Бой обреченных
Утром началась метель. Все быстро окрашивалось белым. Евпатий Львович Коловрат знал, что против его малочисленного отряда собраны во много раз превосходящие их силы. Филька Веселый стоял рядом с ним и рассказывал, откуда и сколько подтягивается монгольских всадников.
– Так что, боярин, сегодня наш последний бой. Врагов собралось тридцать тысяч, а нас – сам знаешь.
Боярин Евпатий смотрел вдаль, туда, откуда должны были появиться монгольские всадники.
– Ты что, боярин Коловрат, хочешь сам на них в бой пойти? Да, лихо ты действуешь! Ну да, как говорится, пусть одна голова решает, а не то я лишь с пути собью.
Боярин Евпатий Львович повернулся к дружине. Отважный богатырь никогда не мог похвастаться красноречием, но в этот момент, казалось, сама душа его открылась, и он стал говорить слова, первые приходящие ему в голову:
– Рязанцы, монгольская орда обратила на нас свой взор. Они числом превосходят нас в пятнадцать, а то и в двадцать раз, но они уже бежали от нас – побегут вновь. Я не обещаю вам победы, но в этом бою мы вновь заплатим по заслугам. За горящие русские села и деревни, за детей пострелянных, за людей, которые дороги были нам, я двигаюсь на смерть! За Русь-матушку!
Филька Веселый с ухмылкой выслушал слова Коловрата. Хорошо говорит, за сердце цепляет, подумал лихой человек. Все мы тут за Русь пришли сражаться.
Воины ответили Евпатию разрозненными криками.
– За Русь! Не простим басурманам разорения нашей земли! Господь нам в помощь!
Монгольские воины были ошарашены, когда прямо из снежной метели на них набросилось русское воинство. Хостоврул, который был поставлен главным над монголами, узнав о том, что русская рать вступила в бой, обрадовался.
– Глупцы бросились на смерть. Я думал, ими командует мудрый и храбрый воин, а, видно, там предводительствует безумец. Пусть пять тысяч зайдут с одной стороны, а еще пять тысяч с другой. Возьмем черниговское войско в кольцо. Видимо, это их передовой полк.
Хостоврул, сидя в седле, разминал свои затекшие мышцы. Вот сейчас мне надо будет выйти на поединок с богатырем Русской земли и не просто победить, а взять его в плен. Слава обо мне разнесется на всю Степь. Ради этого боя стоит немного поразмяться.
Хостоврул стремительным движением вынул саблю и, играя ей, стал выполнять движения, за которыми даже уследить было сложно. Нет, решил Хостоврул, навыки свои я не только не потерял, а, пожалуй, даже улучшил.
– Нойон Хостоврул, – обратился к воителю подскакавший всадник, – мертвецы вступили в бой. Они обрушились на нас и смяли несколько сотен. Люди не бегут, но это ничего не меняет. Мертвецы истребляют живых. Главный мертвец каждым ударом забирает по жизни.
Хостоврул вновь улыбнулся. Приходит время боя. Я возьму в плен этого воина. Хостоврул поднял руку, и весь его тумен, десять тысяч всадников, понесся за ним.
Боярин Евпатий и его люди истребляли монголов, почти не неся потерь. Воины Евпатия использовали все преимущества, которые у них были: метель, снег, отчаяние и, главное, страх. Монголы боялись их и хоть и не бежали, но в бою доблесть проявить не стремились.
Коловрат поднялся в седле и увидел нескончаемую лавину всадников, которая неслась прямо на них.
– Братья, – прокричал боярин Евпатий, – смерть движется к нам, но разве не ее мы искали? Господи, прими нас во Царствии Твоем! Рязанцы, за мной, в последнюю схватку! С нами Бог!
Горстка воинов вместо того, чтобы постараться выдержать удар врагов, в пешем строю сомкнув щиты, сама понеслась на них. Удар воинов Евпатия Коловрата был настолько могучим, что монголы, скачущие в первых рядах, тотчас же нашли свою смерть.
– Евпат! Евпат! – кричал Хостоврул. – Иди на бой!
Евпатий Львович услышал эти крики и увидел едущего монгольского воина, по всей видимости, высокого ранга.
– Что, Евпатий, позволь мне этого чушку срубить? – смеясь, сказал Филька Веселый. – Я ведь человек лихой по душе. Как увидел его коня, так теперь не засну, пока такого же не заимею.
– Нет, Филипп, – ответил боярин Евпатий, – разве ты не слышишь, кого он зовет?
Боярин Евпатий вышел к монголу.
– Ты Евпат?
– Сейчас узнаешь.
В этот момент бой словно прекратился, и все смотрели на двух богатырей.
– Я не думать, что ти таковь. Ты прстый чельвекь.
– Биться будем или говорить?
Хостоврул обнажил саблю и описал ей стремительный узор.
– Убьет этот чушка нашего Евпатия, – тихо проговорил Потап, который тоже волей случая был рядом, – убьет. Мы вон второй день бьемся, а он, видно, свеженький, отоспавшийся и отдохнувший.
– Господи, помоги нашему воеводе, – произнес Пень, снимая с головы меховую шапку и перекрестившись.
Хостоврул, играя саблей, ездил кругом боярина Евпатия. Коловрат слез с коня и подвел его на поводу к Фильке.
– Подержи-ка конька, он мне еще пригодится. И дай-ка мне топор двуручный, а то я свой меч преломил, а сабли этой саранчи мне несколько несподручны.
Что делает этот урус? Он слез с коня и вместо того, чтобы ездить вокруг меня и устрашать, вообще на меня внимания не обращает!
– Урус, биться или трусить?
Боярин Евпатий взял в руки двуручный топор.
– Спаси Господь, православный, – поблагодарил Фильку боярин Евпатий, а затем достал из-под рубахи и кольчуги нательный крест и поцеловал его. – Господи, даруй мне силы одолеть ворога и защитить землю, тобой оберегаемую.
Затем он не спеша убрал крестик под рубахи и посмотрел на Хостоврула, который все так же показывал чудеса владения саблей. Монголы радостно кричали и приветствовали своего воителя.
Устал чего-то, подумал боярин Евпатий. Но ничего, даст Господь, в раю отдохну.
– Чего круги наворачиваешь? Хочешь подохнуть – иди сюда и подохни! – крикнул Коловрат.
Хостоврул пустил коня на Евпатия. Тот просто стоял и даже не поднял топор. Никто даже не понял, что произошло и как такое возможно. В месте, где должен был Хостоврул сразить Евпатия, поднялся снег, раздалось конское ржание, а после оттуда показался конь Хостоврула без всадника. Все увидели боярина Евпатия, неспешно идущего к коню Хостоврула, и разрубленного надвое монгольского богатыря.
Евпатий подошел к коню и взял его под уздцы.
– Хороший мальчик, – сказал Коловрат, похлопывая коня по шее, – один мой друг никак не может успокоиться. Говорит, что, как увидел тебя, покой потерял. Пока не завладеет тобой, не найдет его, а мы тут умирать собрались.
Все ошарашенно смотрели на боярина Евпатия, который, весь измазанный кровью, вел коня Хостоврула на поводу. Животное волновалось, чувствуя чужую руку.
– Филипп, я тут тебе подарок привел. Ты хотел себе этого коня – как я могу не выполнить волю друга!
Филька Веселый протер глаза руками.
– Ну, боярин, вот это удар! И никаких игр. Что делать-то дальше?
– Как чего – провожать басурман.
Боярин Евпатий запрыгнул на коня и обратился к своим воинам:
– Братья, так чего же мы остановились? Разве мало еще в живых басурман? Или уже искупили они страдания, нам причиненные?
– Нет, воевода, век им не искупить!
Рязанские воины вновь набросились на монголов.
– Евпатий, – закричал Филька Веселый, – смотри, на нас со всех сторон монголы поперли. Мы окружены! Прощай, боярин! Рад был с тобой биться, но настало мое время! Ребятушки, грешники! Встанем стеной и даруем нашим братьям возможность вырваться! Евпатий! Веди людей на прорыв!
Немногие выжившие люди Фильки Веселого встали рядом со своим предводителем и закрыли собой остальных воинов, которые стали прорубать дорогу.
На Фильку набросилось сразу трое монгольских всадников. Аркан сорвал его с седла. Враги не хотели его убить, а пытались захватить в полон. Филька, оказавшись на земле, зубами пытался перегрызть наброшенную на него петлю. Другие его люди также попадали в полон, но большинство принимало смерть.
– Ребятушки, стойте насмерть, пока наши братья не вырвутся, а после тикайте, коли сможете! Когда на небе окажетесь, за меня помолитесь!
Фильку оттаскивали от сечи, но он все пытался высвободиться. И тут раздался звук рога.
Боярин Евпатий повернулся туда, откуда шел звук, и замер. Михаил Всеволодович пришел! Господи, слава тебе! Михаил Всеволодович черниговский, видно, увидел, что мы в отчаянии, и привел свои дружины. Что ж, может, сегодня не последний день, и много еще басурман я побью.
– Братья, рязанцы, на прорыв! За мной! Соединимся с помощью, пришедшей к нам! – закричал боярин Евпатий и сам бросился вперед, расчищая дорогу.
Монгольские всадники отпрянули, когда прямо им в спины ударили витязи в сияющих доспехах и стали стремительно их истреблять. Монголы повернули коней и понеслись прочь от ворога.
– Кто вы такие? – спросил боярин Евпатий у одного из всадников, неожиданно пришедших на помощь.
– Мы сторожевая дружина великого князя рязанского. А вы кто?
– Мы последний рязанский полк, и мы провожаем ворогов с нашей земли!
Нет, не черниговская рать пришла на помощь, а всего несколько сотен выживших воинов. Те, кто стоял в дозоре, и те, кто, как и его люди, просто не успел к основным сражениям.
Не придет Михаил Всеволодович на помощь. Никто больше не придет.
– Кто ваш воевода? – спросил боярин Евпатий у воина.
– Воевода наш Никодим Васильевич, а сотник – сын его Константин Никодимович.
– Веди меня к нему. Я воевода Евпатий по прозвищу Коловрат.
Бояре, встретившись, обнялись.
– Благодарю тебя, Никодим Васильевич, что подсобил нам. А то без пользы погибли бы!
– Да где уж без пользы! Вы прямо выметаете монголов с Руси! Мы к вам на подмогу спешили. Пришли в Рязань, а там сказывают, что ты уже увел рать. Я за вами пошел. Сколько вас по числу-то?
– Да не шибко много. Сейчас, наверное, меньше тысячи осталось, – отозвался Коловрат, – но мы, пока все не ляжем, не остановимся!
Боярин Никодим Васильевич кивнул головой.
– Немного, но да когда число решало?
– Сегодня. Мы просто ищем смерть и забираем жизни.
– Возьмешь нас к себе, боярин? Нас двести шестьдесят воинов. Мы тоже хотим за Русь умереть.
– Разве в таком отказывают?
