Пандемия

Ничего особенного. Она сказала мне, что ничего особенного с ней не произошло: никто не умер, не заболел, никаких катастроф, конфликтов, предательств, роковых увольнений, банкротств.

Просто ей было страшно. Ее тело «не слушалось». Раньше она могла включить волю, собраться, встать, пойти и сделать. А теперь… Она больше не контролировала ситуацию. Вроде бы ничего непоправимого. Но голос ее дрожал. Так, будто через неделю в суде решалась ее судьба: оправдание или смертный приговор.

Я поняла, почувствовала по короткому телефонному разговору: эта женщина находится на грани эмоционального срыва. Она просила найти для нее самое ближайшее время из возможного. Сказала, что, если надо, приедет на рассвете, поздно вечером, хоть ночью.

Несмотря на такой накал и желание, в назначенный день, за двадцать минут до начала приема, мне пришло сообщение: моя новая клиентка, Татьяна, писала, что очень спешит, пытается вырваться из пробки, но скорее всего все-таки опоздает «минут на десять».

На деле она опоздала на двадцать. Ворвалась. Эффектная, высокая, деловая. Длинные пшеничные волосы, мастерски уложенные, по всей видимости профессионалом — в салоне. Высокий каблук. Скромное элегантное черное платье — лаконичное, но не без элементов игривости: белый горох, ворот под горло завязан бантом.

Я ожидала увидеть совсем другое. Как же ее внешний образ противоречил ее эмоциональному состоянию, которое я почувствовала во время телефонного разговора!

Ни за что не догадаешься, глядя на эту женщину, как тяжело ей внутри.

С порога она объяснилась: напряженно ждала этой встречи, очень хотела приехать пораньше, старалась, но не смогла вовремя вырваться с переговоров, затем одно к одному — конечно, попала в пробку, ужасно сожалеет.

Татьяна говорила искренне. Без нарочитости. Без давления. Очень привлекательная, интеллигентная, искренняя.

Мы начали встречу. Я спросила ее: почему сейчас? Что происходит?

— Я теряю контроль над собой, над телом. Я не могу сосредоточиваться на работе. Мне кажется… я слабею. Тупею. Теряю способность управлять жизнью. Что-то происходит… Иногда я по нескольку часов не могу заставить себя сделать рядовые рабочие звонки. Мне стало больно слышать звук телефона. Меня нервирует перспектива контакта с деловыми партнерами, даже в том случае, когда разговор вроде бы ничем не грозит. Иногда совсем странно… Я начинаю плакать. Внезапно. Увижу котенка на улице, и… мне становится больно за него. Мне это не свойственно. Это — не я.

— Как давно вы стали замечать такое новое для вас состояние?

— Наверное, что-то подобное стало проявляться еще год назад, а может быть, и еще раньше. Но я старалась не обращать внимания, старалась не распускать себя.

— То есть раньше вы подавляли эти эмоции усилием воли?

— Да. Но вот в последние три-четыре месяца это получается все хуже. Какая-то недобрая сила вырывается наружу. Я себя больше не узнаю. Я себя боюсь.

— У вас есть предположения о причинах? Могло что-то спровоцировать такие перемены? Возможно, какие-то неприятные события, отношения или болезнь…

Татьяна задумалась. И после паузы начала говорить очень неуверенно, видимо, с огромным трудом решаясь:

— Да… вот… и на работе много нервотрепки и проблем. Но… думаю, основная причина все же… отношения.

Сказав это, она тут же очень поспешно и взволнованно начала оговариваться:

— Не подумайте! Я не жалуюсь. Ни в коем случае. У меня есть любимый человек. История наша с ним — долгая. Странная. Не знаю, поймете ли вы меня.

Она вздохнула. Смолкла. Опустила глаза.

— Очень постараюсь понять, — успокоила я ее. — Если что-то не пойму — я уточню, задам вопросы. Хорошо? Уверена, если два человека хотят найти понимание — они его обязательно найдут.