Филька Веселый в полоне
Люди, взятые в плен из полка Евпатия, шли не как простые полоняне. Им привели коней, но ни Филька, ни кто-либо еще не сели на них, а шли вместе с остальными пешком. Бежать они не могли, но, принимая из рук своих захватчиков пищу, делили ее с остальными пленниками, которых кормили куда хуже.
– Не хотят поганые нас смерти предавать, – говорил Филька Веселый, – а значит, наша песенка, други, еще не спета!
– Чего ты удумал? – спросил старый воин Ярослав Вадимович. – Бежать, что ли, думаешь? От них не убежишь.
Филька осмотрелся и кивнул. Хоть им и выказывали почет, но стерегли отменно.
– Да уж, от таких не уйдешь!
– Я, Филипп, тут подумал. Если, когда нам будут давать еду, вместе навалиться на одного из монголов и завладеть его оружием, то можно было бы принять смерть в бою и хоть сколько-то поганых унести с собой, – проговорил полушепотом Ярослав.
– А смотри, этот, как его, Демид Гнус, опять к своей семейке приехал. Иуда проклятый – даже родные его шарахаются, словно конь клубка змей, – сказал Филька Веселый. – Смотри – прощается.
– …Я вернусь, и великий царь и хан вер-нет нам свободу. Чего? Да, но мы живы, а потом покинем Русь, уедем в дальние страны и будем там жить, словно ничего и не произошло! Да не плачь ты, хан меня ценит, но, конечно, пока полностью у него ко мне доверия нет.
– Вот скотина, а ведь в ближниках у великого князя Юрия Игоревича, царствие ему небесное, ходил, – со злостью проговорил Ярослав Вадимович.
– И какое злодейство на этот раз от тебя твой господин требует? Крест сорвать и коням под ноги бросить? – услышали Филька и Ярослав голос женщины, в котором слышалось настоящее отчаяние.
Филька изо всех сил напряг слух, пытаясь расслышать слова, которые полушепотом говорил боярин своей жене.
– Чтоб тебе было пусто! Иуда Искариотский, – последовал ответ, но произнесла его не супруга боярина, а его дочь.
– Моли, Ленка, молчи, – услышали воины слова боярина Демида, – умолкни.
Боярин Демид запрыгнул на коня и поскакал только по ему ведомому указанию.
– Что думаешь, Ярослав, чем Гнус услужит в этот раз монголам?
– Все, что мог, он уже продал!
– У-у-у, знал бы, что он монголам служит, – задушил бы своими руками! Пусть потом меня твои товарищи боевые скрутили бы да смерти лютой предали, – сказал Филька. – Вот из-за таких, как он, мы и проиграли ворогам! Из-за таких вот иуд!
Почти под вечер, когда полонянам раздавали еду, к Фильке и Ярославу подошла дочь предателя.
– Отца хулить хулит, а жрет и пьет из рук монголов – только дай, – с омерзением проговорил Ярослав. – Чтоб ты сдохла, дочь изменника!
– Воины! Богом молю, послушайте! Христом Богом прошу, поговорите со мной!
– А ты басурманский учи – охотников поговорить множество будет!
– Вы воины полка Евпатьева? Хан Батый послал моего отца к Евпатию! А знает ли тот, что он изменник? Скажите мне, воины!
Филька и Ярослав переглянулись. Евпатий не ведает о том, что Демидка Гнус у хана в услужении!
– Воины, мой родитель его в ловушку заведет!
К Елене подошел монгольский воин и указал ей, чтобы та отошла от воинов полка Евпатьева. Девушка подчинилась и пошла к матери.
– Филипп, что делать-то будем? А ну как и впрямь этот змей к нашему воеводе в войско пролезет? Надо весточку Евпатию подать – или быть беде!
– Да как мы весточку-то подадим?
– Послушай, Филипп, ты человек лихой и не раз от погони уходил. Многие годы мы не могли тебя поймать. Мы все примем смерть, но ты уйди и сохрани жизнь. Доберись до Евпатия и предупреди его, что боярин Демид вовсе не боярин, а самый что ни на есть враг!
– Не могу я так. Коли уходить, то всем вместе надо!
– А ты не о себе или обо мне думай, ты об Отечестве вспомни. Мы жизни свои отдадим не ради тебя – ради Родины. Ты умеешь уходить от преследования. Да, это немыслимо, но ты, Филипп, должен!
Филипп взял в руку снег и, скомкав его, протер им лицо.
– Хорошо, Ярослав, не ради себя, а ради Родины. Значит, нам потребуются силы. Нельзя нам ни пешком идти, ни голодать.
Сказав это, Филька стал есть пищу, которой собирался поделиться с менее почетными пленниками.
– Что вы на меня смотрите? Вы тоже ешьте, иначе сил не будет.
– Да все равно умирать! Пусть другие поедят, – возразил Ярослав.
– Нет уж, ешьте, или вся задумка безумна. А после трапезы на коней сядем.
