Глава 10

ПОСЛЕ случившегося Кэсси решила, что Таккер МакКензи ей не нравится. Да, он был невероятно симпатичным и классным, но многие парни были именно такими, и неважно, насколько Таккер все-таки невероятно симпатичный и крутой, если ведет себя как тупица и рисуется перед друзьями из-за какой-то публикации в «Инстаграме».

На следующий день после того, как Кэсси ударила Никки баскетбольным мячом по лицу, она решила игнорировать Таккера. Раньше, когда они виделись в коридоре после уроков актерского мастерства, он говорил: «Привет» или «Как дела?», а она отвечала: «Приветик» или «Привет». Но в этот раз, когда она поравнялась с ним и он поздоровался как ни в чем не бывало, она проигнорировала его и, даже не взглянув в его сторону, прошла мимо.

Но, как ни странно, кажется, игнор заинтересовал его больше. На следующий день, выходя с подружками из «Готам Пиццы», Кэсси заметила Таккера. Раньше, когда Таккер был с друзьями, он ей ничего не говорил, и даже не замечал. Но в этот раз он ее окликнул:

– Привет, Кэсси, подожди!

Подружки Кэсси пошли обратно в школу, друзья Таккера тоже разошлись. Таккер и Кэсси впервые остались наедине.

– Ты злишься на меня за что-то? – спросил Таккер.

Кэсси сделала вид, что не понимает, о чем это он, и спросила:

– Что ты имеешь в виду?

– Не знаю, – сказал Таккер. – Просто ты в последнее время холодна со мной, вот и все. Я имею в виду последние пару дней.

Кэсси пыталась не думать, какой он все-таки милашка – эта улыбка и волнистые темные волосы – и как ужасно ей хотелось его поцеловать.

– Я просто хочу сказать, – произнес он, – твой пост в «Инстаграме»…

– Я ничего не выкладывала, – перебила Кэсси. – Это сделала Никки, и она поступила неправильно, потому что это предназначалось только ей. Да, я написала то сообщение, но больше не собираюсь краснеть и стыдиться из-за него. В тот момент я что-то чувствовала – это было мгновенное чувство, – и я написала об этом подруге. По крайней мере, я думала, что пишу подруге. И мне все равно, что ты или кто-то еще думаете. У тебя нет права смеяться надо мной, будто это хорошая шутка. Было довольно унизительно внезапно обнаружить, как все увидели то, что я никому не хотела показывать.

– Эй, притормози, – сказал Таккер. – Я за тобой не успеваю.

Кэсси говорила быстро – так было всегда, когда она нервничала.

– Извини, – сказала Кэсси. – Да неважно. Теперь все это в любом случае ничего не значит.

– Для справки, – уточнил Таккер, – я над тобой никогда не смеялся. Я даже ни о чем не знал до сегодняшнего утра и был польщен.

– Правда? – удивилась Кэсси. – Ничего не понимаю. Когда я видела тебя в тот день, ты все время смеялся.

– Должно быть, над чем-то другим, действительно смешным. Я не думаю, что выкладывать чужие сообщения – круто.

Могло ли быть так, что Кэсси ошибалась? Она была так огорчена и унижена, что, скорее всего, поспешила с выводами насчет Таккера. Супер! Мало того что ей было стыдно за то, что она надела костюм Человека-Муравья и нечаянно сломала Никки нос; теперь у нее была еще одна причина, чтобы чувствовать себя неловко.

– Уф-ф, круто, – сказала Кэсси. – Я даже не представляла.

– Замечательно, – ответил Таккер. – А может, сходим как-нибудь в «Карл Шурц»? До конца следующей недели у меня не получится, потому что будут консультации перед экзаменом и тренировки по лакроссу, а через неделю было бы круто, если ты не против.

«Карл Шурц» – так назывался парк в верхней части Нью-Йорка. Неужели все это происходит с ней наяву и Таккер МакКензи действительно зовет ее погулять?

– Постой, ты не шутишь? – спросила Кэсси. – Если я соглашусь, ты начнешь смеяться надо мной?

– Обещаю, что не буду смеяться, – заверил он.

Это было так мило; казалось, он нервничал, будто боялся, что она откажет ему.

– Хорошо, тогда да, – ответила она. – С удовольствием.

В школу они возвращались вместе – на самом деле вместе. Кэсси так часто представляла себе, как гуляет с Таккером где-нибудь, и вот сейчас это действительно происходило. Ее фантазии превратились в реальность.

– Можно задать тебе вопрос? – сказал Таккер.

Неужели он попросит разрешения взять ее за руку?

– Конечно, – ответила она, надеясь, что ее рука была не слишком потной.

– Что за старый чувак идет за нами?

– Старый чувак? – спросила сбитая с толку Кэсси.

– Мне кажется, я его около школы тоже видел, – добавил Таккер.

Кэсси оглянулась на Роджера, волочившегося за ними на расстоянии. Она была так поглощена происходящим, что напрочь забыла об охраннике.

– Ах, этот, – сказала Кэсси. – Если я тебе расскажу, обещаешь никому не говорить?

– Зуб даю, – ответил Таккер.

– В общем, ты будешь шокирован, но это агент ФБР, федеральный маршал, который должен следить за мной по причине, которую я не знаю и даже если бы знала, то не могла бы тебе рассказать. Уф-ф. – Кэсси снова тараторила и, вероятно, выглядела глупо, но ничего не могла с этим поделать.

– Ты серьезно? – спросил Таккер. – Он действительно агент ФБР?

– Я никогда тебе не врала, – сказала Кэсси.

– Это так круто, – произнес он.

– То, что я тебе не лгала, или то, что у меня есть свой агент ФБР? – поинтересовалась она.

– И то и другое, – ответил он.

В школе Кэсси не хотелось прощаться с Таккером. Ей хотелось сейчас же оказаться вместе с ним в парке и чтобы вокруг не было ни души.

– Увидимся, – сказал он.

Кэсси пошла на следующий урок – актерского мастерства, – но не могла понять, что ее беспокоит. Она знала, что больше ни о чем не может думать, кроме как о Таккере МакКензи, и что это был определенно самый счастливый день в ее жизни.

НА СЛЕДУЮЩИЙ день Никки пришла в школу впервые после того, как сломала нос. На лице у нее была большая повязка, и Кэсси чувствовала себя ужасно виноватой. Она вспомнила, как отец сказал, что нужно загладить вину перед Никки. Ну, он не говорил конкретно «загладить» или «вину», но суть была ясна. Отец всегда твердил: что даешь, то и получаешь взамен, – а это порядком раздражало. Особенно потому, что он был прав.

Кэсси не могла собраться с духом и подойти к Никки, пока они были в классе, но позже она подошла к ней в коридоре и произнесла:

– Привет. Слышала, что приключилось с твоим носом. Очень сожалею.

– О чем ты сожалеешь? – спросила Никки. – Ты же тут ни при чем.

Кэсси вспомнила, как она кидала баскетбольный мяч Никки в лицо.

– Да, я знаю, – сказала Кэсси. – Я имею в виду, мне жаль, что с тобой это случилось. Тебе больно?

– Когда это произошло, было чертовски больно, – сказала Никки. – Вчера еще ныло. Но доктор дал мне обезболивающее. Когда я его принимаю, мне становится лучше. Сегодня немного побаливает, но я хотя бы не чувствую, будто моя голова сейчас взорвется.

– Это фигово, – сказала Кэсси. – Давай я как-нибудь помогу тебе с домашним заданием по математике.

– О чем ты?

– Ну, может, как-нибудь после школы или на выходных я помогу тебе с вычислениями. Я имею в виду… просто я знаю, что ты ненавидишь математику, и ты упоминала, что твои родители даже собираются нанять тебе репетитора. А так как мне математика дается легко, я подумала… я буду очень рада тебе помочь, вот и все.

Они дошли до конца коридора. Дети проходили мимо них, смеясь и шушукаясь.

– Я не понимаю, – сказала Никки, – почему ты так добра ко мне?

– Просто так, – ответила Кэсси. – Просто потому что…

– У тебя нет причин, чтобы предлагать помощь, – продолжила та. – Это я должна быть добра к тебе. Когда я лежала в больнице с таким носом, то думала, что вела себя как дура по отношению к тебе. Это чудовищно, и я считала, что заслужила удар по носу.

– Это была лишь случайность, – сказала Кэсси.

– Нет, это не так, – возразила Никки. – Все произошло само собой. Я знаю, это звучит как полный бред, но мяч просто оторвался от пола и сам ударил меня по носу. Никто в меня его не бросал.

– Но ведь это Кили ударила тебя мячом, – сказала Кэсси. – Ну, то есть так люди говорят.

– Нет, так сказала тренер Джилл, – ответила Никки. – Естественно, директор и завуч поверили, потому что она учитель. Но тренер лжет – она ничего не видела. Даже сама Кили говорит, что не бросала его, но завуч убеждена, что я все отрицаю для защиты Кили. Если бы она меня ударила мячом, я бы сказала, что это она меня ударила, и не стала бы защищать, но она этого не делала, мяч сам меня ударил. Знаю, все звучит неправдоподобно, я сама в это не верю, но все так и было, и так отвратительно, что мне никто не верит. Все думают, что я сошла с ума. Даже мои родители считают, что я сумасшедшая.

Никки заплакала, слезы скатывались по повязке на носу.

– Не думаю, что ты сошла с ума, – сказала Кэсси.

– Все думают, что я сошла с ума, – сказала Никки. – Все, кто там был, и даже кто не был.

– Я верю тебе, – ответила Кэсси.

– Правда? Ты действительно веришь мне или просто так все это говоришь?

– Нет. Я тебя знаю, и, если ты говоришь, что это произошло, значит, это произошло.

– Но как это случилось? Уму непостижимо.

– Какая разница? – сказала Кэсси.

Никки на мгновение пристально посмотрела на Кэсси, будто пытаясь понять, серьезно та говорит или шутит. Потом обняла и сказала:

– Вау, спасибо. Ты удивительная.

Кэсси тоже была счастлива. Было круто помириться с лучшей подругой.

– Эй, хочешь пойти по магазинам на 86-й улице после школы? – спросила Никки.

– Я бы с удовольствием, но сегодня не могу, – отказалась Кэсси.

Никки на секунду обернулась и посмотрела в конец коридора, где прятался Роджер, а потом повернулась снова:

– И все-таки что это за мужчина? – спросила Никки.

– Да так, не обращай внимания, – сказала Кэсси.

– Зои говорит, ты ей рассказала, что это школьный инспектор. – Казалось, Никки была сбита с толку. – Он весь день за тобой ходит? Что еще за школьный инспектор?

– Да он просто контролирует успеваемость учащихся, ну типа ответственный за нее, – произнесла Кэсси, понимая, что все это похоже на бред сивой кобылы. И добавила: – Ну, это типа проверка школы. Исследование управления образования – ничего страшного. Ой, мне нужно забрать кое-что из шкафчика перед следующим уроком. Спишемся позже.

В этот раз Кэсси отделалась. Но она осознавала, что будет тяжело долго держать Роджера и все, что связано с ее защитой, в секрете от Никки и остальных, особенно после того, как она уже призналась Таккеру.

У Кэсси был самый лучший день в школе за последнее время. Было круто помириться с Никки без особых проблем. Теперь, когда Никки вела себя так мило, Кэсси едва могла вспомнить, почему она решила напасть на нее в костюме Человека-Муравья. Честно говоря, поступок был детский и не соответствовал поведению 14-летней девушки, особенно после того, как она поняла, что причины-то вовсе и не было, потому что Таккер над ней не смеялся. Выложив это сообщение в «Инстаграм», Никки, возможно, даже помогла Кэсси, потому что Таккер узнал, что он ей нравится, а мог никогда не догадаться.

Кэсси была так счастлива, что даже Роджер, следовавший за ней повсюду, больше не казался ей таким назойливым. Она видела Таккера пару раз – в первый он был с друзьями у своего шкафчика и не заметил ее, а потом в коридоре, как обычно, и вместо стандартного «Привет!» они немного поболтали. Ну, не совсем поболтали, примерно секунд тридцать, но Таккер сказал, что ему нравится ее рубашка. И это было потрясно, потому что она решила надеть ее – ту самую, из «Юникло» – как раз в надежде, что сегодня она встретит Таккера, он заметит и сделает комплимент, и теперь казалось, что мечта сбылась.

Остаток дня ей сложно было сконцентрироваться на уроках, потому что она была поглощена своими мыслями, проигрывая в голове каждую секунду, каждую мелочь в разговоре с Таккером. Несколько раз учителя спрашивали ее, но Кэсси была в растерянности и не знала, что ответить. Дейв, ее учитель по химии, поговорил с ней после урока. Он спросил, что ее в последнее время беспокоит и является ли «ситуация, в которой она оказалась», имея в виду защиту, фактором, который отвлекает ее от учебы. Кэсси ответила отрицательно, сказала, что все хорошо и завтра она будет более собранной. Но волновал ее только Таккер МакКензи: что он ей скажет, что она ответит ему и – больше всего – что она почувствует.

Покидая школу почти в три часа, Кэсси надеялась случайно столкнуться с Таккером. Ну, это все-таки не было бы случайностью: она знала, что, возможно, он во дворе, но не увидела его. Кэсси прошла многоэтажный дом и повернула на 1-ю авеню, надеясь встретить Таккера там, когда вдруг увидела двух мужчин, направлявшихся в ее сторону.

Поначалу она не заметила в этом ничего странного. Мужчины приближались к ней с серьезным выражением лица, но это был Нью-Йорк. Здесь миллионы людей, и миллионы странных вещей происходят постоянно. Возможно, мужчины просто спешили по своим делам, и им не было до нее никакого дела.

Вскоре Кэсси увидела, что у обоих было оружие, но не успела удивиться или даже испугаться – и вообще, все казалось нереальным. Только когда один парень, тот, что повыше, выстрелил из оружия – не в Кэсси, в кого-то позади нее, – девушку охватила паника, но действовать было уже слишком поздно, потому что парень, что был пониже, схватил ее и силой поволок в машину. Какая-то женщина на улице закричала: «Эй, вон там!» – и Кэсси подумала: «Роджер, боже мой, Роджер!» – но высокий был уже в машине рядом, захлопнул дверь, и автомобиль помчался прочь.

Прежде чем Кэсси смогла позвать на помощь, парень пониже положил ей что-то на лицо, платок или полотенце. Оно было влажным и странно пахло чем-то сладким. Кэсси вырывалась и кричала: «Отпустите меня, пожалуйста! Пожалуйста, отпустите меня!» Но он плотно прижимал платок к ее носу и рту, и перед глазами все закружилось. В этот момент она думала: «О нет, все как в кино, жидкость на платке вырубит меня!» Она чувствовала усиливающееся головокружение, может быть, частично из-за страха; все длилось дольше, чем в кино, но все-таки эта пропитка действовала, определенно, но почему?! Почему с ней? Кэсси знала, что дело в ее отце, и это как-то связано с глупым приказом о защите. Она вспомнила, как однажды спросила отца, почему он хотел быть Человеком-Муравьем, что он от этого получает, и Скотт ответил: «В мире есть добрые и злые люди. И те и другие заслуживают наказания». Что ж, возможно, она была злым человеком, и это ее наказание за то, что она сломала Никки нос. Теряя сознание от запаха, Кэсси понимала, что мысли ее – полный бред, но продолжала думать… Почему? Ну почему? И когда она снова попыталась позвать на помощь, ей не удалось даже пошевелить губами. А потом все провалилось в темноту.