Глава 12. Тайна Великой Магистрессы
Ди Вижен вышел к светящемуся зелёному знаку под Собором Трёх Богов. Его линии были вырезаны в каменном полу; по желобкам текла зелёная слизь – такая же, что покрывала Башни Святого и Земного Ведовства. У дальнего входа в зал командор рассмотрел обгрызенные человеческие останки; у них возился чёрный крысолюд. Услышав шаги ди Вижена, Чумной король оставил обед и повернулся к нему оскаленной пастью.
Смерть подчинённых (кто здесь мог находиться, как не ловцы нечисти с ведуном и братом Игнатием?) привела командора в сильнейшее негодование. Какая-то дохлая крыса-переросток безнаказанно лакомится людской плотью и смеет щериться на слугу Матери Церкви, представителя Ордена Карающих! Не бывать этому!
Крысолюд спрыгнул с окровавленного холмика, бывшего когда-то мастером Мюрелли, и начал разбег к ди Вижену, перепрыгивая зоны ловушек. О крысолюдском чутье на ловушки справедливо ходили легенды. Чёрная тварь ни разу не наступила на плиту-перевёртыш, не затронула невидимую обычному зрению нить самострельного капкана. Она будто знала, где подстерегает опасность.
– Фариил! Пламенный Молот! – выкрикнул командор, размахнулся как следует и послал навстречу скачущему грызуну своё основное оружие.
В воздухе оголовье молота вспыхнуло жёлтым огнём. Бешено вращающийся снаряд стал похож на пламенный диск, посланный божественной рукой в нечистого. Чумной король перепугано пискнул, тщетно попытался уклониться. Оружие смяло грудную клетку и швырнуло крысолюда назад; нежить проехалась по полу, разряжая спрятанные в стенных нишах самострелы и переворачивая плиты-ловушки, скрывавшие волчьи ямы. Чудовище врезалось в стену возле выхода и задёргалось в конвульсиях.
Обогнув волчьи ямы, ди Вижен приблизился к корчащемуся Чумному королю, поднял оружие. От нежити разило паленой шерстью и тухлятиной.
– Ты в курсе, вообще, кого тронул? – пищал покалеченный крысолюд. Молот переломал ему рёбра и перебил позвоночник, частично парализовав. – Вали отсюда, пока цел! Нас много, мы знаем, где ты живёшь! Мы знаем, где живёт твоя семья!
Око Фариила метнулось в коридор, ведущий в подвал Собора.
– А мне по боку, – равнодушно проронил командор, оставляя в зале труп грызуна с проломленным черепом. Выходя, он перекрестился: – Спите с миром, братья мои.
В подвале никого не было. Через открытый тайный проход сверху лились богохульные песнопения, состоящие из грязнейших ругательств. Поднимаясь по ступеням хлипкой лестницы, ди Вижен знал, кого увидит в богослужебном зале; следы многочисленных крысиных зубов на останках ловцов нечисти говорили о десятках, если не сотнях крыс, накинувшихся на горстку людей.
В богослужебном зале, как выразились бы авторы Святого Писания, царила мерзость запустения. Людей – живых, по крайней мере – заметно не было, зато пол покрывала бурлящая серая масса из тысяч крысиных тел. Крысы свисали со штор, крысы сидели на подоконниках, карнизах, столиках для подношений, статуях богов. Богатое убранство нынче обветшало; загаженная, опрокинутая церковная утварь утратила блеск, святые на иконах лишились бород и некоторых важных частей тел и теперь с немым укором взирали на творящийся беспорядок. Статуи богов также пострадали от острых крысиных резцов.
У алтаря, заключённого в многоугольную дьявольскую фигуру, под перевёрнутым крестом правил богохульную службу крысолюд в облачении понтифика. Ему помогали четверо облезлых крысолюдов с расщеплёнными священническими посохами.
На появление человека сразу отреагировала крысиная масса. К ди Вижену хлынули живые волны грызунов, жаждущих крови. Командор поднял над собой молот, крикнул «Фариил! Разящий Свет!» и грянул пламенеющим оголовьем о пол.
Громыхнуло, подступившие к человеку крысы разлетелись, сгорая в воздухе от брызнувшего из-под молота ослепительного света. На мгновение свет заполнил зал и рванулся из окон вместе с осколками цветных витражей. Здание собора вздрогнуло, закачались статуи трёх богов и парящие на верёвочках облака с богочками. У изваяния святого Алкона отвалилась борода, однако, вид у него сделался довольный, равно и у других святых, «переживших» крысиное нашествие.
В полу на месте удара возникла небольшая воронка, от неё к стенам шли глубокие трещины. Зал усеивали обугленные трупики грызунов, решившихся напасть на Арно ди Вижена. Вновь заблестели золото и серебро, радуя душу.
Командор недвижимо стоял, держа одной рукой молот, а другой серебряный крест. Грудь его тяжко вздымалась.
– Уф-ф, – он повернул лицевую пластину шлема к обгоревшим, скукожившимся крысолюдам. – Теперь ваша очередь.
Крысолюд в одеянии понтифика, прервав песнопение, указал трясущимся костлявым перстом на ди Вижена. Судя по клацающим зубам и налитым кровью буркалам, он был вне себя от гнева. Какое-то время он невразумительно мычал, силясь произнести хоть слово, потом взвизгнул:
– Убить!!!
Огненный шар вёл святого охотника по извилистым коридорам катакомб. Адами почти бежал за чудесным проводником, так быстро тот летел к цели. Бесчисленные повороты могли легко запутать менее искушённого в подземных путешествиях человека, однако, Давид помнил пройденный путь, словно успел нанести его на карту. Когда Око Фариила зависло перед кирпичной стеной, знаменующей окончание блужданий по лаврасским катакомбам, он насчитал двадцать восемь поворотов и тридцать четыре перекрёстка, через которые довелось пройти.
У стены зеленела многолучевая звезда, вписанная в многоугольные геометрические фигуры. Будучи святым охотником, то есть доверенным лицом понтифика, Адами отлично разбирался в магии прихвостней нечистого. Вырезанный в камнях знак относился к некромагическим, его задачей было подчинение духов умерших. Ди Вижен был прав: некромант, судя по всему, замыслил гадость куда более опасную, чем уничтожение Ордена Мудрости: перевод погибших ведунов в разряд нежити с их дальнейшим использованием в своих коварных замыслах. Осторожно обойдя светящийся рисунок, Давид осмотрел стену. Она выглядела крепкой, и завалить её с наскока он не считал возможным, несмотря на недюжинную силу. Он отстегнул от пояса кожаный футляр, достал из него начинённый порохом полый кирпич с приделанным кое-как сбоку шнуром и заложил его под стену. С помощью огнива он выбил на шнур пару искр. Пропитанный порохом шнур весело вспыхнул, затрещал. Святой охотник, вопросительно глянув на Око Фариила, отбежал подальше и присел за поворотом, прикрыв уши руками. Огненный шар опередил его, освещая путь.
– Пять, шесть, семь, – досчитал он.
Грохот прокатился по туннелям катакомб. Подземелья тряхнуло, с потолка посыпалась пыль. Эхо долго бродило по коридорам, пока не затихло вдали. За пылью с потолка посыпались камешки, сначала мелкие, потом крупнее, и Адами понял, что переборщил с зарядом. Придерживая разорванную шляпу и ножны с мечом, он бросился к стене. По дороге, размышляя о несправедливости жизни и параллельно пытаясь не задохнуться в пылевом облаке, он подумал, как будет плохо, если кирпичная кладка выдержала взрыв.
К счастью для святого охотника, в стене зияла брешь, куда тут же влетел огненный шар. В длинном помещении за стеной двумя рядами стояли бочки с пивом и вином и шкафы с бутылками – ведуны использовали подвал в качестве винного погреба. Давид в несколько прыжков покрыл расстояние до каменной лесенки, взбежал по ней, толкнул плечом сосновую дверь и выпал в полутёмную каморку; дверь оказалась не заперта. Каморка располагалась под центральной лестницей Башни.
Итак, он внутри Башни Людского Ведовства. Отдел Ордена Мудрости, ютившийся здесь, занимался изучением возможностей человека – его тела, духа и души. Согласно Святому Писанию, составленному Пророками в разные периоды истории Лэсатра, Всевышний одарил людей великими способностями, возносящими человека над животными и делающими его подобным богам. Прежде всего, Создатель наделил человека способностью к восстановлению плоти, а также способностью к рассуждению и способностью творить чудеса. Эти чудеса были маленькими по сравнению с чудесами, которые давали возможность творить боги, но всё же, они были. Апологеты идеи так называемых «людских чудес» полагали, что, благодаря усиленным тренировкам тела, духа и души, можно развить в себе соответствующие способности и достичь практического бессмертия (в идеале, конечно), уподобившись богам. Орден Карающих пристально следил за деятельностью данного отдела ведунов, так как весьма осторожно относился к идее богоподобия и искал повод объявить её еретической, тем самым ослабив позиции ведунов при дворе виталийского короля.
Внутренности Башни освещались мутным зеленоватым светом. Он колыхался призрачным маревом, словно ядовитые испарения юго-восточных болот. Ведунов смерть застала за обычными делами; многие спешили по центральной лестнице и упали, где стояли, иные лежали штабелями у окон, выходящих на Соборную Площадь; очевидно, они наблюдали за метаморфозами Башни Земного Ведовства в последние моменты жизни. Самодвижущиеся ступени центральной лестницы – ещё одного ведовского чуда наравне с лифтом Башни Святого Ведовства – навсегда остановили движение; должно быть, тянувшие ступени цепями ученики тоже погибли. Над выходом красовалась золочёная табличка с изречением бессменного начальника отдела Людского Ведовства Ури ди Мечелли: «Пить – здоровью вредить!» Как видно из текста изречения, ди Мечелли был ярым антагонистом приснопамятного магистра ди Сави.
Сверху донеслись звуки отчаянной борьбы, кто-то закричал и выпал меж лестничных пролётов, махая конечностями. Падая, неизвестный натыкался на перила, ломал их и летел дальше; его крик по естественным причинам прерывался треском и болезненным ойканьем. Святой охотник деликатно отошёл в сторонку, уступая свободное место падающему. Снеся перила первого пролёта, несчастный шмякнулся на мраморные ступеньки грудой искорёженной плоти; из неё высовывались белесые кости, создавая незабываемое зрелище.
«Конец бедняге», – сочувственно подумал Адами, и тут случилось невероятное: упавший шевельнулся и застонал! Отхаркавшись, он пробулькал:
– Ублюдок! Садист! Сын землеройки и рогатого кролика! Ой-й, больно-то, ай-яй-яй!
– Не надо было послание разворачивать, идиот! Всех, всех погубил! – раздался поучительный вопль с этажа эдак седьмого. – Надо было меня дождаться, вместе бы развернули!
– Откуда ж я знал, что там некромагическая ловушка! – оправдывался упавший. – Печати-то настоящие!
– Правильно, настоящие! Мудрейшая его тебе прислала, чтобы ты что сделал? И-с-с-л-е-д-о-в-а-л! А ты ручонками своими шаловливыми полез, женолюб хренов!
– Мне же никто ничего не сказал!
– Правильно! Это тайное задание, мне о нём бог впервые поведал, от Мудрейшей присланный, уже после того, как я с некромантским порождением сразился!
– С каких это пор Великая Магистресса богов в посыльные назначила? – полюбопытствовал Адами.
– Я тоже хотел бы знать, – прокашлял калека, распрямляя сломанные пальцы; в том, что он уже калека, сомневаться не приходилось. – Вы, кстати, кто такой?
– Я Давид Адами, святой охотник. А вы?
– Меня зовут Ури ди Мечелли, я имею честь быть магистром Ордена Мудрости. Вы пришли спасти меня? – ведун приподнялся на локтях, вправляя вывихнутые суставы и сломанные кости. Раны стремительно затягивались розовой кожицей. Да, святой охотник слышал о способности ведунов к ускоренному восстановлению, но увиденное поразило даже его, немало повидавшего на своём веку. Вот к чему, оказывается, может привести здоровый образ жизни.
– Да, верно, спасти, – проговорил он. – Вы ранены…
– Чепуха, царапина! Спасите меня! Ди Воели взбесился, он хочет меня убить! Понятия не имею, почему! Его аргументы крайне алогичны, сводятся к тому, что я не должен был в одиночку открывать послание Великой Магистрессы. Он единственный кроме меня выжил после того, как я раскрыл то проклятое послание! По-моему, он сошёл с ума! Остановите его, пожалуйста!
– Поэтому я здесь, – улыбнулся Адами, вынимая из-за пояса пистолет. На пролёте показался торжествующий ди Воели, трясущий посохом и бородкой. – Пригнитесь.
Ди Мечелли плюхнулся на живот. Прицеливание заняло у святого охотника максимум секунду.
Бах!!!
Магистра ди Воели отшвырнуло назад, он грохнулся о портрет Ури ди Мечелли, висевший на лестничной площадке, и упал. Ему напрочь снесло верхнюю половину черепа; такие повреждения, по мнению Адами, несовместимы с жизнью ни обычного человека, ни некроманта-оборотня. Тем более, если учесть серебряный заряд пистолета, освящённый понтификом.
– Всего-то, – промолвил про себя святой охотник и обратился к ди Мечелли: – Вам помочь?
– Нет, благодарю, сам справлюсь, – проскрипел магистр, вбивая на место плечо.
Давид спрятал пистолет. Подняв глаза, он взялся за рукоять меча; на лестничной площадке стоял труп ди Воели. Острый запах разложения ударил в ноздри. Мёртвый магистр покачивался, точно на ветру. Одежда слезала с него лоскутами, обнажая облепленное зелёной слизью тело.
Слухи назойливыми мухами вились около Великой Магистрессы, создавая ей таинственный, порою страшный образ. Всякий влиятельный человек обрастает сплетнями, а если он стар настолько, что мало кто помнит его точный возраст, и в придачу возглавляет один из могущественнейших и таинственнейших орденов королевства, то домыслы о нём становятся несусветным бредом, воспринимающимся как легенды. Мудрейшей нравилось рассказывать, как она сидела на коленях последнего Пророка, почившего в бозе приблизительно полтора века назад. Что она делала на коленях святого старца, сколько на тот момент ему было лет, она не говорила, оставляя простор для фантазии слушателей. Она и вправду была очень стара. Поэтому, вероятно, носила фарфоровую маску в виде прекрасного лица в обрамлении пышных смоляных волос. Волосы, разумеется, ей не принадлежали, хотя её приближённые клялись в обратном. Особенно её нынешний секретарь, с которым её повенчали злые языки завистников. В тёмных углах тёмных комнат тёмных домов тёмными ночами рассказывали о лысой Магистрессе, более всего на свете желающей вернуть молодость, красоту и какую-никакую шевелюру и по этой причине ставящей опыты над невинными девушками в подземельях ведовской Башни. Но это так, досужие домыслы охочих до предположений обывателей и дворянок. Поклонники бога Аксииля шептались о тяжёлой болезни, поразившей Великую Магистрессу; поклонники бога Фариила (преимущественно члены Ордена Карающих) утверждали, что Мудрейшая лишилась ангельского и божественного благословения и в наказание за грехи утратила волосы; поклонники бога Гортиила, пожалуй, знали истину, но, как всегда, не торопились ею делиться с ближними.
Сейчас Великая Магистресса восседала на престолообразном кресле за необъятным письменным столом и смотрела на только что вынутый из столика конверт. Его припорошило тонким слоем пыли – настолько долго он хранился в роскошном столе под стражей карманного духа молнии. Мудрейшая бережно переворачивала конверт, запечатанный гербовой печатью Ордена Мудрости, сдувала с него пылинки и нервно поглядывала на входную дверь кабинета, обитую алым бархатом.
– Он не придёт, – неожиданно услышала она и молниеносно повернулась на звук.
На краешке дивана присела сотканная из серого полумрака фигура, напоминающая человека в хламиде. Лицо незваного гостя скрывал просторный балахон. Очертания таинственной фигуры колебались, делая её размытой, похожей на призрак.
– Добрый день, – поздоровался посетитель.
– Здравствуйте, – ответила Мудрейшая. По тону было непонятно, испугалась она или нет – она всегда разговаривала ровно, не выдавая чувств. – У вас приятный мужской голос.
– Кхм-кхм, – прокашлялся он. – Спасибо. У вас великолепные косы. Сами плетёте или кто помогает?
– Сама. Заплела однажды, так и держатся.
– Вы замечательно заплетаете волосы. Я бы хотел, чтобы моя внучка умела так обращаться с волосами; она ещё совсем молоденькая.
– Приводите, научу, – молвила Великая Магистресса.
Гость тихо засмеялся.
– Нет, не получится. Вас чересчур часто не бывает в городе. Слышал, вы недавно вернулись из Священной Тролльской империи. Верно, видели немало интересного.
– Видела.
– А до восточных болот, образованных над эльфийскими городами, добирались?
Мудрейшая промолчала, отказываясь отвечать. Тонкие восковые пальцы теребили уголки старого конверта. Гость же вёл себя раскованно, не замечая напряжения хозяйки гигантского кабинета.
– Есть древняя легенда, передаваемая из уст в уста со времён Франсуа Миролюбивого, о древнем городе тёмных эльфов, лежащем под лаврасскими катакомбами, – говорил он. – Согласно ей, под Лаврацем сокрыто великое зло. Сдерживать его был избран Всевышним и небесными богами Франсуа Миролюбивый. Там, во тьме подземелий, ниже катакомб, в круглом зале есть колодец, ведущий в обиталище тёмных эльфов. Когда-то они владели этими землями. Люди вынудили их отступить в мрачные глубины земли. То ли они там все передохли, то ли приспособились и выжили – неизвестно. Потом пришёл основатель вашего ордена и закупорил выходы из их логова, оставив единственный для наблюдения и изучения – тот самый колодец. Говорят, никто из тех, кто спускался по нему в эльфийский город, не вернулся. Никто даже не знает, город ли там на самом деле. О колодце, естественно, быстро забыли, карту катакомб потеряли. История стала легендой, легенда – фарсом, а потом уже и анекдоты посочиняли. А колодец стоял себе, стоял, а потом на Жгучей Домовине труп эльфа нашли. Люди стали пропадать, преимущественно женщины и дети. Поползли слухи о чудовищах, рыскающих по катакомбам. Орден Карающих провёл рейд по подземельям и не нашёл никаких чудовищ. Зато ловцы нечисти набрели на маленькую девочку, неведомо как попавшую туда. О её родителях никто ничего не знал, и её определили в сиротский дом при Ордене Мудрости. Она выросла, стала ведуньей. Я слышал, она дослужилась до высокого ранга, потом куда-то исчезла. Возвратилась она могущественной повелительницей молний, посвящённой в высшие таинства бога Зериила, Хранителя Небес, Равного Фариилу. Впрочем, что я вам рассказываю – её историю вы знаете лучше кого бы то ни было. – Незваный гость откинулся на спинку дивана, вытянув ноги. – Вас два дня не видели в церкви. Не захворали, часом?
Великая Магистресса отрицательно покачала головой.
– Должно быть, климат Священной Тролльской империи пошёл вам на пользу, – допустил гость. – Верно, вы занимались чем-то очень важным в эти дни, раз не посещали храм. Верно, изучали путевые записи и книги троллей, добытые в путешествии. Вы ведь ознакомились с передовыми достижениями их науки. Как вам понравился совиный голубь? По-моему, весьма любопытное существо. Он обладает превосходными качествами пернатого почтальона: выносливостью, ужасным видом, отпугивающим хищников, смышлёностью и чудесной памятью. Представляете, он запоминает всё, когда-либо виденное в жизни: местность, получателей, отправителей. Настоящий клад для того, кто умеет проникать в память живых существ и находить нужные воспоминания. Совиные голуби всегда помнят лица отправителей.
Гость умолк. Мудрейшая звонко рассмеялась. Всё ещё смеясь, она протянула затянутую белоснежной перчаткой руку к лицу, дотронулась до фарфоровой маски и молниеносным движением сорвала её.
Гладкая нежная кожа, румяные щёчки с ямочками, пунцовые губки и черные, слегка раскосые глаза. Идеальные черты. На гостя глядела неотразимая красавица, обладательница пышных чёрных локонов явно натурального происхождения.
– Так, значит, повреждение головного мозга и устранение глазных яблок на него не действует, – размышлял вслух святой охотник. – Попробуем проверенные средства…
Некромант-оборотень. Впервые об этом виде нежити он узнал, как ни странно, сегодня от Виктора Сандини. Против нежити эффективны были обезглавливание, вырезание сердца, чтение очистительных молитв с последующим сожжением, святая вода, чеснок и освящённый серебряный крест. Итак, обезглавливание оказалось в конкретном случае неэффективным, что свидетельствует в пользу высокого уровня нежити. Черёд антиоборотнических средств.
Из шеи некроманта высунулась совершенно безволосая лопоухая голова с раскосыми миндалевидными глазами и тонкими чертами лица. Зелёный цвет влажной кожи вкупе с лысиной навевали мысли о редком и опасном кожном заболевании.
– Эльф? – изумился ди Мечелли.
– Зелёный лысый эльф, – подтвердил святой охотник и, подумав немного, добавил: – Мёртвый зелёный лысый эльф.
Нежить хрустнул суставами, разминаясь. Низкого роста, тощий, голый, он ничуть не походил на родственников с Закатных Островов. Он пронзительно взглянул на людей, из его ладоней выросли тонкие жгуты, усеянные крошечными шипами.
Не теряя ни секунды, Адами выудил из сумочки на поясе серебристую верёвочку и метнул её в нежить, одновременно вынимая меч из ножен. Верёвочка расширилась в полёте, обратившись в сеть из серебряных нитей наподобие паучьей, и обвила плечи и руки эльфа, сковывая движения. Эльф пошатнулся, защёлкали по полу в бессильной злобе жгуты-плети. Серебряные нити врезались в тело, порезы задымились; вымоченная в святой воде сеть работала безотказно, буквально разрезая нежить. Подскочивший святой охотник плеснул на эльфа святой водой, хранившейся в хрустальном флаконе, и по рукоять вогнал клинок меча ему в грудь.
Взор эльфа подёрнулся пеленой. Он осел на колени. Кожа его, окроплённая святой водой, пузырилась, на ней разрастались язвы.
– Ну, вот и всё, – констатировал Адами.
– А вы неплохо сохранились за последнюю сотню лет, – отметил незваный гость. – Кремами пользуетесь, настойками или услугами лекарей?
– Природная красота! – залилась смехом Великая Магистресса. – Натуральная!
– Именно её я и хотел увидеть. Я понимаю, почему вы прятались под маской – черты предков трудно скрыть. Спасибо, вы облегчили мне задачу.
– Сомневаюсь, мой бесплотный друг! Вы лицезрели нечеловеческую красоту и обязаны заплатить. Скоро придёт тот, кто уничтожит вас. Смерть – цена за просмотр!
– Боюсь вас огорчать, но никто не придёт. Ваш сообщник – уж не знаю, кем он вам приходится, братом, отцом, любовником – будет казнён.
– Вы ошибаетесь! – Мудрейшая продолжала смеяться, вызывая подозрения в невменяемости; её поведение можно было оправдать необыкновенной старостью, вернее, начинающимся вследствие сего слабоумием. – Он поистине бессмертен. Никакое оружие не причинит ему вреда, пока я не захочу!
На стол полетели клочки разорванного конверта. Великая Магистресса ловко развернула лист бумаги, мгновенно истлевший в её пальцах.
Повреждённая кожа сползала кусками, влекомая потоками зелёной слизи, выделяющейся из тела нежити. Из-под неё выглядывала чистая кожа. Эльф вздрогнул, ловчая сеть распалась и потекла серебряными струйками на пол. Святой охотник вытащил из пробитой груди изъеденный кислотой огрызок клинка и отскочил, на ходу вытаскивая футовый кинжал и склянку с чесночной эссенцией. Откупорив её зубами, он брызнул содержимым в лицо врага. Эльф тряхнул головой, взмыл вверх, перескочив остававшийся до магистра лестничный пролёт. Ди Мечелли, вправивший себе позвоночник, активно пополз в противоположную от нежити сторону; он намеревался спрятаться в подвале. Хлестнувший по нему жгут распластал человека на полу; эльф запрыгнул ему на спину и рывком оторвал бедняге голову.
«Интересно, оживёт?» – подумалось Давиду, свято уверовавшему в силу восстановления плоти. Удирая от нежити, он продумывал очередные способы её поражения. Чеснок, серебро, обезглавливание, святая вода не возымели должного эффекта. Протыкание сердца серебром, популярное против оборотней, тоже не подействовало. В мозг упрямо стучала мысль о кресте и осиновом коле. Да, крест вещь эффективная, если он подходящего размера и выплавлен из тяжёлого металла. Бывало, серебряным крестом забивали до смерти еретиков с колдунами да ведьмами; ежели им ожившего мертвеца по макушке приложить, тоже помогало. Но массивного креста у Адами не было. Осиновый кол он, как всегда, забыл в спальне под подушкой, осиновые стрелы с серебряными наконечниками и лук там же. Да, много всякого добра любил на ночь складывать под подушку святой охотник. Тем паче, с похмелья ему отшибло память, и он, разбуженный сегодня около полудня, принял престарелого слугу за родную сестричку, умершую в детстве от оспы, а резиденцию – за особнячок покойного батюшки, сгоревший лет тридцать назад от попавшего в чердак фейерверка. Хвала Создателю, ведро студёной воды привело славного святого охотника в порядок.
А не сжечь ли противную нежить? Неплохая идея, всего-то делов – необходимо найти источник огня. В спокойной обстановке Адами развёл бы костёр, взял головешку и ткнул ею эльфа куда надо, чтоб быстрей загорелся. А так, на бегу, не сразу кресало достанешь, не то, что костёр запалишь. Да, плохо ты подготовился к встрече с некромантом-оборотнем, Давид.
Заповедь ловца нечисти (и попутно истребителя нежити) гласит: если не помогают проверенные средства борьбы, нужно обрушить на врага всё, имеющееся под рукой – авось, поможет. Святой охотник, следуя заповеди, забежал в винный погреб, то есть подвал, и остановился передохнуть. Спустя секунду туда влетел эльф, цепляясь непомерно длинными жгутами-хлыстами за плохо прибитые гвозди, выступающие из шкафов с бутылками. Бежать в катакомбы? Нет, там случился обвал после взрыва. Пробиваться наверх? И тут пришла Она. Идея.
– Ко мне, малыш! – заорал святой охотник. – Иди сюда, мелочь лысая! Подходи, не бойся!
Эльф встал в нерешительности, заподозрив подвох. Человек что, сдурел от страха? Мало ли. Ничего, по сравнению с психопатом ди Воели этот экземпляр кажется вполне вменяемым. Да и что он сделает бессмертному существу, жаждущему новых знаний и впечатлений?
– Возьми меня, стручок тупоголовый! – орал Адами, выкатывая из орденских закромов бочонок с флорским вином. – Возьми!
Нежить покосилась на бочонок и прыгнула к человеку. Реакция не подвела святого охотника: подняв бочонок над собой, он швырнул его в эльфа. Бочонок ударился в грудь нежити и дал трещину; выскочила ослабленная усилиями Давида затычка, на рухнувшего на излёте эльфа полился дорогущий напиток, припасённый ди Мечелли специально для опытов над ярыми трезвенниками. За бочонком в воздух взвилась вторая серебряная сеть, свободно упавшая на барахтающегося в луже вина эльфа.
В руках Адами появилось кресало. Разбежавшись, он перепрыгнул через пытающуюся встать нежить и помчался к выходу, на ходу высекая искры.
Крепкое вино занялось не хуже тополиного пуха. Загудело устремившееся к эльфу пламя. Оно охватило нежить за считанные секунды, перекинулось на деревянные шкафы и забушевало на бутылках. Нежить рвалась из устроенной человеком западни, била хлыстами, сшибая ряды бутылок и перекидывая шкафы. Разбивающиеся сосуды подливали вина в огонь, отчего тот становился жарче и веселее.
Налюбовавшись зрелищем поджаривающейся нежити, святой охотник повернулся, чтобы уйти. Жгут змеёй окрутил его лодыжку, мешая ступить за порог. Рыкнув, Адами ножом отсёк шипастую плеть и вышел, заперев за собой дверь. Для надёжности он пододвинул под неё громадный горшок с растущим папоротниковым деревцем. Управившись, он заметил отсутствие зеленоватого свечения в холле Башни. «Хороший признак», – мелькнула мысль перед тем, как закружилась голова. Святого охотника затошнило, он сделал несколько шагов и привалился к круглой колонне, поддерживающей лестницу.
Шипы на жгуте пробили обувь и впились в ногу, вызывая жжение. Нога распухала на глазах. Давид ножом разрезал стягивавший щиколотку жгут и отбросил его подальше. Жгут, извиваясь, зигзагообразно пополз к человеку. В глазах потемнело. Адами вспорол сапог, разулся. Нога наливалась зеленью, обозначились потемневшие вены. Яд разносился по кровеносным сосудам, заражая организм. Человека замутило, он сплюнул кровяной сгусток и тихо зарычал.
Дверь в подвал разлетелась в щепки под мощным ударом. Горшок с деревцем опрокинулся, треснул. В проёме возник зелёный эльф. На его теле не было ни царапины, ни намёка на ожог, разве что дымились кончики ушей. Он нашёл взглядом святого охотника и направился к нему спокойной походкой победителя. У его ног вились целые и невредимые жгуты. Подойдя, эльф стеганул человека по плечам, разорвав ткань куртки и рубахи. Жгут обвился вокруг шеи Адами, святого охотника дёрнуло, повалив на пол, и потащило к нежити. Другой жгут выбил у него нож. Полузадушенного Давида приподняло, эльф взглянул ему в глаза.
Бездонные антрацитовые глаза нежити, до того равнодушные, как и их обладатель, вдруг ожили. Сначала откуда-то взялся блеск, потом из тьмы всплыло лицо. Святой охотник узнал себя. Он смотрел в собственное отражение, дьявольски точное, ужасающее правдоподобием. Отражение внезапно побледнело, наполняясь необычным белым светом, идущим откуда-то изнутри, из черепа эльфа. Свет заслонил отражение, излился из глаз молочным туманом, приятно обволакивающим Давида Адами.
Мгновенная дрожь пробежала по Башне Небесного Ведовства. Здание замерцало зеленью, от фундамента разошлись по мостовой трещины. Из-под крыши блеснула яркая вспышка.
Великая Магистресса удивлённо смотрела на склонившуюся над ней расплывчатую фигуру в балахоне. Гость погружал в её грудь дымчатую руку и сжимал сердце.
– Ты должен был погибнуть со всеми, – прошептали обескровленные губы. – Ты должен был…
Шёпот прекратился. Мудрейшая закатила прекрасные очи, дыхание прервалось.
– Не нужно было разворачивать лист, – проговорил гость. – Святого призрака не убить так просто. Вы были правы, за всё нужно платить.
Он уложил остывающее тело в кресло, сокрушённо поцокал языком и растаял.
Не успевшая выступить из стен здания слизь стекала вниз, засыхая на подувшем с небес ветру. Тоненькая корка шелушилась и опадала на площадь прелыми листьями. Башня Небесного Ведовства, пробыв зелёной всего пару минут, снова поменяла окраску. Она стала такой же, что и раньше. За одним, пожалуй, исключением: в ней не осталось живых людей.
В холле Башни Людского Ведовства воцарилась тишина. Среди устилавших пол и центральную лестницу обгоревших трупов располагалась скульптурная композиция: лысый лопоухий эльф с хлыстами, растущими прямо из рук, душит измученного человека в шляпе с оборванными полями. Скульптура была выполнена, судя по всему, из гипса. Внезапно изваяние человека пришло в движение. Оно чихнуло, подняв с себя облако белесой пыли, и попыталось освободиться от эльфийского захвата. С треском сжимавший шею хлыст отломился и грохнулся на закопченный пол. Святой охотник Давид Адами – это был он – шлёпнулся на пол от неожиданно скорого освобождения и чихнул.
Струя синего пламени сорвалась с Посоха-Дракона и устремилась к горбуну. Она обволокла древний колодец; Виктору показалось, даже камни полыхнули, будто дрова. Когда огонь спал, на месте колодца вздымалась куча оплавленных камней. От них дохнуло жаром, бывший послушник прищурился, прикрыв лицо ладонью. Сзади раздался глумливый голос горбуна:
– Так-так, дорогой Виктор, ты нашёл неплохую игрушку. Но она тебя не спасёт.
Бывший послушник обернулся. Синее пламя прочертило вокруг него кольцо, испепеляя настенные факелы и оставляя борозды в стене. Виктор ударил огнём, изливавшимся из посоха, словно плетью. Позади никого не было.
Бывший послушник ощутил опасность в последний момент. Не обладая реакцией святого охотника, как раз устраивавшего взрыв в катакомбах, он всё же успел отклониться. Тонкий чёрный хвост, оканчивающийся маслянисто поблёскивающим треугольным лезвием-жалом, молнией ударил с потолка, рассёк ткань рубахи и врезался в пол, выбив фонтанчик каменной крошки. К потолку понеслась синяя струя, на фут разминувшаяся со спрыгнувшим вниз горбуном.
Кем-кем, а человеком горбун точно не был, как и думал Виктор. Находившееся перед ним существо напоминало горбатого человека в дорожном плаще. Из рукавов высовывались продолговатые когтистые пальцы с выраженными суставами, над горбом высился на целый ярд гибкий хвост, выраставший из-под полы плаща. Он слегка раскачивался, похожий на удивительную змею. Надвинутый на лоб капюшон затемнял верхнюю часть лица, зато нижнюю удалось рассмотреть: квадратный подбородок, снабжённый выпирающими из-под нижней губы клыками. Губы кривились в вечном оскале. Горбун присел на корточки, коснувшись дюймовыми когтями пола; очевидно, он готовился к нападению.
Виктор дал мысленный сигнал посоху. Он просто приказал атаковать, и посох послушно, как в первый раз, выстрелил языком синего пламени по врагу. Горбун непостижимым бывшему послушнику образом переместился вправо, и огонь жадно лизнул пустое пространство. Хвост со свистом вспорол воздух, клинок рубанул по оружию ведуна. Посох разломился на две неравные части. Оголовье в виде драконьей головы продолжал сжимать в руках Виктор, нижняя часть отлетела прочь.
Нет! Кто-то внутри Виктора закричал от боли. Бывший послушник почувствовал, будто ему отсекли жизненно важный орган, и тоже закричал, но не услышал крика. Посоха-Дракона больше нет! Задание Франсуа Миролюбивого провалено! Как он объяснится со святым? Что делать? Успокоиться, собраться и дать врагу отпор. Всевышний с богами небесными, какой отпор? Что он может без чудесного посоха? Подставить грудь под удар, чтобы всё скорее закончилось? Идиот! Ты знаешь, чем всё закончится в случае победы горбуна. Тогда необходимо уносить ноги! Ну-ну, попробуй. Схлопочешь жалом в спину. Тогда сражаться? Сражаться с Аполли без оружия бессмысленно, он чересчур быстр и опасен. Ты же Избранный, придумай что-нибудь. Хотя, какой ты, к рогатому кролику, Избранный…
Пока Виктор ошарашено смотрел на обломки посоха, воспользовавшийся его замешательством горбун подскочил к нему и ударил рукой наотмашь. Человека подбросило в воздух, он пролетел добрых три ярда и шлёпнулся на каменные плиты. Счастье, что ударом ему не свернуло шею. Придя в себя, бывший послушник привстал на четвереньки. Аполли ухватил его за волосы и, приподняв, шарахнул лбом о пол. Виктор распластался, из рассечённого лба потекла кровь, заливая глаза. Почти ничего не видя, удерживая в руке обломок Посоха-Дракона, он подобрал под себя колени, локти и опять сделал попытку встать. Горбун вытянул его вдоль спины хвостом, заставив улечься и застонать сквозь крепко сжатые зубы. Пересиливая себя, бывший послушник поднял голову, подтянул дрожащие руки для следующей попытки. На сей раз Аполли не препятствовал ему. Человек успешно встал на ноги, упёрся ладонями в дрожащие колени, выплюнул окровавленный зуб и попробовал выпрямиться. Его шатало, точно под порывами ураганного ветра. Он повернулся к горбуну.
– Чего ты добиваешься, дорогой Виктор? – взъярился Аполли. – Почему не ползёшь отсюда? Почему не молишь о пощаде? Почему не пытаешься договориться со мной, согласиться на роль предводителя адской армии? Неужели хочешь стать мучеником? Цепляешься за свою веру, как утопающий за соломинку! И, кстати, куда ты подевал мой Жезл Потерянных Душ?
– Вряд ли меня пропустят на небеса, – прохрипел Виктор. – Я не оправдал доверия святого, богов и Всевышнего. Они в меня верили. В меня поверили Агнесс и даже командор Карающих. Предавать веру нехорошо, Аполли. И я не предам…
Хвост стеганул по ногам бывшего послушника; человек рухнул и замер, не подавая признаков жизни. Горбун, бормоча себе под нос ругательства, приблизился к нему, нагнулся и отпрянул. Знак Франсуа Миролюбивого, запечатлённый родинкой на запястье Виктора, полыхнул синим пламенем. Огонь охватил обломок посоха, находящийся в ладони бывшего послушника.
– Вечно с этими ведунами проблемы, – буркнул Аполли, пятясь. – То в Кровавую Белку обратятся, то во что похуже.
Виктор открыл глаза. В него вливались знания, сила распирала его. Он судорожно вздохнул и не ощутил боли в сломанных рёбрах. Спокойствие овладело его душой. На краткий миг он забыл, где находится и что делает. Он неторопливо встал, оглядел зал. Ему не были видны собственные глаза – насыщенная синева пылала вокруг двойной серо-голубой радужки. Он вдруг осознал, что ему не нужен посох; всё-таки, испытывая к предмету уважение, он поднял с пола обломки и засунул в сумку.
– Аполли, где ты? – позвал он, разглядывая стены и потолок. – Здесь темновато, я не вижу тебя.
Виктор ничего не сделал, лишь подумал, и зал опоясала стена ревущего синего пламени. За грудой камней, бывшей недавно колодцем, затаилась низкая горбатая фигура. Она бросилась к человеку, хвост дёрнулся вперёд, целя в лицо. Виктор вскинул руки, их в мгновение ока объял огонь, оформившийся в синие звериные лапы. Они удлинились, сомкнулись на шее горбуна и с размаху впечатали его в стену. Затрещал материал дорожного плаща под лижущими его язычками пламени. Аполли взревел, клинок хвоста замолотил по камням, раскалывая плиты; к огненным лапам хвост не приближался.
– Хорошо-хорошо, ты силён, признаю, – просипел горбун. – Я согласен на почётную ничью. Забудем обиды, начнём всё с начала, а? Отпус-сти-и…
Виктор отрицательно покачал головой.
– Не выйдет, демон. Прощай.
– Так, да? Что ж, дорогой Виктор, если хочешь расстаться, я не против. До встречи!
Плащ на горбу Аполли разорвался, вздыбив громадные перепончатые крылья. Они захлопали, нагоняя ветер; демон замотал головой, схватился за короткие пальцы огненных лап, с превеликим трудом отжал их от горла и вывалился из синих тисков. До пола он не долетел; взмахнув крыльями, он взмыл вверх, вломился в потолок и, разворотив перекрытия, пропал из виду.
В следующую секунду потолок обрушился, навеки запечатав вход в таинственное обиталище тёмных эльфов.
Поймав улепётывающего крысолюда за хвост, ди Вижен размозжил ему голову молотом и огляделся. В богослужебном зале собора не осталось ни одного прислужника Шапочника – их изуродованные трупы валялись у его ног. Сам командор тоже выглядел неважно: помятый шлем съехал в бок, ограничив обзор, облачение было продырявлено в некоторых местах, в панцирном нагруднике имелись следы от когтей и зубов, камзол и юбка по низу свисали жалкими лохмотьями, ткань над левым плечом пропиталась кровью.
Крысолюд в одежде понтифика, наблюдавший за боем, фыркнул и потёр нежно-розовые ладошки. Он произнёс ругательство, обозначавшее конец всему живому, потеребил посох и неожиданно застыл, к чему-то прислушиваясь. Ди Вижен различил нарастающее колебание пола, затем с улицы донёсся грохот, и он узрел в разбитом окне стрелой мелькнувший силуэт крылатой твари, летящей на юго-восток.
– Вот, – крысолюд прорычал ругательство, обозначающее скверное состояние дел. – Аполли, – он сказал ругательство, смысл которого сводился к побегу, – Эльф, – последовало ругательство, значащее конец всему, – и мне пора. Ну, командор, может, свидимся!
Он раскинул руки, словно хотел кого-то обнять, и распался десятками чёрных и серых крыс, бросившихся врассыпную. Ловить грызунов, разбежавшихся в разные стороны, ди Вижен счёл ниже собственного достоинства; к тому же, сил у него оставалось только на то, чтобы выбраться из богослужебного зала и упасть на лавочку для бедняков на паперти. «Интересно, куда запропастился Сандини с посохом Франсуа Миролюбивого?» – подумал он.
