, это может служить обоснованием для одной удивительной теории «давней предопределенности». Согласно этой теории, почти сразу же, как только обезьянолюди вышли из Африки, они разделились на западные (технологически продвинутые) культуры ашёльских ручных рубил в Африке и Юго-Западной Азии и восточные (технологически не столь продвинутые) культуры отщепов и чопперов Восточной Азии. Мы можем прийти к выводу: неудивительно, что в наше время властвует Запад. Ведь он технологически главенствует в нашем мире на протяжении полутора миллионов лет.

 

 

Однако определить линию Мовиуса легче, нежели ее объяснить. Самые ранние из ашёльских рубил, найденные в Африке, имеют возраст около 1,6 миллиона лет. Однако обезьянолюди уже обитали в Дманиси в Грузии за сотню тысяч лет до этого. Эти первые обезьянолюди, несомненно, покинули Африку прежде, чем ашёльское ручное рубило стало обычной частью их инструментария, и они распространяли доашёльские технологии через всю Азию. В это же время в западном (африканском) регионе шло развитие ашёльских орудий.
Однако если бросить взгляд на рис. 1.2, то видно, что линия Мовиуса не отделяет Африку от Азии. На самом деле она проходит через северную часть Индии. Это важная подробность. Первые мигранты покинули Африку до того, как были изобретены ашёльские ручные рубила, и поэтому должны были быть и более поздние волны миграций из Африки, принесшие ручные рубила в Юго-Западную Азию и Индию. Тогда почему эти более поздние волны обезьянолюдей не разнесли ашёльскую технологию еще дальше на восток?
Наиболее вероятный ответ следующий. Линия Мовиуса не обозначает границу между технологически продвинутым Западом и не столь продвинутым Востоком. Она попросту отделяет западные регионы, где легкодоступны камни того типа, который необходим для изготовления ручных рубил, от восточных областей, где такого рода камни являются редкостью и где легкодоступны хорошие варианты, такие как бамбук. Бамбук — прочный материал, но он не сохраняется, и мы не можем обнаружить его при раскопках. При такой интерпретации, когда пользователи ручных рубил пересекали линию Мовиуса, они постепенно отказывались от ашёльских орудий, поскольку не могли заменить испорченные новыми. Они продолжали изготавливать чопперы и отщепы, для которых могли подойти любые старые гальки. Но при этом, возможно, они начали использовать бамбук для работ, которые до этого выполнялись при помощи каменных ручных рубил.
Некоторые археологи полагают, что находки из бассейна Босэ в Южном Китае подтверждают такого рода рассуждения. Около 800 тысяч лет назад здесь упал огромный метеорит. Это была катастрофа грандиозных масштабов, и мощные пожары выжгли миллионы акров [акр — 0,4 га] леса. До этого катастрофического события обезьянолюди из бассейна Босэ использовали чопперы, отщепы и (вероятно) бамбук, — подобно другим обитателям Восточной Азии. Однако, вернувшись после пожаров, они начали изготавливать ручные рубила, несколько напоминающие ашёльские. Возможно, согласно данной теории, причиной тому было то, что пожары сожгли весь бамбук, и при этом обнажились подходящие [для изготовления ручных рубил] камни. Спустя несколько столетий, когда растительность восстановилась, местные обитатели отказались от ручных рубил и вернулись к бамбуку.
Если эти предположения верны, то восточноазиатские обезьянолюди были вполне способны изготавливать ручные рубила, когда условия были благоприятными именно для этих орудий. Но обычно они не затруднялись этим, поскольку альтернативные варианты были более легкодоступны. Каменные ручные рубила и бамбуковые орудия были попросту двумя разными видами орудий для выполнения одних и тех же работ. Все обезьянолюди во многом вели одинаковый образ жизни, где бы они ни находились — в Марокко или в Малайе.
Вышесказанное вполне разумно. Однако в том, что касается доисторической археологии, есть и другие воззрения на линию Мовиуса. До сих пор я избегал давать какое-то наименование обезьянолюдям, использовавшим ашёльские ручные рубила. Но с этого момента то, как мы называем их, становится важным.
С 1960-х годов большинство палеоантропологов называли этот новый вид, который появился в Африке примерно 1,8 миллиона лет назад, Homo erectus («человек прямоходящий»). Также они допускали, что эти создания продвинулись через субтропические широты вплоть до берегов Тихого океана. Однако в 1980-х годах некоторые специалисты начали обращать внимание на небольшие различия между черепами Homo erectus, обнаруженными в Африке, и черепами, обнаруженными в Восточной Азии. Было высказано предположение, что они фактически являлись двумя разными видами обезьянолюдей. Они придумали новое название — Homo ergaster («человек работающий») для тех из них, которые развились в Африке, 1,8 миллиона лет назад, а затем распространились вплоть до Китая. По их предположению, лишь когда Homo ergaster достиг Восточной Азии, из него развился Homo erectus. Поэтому Homo erectus был чисто восточноазиатским видом, отличавшимся от Homo ergaster, и Homo erectus заселил Африку, Юго-Западную Азию и Индию.
Если эта теория верна, то линия Мовиуса являла собой не просто небольшое отличие в типах орудий. В таком случае она была генетическим водоразделом, разделившим популяцию ранних обезьянолюдей надвое. Фактически она дает возможность появления теории, которую мы можем назвать матерью всех теорий «давней предопределенности». Согласно этой теории. Восток и Запад различаются потому, что люди Востока и люди Запада являются — причем более чем миллион лет — разными видами человеческих существ.

Первые люди Востока: синантроп (пекинский человек)

Технические дебаты по поводу классификации доисторических скелетов потенциально имеют кое-какую тревожную подоплеку. Расисты зачастую рады воспользоваться такими деталями, чтобы оправдать предубеждение, насилие и даже геноцид. Возможно, вы сочтете, что уделять время обсуждению такого рода теорий — это значит лишь придавать достоинство фанатизму и что, возможно, нам следует просто игнорировать их. Однако я полагаю, что это было бы ошибкой. Недостаточно объявить расистские теории достойными презрения. Если мы действительно хотим их отвергнуть и прийти к выводу, что люди (в больших группах) на самом деле все во многом являются одинаковыми, это должно быть сделано потому, что расистские теории неверны, а не просто потому, что большинству из нас сегодня они не нравятся.
В сущности, мы не знаем, был ли на Земле примерно 1,5 миллиона лет назад лишь один вид обезьянолюдей, — это бы означало, что обезьянолюди (в больших группах) были все во многом одинаковы от Африки до Индонезии. Либо же имелся один отчетливо выраженный вид — Homo ergaster — к западу от линии Мовиуса и другой вид — Homo erectus — к востоку от нее. Разрешат этот вопрос лишь дополнительные исследования. Но мы уже знаем, без тени сомнения, что на протяжении последнего миллиона лет на Востоке и Западе действительно развились различные виды обезьянолюдей.
В данном случае, скорее всего, может помочь география. Обезьянолюди, которые двигались из Африки около 1,7 миллиона лет назад, были хорошо адаптированы к субтропическому климату. Однако по мере того, как они продвигались на север, в глубь Европы и Азии, их ожидали более долгие и суровые зимы. А когда они продвинулись до линии, проходящей приблизительно вдоль 40° севернее экватора (от северной оконечности Португалии до Пекина; см. рис. 1.1), то жизнь на открытом воздухе, как у их африканских предков, становилась все более нереальной. Насколько мы можем судить, для строительства хижин и изготовления одежды их умственных способностей было недостаточно. Однако один выход они были в состоянии придумать: найти приют в пещерах. Таким образом появились пещерные люди, о которых все мы слышали в детстве.
Пещерное жилье не всегда было благом для обезьянолюдей, так как им регулярно приходилось делить кров с медведями и гиенами размером со льва, чьи зубы были способны разгрызать кости. Однако для археологов это стало благодатью Божьей, поскольку пещеры хорошо сохраняют доисторические отложения. Тем самым они позволяют нам отслеживать, как начала расходиться эволюция обезьянолюдей в восточной и западной частях Старого Света, по мере того как брали верх различные мутации в сторону приспособления к более холодному климату.
Наиболее важным местом для понимания восточных обезьянолюдей является Чжоукоудянь близ Пекина, как раз на 40° широты, где они периодически обитали примерно 410—670 тысяч лет тому назад. История его раскопок сама по себе является эпопеей и в какой-то мере стала прообразом одной из частей превосходного романа Эми Тан «Дочь костоправа». Когда европейские, американские и китайские археологи между 1921 и 1937 годами вели здесь раскопки, окрестные холмы стали линией фронта в ходе жестокой гражданской войны между националистами, коммунистами и различными местными военачальниками. Работавшие на раскопках зачастую трудились под звуки стрельбы, и им приходилось избегать бандитов и контрольные заставы, чтобы доставить свои находки в Пекин. В итоге этот проект прекратился, когда Япония вторглась в Китай. После этого Чжоукоудянь стал базой коммунистов, а японские военные пытали и убили трех членов команды археологов.
Затем дела пошли еще хуже. В ноябре 1941 года, когда война между Японией и Соединенными Штатами представлялась неизбежной, было принято решение отправить находки морем в Нью-Йорк для безопасного хранения. Работники упаковали их в два больших ящика в ожидании, когда можно будет отправить коллекцию на машине американского посольства в Пекине. Никто не знает с уверенностью, приехала ли вообще тогда машина и если да, то куда она отвезла те ящики. Согласно одной из версий, японские солдаты перехватили сопровождавших находки американских морских пехотинцев в тот самый момент, когда бомбы начали падать на Перл-Харбор, арестовали их и бросили бесценные находки на произвол судьбы. В те мрачные дни жизнь стоила дешево, и никто не уделил серьезного внимания нескольким ящикам с камнями и костями.
Однако не все оказалось потеряно. Команда, работавшая в Чжоукоудяне, еще до того с тщательностью опубликовала результаты своих находок и отправила гипсовые слепки костей в Нью-Йорк, — что стало первым примером важности резервирования данных. Эти данные показали, что ко времени 600 тысяч лет тому назад пекинский человек (как археологи прозвали обезьянолюдей из Чжоукоудяня) отделился от долговязых африканцев — наподобие мальчика из Турканы, — развившись в более коренастую форму, лучше приспособленную к холодам. Пекинские люди имели, как правило, рост около пяти футов и трех дюймов [примерно 160 см] и были менее волосатыми, нежели современные обезьяны. Правда, если бы вы столкнулись с одним из них на центральной городской улице, то это наверняка привело бы вас в замешательство. У них были широкие лица с низким плоским лбом, массивные сросшиеся брови и большая челюсть почти без подбородка.
Разговор с пекинским человеком оказался бы трудным делом. Насколько мы можем сказать, базальные ганглии (те части мозга, которые дают возможность современным людям комбинировать из небольшого числа движений рта бесконечное количество высказываний) у Homo erectus были плохо развиты. В хорошо сохранившемся скелете мальчика из Турканы ширина спинномозгового канала (где располагается спинной мозг) также составляет лишь три четверти от ширины такого канала у современных людей. Это говорит о том, что он не мог контролировать свое дыхание достаточно точно, чтобы говорить все то, что говорим мы.
Как утверждают, другие находки позволяют (косвенно) предположить, что обезьянолюди на востоке Старого Света могли общаться друг с другом — в какой-то мере. В 1994 году на небольшом острове Флорес близ Явы археологи откопали каменные орудия возрастом 800 тысяч лет. 800 тысяч лет назад Флорес, несомненно, был островом, отделенным от материковой суши 12 милями [около 19,3 км] океана. Все это, по-видимому, означает, что Homo erectus, должно быть, были способны общаться друг с другом в достаточной степени для того, чтобы изготавливать подобие плотов, плыть за горизонт и колонизировать Флорес. Однако других археологов смущала идея Homo erectus, изготавливающих плоты. Они возражали в ответ, что, возможно, найденные «орудия» вообще не были орудиями. Может быть, это были просто камни, коим природные процессы придали такую обманчивую форму.
Этот довод мог бы легко завести в тупик, как это часто бывает в ходе археологических дебатов. Однако в 2003 году на Флоресе были сделаны еще более поразительные открытия. При помощи глубинного зондирования было обнаружено восемь скелетов, которые все были датированы возрастом около 16 тысяч лет до н. э. Все они принадлежали взрослым, и все были ниже четырех футов [примерно 1,22 метра] ростом. Тогда только что появился первый из фильмов сериала Питера Джексона «Властелин колец», и журналисты немедленно окрестили найденных доисторических маленьких людей «хоббитами», в честь мохнатых «полуросликов» Дж. Р. Р. Толкина. Когда популяции животных оказывались изолированы на островах, где не было хищников, они довольно часто эволюционировали в карликовые формы. Наверное, именно таким образом «хоббиты» стали столь маленькими. Однако чтобы уменьшиться до размеров хоббита ко времени 16 тысяч лет до н. э., обезьянолюди должны были колонизировать Флорес за много тысяч поколений до того, — возможно даже, что и 800 тысяч лет назад, о чем свидетельствуют каменные орудия, найденные в 1994 году. Отсюда опять-таки следует вывод, что Homo erectus были достаточно хорошо способны к общению для того, чтобы пересечь море.
Далее, обезьянолюди из Чжоукоудяня, вероятно, могли понимать друг друга намного лучше, нежели шимпанзе или гориллы. Кроме того, отложения из данной пещеры свидетельствуют, что они могли также добывать огонь, когда им это было нужно. Как минимум в одном случае пекинские люди поджаривали голову дикой лошади. Надрезы на ее черепе показывают, что они стремились добыть язык и мозг, — и тот и другой богаты жирами. Пекинским людям, возможно, также нравились мозги друг друга: археологи в 1930-х годах на основании закономерностей в повреждениях костей предположили наличие у них каннибализма и даже «охоты за головами». Проведенное в 1980-х годах исследование гипсовых слепков их костей показало, что большинство отметин на черепах были на самом деле оставлены зубами доисторических гигантских гиен, а не другими пекинскими людьми. Однако на одном из черепов — дополнительный фрагмент которого был откопан в 1966 году — явно видны отметины от каменного орудия.
Если бы вместо случайной встречи с пекинским человеком на современной центральной городской улице вы смогли бы отправиться на машине времени в Чжоукоудянь на полмиллиона лет назад, то вас ждали бы обескураживающие и небезопасные испытания. Вы, вероятно, увидели бы, как пещерные люди общаются, — возможно, при помощи хрюканья и жестикуляции, — но вы не смогли бы поговорить с ними. Вы вряд ли смогли бы также вступить с ними в контакт посредством рисования картинок. Нет надежных свидетельств того, что искусство значило для Homo erectus нечто сколько-нибудь большее, нежели оно значит для шимпанзе. Пекинские люди, эволюционировавшие на востоке Старого Света, очень сильно отличались от нас.

Первые люди Запада: неандертальцы

Отличались ли пекинские люди от тех обезьянолюдей, которые эволюционировали на западе Старого Света? Наиболее ранние по возрасту находки в Европе были сделаны в 1994 году в группе пещер в Атапуэрке в Испании. Они датируются возрастом около 800 тысяч лет назад (примерно тем же самым временем, когда Homo erectus, возможно, воспользовались морем и колонизировали Флорес). В некоторых отношениях находки в Атапуэрке несколько напоминали находки из Чжоукоудяня: на многих костях имелись надрезы, сделанные каменными орудиями, — в точности подобные тем, какие получились бы при разделке туши мясником.
Эти намеки на каннибализм стали темой газетных заголовков. Однако палеоантропологов больше заинтересовало то, в каких отношениях Атапуэрка отличается от Чжоукоудяня. В черепах из Атапуэрки черепные полости были больше, нежели в черепах Homo erectus, а их носовые и скуловые кости выглядели довольно похожими на современные. В итоге палеоантропологи пришли к выводу, что обнаружен новый вид, который они назвали Homo antecessor («человек предшествующий»).
Homo antecessor помог уяснить значение ряда находок, сделанных начиная с 1907 года, когда в Германии в песчаном карьере рабочие извлекли странную челюсть. Этот вид, названный «гейдельбергским человеком» в честь близлежащего небольшого университетского города, выглядел во многом похожим на Homo erectus. Однако его голова была в большей степени схожа с нашей: череп был высоким и округлым, а мозг имел размеры около 1000 см3. Это гораздо больше, нежели 800 см3 в среднем у Homo erectus. Это выглядит так, как будто 800 тысяч лет назад темпы эволюционных изменений ускорились по всему Старому Свету. Это происходило по мере того, как обезьянолюди, вступив на холодный север, оказались там в крайне сильно отличающихся от прежних климатических условиях. При этом случайные генетические мутации имели возможность пышно развиться.
Здесь наконец-то у нас имеются некоторые неоспоримые факты. Ко времени 600 тысяч лет тому назад, когда на сцене появился гейдельбергский человек, а пекинский человек хозяйничал в Чжоукоудяне, в восточной и западной частях Старого Света имелись, без сомнения, различные виды Homo. На востоке это был Homo erectus с небольшим мозгом, а на западе — имевшие более крупный мозг Homo antecessor и гейдельбергский человек.
Когда дело касается мозга, размер — это отнюдь не все. Анатоль Франс в 1921 году получил Нобелевскую премию по литературе, имея мозг не больше, чем у гейдельбергского человека. Однако гейдельбергский человек, по-видимому, был гораздо умнее, нежели более ранние обезьянолюди или его современник — пекинский человек. До появления гейдельбергского человека каменные орудия очень мало изменялись на протяжении миллионов лет. Однако ко времени 500 тысяч лет до н. э. гейдельбергский человек уже изготовлял более тонкие и, следовательно, более легкие их версии. Для этого он откалывал более тонкие отщепы, используя мягкие (вероятно, деревянные) отжимники, а также просто оббивал камни друг о друга. Это говорит о лучшей зрительно-моторной координации. Гейдельбергские мужчины и женщины также делали и более специализированные орудия. Они начали заранее приготовлять каменные заготовки особой формы, из которых можно было, когда захочется, получать в дальнейшем орудия путем откалывания. Это должно означать, что они гораздо лучше, нежели Homo erectus, могли обдумывать то, что им нужно от мира и как этого добиться. Сам тот факт, что гейдельбергский человек смог выжить в районе Гейдельберга, значительно севернее широты 40°, свидетельствует о том, что данный обезьяночеловек был более умным.
Обитатели Чжоукоудяня мало менялись за период от 670 до 410 тысяч лет до н. э., а вот западные обезьянолюди все это время продолжали эволюционировать. Если вы проползете несколько сотен ярдов [ярд — 91,4 см] в сырых испанских пещерах в Атапуэрке, по большей части на своем животе и порой используя веревки, то вас ждет 40-футовый [12,19 м] спуск в место, вполне уместно названное «Яма с костями». Здесь находится самое плотное скопление останков обезьянолюдей из всех когда-либо найденных. Начиная с 1990-х годов здесь было обнаружено более четырех тысяч фрагментов, датированных возрастом от 564 до 600 тысяч лет тому назад. Большинство их принадлежит подросткам или молодым взрослым. Остается загадкой, что они делали так глубоко под землей. Однако, как и в описанных выше более ранних отложениях в Атапуэрке, в «Яме с костями» имеются замечательно разнообразные человеческие останки. Испанские археологи классифицировали большинство из них как останки гейдельбергского человека, однако многие ученые за пределами Испании полагают, что они выглядят больше похожими на еще один вид — на неандертальцев.
Эти самые знаменитые из пещерных людей впервые стали известны в 1856 году, когда рабочие каменоломни в долине Неандер (долина по-немецки Tal или Thal) показали местному школьному учителю найденные ими черепную крышку и пятнадцать костей (в ходе раскопок в 1990-х годах было обнаружено еще шестьдесят два фрагмента на свалке отходов, оставленной теми рабочими). Учитель показал находки одному анатому, который объявил их «догерманскими» (такое приуменьшение возраста действительно впечатляет).
Находки в Атапуэрке позволяют предположить, что неандертальцы возникли постепенно на протяжении четверти миллиона лет. Видимо, это не было результатом изменений климата или экспансии в новые районы, благодаря которым возникали бы условия, дававшие возможность отдельным мутантам скрещиваться с гейдельбергским человеком и заменить его. Скорее в данном случае мог иметь место генетический дрейф, когда многие различные разновидности обезьянолюдей развивались параллельно, рядом друг с другом. «Классические» неандертальцы появились 200 тысяч лет тому назад и в течение следующей сотни тысяч лет распространились на большей части Европы и на восток в Сибирь. Однако, насколько нам известно, они не достигли Китая или Индонезии.
Насколько сильно неандертальцы отличались от пекинских людей? Они, как правило, были примерно такого же роста, что и восточные обезьянолюди, и на вид были даже еще более примитивными — со скошенным лбом и слабо развитым подбородком. У них были большие передние зубы, зачастую стертые из-за использования их в качестве орудий, и выступающее вперед лицо с крупным носом (последнее, возможно, — адаптация к холодному воздуху Европы ледниковой эпохи). Неандертальцы имели более массивное телосложение, нежели пекинские люди, и у них были более широкие бедра и плечи. Они были сильны, как борцы, обладали выносливостью бегунов-марафонцев и, по-видимому, были свирепыми бойцами.
Несмотря на то что у них были гораздо более массивные кости, нежели у большинства обезьянолюдей, неандертальцы часто получали травмы. Фактически в отношении характера повреждений костей ближайшая современная параллель им — это профессиональные наездники, участники родео. Однако поскольку 100 тысяч лет назад не было взбрыкивающих необъезженных лошадей, с которых можно было бы падать (современные лошади, вероятно, появились не ранее четвертого тысячелетия до н. э.), то палеоантропологи уверены, что неандертальцы получали травмы, сражаясь — друг с другом и с дикими животными. Они были прирожденными охотниками. Анализ изотопов азота в их костях показывает, что они были по большей части плотоядными и получали на удивление большую долю своих белков из мяса. Археологи уже давно подозревали, что некоторую часть своего мяса неандертальцы получали, поедая друг друга, — точно так же, как и пекинский человек. В 1990-х годах находки, сделанные во Франции, с несомненностью доказали это. Там были обнаружены кости полудюжины неандертальцев, перемешанные с костями пяти благородных оленей. С этими обезьянолюдьми и оленями поступили совершенно одинаковым образом: вначале они были разделаны на куски каменными орудиями, затем с их костей срезали мясо и, наконец, их черепа и длинные трубчатые кости были расколоты, чтобы добыть мозг и костный мозг.
Детали, на которых я делал акцент до сих пор, показывают неандертальцев не слишком отличающимися от пекинских людей, однако это еще не все. Во-первых, у них был большой мозг — даже больше, нежели у нас. Фактически его средний размер составлял у них около 1520 см3, по сравнению с 1350 см3 в среднем у нас. У них также был более широкий спинномозговой канал, нежели у мальчика из Турканы. Благодаря толстому спинному мозгу неандерталец мог более ловко и сноровисто действовать руками. Их каменные орудия были лучше сделаны и были более разнообразны, нежели у пекинских людей. Они включали специализированные скребки, лезвия и наконечники. Остатки смолы на каменном наконечнике, который был найден в Сирии застрявшим в шее дикого осла, позволяют предположить, что это был наконечник копья, прикрепленный к палке. Характер износа орудий говорит о том, что неандертальцы использовали их в основном для резания дерева, которое редко сохраняется. Однако в болотистом местонахождении Шёнинген в Германии возле куч костей диких лошадей были найдены четыре прекрасно выделанных копья длиной 7 футов [около 2,1 м]. Эти копья, судя по расположению центра тяжести, были предназначены для того, чтобы ими колоть, а не для метания. Возможно, что при всем своем уме неандертальцы не имели достаточной координации, чтобы использовать метательное оружие.
Травмы у неандертальцев, подобные травмам у участников родео, могут объясняться необходимостью ближе подобраться к опасным животным. Однако некоторые находки, в особенности из пещеры Шанидар в Ираке, указывают на совершенно иные качества. Как показало исследование одного из скелетов, человек годами жил с парализованной рукой и деформированными ногами; к тому же он потерял правое предплечье и левый глаз (в романе-бестселлере Джин М. Ауэл «Клан пещерного медведя» прототипом ее героя, инвалида Креба, духовного лидера неандертальской группы, живущей в Крыму, послужил как раз этот скелет). У другого человека из Шанидара правая лодыжка была изуродована артритом, но он также умудрялся как-то обходиться, — по крайней мере, пока не погиб от колотой раны. Наличие более крупного мозга, без сомнения, помогало слабым и увечным заботиться о себе. Неандертальцы определенно умели добывать огонь по своему желанию и, вероятно, могли изготавливать одежду из шкур животных. Однако все равно трудно понять, как вышеупомянутые люди из Шанидара могли справляться с трудностями без помощи здоровых друзей или членов семьи. Даже самые строгие ученые согласны с тем, что неандертальцы — по контрасту со всеми более ранними разновидностями Homo и их современниками из Чжоукоудяня — демонстрировали нечто, что мы можем назвать лишь «человечностью».
Некоторые палеоантропологи даже полагают, что большой мозг неандертальцев и широкие спинномозговые каналы позволяли им разговаривать друг с другом более или менее так же, как это делаем мы. Как и у современных людей, у них была подъязычная кость, проходящая под челюстно-подъязычной мышцей языка, благодаря чему гортань может совершать сложные движения, необходимые при речи. Однако другие ученые не согласны с этим. Они отмечают, что, несмотря на то что мозг у неандертальцев и был большим, он был более продолговатым и плоским, нежели наш, и что его речевые области, вероятно, были менее развиты. Они также указывают на то, что, хотя соответствующие области сохранились только у трех черепов, однако похоже, что гортань у неандертальцев была расположена очень высоко в области шеи. Это означает, что, несмотря на наличие у них подъязычной кости, они могли издавать лишь узкий диапазон звуков. Может быть, они были способны произносить отдельные слоги (мы можем назвать это моделью «Меня — Тарзан, ты — Джейн»), или, возможно, они могли выражать какие-то важные понятия; «Иди сюда», «Давай пойдем на охоту», «Давай сделаем каменные орудия / поедим / займемся любовью», путем комбинирования жестов и звуков (модель романа «Клан пещерного медведя», где у неандертальцев был развитый язык знаков).
В 2001 году у специалистов начало складываться впечатление, что уладить эти вопросы может генетика. Ученые обнаружили, что у одной британской семьи на протяжении трех поколений имело место речевое расстройство, называемое «вербальная диспраксия», а также одинаковая мутация гена, называемого FOXP2. Этот ген, как оказалось, отвечает за белок, влияющий на то, как осуществляются в мозгу речевые и языковые процессы. Это не означает, что FOXP2 является «языковым геном». Речь — это изумительно сложный процесс, в котором принимает участие бесчисленное число генов, и то, каким именно образом происходит их взаимодействие, нам пока не понятно. FOXP2 привлек внимание генетиков потому, что порой сбой всего одного элемента приводит к краху всей системы. Мышь перегрызла провод стоимостью два цента, и в результате не заводится мой автомобиль, стоящий двадцать тысяч долларов. FOXP2 не функционирует, и сложная речевая сеть в мозгу человека «глохнет». Тем не менее некоторые археологи предположили, что, возможно, благодаря случайным мутациям, породившим FOXP2 и родственные ему гены, у современных людей появились лингвистические умения, которые отсутствовали у более ранних видов, в том числе и у неандертальцев.
Однако затем дело усложнилось. Как теперь знает каждый, основополагающим «строительным блоком» жизни является дезоксирибонуклеиновая кислота — ДНК. В 2000 году генетики установили последовательность элементов в современном человеческом геноме. Но вот куда меньше известно, что еще раньше, в 1997 году (это напоминало события фильма «Парк юрского периода») ученые из Лейпцига в Германии выделили древнюю ДНК из руки подлинного скелета неандертальца, найденного в долине Неандер в 1856 году. Это было экстраординарное достижение, поскольку ДНК начинает разрушаться сразу же после смерти, и в таком древнем материале сохраняются только крошечные ее фрагменты. Насколько я знаю, лейпцигская команда ученых не собиралась клонировать пещерных людей и открывать «неандертальский парк». Однако в 2007 году процесс определения последовательности элементов в неандертальском геноме (который был завершен в 2009 году) привел к замечательному открытию — что у неандертальцев также был ген FOXP2.
Возможно, это означает, что неандертальцы были столь же разговорчивыми, как и мы. Или, возможно, FOXP2 вовсе не являлся ключом к речи. Когда-нибудь мы наверняка это узнаем. Однако пока все, что мы можем сделать, — это наблюдать следствия взаимодействий неандертальцев. Они жили более крупными группами, нежели более ранние типы обезьянолюдей. Они охотились более эффективно. Они занимали территории на более длительный срок. И наконец, они заботились друг о друге так, как более ранние обезьянолюди не делали.
Они также преднамеренно хоронили некоторых из своих мертвецов и, возможно, даже совершали над ними ритуалы. Это самые ранние признаки самого человеческого качества вообще — духовной жизни, если мы правильно интерпретируем соответствующие свидетельства. К примеру, в Шанидаре несколько тел были, несомненно, похоронены. В одной из могил в почве содержалась высокая концентрация пыльцы, которая могла означать, что некоторые неандертальцы клали тело любимого человека на ложе из весенних цветов. Однако некоторые археологи, не столь романтически настроенные, указывают, что данная могила была изрешечена ходами крыс и что крысы, как известно, часто приносят цветы в свои норы.
Во втором случае в Монте-Чирчео близ Рима в 1939 году рабочие-строители обнаружили пещеру, которую «запечатал» камнепад пятьдесят тысяч лет тому назад. Они рассказали археологам, что там на полу лежал череп неандертальца в середине круга из камней. Однако поскольку эти рабочие передвинули череп до того, как его увидели специалисты, то многие археологи остались при своих сомнениях.
И наконец, имеется Тешик-Таш в Узбекистане. Здесь Хэлем Мовиус (он знаменит «линией Мовиуса») обнаружил скелет мальчика, окруженный, по его словам, пятью или шестью парами рогов диких коз. Однако это местонахождение в Тешик-Таш изобилует рогами коз, а Мовиус никогда не публиковал планы или фотографии данных находок, которые могли бы убедить скептиков, что именно те конкретные рога располагались в некоем осмысленном порядке.
Нам необходимы более четкие свидетельства, чтобы разрешить данный вопрос. Лично я подозреваю, что дыма без огня не бывает и что у неандертальцев действительно была некоего рода духовная жизнь. Возможно, у них даже были женщины-знахарки и шаманы, вроде Изы и Креба из романа «Клан пещерного медведя». Верно это или нет, но, если бы машина времени (о которой я говорил ранее) смогла перевезти вас в Шанидар (равно как и в Чжоукоудянь), то вы смогли бы увидеть реальные поведенческие отличия между восточным пекинским человеком и западными неандертальцами. И вам также нелегко было бы избежать вывода, что данный Запад был более развитым, нежели данный Восток. Это могло быть истиной уже 1,6 миллиона лет назад, когда приняла свои очертания линия Мовиуса. Однако сотню тысяч лет назад это, безусловно, именно так и было. При этом опять-таки поднимает голову целый спектр расистских теорий «давней предопределенности». Они говорят: разве Запад властвует сегодня не потому, что современные европейцы являются наследниками генетически более высокого неандертальского ствола, в то время как азиаты происходят от более примитивных Homo erectus?

Первые шаги

Нет, не потому.
Историки любят давать длинные и сложные ответы на простые вопросы. Однако на этот раз вопрос действительно кажется ясным. Европейцы не произошли от более развитых неандертальцев, а азиаты не произошли от более примитивных Homo erectus. Начиная приблизительно с 70 тысяч лет тому назад новый вид Homo — то есть мы — постепенно распространился из Африки и полностью заменил все другие формы. Наш вид, Homo sapiens («человек разумный»), скрещивался с неандертальцами в ходе этого процесса. У современных жителей Евразии от 1 до 4 процентов их генов являются общими с неандертальцами, причем эта доля — 1-4 процента — одинакова повсюду, от Франции до Китая. При распространении современных людей прежняя разнородность стерлась. Разумеется, эволюция продолжается, и за две тысячи поколений, прошедших после того, как мы начали распространяться по земному шару, появились местные вариации, различающиеся по цвету кожи, форме лица, росту, переносимости лактозы и по бесконечному числу иных признаков. Но при внимательном рассмотрении все они оказываются незначительными. Куда бы мы ни направлялись и чем бы мы ни занимались, люди (в больших группах) во многом остаются теми же самыми.
В результате эволюции нашего вида и завоевания им нашей планеты установилось биологическое единство рода человеческого и тем самым исходная основа для любого объяснения того, почему Запад властвует. Биологическое единство человечества царит, невзирая на теории, основанные на расовых различиях. Однако, несмотря на первостепенную важность этих процессов, в том, что касается происхождения современных людей, многое остается неясным. К 1980-м годам археологи знали, что скелеты, более или менее подобные нашим, впервые появились около 150 тысяч лет тому назад в местонахождениях Восточной и Южной Африки. У нового вида было более уплощенное лицо, не так сильно выдающееся вперед ниже лба, как у более ранних обезьянолюдей. Они реже пользовались своими зубами как инструментами, их конечности были более длинными и менее мускулистыми, их спинномозговые каналы были более широкими, а их гортань лучше устроена для того, чтобы разговаривать. Мозговой отдел их черепа был несколько меньше, нежели у неандертальцев, но свод черепа при этом был более высоким и более куполообразным. Это оставляло место для более крупных речевого и языкового центров, а также для размещения слоев нейронов. В результате могло параллельно осуществляться огромное число операций.
Судя по скелетам, самые ранние Homo sapiens могли передвигаться точно так же, как и мы. Однако, по предположению археологов, — что странно, — на протяжении сотни тысяч лет они упорно отказывались разговаривать. Орудия Homo sapiens и их поведение выглядели во многом такими же, как и у более ранних обезьянолюдей. Кроме того, — что опять-таки так же, как и у других обезьянолюдей, но совершенно иначе, чем у нас, — ранние Homo sapiens, по-видимому, работали одним-единственным способом. Независимо от того, где в Африке археологи вели раскопки, они все время обнаруживали одни и те же, не слишком впечатляющие, типы находок, — если это не были местонахождения Homo sapiens возрастом менее 50 тысяч лет. На этих более поздних местонахождениях Homo sapiens начали делать интересные вещи всякого рода, причем делать их многими различными способами. Например, археологи выявили не менее шести различных стилей каменных орудий, использовавшихся в долине Нила в Египте в период 50-25 тысяч лет до н. э., в то время как до этого времени один-единственный стиль господствовал от Южной Африки до берегов Средиземного моря.
Люди изобрели стиль. Раскалывание камней тем, а не другим способом теперь служило отличием группы от ее соседей. Раскалывание их каким-нибудь третьим способом служило отличием нового поколения от более старших поколений. Изменения все еще были чрезвычайно медленными — если судить по нашим нынешним стандартам, по коим, если я пользуюсь сотовым телефоном четырехлетней давности (который не может показывать кинофильмы, определять мое местоположение на карте или проверять электронную почту), я выгляжу прямо-таки «ископаемым». Однако по сравнению со всем, что происходило прежде, эти перемены были стремительными.
Наилучший способ выразить себя — как скажет вам любой подросток, возвращающийся домой с волосами покрашенными в зеленый цвет или с новым пирсингом, — это украситься. Однако похоже на то, что вплоть до 50 000-х годов до н. э. почти никто так не думал. Затем, по-видимому, так думать стали почти все. То в одном, то в другом местонахождении по всей Африке возрастом позднее 50 000-х годов до н. э. археологи находят украшения из костей, зубов животных и слоновой кости. И это как раз такие виды деятельности, остатки которых сохранились, и мы можем их обнаружить при раскопках. Скорее всего, примерно тогда же появились и все прочие формы личного украшения, столь хорошо нам известные: прически, макияж, татуировки, одежда. Довольно неприятные генетические исследования дали возможность предположить, что вши на человеческом теле, которые пьют нашу кровь и живут в нашей одежде, развились приблизительно 50 тысяч лет тому назад в качестве маленького «бонуса» для первых модников.
«Какое чудо природы человек! — восклицает Гамлет, когда его друзья Розенкранц и Гильденстерн явились, чтобы шпионить за ним. — Как благороден разумом! С какими бесконечными способностями! Как точен и поразителен по складу и движеньям! В поступках как близок к ангелу! В воззреньях как близок к Богу!»7 И во всех этих отношениях насколько он отличается от обезьяночеловека! К 50 000 году до н. э. люди современного типа думали и действовали совершенно иначе по сравнению со своими предками. Похоже, что случилось что-то экстраординарное — что-то настолько глубокое, настолько магическое, по поводу чего в 1990-х годах обычно трезвомыслящим ученым пришлось воспарить в область риторики. Одни из них заговорили о «Большом скачке» (Great Leap Forward), другие — о заре человеческой культуры (Dawn of Human Culture) или даже о «Большом взрыве» человеческого сознания (Big Bang of Human Consciousness).
Однако при всей их драматичности, эти теории «Большого скачка» всегда были не вполне удовлетворительными. Они требовали, чтобы мы вообразили не одну, а две трансформации. Первая из них (приблизительно 150 тысяч лет тому назад) породила современное человеческое тело, но не современное человеческое поведение. Вторая трансформация (около 50 тысяч лет тому назад) породила современное человеческое поведение, но оставила неизменным наше тело. Наиболее популярное объяснение состояло в том, что вторая трансформация — «Большой скачок» — началась с чисто неврологических изменений, в результате чего изменилась система проводящих путей в головном мозге. Это сделало возможной речь современного типа, что, в свою очередь, привело к революции в поведении. Но остается загадкой, в чем именно состояло это изменение проводящих путей (и почему при этом не произошло соответствующих изменений в строении черепа).
Если эволюционная наука и оставила где-то место для сверхъестественного вмешательства, для некоей высшей силы, которая вдохнула искру божественности в «косную глину» обезьяночеловека, то это наверняка в данном случае. Когда я был моложе (и намного), мне в особенности нравилась история, с которой начинается научно-фантастический роман Артура Ч. Кларка «2001 год: Космическая одиссея» (и его памятная (хотя и не во всем соответствующая оригиналу) кинематографическая версия Стэнли Кубрика). Из дальнего космоса на Землю падают таинственные кристаллические монолиты, которые делают более совершенными обезьянолюдей нашей планеты, пока те не вымерли из-за голода. Ночь за ночью обезьяночеловек Смотрящий на Луну — альфа-самец одной из групп жителей Земли — ощущает, как описывает Кларк, «будто какие-то пытливые щупальца шарят по дальним закоулкам его мозга», по мере того как монолит посылает ему видения и учит его, как надо бросать камни. «Сами атомы его примитивного мозга перестраивались в новые структуры»8, — говорит Кларк. И затем миссия монолита оказывается выполненной: Смотрящий на Луну подбирает брошенную кем-то кость и убивает ею поросенка. Картина «Большого взрыва» человеческого сознания по Кларку удручает тем, что ее суть всецело составляют убийства и то, что с ними связано. Ее кульминацией становится убийство Смотрящим на Луну Одноухого, главаря обезьянолюдей из конкурирующей группы. После этого, как знает читатель, мы оказываемся уже в космической эре.
Согласно Кларку, события его романа происходят 3 миллиона лет тому назад. Вероятно, он намеревался объяснить то, как Homo habilis изобрел орудия. Однако мне всегда казалось, что подходящим моментом, когда некий благой монолит мог бы на самом деле как-то сработать, было время, когда появились люди полностью современного типа. К тому времени, когда я начал изучать археологию в колледже, я уже усвоил, что подобные вещи говорить не следует. Однако я не мог отделаться от чувства, что объяснения, предлагаемые профессионалами, были менее убедительными, нежели доводы Кларка.
Серьезной проблемой для археологов в те далекие дни, когда я был студентом, было то, что они тогда попросту не раскопали еще очень многие местонахождения, датируемые возрастом 50—200 тысяч лет тому назад. Однако на протяжении 1990-х годов, по мере накопления все новых находок, начало становиться ясно, что мы в конце концов не нуждаемся в монолитах. На самом деле «Большой скачок» сам начал распадаться на серию «детских шажков вперед», растянувшихся во времени на десятки тысяч лет.
Нам теперь известно несколько местонахождений возрастом более 50 тысяч лет до н. э. с признаками, указывающими на поведение, удивительно похожее на поведение современных людей. Возьмем, к примеру, пещеру Пиннакл-Пойнт, раскопанную в 2007 году на побережье Южной Африки. Homo sapiens пришли сюда примерно 160 тысяч лет тому назад, что само по себе интересно. Ведь более ранние обезьянолюди обычно избегали прибрежных местообитаний, — возможно, потому, что они не могли додуматься, как там отыскать много еды. Однако Homo sapiens не только достигли этого побережья, — что определенно является поведением современного человека. Они, кроме того, когда появились там, оказались достаточно смышлеными, чтобы собирать, открывать и приготовлять в пищу моллюсков. Они также получали, раскалывая камни, маленькие легкие остроконечники (которые археологи называют «пластинки»), отлично подходившие в качестве наконечников копий или стрел. Этого никогда не делали ни пекинский человек, ни европейские неандертальцы.
В ряде других африканских местонахождений люди занимались иными, но столь же похожими на современные делами. Около 100 тысяч лет тому назад в пещере Мумбва в Замбии люди огородили группу очагов каменными плитами, чтобы устроить уютный уголок. Легко представить, как они сидели там вокруг очагов и рассказывали истории. В десятках мест вдоль берегов Африки, от южной оконечности до Марокко и Алжира на севере (и даже за пределами Африки, в Израиле) люди садились и терпеливо резали и дробили скорлупу яиц страусов, чтобы сделать бусины, некоторые из которых были в поперечнике всего в четверть дюйма [около 0,63 см]. 90 тысяч лет тому назад люди в Катанда в Конго стали настоящими рыбаками и вырезали гарпуны из костей. Впрочем, самое интересное из всех местонахождений — это пещера Бломбос на южном побережье Африки. Здесь при раскопках была обнаружена, в дополнение к бусинам из раковин, палочка из охры (разновидности железной руды) возрастом 77 тысяч лет. Охра могла использоваться для скрепления чего-то друг с другом, для обеспечения водонепроницаемости и для решения всякого рода иных задач. Однако в более поздние времена она была особенно популярна для рисования. Ею делались довольно толстые красные линии на древесной коре, стенах пещеры и человеческих телах. В Пиннакл-Пойнт были найдены 57 ее кусочков, а ко времени 100 тысяч лет до н. э. они обнаруживаются уже в большинстве африканских местонахождений. Вероятно, это означает, что древним людям нравилось рисовать. Однако по-настоящему замечательно в палочке из охры из пещеры Бломбос то, что кто-то нацарапал на ней геометрический узор, создав тем самым самое старое неоспоримое произведение искусства в мире. К тому же оно было изготовлено для того, чтобы создавать другие произведения искусства.
В каждом из этих местонахождений мы находим следы одного или двух видов «современного» поведения, но никогда не видим полного набора всех видов деятельности, ставших известными позднее 50 тысяч лет до н. э. Также мало что говорит о том, что похожие на современные виды деятельности имели кумулятивную природу — то есть постепенно накапливались, пока не становились преобладающими. Однако археологи уже начали понимать, что объяснение этих кажущихся «детскими» шагов в направлении человечества вполне современного типа следует искать по большей части в переменах климата.
Геологи еще в 1830-х годах поняли, что обнаруженные в некоторых частях Европы и Северной Америки, тянущиеся на мили кривые линии из валунов были созданы, должно быть, пластами льда, которые толкали перед собой обломки (а не в результате библейского потопа, как полагали раньше). Родилось понятие «ледниковой эпохи», хотя прошло еще пятьдесят лет, прежде чем ученые поняли, почему именно происходили ледниковые эпохи.
Орбита, но которой Земля движется вокруг Солнца, не является в точности круговой, поскольку на нас влияет и притяжение других планет. На протяжении сотен тысяч лет наша орбита изменяется от почти круговой (как теперь) к намного более эллиптической и обратно. Происходит медленное движение земной оси по круговому конусу с периодичностью в 22 тысячи лет. Колеблется и угол наклона земной оси — с периодичностью в 41 тысячу лет. Все это ученые назвали циклами Миланковича — в честь сербского математика, который рассчитал их, когда был интернирован во время Первой мировой войны (это было весьма джентльменское интернирование, при котором Миланкович мог свободно проводить весь день в библиотеке Венгерской академии наук). Эти ритмы комбинируют и рекомбинируют между собой изумительно сложным образом. Однако с периодичностью примерно раз в сотню тысяч лет в результате этих процессов мы то получаем немного больше солнечной радиации, нежели в среднем, распределенной немного менее равномерно на протяжении года, то получаем немного меньше солнечного света, распределенного немного более равномерно на протяжении года.
Все это не имело бы большого значения — за исключением того, что циклы Миланковича накладываются на две геологические тенденции. Во-первых, за последние 50 миллионов лет в результате континентального дрейфа большая часть суши переместилась к северу от экватора. В результате одно полушарие занято преимущественно сушей, а другое — преимущественно водой, и это усиливает последствия сезонных вариаций в поступлении солнечной радиации. Во-вторых, вулканическая активность за тот же самый период уменьшилась. Поэтому в нашей атмосфере (пока) имеется меньше двуокиси углерода, нежели в эпоху динозавров, из-за чего наша планета — очень долго и вплоть до самого недавнего времени — постоянно остывала.
Хотя на протяжении большей части истории Земли зимы были достаточно холодными, чтобы на полюсах шел и замерзал снег, но обычно каждое лето солнце растапливало образовавшийся лед. Однако ко времени 14 миллионов лет тому назад в результате снижения вулканической активности Земля охладилась настолько, что на Южном полюсе, где имеется крупный массив суши, летнее солнце не растапливало более лед. На Северном полюсе, где нет массива суши, таяние льда происходит легче, однако ко времени 2,75 миллиона лет тому назад температуры упали в достаточной мере для того, чтобы лед и здесь сохранялся круглый год. Это имело громадные последствия, поскольку теперь всякий раз, когда из-за циклов Миланковича Земля получала меньше солнечной радиации, распределенной более равномерно на протяжении года, шапка льда на Северном полюсе распространялась на северные части Европы, Азии и Америки, поглощая при этом дополнительное количество воды, из-за чего суша становилась более сухой, а уровень моря снижался. При этом возрастало количество отражаемой обратно солнечной радиации, и еще более снижались температуры. Таким образом Земля по спирали входила в ледниковую эпоху — до тех пор, пока планета в результате своих колебаний, изменений наклона и поворотов не входила обратно в более теплое свое положение, при котором лед отступал.
В зависимости от того, как считать, в истории Земли насчитывается от сорока до пятидесяти ледниковых эпох. Две из них пришлись на период с 190-90 тысяч лет до н. э. — на критические для человеческой эволюции тысячелетия. Они были особенно суровыми. Например, в озере Малави за 135 тысяч лет до н. э. содержалась всего лишь двадцатая часть воды по сравнению с сегодняшним днем. Более тяжелые и опасные условия среды должны были изменить правила выживания. Этим, возможно, объясняется то, почему начали процветать мутации, способствующие большей «мозговитости». Этим также, возможно, объясняется то, почему мы нашли так мало местонахождений, относящихся к этому периоду. Вероятно, большинство протолюдей вымерли. На самом деле, по оценкам некоторых археологов и генетиков, примерно за 100 тысяч лет до н. э. оставались в живых едва 20 тысяч Homo sapiens.
Если эта новая теория верна, то данный популяционный кризис должен был иметь несколько последствий сразу. С одной стороны, сокращение пула генов должно было облегчить процветание мутаций. С другой стороны, раз группы Homo sapiens стали более мелкими, то они должны были легче вымирать, унося с собой любые выгодные мутации. Если (что кажется вероятным, судя по тому, что известно очень малое число местонахождений, относящихся к этому периоду) самих групп также было меньше, то они встречались реже и имели меньше шансов объединить свои гены и знания. Нам, вероятно, следует предположить, что на протяжении сотен тысяч лет крошечные группы протолюдей вели очень трудную жизнь в Африке, обитая в недружественных и непредсказуемых средах. Они встречались друг с другом, скрещивались между собой либо обменивались жизненными благами и информацией не особенно часто. В таких изолированных группках людей процветали генетические мутации. Некоторые из этих мутаций порождали людей, очень похожих на нас, некоторые — не порождали. Некоторые группы придумали гарпуны, многие группы изготавливали бусины, но большинство не делали ни того ни другого, и призрак вымирания преследовал их всех.
Это были черные дни для Homo sapiens. Однако около 70 тысяч лет тому назад их судьба переменилась. Восточная и Южная Африка стала более теплой и влажной. В результате заниматься охотой и собирательством стало легче, и люди размножались столь же быстро, как и источники их питания. Homo sapiens современного типа развивались на протяжении доброй сотни тысяч лет, путем множества проб, ошибок и вымирания. Но когда климат улучшился, популяции с наиболее благоприятными мутациями вырвались вперед, оставив позади людей с менее развитым мозгом. Не было никаких монолитов, никакого «Большого скачка», а было попросту много секса и детей.
В течение немногих тысяч лет ранние люди достигли переломного момента, который был в той же степени демографическим, как и биологическим. Вместо того чтобы вымирать столь же часто, как и ранее, группы людей современного типа стали достаточно большими и многочисленными, чтобы поддерживать регулярные контакты и объединять свои гены, знания и умения. Изменения приобрели кумулятивный характер, и различия в поведении Homo sapiens и прочих обезьянолюдей стали быстро нарастать. И как только это произошло, дни биологического различия между Востоком и Западом были сочтены.

И снова из Африки

Изменения климата редко бывают простыми и однозначными, и если родина Homo sapiens в Восточной и Южной Африке 70 тысяч лет назад стала более влажной, то Северная Африка тогда же высыхала. Наши предки, быстро возраставшие в числе в своих родных пределах, предпочли не распространяться в этом направлении. Вместо этого небольшие группы перекочевывали из современного Сомали по сухопутному мосту в Южную Аравию, а затем в Иран (рис. 1.3). По крайней мере, так, по нашему мнению, они должны были поступать. В Южной Азии было проведено относительно мало археологических исследований. Однако нам следует предположить, что группы людей современного типа проделали этот путь, потому что ко времени 60 тысяч лет до н. э. они достигли Индонезии, а затем воспользовались лодками, пересекли 50 миль открытой воды и добрались до озера Мунго в Южной Австралии. Эти колонисты передвигались в пятьдесят раз быстрее, чем это делали Homo erectus и Homo ergaster, когда покинули Африку. В среднем это составляло более чем милю в год, по сравнению с тридцатью пятью ярдами [около 32 м] в год у более ранних обезьянолюдей.

 

 

40-50 тысяч лет тому назад вторая волна мигрантов, возможно, прошла через Египет в Юго-Западную и Центральную Азию и оттуда распространилась в Европу. Достаточно умные, чтобы изготавливать тонкие скребки и костяные иглы, эти люди современного типа кроили и шили подходящую для них одежду и строили дома из бивней и шкур мамонтов, сделав своим домом даже холодные пустоши Сибири. Около 15 тысяч лет тому назад люди пересекли сухопутный мост, соединявший Сибирь и Аляску и/или понемногу плыли морем вдоль его кромки. Ко времени 12 000 лет до н. э. они оставили копролиты (научное наименование для экскрементов) в пещерах в Орегоне и водоросли в горах Чили. (Некоторые археологи полагают, что люди также пересекли Атлантику вдоль кромки ледяных полей, которые тогда соединяли Европу и Америку. Однако это все еще остается лишь предположением.)
Ситуация в Восточной Азии не столь ясна. Человеческий череп полностью современного типа из Люцзяна в Китае, возможно, имеет возраст 68 000 лет. Однако касательно этой даты есть некоторые технические проблемы, а наиболее старые, не вызывающие споров останки имеют датировку лишь около 40 000 лет до н. э. Дополнительные раскопки позволят разрешить вопрос, когда — относительно рано или относительно поздно — люди современного типа достигли Китая. Однако они, несомненно, достигли Японии ко времени 20 тысяч лет тому назад.
Всякий раз, когда эти новые люди куда-то приходили, они, похоже, учиняли хаос. Континенты, куда никогда не ступала нога более ранних обезьянолюдей, кишели гигантской дичью, когда туда прибыли Homo sapiens. Первые люди, пришедшие в Новую Гвинею и Австралию, встретились с четырехсотфунтовыми [180 кг] нелетающими птицами и ящерицами в тонну весом. Ко времени 35 000 лет до н. э. они вымерли. Находки из окрестностей озера Мунго и некоторых других местонахождений позволяют предположить, что люди прибыли туда примерно за 60 000 лет до н. э. Это означает, что люди и мегафауна сосуществовали на протяжении 25 тысячелетий. Однако некоторые археологи оспаривают эти данные и утверждают, что люди появились тут лишь 40 тысяч лет тому назад. Если они правы, то вышеуказанные большие животные исчезли подозрительно быстро после того, как прибыли люди. В обеих Америках первые люди-колонисты встретились там 15 тысяч лет тому назад с верблюдами, слонами и гигантскими наземными ленивцами. В течение четырех тысяч лет все они также вымерли. Такое совпадение между прибытием Homo sapiens и исчезновением гигантских животных как минимум поразительно.
Нет прямых доказательств тому, что люди охотились на этих животных до тех пор, пока те не вымерли, или изгнали их из их мест обитания. В изобилии имеются альтернативные объяснения этих вымираний (наподобие изменения климата или взрывов комет). Но куда меньше дебатов вызывает тот факт, что, когда люди современного типа пришли в местообитания, уже занятые обезьянолюдьми, эти обезьянолюди стали вымирать. Люди современного типа пришли в Европу ко времени 35 000 лет до н. э., и в течение 10 тысяч лет неандертальцы исчезли повсюду, за исключением гористых окраин этого континента. Самые последние отложения, связанные с неандертальцами, известные нам, — из Гибралтара в Южной Испании — датированы временем около 25 000 лет до н. э. После доминирования в Европе на протяжении 150 тысяч лет неандертальцы попросту исчезли.
Впрочем, подробности того, каким образом люди современного типа заменили обезьянолюдей, важны для того, чтобы решить — имеют ли расовые объяснения властвования Запада какой-нибудь смысл. Однако мы не знаем — то ли наши предки активно убивали менее интеллектуально одаренные виды, то ли они попросту превзошли их в соперничестве за пищу. В большинстве местонахождений отложения, связанные с людьми современного типа, просто заменили отложения, связанные с неандертальцами. Это наводит на мысль, что данная смена была внезапной. Самым главным исключением является Пещера северного оленя во Франции, где в период 33-35 тысяч лет тому назад фазы, когда ее занимали неандертальцы, явно чередуются с фазами, когда ее занимали люди современного типа. При этом отложения, связанные с неандертальцами, содержат каменные основания хижин, костяные орудия и ожерелья из зубов животных. Археологи, проводившие раскопки, предположили, что неандертальцы учились у людей современного типа и дело шло к тому, чтобы у них наступил «рассвет неандертальского сознания». На то же самое, возможно, указывают несколько находок охры в неандертальских местонахождениях во Франции (двадцать фунтов в одной из пещер).
Легко себе представить мускулистых и низколобых неандертальцев, наблюдающих за более быстрыми и разговорчивыми новыми пришельцами, которые раскрашивают свои тела и строят жилища, а затем пытающихся повторить эти действия своими неуклюжими пальцами (или, возможно, обменивающих свежее мясо на «ювелирные изделия»). В своей книге «Клан пещерного медведя» Джин Ауэл вообразила, как люди современного типа презрительно изгоняют неандертальцев — «Плоскоголовых», в то время как те всего лишь пытаются не попадаться на дороге «Других». Среди последних исключением оказалась Эйла, пятилетняя осиротевшая девочка, которую принял неандертальский «клан пещерного медведя», в результате чего произошли большие перемены. Все это, конечно, фантазия. Однако она столь же правдоподобна, что и любые догадки (если мы не будем следовать тем неромантическим археологам, которые указывают на то, что самым реалистичным объяснением того, что отложения, связанные с неандертальцами, и отложения, связанные с людьми современного типа, в Оленьей пещере чередуются, является небрежность при проведении там раскопок. Это означает, что нет прямых свидетельств тому, что Плоскоголовые учились у Других).
Суть дела тут в сексе. Если люди современного типа заменили неандертальцев на западе Старого Света и Homo erectus в восточных регионах, не скрещиваясь с ними при этом, то в таком случае должны быть неверны расистские теории, прослеживающие истоки современного владычества Запада вплоть до доисторических биологических различий. Но что же в таком случае происходило?
В 1930-х годах, во времена расцвета так называемого научного расизма, некоторые представители физической антропологии настаивали на том, что современные китайцы являются более примитивными, нежели европейцы, поскольку их черепа обладают сходными чертами (небольшой гребень на макушке, относительно уплощенная верхняя часть лица, мало выступающие вперед челюсти, лопатовидные резцы) с черепами пекинского человека. Эти антропологи также указывали на то, что черепа туземного населения Австралии обладают чертами (затылочный гребень для прикрепления мышц шеи, сильно выступающее надбровье, скошенный лоб и крупные зубы), сходными с черепами индонезийских Homo erectus возрастом в миллион лет. Эти западные ученые пришли к выводу, что современные люди Востока произошли, должно быть, от более примитивных обезьянолюдей, в то время как люди Запада произошли от более продвинутых неандертальцев, и это может служить хорошим объяснением, почему Запад властвует.
Сегодня никто не прибегает к столь резким формулировкам. Однако раз уж мы серьезно задались вопросом, почему Запад властвует, нам придется рассмотреть возможность того, что Homo sapiens скрещивались с предшествовавшими им людьми и что популяции Востока остались биологически менее продвинутыми, нежели популяции Запада. Мы никогда не сможем обнаружить при раскопках совокупляющихся пещерных людей, чтобы выяснить, действительно ли Homo sapiens объединяли свои гены с неандертальцами на западе и с пекинскими людьми на востоке. Но, к счастью, нам и не нужно этого делать. Ибо мы можем наблюдать последствия их свиданий в наших собственных телах.
Каждый из нас унаследовал свои ДНК от всех предков, которые у нас когда-либо были. Это означает, что — в теории — генетики могут исследовать ДНК каждого ныне живущего и изобразить фамильное древо, уходящее в прошлое вплоть до самого позднего общего предка человечества. Однако на практике тот факт, что половина ДНК в вашем теле — от линии вашей матери, а другая половина — от линии вашего отца, приводит к тому, что «распутать» такую информацию крайне трудно.
Генетики отыскали более остроумный способ, позволяющий обойти эту проблему, сосредоточив внимание на митохондриальных ДНК. В отличие от большинства ДНК, воспроизводящихся половым путем, митохондриальные ДНК передаются только женщинами (мужчины наследуют митохондриальные ДНК от своих матерей, но не передают их дальше). Некогда у нас у всех была одна и та же митохондриальная ДНК. Поэтому любая разница между митохондриальной ДНК в моем теле и в вашем должна быть результатом случайных мутаций, а не смешения половым путем.
В 1987 году команда под руководством генетика Ребекки Канн опубликовала результаты изучения митохондриальных ДНК у живущих людей со всего мира. Ученые выделили в имевшихся у них материалах около 150 типов и поняли, что, независимо от того, каким образом они проводили статистическую обработку данных, постоянно получаются три ключевых результата. Во-первых, большее, нежели где-либо еще, генетическое разнообразие — в Африке; во-вторых, разнообразие в остальном мире является всего лишь частью (подмножеством) от разнообразия в Африке; в-третьих, что все самые глубокие — и, следовательно, самые старые — линии митохондриальных ДНК происходят из Африки. Отсюда следовал неизбежный вывод: последний общий для всех в нашем мире предок женского пола, должно была, жил в Африке — африканская Ева, как ее немедленно прозвали. Как отметили Канн и ее коллеги, она была «одной удачливой матерью»9. Используя стандартные оценки скоростей мутации в митохондриальных ДНК, ученые пришли к выводу, что Ева жила 200 тысяч назад.
На протяжении 1990-х годов палеоантропологи спорили по поводу выводов, сделанных командой Канн. Некоторые из них выражали сомнение относительно их методов (существуют тысячи способов упорядочения данных, которые теоретически все являются валидными). Другие оспаривали их доказательства (большинство «африканцев» в исходном исследовании на самом деле были афроамериканцами). Однако независимо от того, кто составлял потом повторные выборки или заново обрабатывал числовые данные, результаты во многом получались теми же самыми. Единственным реальным изменением было смещение времени жизни Евы ближе ко времени 150 000 лет до н. э. Разрешить эти споры удалось в конце 1990 годов, когда новые технические достижения позволили генетикам изучить ядерную ДНК у Y-хромосомы. Как и митохондриальная ДНК, она не воспроизводится половым путем, а передается только по мужской линии. Эти исследования показали, что ДНК Y-хромосомы также чрезвычайно разнообразна и что ее самые глубинные линии — в Африке. Это говорит о том, что африканский Адам жил в период 60-90 тысяч лет тому назад, а неафриканские варианты появились примерно 50 тысяч лет тому назад. В 2010 году генетики добавили сюда еще одну деталь: сразу же после своего ухода из Африки Homo sapiens совокуплялись с неандертальцами достаточно часто для того, чтобы в их ДНК остались следы, а затем распространили получившуюся смесь по всей остальной планете.
Тем не менее некоторые палеоантропологи все еще остаются не убеждены в этом. Они настаивают, что генетика играет меньшую роль, нежели черты сходства скелетов, которые они обнаружили между западными Homo sapiens и неандертальцами и между восточными Homo sapiens и Homo erectus. Вместо модели «из Африки» они предлагают «мультирегиональную» модель. Возможно, допускают они, что изначальные первые шаги вперед произошли в Африке. Однако последующие движения населения между Африкой, Европой и Азией способствовали столь быстрому перемещению генов, что благотворные мутации, возникшие в одном месте, затем в течение немногих тысяч лет распространялись повсюду. В результате слегка различающиеся разновидности людей современного типа развивались параллельно в нескольких частях мира. Этим могут объясняться как скелетные, так и генетические данные. Также это, вероятно, означает, что люди Востока и люди Запада действительно являются биологически различными.
Подобно множеству других теорий, мультирегионализм можно трактовать двояко. Некоторые китайские ученые настаивали, что Китай представляет собой исключительный пример, поскольку, как это было сформулировано в газете China Daily, «современный китайский человек произошел на нынешней территории Китая, а не в Африке»10. Впрочем, с конца 1990-х годов появилось свидетельство, твердо опровергающее эту идею. В Европе исследование митохондриальной ДНК неандертальцев показало, что она полностью отличается (обнаружено ноль совпадений) от нашей митохондриальной ДНК. Это, по-видимому, исключает скрещивание между неандертальцами и Homo sapiens. Даже небольшая возможность того, что неандертальцы и Homo sapiens скрещивались между собой, но в результате случайных вымираний неандертальский материал оказался устранен из нашего генетического пула, представляется невероятной: митохондриальная ДНК, которую генетики извлекли в 2003 году из найденных в Европе скелетов Homo sapiens возрастом 24 000 лет, в значительной степени совпадает с нашей собственной митохондриальной ДНК, но совершенно не совпадает с неандертальской.
Древние ДНК в Восточной Азии анализировались меньше, но те исследования, которые уже были проведены, также, по-видимому, исключают скрещивание. Авторы, проводившие исследование Y-хромосомы, пришли к выводу, что «имеющиеся данные не подтверждают даже минимального вклада гоминидов in situ [в месте обнаружения] в происхождение анатомически современных людей в Восточной Азии»11. Таким образом, данные генетики выглядят ясными. Homo sapiens эволюционировали в Африке и не скрещивались — и, возможно, не могли скрещиваться — с обезьянолюдьми.
Тем не менее дебаты все еще продолжаются. Еще в 2007 году форма недавно извлеченного зуба в Чжоукоудяне и форма фрагментов черепа из Сюйчана фигурировали в качестве довода в пользу того, что современные люди, должно быть, эволюционировали в Китае из Homo erectus. Но как раз тогда, когда вышли публикации, извещавшие об этих находках, другие ученые привели довод, который выглядит последним гвоздем в гроб мультирегионализма. Проведенный ими сложный множественный регрессионный анализ данных измерений более чем шести тысяч черепов показал, что если брать во внимание климат, то вариации в типах черепов по всему миру фактически согласуются с данными изучения ДНК. Мы все — африканцы. Наше рассеяние из Африки за последние 60 тысяч лет начисто стерло все генетические отличия, возникшие за предыдущие полмиллиона лет.
Расистские теории, согласно которым корни владычества Запада — в биологии, фактически являются необоснованными. Люди — в больших группах — во многом подобны друг другу, где бы они ни находились. Мы все унаследовали от наших африканских предков всё тот же самый беспокойный и изобретательный разум. Биология сама по себе не может объяснить, почему Запад властвует.

Доисторические Пикассо

Итак, если расистские теории ошибочны, то где же на самом деле начинаются Восток и Запад? Для многих европейцев ответ на этот вопрос представляется очевидным уже более чем сотню лет: даже если биология тут ни при чем, они с уверенностью утверждали, что европейцы действительно культурно превосходили людей Востока с тех пор, как появились люди современного типа. Факты, убедившие их в этом, начали появляться в 1879 году. Благодаря опубликованному двумя десятилетиями ранее труду Чарльза Дарвина «Происхождение видов» охота за ископаемыми стала респектабельным хобби джентльменов. Как и многие представители его класса, дон Марселино Санс де Саутуола принялся за поиски пещерных людей в своем поместье на севере Испании. Однажды в сопровождении своей дочери он отправился в пещеру Альтамира. Археология не очень веселое занятие для восьмилетних детей, и, пока Саутуола внимательно осматривал грунт, маленькая Мария бегала вокруг него и играла. «Неожиданно, — рассказывала она интервьюеру много лет спустя, — я увидела на потолке какие-то формы и фигуры». Она воскликнула: «Смотри, папа, быки!»12
Все археологи мечтают о моменте «Боже мой!» — о миге, когда невозможно поверить, когда время останавливается и все рушится перед лицом неправдоподобного, вызывающего благоговейный трепет открытия. Немногие археологи действительно оказывались в такой ситуации, и, возможно, ни с одним из них не случалось когда-либо ничего близко подобного случившемуся с Саутуолой. Он увидел бизона, оленя — ряды разноцветных животных, расположенные один над другим, покрывавшие двадцать футов [примерно 6,1 м] потолка пещеры. Некоторые из них лежали свернувшись, другие прыгали, третьи весело резвились (рис. 1.4). Каждое из животных было замечательно изображено и, казалось, двигалось. Когда Пикассо посетил это место годы спустя, он был поражен. «Никто из нас не смог бы нарисовать ничего подобного, — заявил он. — После Альтамиры все прочее — это упадок».

 

 

 

В первый момент Саутуола хотел рассмеяться, но очень быстро пришел «в такой энтузиазм, — вспоминала потом Мария, — что едва мог говорить»13. Лишь постепенно ему удалось убедить себя, что эти рисунки действительно являются древними (согласно самым последним исследованиям, возраст некоторых из них составляет более чем 25 000 лет). Однако в 1879 году никто этого не знал. На самом деле, когда Саутуола выступил с сообщением о найденном им местонахождении на Международном конгрессе по антропологии и доисторической археологии, который проходил в Лиссабоне в 1880 году, профессионалы осмеяли его. Все они знали, что пещерные люди не могли создать такое искусство. Они сошлись на том, что Саутуола либо лжец, либо простофиля. Саутуола справедливо воспринял это как нападки на его честь. Он умер восемь лет спустя душевно сломленным человеком. Его момент «Боже мой!» погубил его жизнь.
И лишь в 1902 году главный критик Саутуолы действительно посетил Альтамиру, после чего публично отрекся от того, что говорил ранее. С тех пор было найдено несколько сотен пещер с доисторической живописью. Одна из наиболее впечатляющих из них, пещера Шове во Франции, была открыта еще в 1994 году. Она очень хорошо сохранилась и выглядит так, как будто художники просто вышли съесть на скорую руку кусок мяса северного оленя и в любой момент могут вернуться. Один из рисунков в Шове имеет возраст 30 000 лет, что делает его одним из самых ранних следов, оставленных людьми современного типа в Западной Европе.
Ничего близко подобного этой пещерной живописи где-либо еще в мире не было найдено. Миграция людей современного типа из Африки смела все различия, связанные с линией Мовиуса, а также все биологические различия между более ранними видами обезьянолюдей. Однако не следует ли нам считать, что особенная (и превосходящая другие) западная традиция берет свое истинное начало 30 тысяч лет назад в уникальной творческой культуре, которая наводнила Северную Испанию и Южную Францию доисторическими Пикассо?
Ответ — и, возможно, удивительный — залегает в замерзших пустынях Антарктиды. Там каждый год выпадает снег, погребая снег, выпавший ранее, и спрессовывая его в тонкие слои льда. Эти слои — нечто вроде хроники древней погоды. Отделяя эти слои друг от друга, климатологи могут измерять их толщину, которая говорит нам о том, как много снега выпадало. Далее, они могут установить соотношение между изотопами кислорода, что позволяет выявить тогдашние температуры. И наконец, они могут сравнивать количество углекислого газа и метана, которые служат показателями выраженности парниковых эффектов. Но, конечно, бурение кернов в толще льда — одно из самых трудных занятий в науке. В 2004 году группа европейских ученых закончила извлечение керна в Антарктиде, углубившись почти на две мили [свыше 3 км] и добравшись — поразительный результат — до слоя возрастом 740 тысяч лет, — до тех дней, когда неандертальцы существовали еще лишь в виде проблеска в глазах некоего обезьяночеловека. Ученые добились этого, невзирая на температуры, которые падали до -58°F [-50°С] зимой и никогда не поднимались выше -13°F [-25°С]. К тому же им пришлось начать все сначала, когда в 1999 году сверло заклинило, и использовать пластиковый пакет, наполненный этиловым спиртом, в качестве временного самодельного наконечника сверла, чтобы преодолеть последние сотни ярдов.
Результаты, извлеченные из льда этими суперменами и суперменшами от науки, позволили выяснить одну вещь: мир, в котором жили художники Альтамиры, был холодным. Температуры начали снова падать, когда люди современного типа покинули Африку, и около 20 тысяч лет тому назад — когда больше художников, чем когда-либо прежде или потом, рисовали охрой и древесным углем на стенах пещер — наступил максимум похолодания последней ледниковой эпохи. Средние температуры были на 14°F [10°С] ниже, нежели в настоящее время. В результате разница была потрясающая. Ледники толщиной в милю, покрывавшие северные части Азии, Европы и Америки, вобрали в себя так много воды, что уровень моря был более чем на триста футов [более 90 м] ниже, нежели сегодня. Вы могли бы пройти из Африки в Англию, Австралию или Америку, даже не увидев моря. Но не факт, что вам захотелось бы посетить многие из этих мест. По краям ледников завывали ветры, а в необъятных сухих степях, холодных зимой и бесплодных летом, бушевали пыльные бури. Даже в наименее негостеприимных регионах, в пределах 40° от экватора, неблагоприятные условия: короткое лето, скудные дожди и пониженное содержание углекислого газа в воздухе — ограничивали рост растений и в результате популяции животных (в том числе и людей) оставались небольшими. Словом, положение дел было так же плохо, как в наихудшие дни до того, как люди современного типа покинули Африку.
Там, где теперь находятся тропики, жизнь была легче, нежели в Сибири. Однако где бы археологи ни искали, они обнаруживали, что способы адаптации людей к ледниковой эпохе были довольно сходными. Они жили небольшими группами. В более холодной среде десяток людей уже был большой группой. В регионах с более мягким климатом могли держаться вместе вдвое больше людей. Они узнавали, когда созревают различные растения и где их следует искать, а также когда животные мигрируют в канун очередного сезона и где их можно было бы при этом встретить и захватить. В соответствии с тем и другим они сами передвигались по территории. Те же, кто не учился подобным вещам, голодали.
Таким крошечным группам, вероятно, приходилось постараться, чтобы воспроизводить себя. Подобно современным охотникам-собирателям, живущим в экстремальных условиях, они должны были время от времени собираться вместе, чтобы обмениваться брачными партнерами и различными жизненными благами, рассказывать истории, а также, возможно, чтобы говорить о своих богах, духах и предках. Эти встречи, вероятно, были наиболее волнующими социальными событиями в их календаре. Разумеется, это всего лишь наши предположения. Однако многие археологи полагают, что в основе впечатляющей пещерной живописи Западной Европы были именно эти праздничные дни: на всех изображенных там людях надеты лучшие шкуры и бусы, а их лица раскрашены. И они делали все, что могли, чтобы украсить свои священные места встреч и сделать их действительно особенными.
Правда, при этом возникает очевидный вопрос: если эти неопровержимые факты жизни относятся ко всей Африке, Азии и Европе, то почему мы находим такую впечатляющую пещерную живопись лишь в Западной Европе? Традиционный ответ — что европейцы обладали бóльшими творческими способностями в области культуры, нежели все остальные, — кажется довольно обоснованным. Однако нам лучше было бы подойти к данному вопросу с другой стороны. История европейского искусства — это не непрерывный каталог шедевров, идущий от пещеры Шове до Шагала. Пещерная живопись вымерла после 11 500-х годов до н. э., и прошли многие тысячелетия, прежде чем мы узнали о чем-либо, не уступающем ей.
Искать корни владычества Запада в 30 000-летней европейской творческой традиции будет, очевидно, ошибкой, раз эта традиция фактически иссякала на тысячи лет. Возможно, вместо этого нам следует спросить, почему пещерная живопись прекратилась. Ибо если мы так поступим, то начнем понимать, что поразительные находки из доисторической Европы, похоже, столь же сильно зависели от географии и климата, как и любая из отдельных культур Запада.
На протяжении большей части ледниковой эпохи Северная Испания и Южная Франция были превосходными охотничьими землями, куда с летних пастбищ на зимние мигрировали стада северных оленей, а затем отправлялись обратно. Однако когда около 15 тысяч лет тому назад температуры начали расти (более подробно об этом будет рассказываться в главе 2), северные олени перестали мигрировать зимой так далеко на юг, и охотники последовали за ними на север.
Нс может быть случайным совпадением то, что западноевропейская пещерная Живопись пришла в упадок как раз в это же самое время. Все меньше и меньше художников пробиралось под землю со своими лампами, заправленными жиром животных, и с палочками из охры. В какой-то момент, где-то около 13 500 лет тому назад, ушел прочь самый последний художник. Возможно, он (или она) этого не осознавал, но в тот день умерла древняя традиция. В пещерах настала тьма, и на протяжении тысячелетий лишь летучие мыши и капающая вода нарушали их могильную тишину.
Почему прекрасная пещерная живопись не двинулась неуклонно на север по Европе после 11 500-х годов до н. э., по мере того как охотники следовали за уходящими северными оленями? Возможно, очень веская причина — в том, что северные европейские охотники не имели столь удобных пещер для рисования. В Северной Испании и Южной Франции есть огромное число глубоких известняковых пещер. В Северной Европе их намного меньше. Старания, которые доисторические люди прилагали, чтобы украсить свои места встреч, редко сохранялись так, чтобы мы могли их обнаружить, — исключая случаи, когда на охотничьих землях имелись глубокие пещеры. А когда такого счастливого сочетания не было, люди собирались не столь глубоко под землей или даже на поверхности. И, будучи под ветром, солнцем и дождем на протяжении 20 тысяч лет, уцелели лишь немногие следы их художеств.
Впрочем, «немногие следы» — это не то же самое, что и «никаких следов», и порой нам везет. В пещере с примечательным названием Аполлон-11 в Намибии были найдены каменные пластины с рисунками носорогов и зебр, которые откололись от стены, упали на пол и сохранились под отложениями, образовавшимися 19-26 тысяч лет тому назад. А некоторые австралийские образчики даже еще старше. В Сэнди-Крик возраст минеральных натеков, которые наслоились на часть резьбы на стене пещеры, может быть определен примерно как 25 тысяч лет тому назад, а фрагменты красителя имеют возраст от 26 до 32 тысяч лет. В ущелье Карпентера (Carpenter Gap) часть разрисованной стены пещеры упала в отходы обитания людей возрастом 40 000 лет, — что делает это местонахождение даже еще более ранним, нежели пещера Шове.
Ни один из этих африканских или австралийских образчиков не может сравниться в эстетическом отношении с лучшими французскими и испанскими работами, — хотя за пределами Западной Европы довольно мало глубоких пещер, где бы не было рисунков (наподобие Чжоукоудяня, вновь заселенного 20 тысяч лет тому назад). Было бы глупо утверждать, что все люди одинаково усердно занимались пещерным искусством, а тем более считать, что все художественные традиции были равно успешными. Однако, учитывая проблемы сохранности и тот факт, что в Европе археологи проводили свои изыскания дольше и более интенсивно, нежели где-либо еще, сохранение чего-либо вообще на других континентах говорит о том, что все люди современного типа повсюду стремились создавать произведения искусства. Там, где условия для пещерной живописи были не столь хороши, как в Западной Европе, люди могли применить свою энергию с иными средствами или на ином материале.

 

 

На рис. 1.5 хорошо показано, что пещерное искусство сконцентрировано на западе Европы, а скульптуры людей и животных из камня, глины и кости более обычны дальше к востоку. Если бы это было возможно по соображениям публикации, я мог бы показать изображения десятков весьма незаурядных фигурок, найденных повсюду от Германии до Сибири. Но поскольку такой возможности нет, то я ограничусь лишь самым недавним открытием — найденной в 2008 году в Холе-Фельсе в Германии (рис. 1.6) двухдюймовой [около 5 см] статуэткой женщины без головы, но с гигантским бюстом, вырезанной 35 тысяч лет тому назад из бивня мамонта. Примерно тогда же охотники в Малой Сын близ озера Байкал в Сибири, — наверное, одном из самых негостеприимных мест на Земле, — потратили время на то, чтобы выгравировать изображения животных на костях. Ко времени 25 000 лет до н. э. группы до 120 человек собирались в хижинах из костей и шкур мамонтов в Дольни-Вестонице в Чешской Республике, где они изготовили тысячи глиняных фигурок животных и — опять-таки — женщин с большим бюстом. В Восточной Азии остатки продуктов художественной деятельности встречаются редко. Однако самая ранняя находка — крошечная скульптура птицы, вырезанная, возможно, 15 тысяч тому назад из оленьего рога, обнаруженная в Сюйчане в 2009 году, — кажется настолько изысканной, что мы можем быть уверены в том, что будущие раскопки выявят процветающую художественную традицию ледниковой эпохи также и в Китае.

 

 

Люди ледниковой эпохи за пределами Западной Европы, — не имея тех условий, благодаря которым пещеры Шове и Альтамира стали тем, чем они являлись, — по-видимому, нашли иные пути творческого самовыражения. Очень мало что говорит о том, что более ранние обезьянолюди вообще испытывали хоть какие-нибудь творческие потребности. Но вот Homo sapiens, как представляется, внутренне присуще воображение. Ко времени 50 тысяч лет тому назад люди обладали умственными способностями, позволявшими им искать в мире смысл, и они умели отобразить этот смысл в изобразительном искусстве, а также (что вероятно, хотя мы и не можем этого наблюдать) в поэзии, музыке и танце. И опять-таки все люди (в больших группах), по-видимому, во многом подобны друг другу, где бы они ни находились. Несмотря на все свое великолепие, Альтамира не делает Запад иным относительно остального мира.

 

Технологические, интеллектуальные и биологические отличия, накапливавшиеся на протяжении более полутора миллионов лет после того, как первые обезьянолюди покинули Африку, разделили Старый Свет на Запад с его неандертальцами и Homo sapiens и Восток с его Homo erectus. Около 100 тысяч лет тому назад для Запада были характерны относительно продвинутая технология и даже намеки на человечность, в то время как Восток выглядел все более и более отстающим. Однако когда 60 тысяч лет тому назад из Африки вышли люди полностью современного типа, все это было ими сметено. И, когда 20 тысяч лет тому назад наступил максимум последней ледниковой эпохи, «восток» и «запад» были всего лишь направлениями, откуда всходило и куда садилось солнце. Они скорее объединяли, нежели разделяли маленькие группы людей, что были разбросаны от Британии до Сибири и которые (относительно) скоро должны были переправиться в Америку. Каждая группа занималась собирательством и охотилась, скитаясь по огромным территориям в соответствии с тем, как приходили и уходили животные и созревали растения. Такая группа должна была глубоко знать свою территорию, и в ней должны были рассказывать истории о каждой скале и о каждом дереве. У каждой группы было свое искусство и свои традиции, свои орудия и оружие, свои духи и демоны. И члены ее наверняка знали, что их боги любят их, поскольку они, вопреки всему, все еще были живы.
Люди заходили настолько далеко, насколько это было возможно в таком холодном и сухом мире. И следует предполагать, что положение дел таким бы и оставалось, если бы Земля под ногами людей не совершала колебательные движения.
Назад: План
Дальше: 2. Запад вырывается вперед