Глава 71

– Вот и пришли мы к тому моменту в жизни великого князя киевского, который описан русскими монахами-летописцами, предшественниками Нестора. Напомню: согласно их строкам, Святослав не смог осенью пройти через пороги, послал лучшую часть своего войска во главе с воеводой Свенельдом посуху за новой ратью в стольный град (странно, отчего он сам не сел на коня?), завез остальных ратников без провианта в гиблое зимой Белобережье. Свенельд не привез ни войска, ни провианта своему князю (летописи не указывают почему!), – голос Симеона Борисовича взволнованно дрожал, он закурил прямо в кабинете, хотя обычно выходил для этого в учительский туалет. Глубоко затянувшись, историк продолжил:

– То есть ни первый воевода княжества, ни сын Ярополк, ни бояре, оставшиеся при молодом Святославовиче, – никто не смог помочь самому Святославу?! Не смогли или не захотели? Монахи пишут, что Святослав весной вновь с несколькими сотнями обессилевших от голодной зимовки воев с бараньим упрямством идет к треклятому четвертому порогу, чтобы наверняка сложить там голову. Похоже это на поступок гениального полководца, всеми предыдущими деяниями доказавшего торжество своего разума? Или христиане-монахи лгут о кончине великого князя-ЯЗЫЧНИКА, сознательно или под нажимом сильных мира сего, пытаясь увековечить то, чего на самом деле не было? За чернильными строками пряча чужое предательство и подлость! При этом доходят в своем христианском осуждении до того, что на чаше Кури, сделанной из черепа Святослава, обрамленного в серебро, умудряются «прочитать» надпись: «Чужих ища и своя погуби!» Простите, но почти те же слова, согласно Нестору и его «Повести временных лет», смело бросают в лицо великому князю бояре-христиане перед его вторым отъездом на Дунай! Уж не киевские ли ювелиры изготавливали ту чашу? Ибо какой резон язычнику Куре порицать своего «поилица» за дела русские? Шутка, конечно, но тогда выходит, что монах-летописец держал ту чашу в руках? Бред!! Записал с чужих слов? Но тогда это уже не историческая хроника, а сплетня. Или запечатленная на выделанной телячьей коже чужая преднамеренная ложь! Нет, Святослав даже последним часом своим нанес удар обрекшим его на смерть!!..

…Как долго тянулось холодное и голодное сиденье остатков киевской рати на скудных берегах Белобережья! После кровопролитных сеч под стенами Доростола русичи порой хоронили меньше собратьев, чем пески полуострова поглотили за несколько месяцев. Изменились все, и внешне, и внутренне, и, прежде всего, сам Святослав. Если осенью он горел нетерпением прорваться любой ценой в Киев, обнажить меч и собственной рукой извести поселившиеся в стольных теремах измену и подлость, набрать и обучить новое войско и через год-другой вновь явиться на берега Дуная, то к весеннему теплу слабость и апатия поселились в его душе и теле. Было ли это действием хазарского яда, медленно, вопреки всем стараниям Стира, отравлявшего плоть великого князя? Возможно! Не менее вероятно, что сказалась и многолетняя психическая нагрузка, осознание личной ответственности за тысячи и тысячи никчемных смертей. Не на пользу пошли и последствия цинги, неизбежно должной поселиться среди обреченных на отсутствие витаминов людей. Чувства к Предславе и внуку-наследнику зимой притупились, но после Днепровского ледохода вспыхнули вновь! Что, и эти, самые близкие, люди должны сгинуть из-за его ошибок?! И жалкие оставшиеся сотни воев, ставшие ходячими тенями, но не возроптавшие, оставшиеся верными до конца? Что он мог сделать, чтобы спасти их? С обнаженным мечом пробиваться сквозь тучи стрел и тысячи конных печенегов? Бред, химера, половина людей должны будут тащить сушей ладьи, а кто тогда встанет в строй и отразит напуски Кури?

Мысли эти чехардой носились в воспаленном сознании Святослава, лишая покоя, лишая сна. И постепенно утверждалась одна: лишь Перун может помочь своим детям преступить роковую черту! Лишь Перун, верность которому князь сохранил до последних дней. Но Перуну нужна жертва! Такая, чтобы и бог, и Куря остались довольны!! А значит, на жертвенный стол должен лечь он сам, великий князь киевский, побратим некогда первого хана южноднепровских и донских степей, смертью своей поправ и измену сына, и злобу Илдея! Оговорив предварительно с противником цену своей жертвенной крови. Ибо только ЕГО голова нужна степнякам и Ярополку с предателями-боярами! Так пусть же останутся на плечах все иные…

…Солнце показалось из-за крутояров правого берега, зажигая алым цветом головы идолов на капище Хортицы. Птахи дружно щебетали, прославляя зарождение утра и расцвет новой жизни Матери-природы. Теплый ветерок пробегал по-над водой, лаская набухающие почки ив и ветел, молодую пробивающуюся травку, лица людей. Но если первые были рады его слабым порывам, то взоры русичей оставались сумрачно-напряженными. Ибо грядущая смерть близкого человека никогда не вызывает улыбку на устах!

Святослав, обряженный в чистые белые одежды, неторопливо лег и вытянулся на каменной плите жертвенника. Все осталось позади: и борьба за власть с матерью, и поход на Итиль, обративший в пыль Хазарию, и славные победы над болгарами, и гордое: «Иду на вы!», рожденное честью человека, заканчивающего свою жизнь из-за многократного бесчестия иных. Не зря ли прольется сегодня его кровь? Сможет ли печенег, когда-то назвавший русича братом, остаться таковым до конца? Теперь князь сможет узнать об этом только с небес, витая над Днепром, подобно вон тому гордому беркуту!

– Хороший знак, княже! – проговорил Волк, заметив устремленный ввысь взор Святослава. – Перун прислал тебе своего провожатого на пути в Ирий!

– До встречи на его зеленых лугах! – негромко ответил великий князь. – Делай свое дело, Стир!

Жрец Перуна властным жестом отстранил от каменной плиты Волка и Кола. Лишь они двое были допущены внутрь капища: последний воевода некогда могучей рати и верный слуга, которому было поручено исполнить последнюю волю своего господина. Все остальные русичи толпились вдалеке с обнаженными головами. Прощальные слова были сказаны, оставалось лишь только: ждать конца печального действа и обещанной милости богов.

Стир взял в руки старинный бронзовый жертвенный нож, передававшийся из поколения в поколение. Сколько волхвов держали его в руках! Но, наверное, впервые темному металлу предстояло погрузиться в ТАКУЮ плоть! Распорота рубаха, обнажена грудь. Глубокий вздох, замах и… некогда мощное тело изогнулось в короткой агонии. Стиснутые зубы не дали вырваться крику боли наружу. Губы изогнулись в некоем подобии улыбки, ибо воин всегда должен с радостью встречать свою смерть. Все, конец!..

…Солнце достигло зенита, когда ладья ткнулась носом в песок левобережья. Кол с кожаным свертком в руке соскочил сам, помог спуститься Предславе и маленькому Олегу. Хан Куря явно поджидал вестей с острова, ибо почти сразу появился из шатра. К воде его сопровождала многочисленная охрана. Завидев мешок, хан приказал:

– Раскрой!

Кол распахнул края своей ноши. Куря пристально всмотрелся в бледный, чисто вымытый лик Святослава. Явно женская рука готовила обещанный дар к передаче.

– Я помню, что он всегда носил серьгу. Где она сейчас? – поинтересовался хан.

– Этот камень Святославу подарила я, – ответила Предслава, доставая из узелка драгоценность. – Я бы хотела передать ее Олегу, когда он сможет сесть на коня и взять в руки меч.

Женщина не отвела глаз от пристального взора печенега. Куря смотрел на Предславу с удивительной для его слуг мягкостью:

– Твоя красота поблекла, но степи своими ветрами разгладят морщины. Я предлагаю тебе разделить со мной ложе!

– Как наложница? Впрочем, разве у меня есть теперь выбор?

– Я беру тебя в жены, женщина! По нашим обычаям жена погибшего брата должна перейти в шатер оставшегося в живых. А этот малыш станет моим приемным сыном. Ступай за нукером, он проводит тебя к твоим служанкам.

Проводив теплым взглядом Предславу, Куря повернулся к Колу. Льдинки вновь заблестели в его глазах.

– Вы все завтра можете подниматься через пороги, как я и обещал князю. Но вначале выгрузите всю свою боевую добычу из судов. Моим воинам нужно заплатить за слишком долгое ожидание.

– Нам дорого далось это серебро и золото, – попытался возразить Кол, но хан не стал более слушать:

– Кто хочет жить – пусть платит за это! Ладьи с грузом будут расстреляны без пощады! Выбор за вами!

…Прошло два месяца. Илдей милостиво вернул Куре его жену и детей-заложников. Желавшие вернуться домой богатыми поляне и древляне пали от печенежских стрел. Около двух сотен русичей добрались до Киева, но были брошены в темницы ратниками Ярополка. Боялись, ох как боялись Блуд, Стахий, Свенельд и сам старший Святославович правды о смерти великого князя. Обелить свою подлость вымыслом-молвой, задушить правду темнотой подземелий и подлыми ударами ножей – вот их выбор! Но правда о торжестве языческого духа все равно легла на пергамент!!!

Кол и еще около сотни русичей, не желая отдавать свои доли добычи, вернулись вновь на территорию Византии, чтобы предложить русские мечи и воинскую удаль базилевсу. Им пришлось послужить и в дворцовых покоях Преслава, и в легионах Варды Фоки. Сам Кол, устав от ратной службы, сменил доспехи на одеяние монаха, освоил болгарскую грамоту и под конец своей жизни оставил потомкам правдивую повесть о великом князе русском Святославе…