Потеря работы представлялась Галине крушением мира. Для человека, имеющего в арсенале прекрасное образование, блестящее резюме и достаточное количество денег, это было совершенно нелогично. В ее случае уход с работы — не потеря квалификации или навыков. И уж тем более не потеря возможностей жить дальше.

Но Галина с обреченностью легла на диван, как приговоренный к казни — на плаху: никаких перспектив, окончательный проигрыш судьбе, отсутствие мотивации двигаться дальше. В моей клиентке не осталось ни капли энергии на действия.

Почему? Я несколько месяцев искала ответ на этот вопрос. Как я и предполагала, он находился далеко за пределами ее рациональной части личности. Она смотрела на всю эту ситуацию глазами маленькой девочки, у которой не было права на прощение. Которая чувствовала себя ничтожной, потому что оказалась несовершенной.

Жесткий внутренний цензор ее уничтожал. Мне картина становилась понятной, оставалось теперь аккуратно донести ее до осознания клиентки. Я понимала, что это будет непросто. Пока ей легче было обвинять, чем быть виновной в своих бедах.

— Галина, вы много говорили о своем последнем увольнении, обвиняли Киру, но никогда подробно не рассказывали о том, как это произошло.

— Разве? — удивилась Галина. — Мне кажется, я все уже вам об этом рассказала сто раз.

— Вам это только показалось. Вы много говорили о своих эмоциях, но мало о фактах.

— Очень просто. Она меня достала. До черных звездочек в глазах. Вот я и сорвалась. Орала так, что секретарша убежала плакать в туалет. А у Киры, похоже, перепонки лопнули. Она даже уши закрыла руками.

— А что конкретно вы кричали?

— Что я не трехжильная. Что мне надоело жить в аду. — Она вытянула руку и загибая пальцы продекламировала: — «Что я больше не могу быть директором завода, финансовым аналитиком, юристом и личным психотерапевтом одновременно!»

— Согласна, слишком много функций для одного человека. Но почему вы не сказали ей об этом раньше, не доводя ситуацию до кипения?

— Бесполезно.

— Почему не ушли в таком случае?

Галина немного задумалась.

— Жалко, наверное, ее было, дуру. Кира хорошо разбиралась только в разных видах депиляции. В остальном она была беспомощна.

— Беспомощна?

Галина смотрела на меня молча. Она ждала развернутого вопроса.

— Именно беспомощна? Эксцентричная женщина, купившая себе завод для страховки на случай развода, выбравшая и нанявшая столь мощного руководителя, как вы, для своего бизнеса, легко посягающая на чужую свободу, — беспомощна?

Галина резко откинулась в кресле и глядя мне в глаза сказала:

— Не понимаю, о чем вы.

— Галина, у вас нет такого ощущения, что вы нуждаетесь в так называемых беспомощных людях не меньше, чем они в вас? Вы сама организуете очень специфическим образом взаимоотношения с людьми, сажаете их себе на шею, и они незаметно начинают зависеть от вас. Это в свою очередь дает вам повод спустя некоторое время подтвердить себе: «Они без меня пропадут», «Я должна их спасать». А через некоторое время вы говорите: «Как вы меня достали, кровососы!»

— Да зачем мне все это? — совершенно искренне изумилась Галина.

— Я думаю, вам нужна власть. Власть дает вам переживание собственной грандиозности на фоне людей, которые стали от вас зависимыми. А под всем этим спектаклем кроется ваше неумение жить с удовольствием. Из своего детства вы научились лучше всего — пахать, страдать и заслуживать одобрение. Простите, если это звучит резко.

— Да нет. Пожалуй, это правда.