Джордж

Мы вернули ульи туда, где они стояли прежде, — на луг, на опушку леса и на обочину дороги. Туда, где, по мнению Тома, было их законное место. Вот только Том, видать, вообще считал, что не его это забота — с пчелами возиться. Я приехал на луг возле Алабаст-Ривер задолго до обеда. Солнце припекало, поэтому моя белая шляпа, комбинезон и маска быстро нагрелись. Под комбинезоном у меня ничего не было, только трусы, и, добравшись до их резинки, капли пота собирались в щекотные лужицы. Небось во Флориде-то сейчас похуже, чем в аду. Слава тебе господи, что с этой идеей раз и навсегда покончено!

По местным меркам лето выдалось жарким. Погода последние недели держалась прямо-таки удивительная. Ни дождика. Пчелы сновали туда-сюда — улетали на восходе, а прятались в улье, лишь когда поздно вечером солнце скрывалось за владениями Гарета.

Мое любимое время, лучше не бывает. Я старался подольше находиться возле ульев. Никуда не торопился. Бывало, они танцуют, а я стою и любуюсь. Никаких закономерностей в их движениях я не видел, но знал, что именно так пчелы рассказывают друг дружке, где искать лучший нектар.

Они сновали туда-сюда, залетали в улей, танцевали и снова скрывались — искали, находили и приносили. А ульи все тяжелели и тяжелели. Время от времени я пытался приподнять их и прикидывал, сколько они весят. Внутри уже скопилось немало меда. Жидкие золотистые деньги. Деньги на страховку, деньги на кредит.

Мы давно уже снабдили каждый улей дополнительными рамками для меда. А сейчас главное было не позволить пчелам отроиться, не дать старой матке забрать с собой часть семьи, чтобы освободить место для новой матки и ее расплода.

Алабаст-Ривер расположена довольно далеко от любого жилья, однако меня не раз просили убрать пчелиный рой, облюбовавший фруктовое дерево в чьем-нибудь саду. Я откликался на просьбу, и на месте меня встречали сердитые кумушки и их перепуганные детишки, которые запирались в доме и, прижавшись носом к окну, с ужасом наблюдали, как я стряхиваю рой и пересаживаю пчел в новый улей. Из-за таких отроившихся пчел за нами могла закрепиться дурная слава, поэтому я изо всех сил старался подобного избегать. Ну а пчелы, отдыхая от работы и дожидаясь, когда их собратья-разведчики отыщут им новый дом, как назло так и норовили окопаться не в ничейном лесу, а в чьем-нибудь саду.

Поэтому я то и дело залезал в ульи в поисках мисочек, и если находил хоть малейшие признаки, то сразу же придавливал их. Ведь если дело дойдет до личинок, то придется делить рой.

В некоторых ульях пчелиным семьям прямо-таки не терпелось роиться. Отчего это происходило, я так никогда толком и не понимал, но матку приходилось менять, выбирая на развод лучших и борясь с искушением сохранить прежнюю. Большинство маток я в этом году уже поменял, но кое-где оставил в живых старых. Особенно надежных, тех, что способны откладывать яйца три года подряд. Образцово-показательных, чье потомство мне хотелось сохранить.

В улье, к которому я подошел, жила как раз такая матка. Улей был розовым, а рой в нем — невероятно трудолюбивым. Жившие в розовом улье пчелы приносили самые большие взятки́. На этих пчел я мог положиться, они меня никогда не подводили. Меда здесь уже накопилось столько, что мне пришлось добавить две дополнительные рамки. Две тяжелые рамки с сотами, полными меда. Я сюда целых две недели не заглядывал — все больше занимался ульями в других местах пасеки.

Том все никак не шел у меня из головы, и я даже на леток особо внимания не обратил — просто взял и снял крышку. Похоже, Том вообще решил с нами не разговаривать. Ни про стипендию не рассказывал, ни о том, чем думает дальше жить. А может, он и звонил, но лишь когда меня не было дома. Может, разговаривает с Эммой, а она все от меня скрывает. Ну, я события тоже не торопил. Вдруг Тому просто надо хорошенько пораскинуть мозгами? Когда новостей нет — это, считай, хорошие новости. Где меня искать, он знает, ферма как стояла, так и стоит, никуда не делась с того раза, как он изволил сюда пожаловать.

Да что же это, я, что ли, соскучился по нему?

Я положил крышку на землю и лишь сейчас собрался с мыслями. Потому что звук был не такой, как обычно. Не такой, каким должен быть. В улье было чересчур тихо.

Я вытащил утеплитель. Ну теперь-то я их услышу?

Наклонившись пониже, я осмотрел леток.

Пчел там не было.

Потом я проверил верхнюю рамку. С сотами все было в порядке. И меда много.

Вот только куда же подевались пчелы?

Наверное, в следующей рамке. Ну да. Наверняка.

Где же им еще быть-то?

Я поднял верхнюю рамку, и спина моя взбунтовалась. Ногами! Присел и поднял! Я старался унять тревогу, медленно и осторожно положил рамку на траву, выпрямился и заглянул в следующую.

Никого.

Расплод. Ну естественно — они в сотах для расплода! Я быстро вытащил решетку, отделявшую трутней и матку от остальных пчел. Солнце висело прямо у меня над макушкой, так что не заметить чего-то я просто не мог.

Пустой. Улей был пустым.

Нет, расплода-то в нем было много, но этим все и ограничивалось. Еще там ползало несколько только что вылупившихся пчел. Бедные неприкаянные сиротки…

В самом низу я отыскал матку. На спинке у нее была бирюзовая точка — так я помечал всех маток. К матке жались молодые пчелы. Дети. Они не танцевали и казались какими-то вялыми. Одинокие. Брошенные. Мать и дети, покинутые рабочими пчелами. Покинутые теми, кто должен был о них заботиться. Обреченные на смерть.

Я осмотрел землю вокруг улья. Но и там пчел не было. Они просто исчезли.

Осторожно вернув на место решетку и рамки, я заметил вдруг, что подозрительно быстро моргаю. А руки у меня тряслись и похолодели, словно тут вдруг наступила сырая промозглая осень.

Я повернулся к другому улью. Леток смотрел в другую сторону, так что я с того места, где стоял, его не видел, но я и так все понял: в другом улье тоже было тихо.

Клещей тут нет. И ничем мои пчелы не болели. Ни на кладбище, ни на поле битвы не похоже. Ни единой дохлой пчелы.

Они просто ушли.

Бросили матку почти одну.

Грудь сдавило, и я побыстрее закрыл улей крышкой. И открыл следующий.

Во мне еще теплилась надежда, поэтому руки мои быстро сорвали крышку.

Но нет. Та же картина.

Еще один улей.

То же самое. Следующий. И еще один.

И еще.

Я поднял голову.

Они стояли передо мной, разбросанные по полю. Мои ульи. В которых жили мои пчелы.

Двадцать шесть ульев. Двадцать шесть пчелиных семей.