Урок 9
Тот, кто прав, чаще всего и объявляется виновным
Измученные курсанты полагали, что теперь им дадут заслуженный отдых, но как бы не так! Спустя несколько часов, после всех необходимых проверок и медицинских процедур явился сам куратор практики, Дамиан Эрно. Он критическим взглядом окинул грязную, потную, местами окровавленную толпу, скривился и негромко выдал:
– В помывочную. Всех. Срочно.
Берт, как обычно, ничего не понял, но заранее испытал ужас перед этим загадочным местом, а Герман устало приложил ладонь к лицу и покачал головой.
После водных процедур учебный процесс вошел в норму, и за парой лекций и одного семинара по так любимой Германом межмировой истории и геополитике наступило долгожданное свободное время. Герман спрятался ото всех в библиотеке. Местный библиотекарь, Сорамару, из восточного мира Цинь, оказался интереснейшим человеком, и Герман отдыхал, просто находясь в его молчаливом обществе.
Герман провел прекрасный вечер в тишине читального зала, а когда вернулся, попал под обстрел любопытных взглядов Рене и Альберта. К слову, Вильтрауд слишком уж к ним зачастил, неплохо бы намекнуть ему об этом. Герман так и сделал, выталкивая позднего посетителя за дверь. Стефания продолжала играть в молчанку, хотя Герман не припоминал, чем мог ее обидеть.
Так прошла ночь, а утром, еще до подъема, динамики в коридоре разразились очередным сообщением студсовета:
– Вниманию курсантов второго потока, вернувшихся с практики. Всем, кто еще способен передвигаться, через тридцать минут собраться в актовом зале № 2 для подведения итогов. Те, кто передвигаться не может, ползите. Предупреждение от студсовета – как бы вы ни справились с практикой, вы неудачники.
Герман отставил утюг и вздохнул. Тупые шуточки неизвестных юмористов из студсовета совершенно не казались ему смешными. К тому же он специально встал пораньше, привести китель в порядок, и вот снова приходится спешить.
– За что-о-о?! – возопил Берт из-под одеяла.
– Заткнись! – шикнула на него Стефания. Кажется, этой ночью она вообще не сомкнула глаз, Герман слышал, как она тихо вздыхала и вроде бы даже плакала. Спустила ноги с койки и яростно взъерошила длинные спутанные волосы. – Найду этих придурков, пришибу.
И только Ситри спокойно слезла со второго яруса и, проигнорировав ширму, повернулась спиной и скинула ночную рубашку. Герман дернулся, подхватил падающий утюг и столкнулся взглядом с Альбертом. Щеки вспыхнули, и он ничего не мог с этим поделать. Должно пройти время, чтобы он привык жить с девчонками. Кто знал, что это настолько сложно?
Вот Берт вообще без капли стеснения встал, потянулся, сверкая голым торсом, взял полотенце и пошлепал умываться. А недавно в помывочной строил из себя недотрогу, вот и верь ему. Ситри ушла вслед за ним, и Герман остался со Стефанией наедине.
Девушка скрылась за ширмой.
– Надеюсь, учитель Эрно расставит все по местам, – с заметной долей самоуверенности заявила Стефания, на что Герман безразлично пожал плечами.
– Наша команда справилась, переживать не о чем. А ваша?
– Чтоб ты знал, мы легко разобрались с заданием.
– Да? Я бы на твоем месте об этом так не кричал, – не удержался Герман, вспомнив мертвого Свена. Кажется, Стефания про него тоже вспомнила и мигом завелась.
– А это уже не твое дело!
Герман сказал бы, что еще об этом думает, но от дальнейшего диалога его спасло появление Рене.
– Тут еще? А я не помню, где этот дурацкий актовый зал. Можно с вами пойти? Хм. – Он быстро обшарил комнату беспардонным взглядом. – А где красавчик?
– Герма-а-н! Горячую воду дали… – Альберт так спешил сообщить радостную новость, что налетел на рыжего, и они вдвоем вкатились внутрь, цепляясь друг за друга для равновесия.
– Я счастлив, – только и смог сказать Герман и накинул идеально отглаженный, наконец, пиджак.
Актовый зал № 2 оказался не очень-то и залом, скорее довольно просторной аудиторией с рядами мягких кресел, выполненной в торжественных бордово-бежевых тонах. За аккуратными, по мнению Германа, и уныло-педантичными, по мнению Рене, складками тяжелого занавеса скрывалась полукруглая сцена. В общем, ничего выдающегося.
Курсанты собрались вовремя, без опозданий, и сидели тихие и сонные. Предупреждение студсовета, похоже, взволновало всех, и они ожидали жестокого разноса. Герман предпочел место в одном из задних рядов, Берт с готовностью уселся рядом, и уже мимо них обоих, оттаптывая ноги и шумно извиняясь, пролез Рене, чтобы плюхнуться по левую руку от Германа.
– Простите, я случайно, – еще раз извинился он и расползся по креслу. – Фух, что-то душновато тут, да? Атмосфера сгущается…
Он задрал очки повыше, сминая неровную рыжую челку. Нахальные бледно-зеленые глаза с прищуром косились на Германа. Тот пожал плечами с деланым равнодушием:
– Возможно. Но нам совершенно нечего опасаться. Мы сторона пострадавшая.
– К слову об этом. – Рене оперся на подлокотник и приблизил свое лицо к лицу Германа. Дохнуло тяжелым запахом масла и металла. – Если там с нами произошла случайность, нас пожалеют, а если нет…
Альберт заинтересованно перекинулся через колени Германа, прислушиваясь:
– А если нет, то что?
Рене приготовился выдать мрачный прогноз, но его прервал сигнал о начале собрания. Герман стряхнул друга с колен и приготовился слушать, параллельно обдумывая сказанное Рене. Разумеется, произошедшее с восставшим големом не случайность, в такое мог поверить разве что Берт. Сидящая впереди Стефания обернулась и смерила его странно задумчивым взглядом, Герману даже на секунду показалось, что она думала о том же, о чем и он. Хотя едва ли это возможно.
Бестелесный голос громко объявил:
– Дамиан Эрно, куратор практики второго потока первого курса.
Учитель Эрно появился вовсе не оттуда, откуда его ждали. Пока все смотрели на сцену, он неслышно возник прямо перед ней и выдал безучастно:
– Точно бездари.
Его хрипловатый, чуть надтреснутый голос действовал на курсантов безоговорочно, буквально замораживая шепчущуюся беспокойную толпу. Герман поежился, отгоняя наваждение. В его случае дело было не столько в голосе, сколько в исходящей от учителя подавляющей волне. Уверенность, сила, властность. Герман прикрыл глаза, пытаясь «увидеть» больше. Но стоило только подобраться ко второму ментальному слою, как Рене случайно ткнул его локтем, сбивая всю концентрацию.
– …неутешительны. – Оказывается все это время Эрно говорил. – Я бы сказал, что более слабых и бестолковых курсантов я не видел, но это было бы ложью. Потому что каждый год одно и то же. Утешьтесь тем, что ваш идиотизм повторяется из года в год, и вы переняли его как полковое знамя.
Стефания склонилась к плечу Ситри и что-то прошептала. Герман удивился тому, что среди мешанины окружающих его эмоций, силой блокатора сведенных к минимуму, ее поток выделяется. Обычно так бывало лишь с близкими или хорошо знакомыми людьми. Ни к тем, ни к другим девушка не относилась.
Эрно прошелся вдоль сцены, чуть прихрамывая, и остановился у левого края рядов:
– Мы просмотрели материалы практики. Ни один отряд не справился с элементарным заданием так, как надо. Так что назвать могу лишь лучших из худших. И это не повод гордиться, как вы, я вижу, уже собрались. – Учитель сделал паузу, как будто раздумывал над следующей фразой, и громко назвал: – Курсант Герман!
Как всегда, просто по имени, неудивительно, что Эрно замялся, прежде чем продолжить. По собравшимся прошла легкая рябь. Герман поморщился, ощущая, как мысли и взгляды сходятся на нем. Пришлось нехотя подняться.
– Так стоят настоящие солдаты?
Герман вытянулся, выпрямил спину и прижал руки:
– Я!
Тревоги он не чувствовал, но быть в центре внимания… Пожалуй, это одно из того, чего он всячески стремился избегать. Зато Берт заискрился гордостью, а Рене – совсем немного – завистью.
– Курсант Герман проявил лидерские качества, присущие потенциальному офицеру, – заметил учитель, обращаясь уже к залу. – Из доставшихся ему балбесов он сколотил подобие команды, и их действия можно назвать успешными. Исключительно на фоне других. Команда Германа спасена от исключения.
Герман сел на место и тут же угодил в липкие объятия обоюдной радости своих эмоциональных товарищей. Сладкая вата – Альберт, расплавленный мед – Рене. Сразу захотелось холодной воды.
Однако Дамиан не закончил. Собрание, более походившее на язвительный и колкий монолог учителя, длилось уже довольно долго. Досталось всем и весьма крепко. А потом дошла очередь и до знакомых имен.
– Но была, с позволения сказать, команда, которая не просто справилась хуже всех в этом году, а хуже всех за все время моей работы в училище, а это уже немало. – Его цепкий взгляд прошел сквозь ряды, как нож сквозь масло. – Может, кто-то уже понял, что речь о них, и облегчит свою участь?
Герман почувствовал, как весь зал буквально пригнулся к полу, чтобы казаться незаметнее. Попасть на суд учителя Эрно никому не хотелось, тем более несложно догадаться, чем это закончится.
Внезапно со своего места поднялась Стефания.
– Курсант Дидрик! – громко сказала она, и никто, кроме Германа, не заподозрил бы в ней того отчаяния и страха, что она сейчас испытывала. – Полагаю, речь идет о моей команде.
– Вашей? – переспросил Эрно и вперил в девушку немигающий взгляд. – А вы точно ничего не путаете?
Идеально ровная спина девушки дрогнула, будто непосильный вес заданного вопроса лег ей на плечи. За все время их короткого (и скорее всего взаимно неприятного) знакомства Герману впервые стало ее искренне жаль. Она как-то странно оглянулась, будто выискивала кого-то, потом сжала кулаки и гордо вскинула голову.
– Моей. Я вызвалась быть лидером команды на время прохождения практики, и мою кандидатуру единогласно одобрили.
Герман сразу распознал ложь. Они, разумеется, не обсуждали практику вместе, но он уже понял, кого именно Стефания высматривала среди курсантов минуту назад, и это его ужасно разозлило.
– Вы понимаете, что берете на себя ответственность не только за провал задания, но и за смерть товарища? – продолжил безжалостно давить Эрно. Его холодные глаза вовсе не были злыми, да и не ощущал Герман угрозы, несмотря на суровый тон. Однако Стефания всего этого не знала и, вытянувшись в струнку, пыталась найти в себе силы ответить. – Будь вы настоящим офицером, гауптвахта – меньшее, на что стоило бы рассчитывать. Ваше счастье, что пока вы всего лишь сопливые детишки. Оправдания?
– Это моя вина, – с вызовом произнесла Стефания, и зал дружно охнул. – Как лидер я не справилась с задачей и не обеспечила безопасность своих товарищей. Я готова к наказанию.
Дамиан удовлетворенно кивнул:
– Наказание. Хорошо. По правилам мне положено исключить из списка учащихся всю вашу команду.
Альберт вцепился в подлокотники, больно впиваясь в лежащую на одном из них руку Германа, Рене выдал не слишком приличную фразу – одним словом, все были крайне изумлены, каждый по-своему.
Ситри попыталась встать, но Стефания жестом остановила подругу.
– Отвечать должен лидер, – твердо заявила она. – Я.
– Как интересно, – без особо интереса в голосе протянул Эрно. – Курсант Дидрик, солдат не имеет права диктовать условия непосредственному командованию.
– Вина только моя.
– Я повторю свой первый вопрос, курсант Дидрик. Кто на самом деле был вашим лидером и кто едва не угробил всю команду?
– Я. – Стефания не собиралась сдаваться, и Герман поймал себя на мысли, что переживает за соседку. Ей приходилось лгать, и как жаль, что он не может подняться сейчас и рассказать всем об этом.
Учитель нехорошо прищурился:
– Ложь.
Герман согласно кивнул, хотя никто этого, конечно, не заметил.
– Не надо думать, что в комиссии сидели одни идиоты. Исключению подлежит курсант Ролан Грэм как самоназначенный глава группы, – припечатал Эрно и поковылял куда-то за сцену.
– Но как же так?! – Стефания подалась вперед и схватилась за спинку сиденья. – А я? А тот голем, который…
Учитель обернулся и полоснул по ней, рискнувшей заговорить без разрешения, строгим взглядом:
– Все свободны. Пока.
– Но… Как же…
Германа обдало паникой и необычайной, почти отчаянной решимостью. Стефания дернулась в сторону выхода. Ее намерения были ясны и без ментальных способностей, вот только кроме как глупостью их никак не назовешь.
– Не сейчас. – Герман перегнулся через передний ряд и успел схватить девушку за локоть, но его голос потонул в разочарованно-облегченном гуле толпы. Студенческая масса колыхнулась и потекла к выходу, не обращая на них никакого внимания.
От прикосновения Германа как током ударило, резко, до мерцающих звездочек в глазах. Невозможно было понять, чего в этой мешанине эмоций больше – страха, отчаяния или желания добиться своего. Он резко отдернул руку, стискивая виски, и рухнул обратно в кресло. Насколько сильно стремление Стефании, если он получил откат такой невероятной силы?
Когда Герман сумел наконец открыть глаза, актовый зал почти опустел.
– Ты! Ты! Это все из-за тебя! – орал Ролан, брызжа слюной. – Ты обещала, что возьмешь вину на себя! Да я тебя в порошок сотру! Ты не знаешь, с кем связалась!
– Ну и ну, – присвистнул с другого бока Рене, и его голос словно пробился сквозь толстый слой ваты.
Стефания была уже на пределе. От того, чтобы вцепиться Ролану в лицо, ее удерживала лишь Ситри, перехватившая ее за пояс.
– Пусти! Я убью этого гада! – шипела она. – Ты заставил меня лгать!
Ролана никто не держал, и он размахнулся для удара. Герман сам не понял, как оказался рядом и перехватил его руку.
– Не прикасайся к ней, – сказал он твердо, хотя в голове еще звенело, и обратился к Стефании: – А ты успокойся. Хочешь, чтобы и тебя отчислили вместе с ним?
– Ге-е-ерман! – громко взвыл на полу Альберт, и все удивленно уставились на него. – Давайте не будем ругаться? Мы же все друзья.
И растянул губы в широкой улыбке, хотя глаза были на мокром месте.
Ситри громко фыркнула и выпустила успокоившуюся подругу из крепкого захвата, та деловито отряхнулась и скрестила руки на груди:
– Тебя вообще никто не просил вмешиваться.
Ролан попятился к выходу.
– Да чтоб вы сдохли! Спелись два монстра!
Он развернулся и выбежал вон. Герман помассировал виски, вздохнул и спросил устало:
– А теперь объясните с самого начала, что происходит?
– Просто у нас големы из строя вышли, – пояснила Ситри, игнорируя сердитые взгляды Стефании. – А этот придурок никого не хотел слушать, чуть все не полегли.
– Вот, а я вам о чем говорил! – возликовал Рене.
– А ты дала ему слово, что возьмешь вину на себя? Но почему?
– Я была ему должна, – сухо ответила Стефания и больше не проронила ни слова. Герман с Альбертом удивленно переглянулись, и Герман скомандовал:
– Ладно, идемте в комнату, есть разговор.
В блоке все собрались вокруг центрального стола, даже Стефания пристроилась с краю.
– И все же хотелось бы знать, зачем ты лгала учителю Эрно? – спросил Герман у Стефании, но вместо нее ответила Ситри:
– Потому что она дала слово подчиняться Грэму в обмен на мое спасение, – и коротко пояснила: – Угодила в трясину.
– Мы за этим собрались? – недовольно перебила Стефания, а Герман подумал, что в ней оказалось куда больше благородства, чем он ожидал. – Если я правильно понимаю, мы о практике говорить будем?
Она была права. Эта тема Германа очень интересовала.
– Я еще специально у ребят по комнате спрашивал, – Рене плюхнулся прямо поверх чьих-то конспектов, отчего столешница под ними надсадно скрипнула, – у них все было в порядке. Свитки в животе, достал, полоснул и – гуляй, солдат, собирай шишки.
Герман спихнул его со стола и потер переносицу. После возвращения он тоже прислушивался к разговорам курсантов. Сперва напуганные, а после довольные первой в жизни боевой практикой, они демонстрировали друг другу следы боевых ранений и пересказывали изрядно приукрашенные подвиги. Сначала Герман думал, что «сбой» произошел только у его команды.
– Кому-нибудь еще рассказывали об этом?
Девушки отрицательно покачали головами.
– Разве что Ролан со своим белокурым дружком растрепали, но и то вряд ли, – встряла Ситри. Она казалась спокойной в отличие от своей подруги.
– Учитель Эрно в курсе всего, что происходило, – уверенно заявил Герман спустя минуту напряженного молчания. – Иначе откуда он мог знать о самоназначении Ролана и об остальных деталях практики? И раз он молчит, значит, на это есть какие-то причины.
– Проверка? – предположил Рене.
– Возможно.
– Но это подло, – возмутился Альберт. – Почему для кого-то практика должна проходить по инструкции, а для кого-то нет? И зачем нас проверять?
– Если это не проверка, нам лучше молчать. В ближайшее время нас, скорей всего, по одному вызовут в деканат. До того, как мы натворим дел. – Последние слова Герман адресовал Стефании. Девушка исподтишка показала язык и сжала руку Берта так, что тот не сдержал вскрика.
– Вы просто ничего не понимаете, – ядовито заявила она, и Рене вызывающе хмыкнул:
– Ну так объясни нам, раз такая умная.
Стефания резко побледнела, дернулась к обидчику, но Альберт вдруг проявил твердость и силой усадил девушку себе на колени. Причем, судя по ошарашенному лицу, добивался он чего-то другого.
Совещание стремительно превращалось в балаган.
– Нужно решить, что мы будем говорить в случае допроса, – повысил голос Герман, без особой надежды взывая к здравому смыслу товарищей. Но Стефания подхватила Ситри под руку и потащила к выходу.
– Без вас разберемся, – заявила она, и Герман не стал ее останавливать.
