Вернувшись домой, я почувствовала страшную усталость. На меня снова навалилась тошнота. Я не могла сказать, вызвано ли это тем, что я начала Путешествовать, не успев восстановиться как следует, или расставанием с Саймоном. Не с моим Саймоном, напомнила я себе, садясь за стол, и выпила банку кока-колы, чтобы избежать нового приступа симптомов частотного отравления.

Я уничтожила мир, в котором обитал один из Саймонов, флиртовала с несколькими другими и одного из них всего несколько минут назад больно ранила. Однако тот Саймон, который значил для меня больше всех остальных, вместе взятых, и знал меня лучше, чем любой другой, – он находился со мной, в Главном Мире. И я готова была решить любую проблему, влияющую на него и на Главный Мир, преодолеть все препятствия ради того, чтобы мы были вместе.

Итак, решила я, больше никаких Путешествий ради встреч с многочисленными другими Саймонами. Никогда.

Это «никогда», однако, оказалось очень недолгим.

Мое внимание привлек чей-то топот. Выглянув из-за угла, я увидела школьную медсестру, бежавшую в сторону спортзала с медицинским саквояжем в руке. Ее сопровождали несколько игроков баскетбольной команды.

– …говорит, что он в порядке, – уловила я обрывок разговора. – Но тренер не хочет рисковать.

Возможно, я была не сильна в тригонометрии, но уж в арифметике-то разбиралась, так что для меня не составило труда сложить два и два.

Я бросилась следом, охваченная ужасом.

Саймон сидел на скамейке – его почти не было видно за окружившей его группой игроков. Растолкав их, медсестра с нарочито бодрым видом достала из саквояжа тонометр.

– Ну-ка, посмотрим, что тут у нас, – сказала она.

– Да ладно вам, я в порядке. Это какая-то ерунда. Тренер, давайте продолжим, – сказал Саймон.

Однако, выглядел он не лучшим образом – вид у него был не просто усталый, а по-настоящему измученный.

– Нет, не ерунда, – проворчал тренер. – Все это выглядело как какой-то чертов припадок.

– Я просто всю ночь не спал, – стоял на своем Саймон. – Я в норме, правда.

– Черта с два ты в норме. У нас завтра игра. Я не могу позволить, чтобы ты, находясь на площадке, вдруг упал в обморок, как тринадцатилетняя девчонка на рок-концерте.

Я заметила, что от этих слов Саймон покраснел.

– Вам надо побольше пить и как следует выспаться, – произнесла медсестра.

Один из баскетболистов принес спортивную сумку Саймона и поставил ее на пол у его ног.

– Дуй домой, Лэйн! – рявкнул тренер тоном, не терпящим возражений. – Отдохни как следует.

– Мне вовсе ни к чему… – начал отнекиваться Саймон, но тут увидел меня и встал. – Ладно, тренер. Завтра я буду как огурчик.

– Да уж постарайся. – Тренер свистнул в свисток. – Так, остальные, займитесь делом! Здесь вам не чайная вечеринка! Побежали, побежали!

Пока Саймон шел ко мне через спортзал, его глаза ни на секунду не отрывались от моего лица. Я вдруг почувствовала, как от его взгляда мне почему-то стало холодно. Чем ближе он подходил, тем сильнее было ощущение.

– Пошли в машину, – сказал он, вскидывая на плечо сумку. До джипа мы добрались, не произнеся ни слова. Наконец, сев за руль, Саймон повернулся ко мне. – Я видел, как ты снова Путешествовала.

– Что именно ты видел? – поинтересовалась я, решив не отпираться.

– Все. Видишь ли, раньше я думал, что все это мне снится… Это трудно объяснить, но я считал, что мне снится, как ты флиртуешь со мной где-то, в каких-то местах, таких знакомых и в то же время незнакомых. А выходит, ты действительно этим занималась в других мирах, так? Разве недостаточно, что я люблю тебя в этом, нашем мире? Меня тебе недостаточно, и ты кокетничаешь с моими отражениями?

– Нет! Все было не так!

– А потом ты взяла и бросила меня. Ты что же, и здесь собираешься меня бросить, чтобы все было единообразно? – Было заметно, что Саймон глубоко оскорблен. – Ты обманывала меня со мной же.

– Я тебя не обманывала! Я там не была со времени нашего свидания. С того самого момента, как в Главном Мире между нами все изменилось.

– Все изменилось уже давно.

Я почувствовала, как в моей душе тоже закипает гнев.

– А ты никогда не задавался вопросом, почему так произошло? Ты сам говорил, что на то, чтобы меня разглядеть, у тебя ушло слишком много времени. Ты не задумывался, почему все случилось так, как случилось?

– Проект. Пауэлл затеяла свой музыкальный проект. И в тот вечер…

– Ты мечтал обо мне под дождем.

– Ну да, рядом с «Грандис». Ты дала мне бумажную звездочку.

– Когда Пауэлл поставила нас в пару, ты со мной практически не общался. Так что ты прозрел не на уроке музыки. Ты обратил на меня внимание, потому что предыдущим вечером твой двойник из другого мира меня поцеловал.

– А ты, значит, ему это позволила.

– А почему нет? Ведь в реальном мире между нами ничего не могло быть. Ты – звезда баскетбольной команды, а я – какая-то ненормальная девица, синий чулок. Так что ничего удивительного, что я, находясь в параллельном мире, позволила поцеловать себя парню, о котором давно мечтала, – даже если он был всего лишь эхом.

– Но ты снова отправилась к нему.

– Ты ведь встречался с Бри.

– Это не одно и то же, и не смей со мной спорить. Ты лгала мне все то время, пока мы были вместе.

– Ты ведь ничего не знал о Путешественниках. Как я могла тебе что-то объяснить?

– Чушь, Дэл. Ты могла мне все рассказать на складе спортинвентаря. Это был бы самый подходящий момент.

– Ты был тогда немного занят. Если ты еще не забыл, в тот момент ты думал лишь о том, как спасти жизнь матери.

– Не впутывай ее в этот разговор, – разозлился Саймон. – И вообще, не пытайся торговаться со мной. Если ты пообещала помочь ей, это не дает тебе права водить меня за нос. Не смешивай одно с другим – это разные вещи.

– Черта с два разные! Ты узнал о Путешественниках и в тот же день попросил меня помочь спасти твою маму. В тот же день! А когда я отказалась, ты ушел. Потом я все же согласилась, и у нас все снова стало хорошо. Если уж говорить о честности, признай: главная причина того, что мы вместе, – то, что я могу помочь твоей маме.

– Я был идиотом, – сказал Саймон и опустил голову. – Когда ты рассказала мне про Путешественников, я даже не подумал, что то, о чем я тебя попросил, могло быть опасно. Что это могло дорого тебе обойтись. Я думал только о маме и о том, как сделать так, чтобы она выздоровела. Ради нее ты рисковала своей жизнью, и я благодарен тебе за это. Настолько, что не нахожу подходящих слов, чтобы это выразить.

Ожидая продолжения, я стиснула кулаки, и ногти впились мне в ладони.

– Но я с тобой – вернее, я был с тобой – потому, что я был от тебя без ума. И твой дар Путешественника здесь совершенно ни при чем. По крайней мере, так мне казалось. Получается, что из-за твоих Путешествий в наши отношения закралась ложь, и это твоя вина.

– Я боялась тебя потерять.

– Послушай, ты можешь мне объяснить, как это работает? Насколько я понимаю, мой двойник из другого мира сейчас тебя не очень-то жалует. – Саймон с трудом подавил улыбку. – Похоже, в этом мы с ним в данную минуту похожи.

– Саймон…

Я вскинула голову, но его взгляд был устремлен на руль.

– Но ведь ты целовал меня, – снова заговорила я. – Ты думаешь, что мои чувства к тебе разбудил твой двойник, но что вызвало к жизни его чувства ко мне? Боюсь, теперь уже мы никогда в этом не разберемся, потому что ты мне не веришь, а я не верю тебе. И все-таки. Что разбудило его? Он ведь почему-то увидел меня, физически увидел, а не должен был.

– Выходит, тебе не позволяет быть со мной твоя уязвленная гордость, – сказал Саймон и протянул руку, чтобы помочь мне открыть дверь. – Пожалуй, тебе пора.

Я выбралась из машины, но осталась стоять рядом с ней, упираясь рукой в металлическую стойку.

– Да нет, ты меня не понял, дуралей. При чем тут гордость? Все дело в физике. Путешественники могут оставлять в параллельных мирах впечатления о себе, но отраженные люди эти впечатления не воспринимают. Они их не помнят, понимаешь? Тот Саймон, по идее, не мог меня увидеть, ведь мы с ним физически не контактировали, как и с другими обитателями его мира, – ни в какой форме, даже в форме простого прикосновения.

– Может, ты ко мне клеилась в каком-нибудь другом параллельном мире, – предположил Саймон. – Это вполне в твоем духе.

– Ничего подобного. Единственный раз, когда я пересекалась с тобой до всего этого, – это в парке. – Правда всплывала в моем сознании, как головоломка, в которой наконец все фрагменты начали становиться на свое место. – Да, ты видел меня в парке.

– В каком еще парке?

– В Парковом Мире. Так я называю мир, который разрушился – отчасти по моей вине, потому что я его разделила, – пояснила я, вспоминая пруд с плавающими в нем утками, воздушные шары… – Этот мир был нестабильным, и ты ко мне прикоснулся.

– Этого больше не повторится. Я не могу помешать тебе приставать ко мне в других мирах, но в этом между нами все кончено.

Захлопнув дверцу, Саймон нажал на газ и уехал, оставив меня на стоянке.

«Переживать будешь позднее», – сказала я себе. Мои мысли сейчас были сконцентрированы на мелькнувшей у меня догадке. Итак, парк. Закрыв глаза, я стала вспоминать, как Саймон охватил ладонью мое бедро, чтобы не дать мне упасть, и как от этого прикосновения я едва не потеряла равновесие окончательно.

Я вспомнила нестабильность его частоты и то, как сильно ощущала диссонанс, когда мы встречались в параллельных мирах – во всех параллельных мирах, где мы так или иначе пересекались.

Он обратил на меня внимание в парке, поскольку со звуковой частотой Паркового Мира что-то было не в порядке.

Он заметил меня в Мире Пончиков, потому что что-то было не так с ним самим.

Я привлекла его внимание в Главном Мире, и начались инверсии.

Кажется, я начала понимать. Частота Паркового Мира была не в порядке не потому, что сам этот мир был нестабильным. Парковый Мир был нестабильным, поскольку что-то было не так с Саймоном. Существовала связь между его отражениями – более тесная, чем при СРП. И чем больше я взаимодействовала с ними, тем крепче эта связь становилась и тем сильнее проявлялась. Более нестабильными становились излучаемые эхо-Саймонами звуковые частоты. Это, в свою очередь, делало нестабильными миры, в которых отраженные Саймоны обитали.

Мои родители искали в параллельных мирах что-то, что вызывало глобальную нестабильность. Но проблема таилась не в отраженных мирах.

Проблемой являлся сам Саймон.