Он смыл бóльшую часть засохшей крови, а потом увидел, как со временем сошли и кровоподтёки. Удары, которые пришлись в голову, были, разумеется, сложнее и принесли лихорадку, а лихорадка привела легион демонов, бесконечную битву, от которой не было отдыха. Лишь жар войны с самим собой, но вот наконец и он прошёл, и незадолго до полудня второго дня глаза распахнулись.

Непонимание должно было быстро исчезнуть, но этого не произошло, впрочем, этого и ожидал Таралак Вид. Он налил травяного чаю, а Икарий медленно сел.

– Вот, друг мой. Долго ты странствовал вдали от меня.

Ягг потянулся за жестяной кружкой, осушил её одним глотком, а затем протянул назад, чтобы получить добавку.

– О да, жажда, – проговорил грал-изгнанник, заново наполняя чашку. – Ничего удивительного. Потеря крови. Лихорадка.

– Мы сражались?

– Да. Внезапное, необъяснимое нападение. Д'иверс. Коня моего убил, а меня сбросил с седла. Когда я очнулся, стало ясно, что ты отогнал нападавшего, но удар по голове лишил тебя сознания. – Грал помолчал и добавил: – Нам повезло, друг мой.

– Битва. Да, это я помню.

Нечеловеческие глаза Икария перехватили взгляд Таралака, впились в него, недоумённо, с сомнением. Грал вздохнул:

– Частенько это стало происходить в последнее время. Ты меня не помнишь, верно, Икарий?

– Я… не уверен. Спутник…

– Да. Уже много лет. Твой спутник. Таралак Вид, некогда из племени гралов, но ныне посвятивший себя куда более высокому призванию.

– Какому же?

– Странствовать с тобой, Икарий.

Ягг уставился на кружку в руках.

– Уже много лет, говоришь, – прошептал он. – Высокое призвание… которого я не понимаю. Я… ничто. Никто. Я потерялся… – Икарий поднял взгляд. – Я потерялся, – повторил он. – Я ничего не знаю о высоком призвании, таком, чтобы ради него тебе стоило покидать свой народ. Чтобы странствовать со мной, Таралак Вид. Но зачем?

Грал сплюнул на ладони, потёр их друг о друга, затем пригладил волосы.

– Ты – величайший воин, какого только видел этот мир. Но ты проклят. Проклят вечно оставаться, как ты сказал, потерянным. Потому тебе и нужен спутник, чтоб напомнить о великом предназначении, которое тебя ждёт.

– И каково же оно?

Таралак Вид поднялся:

– Ты узнаешь, когда придёт время. Задача эта станет тебе ясна, о, так ясна и совершенна, что ты сразу поймёшь – для этого ты и был создан. С самого начала. Я был бы рад сказать больше, Икарий, но не могу.

Ягг обвёл взглядом их маленький лагерь:

– О, я вижу, ты нашёл мой лук и меч.

– Да. Ты уже достаточно окреп, чтобы отправляться в путь?

– Думаю, да. Но я… голоден.

– У меня в мешке есть копчёное мясо. Тот самый заяц, которого ты подстрелил три дня назад. Поедим на ходу.

Икарий поднялся на ноги:

– Да. Я чувствую необходимость спешить. Словно… словно я искал что-то. – Он улыбнулся гралу. – Быть может, своё прошлое…

– Когда ты отыщешь то, чего ищешь, друг мой, всё знание о прошлом вернётся к тебе. Так гласит пророчество.

– Вот как. Что ж, друг Вид, куда же мы направимся?

Таралак принялся собирать вещи:

– На север и на запад. Мы идём к дикому побережью, напротив острова Сепика.

– А ты помнишь, зачем?

– Интуиция, так ты сказал. Такое чувство, будто тебе… необходимо туда идти. Положись на такие чувства, Икарий, как ты делал в прошлом. Они поведут нас к цели, кто бы и что бы ни встало у нас на пути.

– Но зачем кому-то преграждать нам дорогу?

Ягг опоясался мечом, а затем поднял кружку и допил травяной чай.

– У тебя есть враги, Икарий. И сейчас тоже на нас идёт охота. Оттого мы и не можем тут дольше задерживаться.

Икарий поднял свой лук, шагнул ближе, чтобы передать гралу пустую кружку, затем остановился, помолчал и сказал:

– Ты охранял меня, Таралак Вид. Я чувствую себя… недостойным такой преданности.

– Это невеликое бремя, Икарий. Верно, что я тоскую по своей жене и детям. По своему племени. Но невозможно, нельзя отречься от этого долга. Я делаю то, что должен. Ты избран всеми богами, Икарий, чтоб избавить мир от великого зла, и в сердце своём я знаю – ты преуспеешь.

Ягг вздохнул:

– Хотел бы я разделить твою веру в мои способности, Таралак Вид.

– Э'напата Н'апур. Это название пробуждает твои воспоминания?

Нахмурившись, Икарий покачал головой.

– Город зла, – пояснил Таралак. – Четыре тысячи лет назад – когда другой стоял рядом с тобой на моём месте – ты обнажил свой ужасный меч и прошёл в его запертые врата. Пять дней, Икарий. Пять дней. Столько времени у тебя ушло на то, чтобы сразить тирана и всех солдат в городе.

На лице ягга отразился ужас:

– Ч-что я сделал?

– Ты постиг необходимость этого, Икарий, как всегда постигаешь, столкнувшись лицом к лицу с подобным злом. Также ты понял, что никому нельзя позволить унести с собой память об этом городе. И почему необходимо сразить всякого мужчину и женщину, и даже ребёнка в Э'напата Н'апуре. Чтоб не осталось живых.

– Нет. Я бы никогда не сотворил такого. Таралак, прошу тебя, не надо – нет нужды столь великой, чтобы заставить меня учинить такую бойню…

– Ах, дорогой мой товарищ, – с печалью проговорил Таралак Вид. – Такова битва, которую ты обречён вести вечно, и потому рядом с тобой всегда должен быть спутник, подобный мне. Чтобы открывать тебе истину этого мира, истину твоей собственной души. Ты – Убийца, Икарий. Ты шествуешь по Кровавой Дороге, но путь этот прямой и верный. Самая холодная справедливость, но и чистая. Столь чистая, что даже ты сам иногда хочешь от неё отшатнуться. – Он положил руку на плечо яггу. – Идём, мы сможем продолжить беседу по дороге. Я уже много, много раз произносил эти слова, друг мой, и всякий раз ты страдаешь и всем сердцем жаждешь бежать от самого себя, от того, кем и чем стал. Увы, это невозможно, и потому ты должен – вновь – ожесточить своё сердце. Ибо враг есть зло, Икарий. Лик этого мира – зло. И потому, друг мой, твой враг…

Воин отвёл глаза, и Таралак Вид едва услышал его шёпот:

– …весь мир.

– Да. Хотел бы я скрыть эту истину от тебя, но поступи я так, не смог бы больше зваться твоим другом.

– Нет, всё верно. Что ж, Таралак Вид, давай же, по твоему слову, продолжим беседу по пути на север и на запад. К побережью напротив острова Сепика. Да, я чувствую… там что-то есть. Что-то ждёт нас там.

– Ты должен быть готов к этой встрече, – сказал грал.

Икарий кивнул:

– И я буду готов, друг мой.

Каждый раз путь назад давался ему труднее, становился дальше, запутанней. Кое-что могло бы и помочь. Например, хорошо было бы знать, где он был и куда нужно возвращаться. Возвращаться к… здравому рассудку? Возможно. Но Геборик Призрачные Руки уже и сам не слишком хорошо понимал, что такое «здравый рассудок», как он выглядит, каков на вкус и на ощупь. А может, и не знал этого никогда.

Скала – это кость. Пыль – это плоть. Вода – это кровь. Осадки скапливались, становились слоями, новыми и новыми, пока не сотворился мир, покуда вся эта смерть не смогла стать твердью, на которой можно стоять, на смогла восстать, чтобы встретить всякий шаг. Крепкая постель. Вот вам и мир. Смерть нас поддерживает, не даёт упасть. А были ведь ещё вздохи, наполнявшие, сотворявшие из себя воздух, мерные волны отмечавшие ход времени, точно зарубки на арке жизни, всякой жизни. Сколько же из этих вздохов были последними? Последними выдохами зверя, насекомого, растения, человека, чьи глаза уже подёрнулись паволокой небытия? И как же тогда, как можно втягивать этот воздух в свои лёгкие? Зная, насколько напоён он смертью, как исполнен поражением и смирением?

Этот воздух душил его, обжигал глотку, жёг язык, как сильнейшая кислота. Растворял и пожирал его, пока не оставался лишь… осадок.

Они были так молоды, эти его спутники. Никак не могли понять, по какому гнойнику ходят, входят, переходят его вброд. И принимают в себя, только чтобы вновь выбросить наружу, окрасив уже собственными омерзительными примесями. И по ночам, со сне, они становились лишь пустыми оболочками. А Геборик бился против знания, что мир не дышит, больше не дышит. Ибо ныне мир тонет.

Что может дать ему Трич? Этот дикий бог с его всевластным голодом, желаниями, потребностями. С его животной яростью, будто он мог втянуть обратно и вернуть себе все вздохи, какие только совершали его лёгкие, и так бросить вызов миру, стареющему миру и потопу смерти. Геборик был избран по ошибке, так ему твердили все призраки, пусть и не словами, но тем, что всё время окружали его, вставали и пронзали безмолвными, обвиняющими взглядами.

И не только это. Шёпот во снах, голоса, молящие голоса из нефритового моря. Геборик был чужаком, явившимся среди них; он сделал то, чего не делал никто другой: пробился в зелёную темницу. И они молились Геборику, умоляли его вернуться. Зачем? Что им нужно?

Нет, Геборик не желал получить ответы на такие вопросы. Он вернёт этот проклятый нефритовый дар, эту чуждую силу. Выбросит её обратно в Бездну – и дело с концом.

Только за это он держался, цеплялся, чтобы сохранить рассудок. Если лишь такую жизнь – мучение – можно было назвать рассудочной. Тону, я тону, но всё же… о, проклятые кошачьи дары, сумбур чувств, таких сладких, таких богатых, я чувствую, как они стремятся искусить меня. Соблазнить. Заманить обратно в бренный мир.

На востоке солнце карабкалось обратно на небо, горизонт алел, словно лезвие гигантского меча, миг назад покинувшего кузнечный горн. Геборик видел, как багровое сияние рассекает тьму, и подивился странному чувству неминуемой угрозы, заморозившей рассветный воздух.

Из груды одеял, в которой спала Скиллара, послышался стон, затем:

– Вот тебе и сладкий яд.

Геборик вздрогнул, затем глубоко вдохнул, медленно выдохнул:

– О каком же сладком яде ты говоришь, Скиллара?

Женщина вновь застонала, пытаясь сесть.

– У меня всё болит, старик. Спина, бёдра, вообще всё. И выспаться не могу – в любой позе неудобно, и всё время хочется помочиться. Это ужасно. О, боги, зачем только женщины это делают? Снова, и снова, и снова – они все обезумели?

– Тебе лучше знать, – проговорил Геборик. – Но скажу лишь, что мужчины столь же необъяснимы. В том, что думают. В том, что делают.

– Чем быстрей я от этого зверёныша избавлюсь, тем лучше, – заявила она, положив руки на раздутый живот. – Только посмотри на меня! Обвисло. Всё обвисло!

Проснулись и остальные. Фелисин широко раскрытыми глазами уставилась на Скиллару: узнав, что старшая женщина беременна, юная Фелисин начала ей чуть ли не поклоняться. Но похоже, иллюзии уже начали разрушаться. Резчик отбросил одеяла и тут же принялся раздувать вчерашние угли в костре. Демона Серожаба нигде не было видно. Геборик заключил, что он убежал куда-то на охоту.

– Твои руки, старик, – заметила Скиллара, – сегодня утром особенно зелёные.

Геборик не потрудился согласиться с этим наблюдением. Он и так отлично чувствовал это чуждое давление.

– Это лишь призраки, – проговорил жрец, – с той стороны завесы, из самых глубин Бездны. О, как они кричат. Когда-то я был слеп. Как бы хотел я ныне оглохнуть.

Все странно на него посмотрели. Часто такое случалось после того, как Геборик что-то говорил. Провозглашал истины, которые они не могли узреть, не могли постигнуть. Не важно. Он-то знал то, что знал.

– Сегодня нас ждёт огромный мёртвый город, – сообщил он. – Жителей перебили. Всех до единого. Икарий. Давным-давно. Был и братский город к северу отсюда, но когда его обитатели прознали о том, что здесь случилось, они явились сюда, чтобы увидеть своими глазами. И тогда, юные мои спутники, они решили похоронить Э'напата Н'апур. Целый город. И захоронили его полностью. Тысячи лет прошли, и ныне ветра и дожди изувечили некогда крепкий лик. Ныне вновь открылись древние истины.

Резчик налил воды в жестяной котелок и повесил его на крюк под железной треногой.

– Икарий, – проговорил он. – Я странствовал с ним некоторое время. С Маппо и Скрипачом. – Юноша скривился. – И ещё Искаралом Прыщом, этим чокнутым мангустом. Болтал, мол, он Верховный жрец Тени. Верховный жрец! Что ж, если это – лучшее, на что способен Престол Тени… – Резчик покачал головой. – Икарий… он был… ну, трагичен, наверное. Но он бы точно не стал штурмовать город без причины.

Геборик резко расхохотался:

– О да, в этом мире всегда полным-полно причин. Король запер ворота, не позволил ему войти. Слишком уж много тёмных легенд окружали имя Икария. Солдат с парапета выпустил предупредительную стрелу. Она отскочила от скалы и оцарапала Икарию левую ногу, а затем глубоко вошла в горло его спутнику – так что бедолага захлебнулся собственной кровью – и тогда явилась ярость Икария.

– Если он перебил всех свидетелей, откуда же ты это всё знаешь? – поинтересовалась Скиллара.

– Призраки ходят по этой земле, – ответил Геборик и взмахнул рукой. – Здесь некогда стояли фермы, прежде чем их поглотила пустыня. – Жрец улыбнулся остальным. – Сегодня ярмарочный день, и дороги – которые видимы лишь мне – заполонили тележки, волы, мужчины и женщины. И дети, и собаки. На другой стороне погонщики свистят и стучат посохами, гонят стада овец и коз. С беднейших ферм, расположенных так близко к городу, старухи приходят собираться навоз, чтоб удобрить свои поля.

Фелисин прошептала:

– И ты всё это видишь?

– Да.

– Прямо сейчас?

– Лишь глупцы полагают, что прошлое – невидимо.

– А эти призраки, – спросила Фелисин, – они видят тебя?

– Быть может. Те, что видят, они, хм, они знают, что мертвы. Остальные – не знают, и не видят меня. Осознание собственной смерти – ужасная вещь; они бегут от этого понимания, находят убежище в иллюзии – для них я возникаю и пропадаю, точно мираж. – Старик поднялся. – Скоро мы подойдём к самому городу, а там будут солдаты, а эти призраки меня видят, о да, и обращаются ко мне. Но как могу я ответить, если не понимаю, чего они от меня хотят? Они кричат, словно узнают…

– Ты – Дестриант Трича, Тигра Лета, – сказал Резчик.

– Трич был Первым Героем, – ответил Геборик. – Одиночником, избегшим Резни. Как Рилландарас и Рикктер, Толен и Денесмет. Понимаешь? Эти призрачные солдаты – они не поклоняются Тричу! Нет, их бог войны принадлежал к Семерым, которые в будущие годы превратятся в Святых. Единый лик Дессимбелакиса – только и всего. Я – ничто для них, Резчик, но они не оставляют меня в покое!

От этой вспышки Резчик и Фелисин съёжились, однако Скиллара ухмыльнулась.

– Тебе смешно? – гневно воскликнул жрец, уставившись на неё.

– Ещё как. Посмотри на себя. Ты был жрецом Фэнера, а теперь стал жрецом Трича. Оба – боги войны. Геборик, как ты думаешь, сколько же ликов у бога войны? Тысячи. А в былых эпохах? Десятки тысяч? У каждого треклятого племени, старик. Все разные, но все одинаковые. – Женщина раскурила трубку, так что дым окутал её лицо, и добавила: – Не удивлюсь, если окажется, что все боги – лишь аспекты одного-единственного, и вся эта грызня доказывает только, что бог этот – безумен.

– Безумен?

Геборик дрожал. Чувствовал, как колотится сердце, точно жуткий демон на пороге его души.

– Ну, или он просто запутался. Столько враждующих поклонников, и все они убеждены, что именно их облик божества – истинный. Представь, что до тебя доходят молитвы десяти миллионов верующих, но ни один из них не верует точно в то, во что его коленопреклонённый сосед. Представь себе множество Священных Книг, Писаний, и все они расходятся друг с другом, но каждая утверждает, что лишь она – слово единого бога. Кто бы от такого не сошёл с ума?

– В общем, – протянул Резчик в молчании, последовавшем за диатрибой Скиллары, – чай готов.

Серожаб сидел на плоском валуне, глядя на несчастный отряд. Демон набил брюхо, но дикая коза ещё иногда брыкалась внутри. Мрачно. Они ссорятся. Трагический список, вяло повторяется. Обременённая ребёнком красавица страдает от болей и неудобств. Юная красавица страдает от потрясений, стража и одиночества. Но ведь всё равно откажется от нежных объятий заботливого, любящего Серожаба. Встревоженного убийцу терзает нетерпение, но чего он так ждёт, мне не ведомо. И ужасный жрец. О, дрожь и кошмар! Такое недовольство! Отчаянье! Может, мне стоит отрыгнуть обратно козу, чтобы все мы смогли насладиться изысканным угощеньем. Изысканным, ещё брыкающимся угощеньем. Ай-ай-ай, худший вид несварения!

– Серожаб! – окликнул его Резчик. – Что ты там делаешь?

«До сих пор, – думала Самар Дэв, – указания на карте оказывались точными». Сухие заросли кустарника сменились равнинами, а теперь наконец и лоскутами лиственного леса, расположенными среди болотистых полян и упрямых участков настоящих лугов. Два или три дня пути на север, и они достигнут бореальных лесов.

Эти дикие, нераспаханные земли делили между собой небольшие отряды охотников на бхедеринов. Они с Карсой видели такие отряды издалека и натыкались на оставленные стоянки, но ясно было, что дикари-кочевники не настроены с ними разговаривать. Ничего удивительного: Карса Орлонг представлял собой страшное зрелище – верхом на яггском скакуне, с оружием и окровавленной белой шкурой на широких плечах.

Стада бхедеринов разбились на меньшие группы и рассыпались по лугам меж осиновых рощ. Самар Дэв не могла понять логики миграций этих огромных животных. Верно, сухой и жаркий сезон близился к концу, а ночи становились всё холоднее, так что листва уже окрасилась цветом ржавчины, но зима в Семи Городах не была такой уж жестокой. Только дождей больше, да и те редко добирались вглубь континента – Ягг-одан на юге почти не менялся, в конце концов.

– Думаю, – проговорила она, – это что-то вроде древней памяти.

Карса хмыкнул, затем заявил:

– Как по мне, похоже на лес, женщина.

– Нет, я о бхедеринах – вон, видишь, здоровенные звери там, под деревьями. Думаю, в эти леса, на север их влечёт какой-то инстинкт. Ещё с тех времён, когда зима приносила в оданы ветра и снега.

– Дожди напоят сочные травы, Самар Дэв, – сказал теблор. – Они пришли сюда, чтобы набрать вес.

– Что ж, звучит разумно. Наверное. Но и охотникам на руку.

Несколько дней назад они миновали место большой бойни. Охотники сумели отделить часть стада и погнать её так, что бхедерины сбросились с крутого обрыва. Там собрались четыре или даже пять дюжин охотников: разделывали туши, женщины поддерживали огонь и насаживали мясо на распорки, чтобы его прокоптить. Полудикие собаки – скорее, волки, чем псы – облаяли Самар Дэв и Карсу, когда те подъехали слишком близко, и ведьма заметила, что у этих зверей нет клыков (их вырезали, наверное, когда они были ещё щенками), впрочем собаки представляли достаточную угрозу, так что спутники решили не приближаться к месту бойни.

Самар Дэв очаровывали эти окраинные племена, жившие в пустошах. Она подозревала, что их обиход почти не менялся тысячи лет; появились, конечно, железные инструменты и оружие, завязалась торговля с более цивилизованными народами на востоке, но эти кочевники не знали верховой езды, что казалось Самар странным. Впрочем, они запрягали собак в волокуши. И вместо глиняных, обожжённых горшков здесь в ходу были преимущественно корзины. Закономерно, раз странствовали эти кочевники пешком.

Тут и там посреди травянистой равнины возвышались одинокие деревья, служившие, похоже, центрами поклонения каким-то духам, судя по привязанным к ветвям фетишам и установленным в трещинах и развилках черепам бхедеринов и оленьим рогам. Некоторые из них были настолько древними, что обросли древесиной. И разумеется, рядом с такими страж-деревьями располагались кладбища, отмеченные платформами, на которых лежали укутанные в меха трупы, и, конечно, внушительными стаями ворон, сидевших на каждой ветке.

Карса и Самар не нарушали святости таких мест. Хотя ведьма подозревала, что теблор был бы не прочь ввязаться в бесконечную череду схваток и битв, чтобы развеять скуку дальней дороги. Впрочем, несмотря на свирепость, Карса Орлонг оказался лёгким и хорошим спутником, пусть даже неразговорчивым и склонным к мрачным раздумьям. Но что бы ни терзало сердце тоблакая, её это не касалось, и воин не собирался изливать Самар душу – редкостная и драгоценная черта для мужчины.

– Я вот думаю, – проговорил он внезапно, так что она даже вздрогнула.

– О чём, Карса Орлонг?

– О бхедеринах и охотниках у подножия обрыва. По меньшей мере, две сотни мёртвых бхедеринов, и люди их разделывали до костей, затем вываривали сами кости. А мы едим только кроликов да иногда оленину. Я думаю, Самар Дэв, нам стоит тоже убить одного из этих бхедеринов.

– Не дай им себя обмануть, Карса Орлонг. Они быстрей, чем кажется. И ловчей.

– Да, но они – стадные животные.

– Что с того?

– Быки больше озабочены тем, чтобы защитить десять самок и телят, чем судьбой одной самки, которая отбилась от стада.

– Может, это и верно. Так как же ты собираешься отбить её от стада? И не забывай, что даже самки бхедеринов не самые смирные и покорные создания. Дай ей шанс, и она тебя повалит вместе с конём. А затем растопчет.

– Не мне нужно об этом беспокоиться, а тебе, Самар Дэв.

– Мне-то почему?

– Потому что ты станешь приманкой. А значит, тебе нужно быть внимательной и быстрой.

– Приманкой? Погоди-ка…

– Внимательной и быстрой. Об остальном я позабочусь.

– Мне как-то не нравится эта идея, Карса Орлонг. Меня вполне устраивают крольчатина и оленина.

– А меня – нет. И я хочу шкуру.

– Но зачем? Сколько же шкур ты собрался на себя натянуть?

– Найди нам небольшую группу этих зверей – твоя лошадь их не так пугает, как мой скакун.

– Это потому, что яггские кони не брезгуют телятами, когда представляется возможность. Я это читала… где-то.

Теблор оскалил зубы, словно эта картина показалась ему забавной. Самар Дэв вздохнула и сказала:

– Вон небольшое стадо – впереди и слева. Ушло с этой поляны, когда мы приблизились.

– Хорошо. Когда доберёмся до следующей прогалины, скачи карьером прямо на них.

– Так я выманю на себя быка, Карса. Как близко мне подъехать?

– Так близко, чтоб он погнался за тобой.

– И не подумаю. Толку никакого не будет…

– Самки бросятся наутёк, женщина. Из них я выберу себе жертву. Думаешь, бык долго будет за тобой гнаться? Он повернёт назад, чтобы воссоединиться со своим гаремом…

– И станет твоей проблемой.

– Хватит болтать.

Они пробирались через небольшую рощу осин и ясеней, кони прокладывали себе дорогу через доходившие им до груди заросли кизила. Впереди открылась следующая поляна, вытянутая и, судя по травянистым кочкам, заболоченная. На дальнем конце её, на расстоянии около сорока шагов, под сенью деревьев темнели крупные силуэты бхедеринов.

– Это болото, – заметила Самар Дэв. – Нужно найти другое…

– Скачи, Самар Дэв.

Она натянула поводья.

– А если не поскачу?

– Упрямый ребёнок. Я оставлю тебя здесь, разумеется. Ты меня задерживаешь.

– Ты этим хотел задеть моё самолюбие, Карса Орлонг? Ты решил убить бхедерина только потому, что сам себе хочешь доказать, что можешь превзойти охотников. Никакого утёса, никаких шор, никаких загонов, никакой стаи волко-собак, чтобы гнать стадо. Нет, ты хочешь спрыгнуть с коня, повалить бхедерина на землю, а затем задушить – или швырнуть в дерево, или, может, поднять и вертеть на месте, пока он не умрёт от головокружения. И ты ещё смеешь меня называть ребёнком?

Она рассмеялась. Потому что отлично знала, что смех его уязвит.

Но внезапный гнев не затемнил лица теблора, когда он спокойно разглядывал Самар Дэв. Затем Карса улыбнулся:

– Узри.

Сказав это, он выехал на прогалину. Чернильно-чёрная вода плеснула из-под копыт яггского скакуна, и зверь глухо заворчал, а затем галопом устремился к стаду. Под громогласный треск кустов и подлеска бхедерины бросились врассыпную. Двое метнулись прямо на Карсу.

Ошибка. Самар Дэв поняла: нельзя было рассчитывать, что в стаде окажется всего один бык. Один был явно младше другого, но оба – крупные, глаза уже покраснели от ярости, и вода вскипела вокруг могучих тел, когда они ринулись в атаку.

Погром резко свернул в сторону, подобрал ноги, а затем молодой жеребец прыгнул на спину большего быка. Но бхедерин оказался быстрей, вывернулся и вскинул массивную голову, пытаясь пронзить рогами брюхо коня.

Это движение и погубило быка, ибо его голова встретилась с остриём каменного меча Карсы, которое скользнуло прямо в мозг, войдя в тело у основания черепа и почти целиком перерубив при этом позвоночник.

Погром приземлился, взметнув воду и жидкую грязь, по другую сторону падающего быка и оказался на безопасном расстоянии от второго самца, который неимоверно быстро развернулся и вновь бросился на Карсу.

Воин развернул коня влево. Топоча копытами, Погром поскакал вдоль кромки леса, погнавшись за полудюжиной самок и телят, которые выбрались на прогалину. Второй бык быстро сокращал расстояние между ними.

Коровы и телята вновь рассыпались, и одна метнулась в противоположную сторону от остальных. Погром устремился за ней следом, и в следующий миг уже мчался галопом вровень с самкой. Позади второй бык задержался, чтобы отгородить остальных самок – и всё маленькое стадо с треском вновь устремилось в гущу деревьев.

Самар Дэв видела, как Карса Орлонг наклонился в седле и взмахнул мечом, перерубив хребет самки у самого крупа.

Задние ноги её подломились, вспенили жижу, когда самка попыталась ползти вперёд.

Развернув скакуна перед бхедерином, Карса воздел меч и держал так, пока не оказался слева от самки, а затем ударил, пронзив остриём сердце зверя.

Передние ноги подогнулись, и самка осела на бок, замерла.

Остановив коня, Карса спрыгнул и подошёл к мёртвой самке бхедерина.

– Разбивай лагерь, – бросил он Самар Дэв.

Она уставилась на теблора, затем сказала:

– Ладно, ты мне показал, что я на самом деле не нужна. Тебе, во всяком случае. Что теперь? Ждёшь, что я разобью лагерь, а потом, я полагаю, должна помочь тебе разделывать тушу? Может, мне ещё и под тебя лечь сегодня ночью, чтобы подытожить результат?

Тоблакай вытащил нож и встал на колени в луже воды рядом с тушей.

– Как пожелаешь, – произнёс он.

– Ладно, я тут подумала, мясо нам понадобится – в земле скал и озёр к северу отсюда несомненно будет добыча, но не такая обильная, да и более скрытная.

– Я возьму шкуру этого быка, – заявил Карса, вспарывая брюхо бхедерину. Внутренности вывалились и плюхнулись в болотную воду. Вокруг уже вились сотни мух. – Хочешь взять шкуру коровы, Самар Дэв?

– Почему бы и нет? Если ледник на нас приземлится, то хоть не замёрзнем.

Теблор покосился на неё:

– Женщина, ледники не прыгают. Они ползают.

– Это всё зависит от того, кто их создал, Карса Орлонг.

Воин оскалил зубы:

– Сказания о яггутах не производят на меня впечатления. Лёд – это всегда медленная река.

– Если веришь в это, Карса Орлонг, ты знаешь куда меньше, чем думаешь.

– Ты собралась весь день на коне просидеть, женщина?

– До тех пор, пока не найду сухое место для лагеря.

Она собрала поводья. «Узри», так он сказал. Он ведь это слово уже говорил когда-то? Какой-то дикарский обычай, наверное. Ну, узрела я всё, что надо. И вон тот кочевник, который прячется в тенях на другой стороне прогалины, тоже. Надеюсь, местные не считают этих бхедеринов своей собственностью. Иначе нас ждёт бесконечное веселье, которое очень понравится Карсе. А я, скорее всего, просто отравлюсь на тот свет.

Самар задумалась, скольким прежним спутникам Карсы Орлонга приходили в голову подобные мысли. Прежде чем варвар-теблор вновь оказывался одиноким путником.

Выветренные утёсы отбрасывали на уступ лабиринт теней, и в этих тенях пять пар змеиных глаз смотрели на извилистую стену пыли на равнине внизу. Торговый караван, семь повозок, два закрытых экипажа, двадцать верховых охранников. И три боевых пса.

Их прежде было шесть, но трое унюхали Деджима Нэбрала и – по животной глупости – погнались за т'рольбаралом. Д'иверса они отыскали, и теперь их кровь наполняла желудки пяти уцелевших тварей.

Трелль оглушил Деджима Нэбрала. Сломал одну из его шей – даже тартено не сумел бы это сделать, а один ведь пытался когда-то, давным-давно. А потом утащил другого за собой, за грань обрыва, на смерть среди зазубренных скал на дне. Такая… непростительная дерзость. Слабый и раненый, Деджим Нэбрал бежал с места засады и бродил, полубезумный от ярости и боли, пока не наткнулся на след этого каравана. Т'рольбарал не представлял, сколько прошло дней и ночей. Голод, потребность в исцелении – только эти нужды жили сейчас в сознании д'иверса.

И вот – перед Деджимом Нэбралом возникло спасение. Тут хватит крови на то, чтобы наплодить новых тварей взамен тех, что погибли в засаде; может, хватит даже на то, чтобы породить ещё одну, восьмую.

Он нанесёт удар в сумерках, когда караван завершит дневной переход. Сперва перебьёт охранников, затем – оставшихся псов, а напоследок – жирных слабаков, которые едут в этих хилых экипажах. Торговца с его гаремом безмолвных детей, скованных друг с другом цепью позади экипажа. Торговца человеческой плотью.

От этой мысли Деджима Нэбрала выворачивало. Подобные гнусные создания были и во времена Первой империи, и, похоже, их порок так и не был искоренён. Когда т'рольбарал установит своё правление в этой земле, новая справедливая кара постигнет осквернителей плоти. Деджим пожрёт сначала их, а затем всех прочих преступников – убийц, насильников, бросателей камней, мучителей духа.

Создатель задумывал его самого и весь его род как стражей, защитников Первой империи. Отсюда родилось смешение крови, сделавшее чувство совершенства сильным, богоподобным. Слишком сильным, разумеется. Т'рольбаралы не стали подчиняться несовершенному господину. Нет, они пожелали править, ибо лишь тогда можно было бы установить истинную справедливость.

Справедливость. И… разумеется… удовлетворение естественного голода. Нужда пишет свои законы, их невозможно отменить. Когда Деджим Нэбрал станет властителем, он установит истинное равновесие между двумя основными силами своей д'иверсовой души, и если ничтожные смертные взвоют под тяжестью его суда, да будет так. Они заслужили, чтобы их верования сбылись по-настоящему. Заслужили острые, точно когти, грани собственных славных добродетелей, ибо добродетели суть больше, чем просто слова, они – оружие, и по справедливости такое оружие обратится против своих создателей.

Тени сгустились на утёсе, закрытом от света заходящего солнца. Деджим Нэбрал последовал за тенями на равнину – пять пар глаз, но единый разум. Абсолютный, нерушимый центр.

Сладостная бойня. Прольётся алый нектар, чтобы восславить багровое пламя солнца.

Как только д'иверс перетёк на равнину, он услышал собачий лай.

И на миг пожалел животных. Хоть и глупы, но и они знали великую нужду.

Не без труда, но он всё же сумел разогнуть ноги и, постанывая от боли в затекших конечностях, слез с широкой спины мула. И даже, несмотря на эту муку, не пролил ни капли из своего драгоценного ведра. Напевая себе под нос какое-то песнопение (он уже позабыл, где именно в книге Священных песен его вычитал, да и какая разница?), он заковылял с ведром к самодовольным волнам моря Рараку, а потом дальше по мягкому песку, среди дрожащего тростника.

И вдруг остановился.

Отчаянно огляделся, принюхиваясь к влажному, душному, закатному воздуху. Вновь огляделся, всматриваясь во всякую тень, всякое нестройное движение тростника и клочковатого кустарника. Затем согнулся и намочил изодранную рясу, встав на колени на мелководье.

Сладкие, согретые солнцем воды.

Бросив последний подозрительный взгляд по сторонам (осторожность лишней не бывает!), он с чувством глубокого удовлетворения вылил содержимое ведра в море.

И сверкающими глазами принялся следить, как во все стороны устремились десятки крошечных рыбок. Ну, не совсем «устремились», скорее, на некоторое время зависли на месте, словно ошалели от внезапной свободы. Или то был временный шок от резкой перемены температуры, или потрясение от необозримых богатств, которые можно теперь будет пожрать, чтобы растолстеть и набраться блаженной энергии.

Первые рыбки моря Рараку.

Искарал Прыщ вышел с мелководья и отбросил ведро в сторону.

– Укрепи же спину свою, о мул! Ныне я вознесусь на неё, о да, и не дивись, ежели обнаружишь внезапно, что мчишься галопом – о, поверь мне, мул, ты умеешь скакать галопом, довольно уже твоей глупой рыси, от которой у меня шатаются зубы! О, нет, мы поскачем, как ветер! Но не как неровный, порывистый ветер, а точно ровный, ревущий ветер, громогласный ветер, что летит по всему миру, следом за нами, – о, как сверкнут твои копыта в чужих глазах, чтоб раствориться в мареве скорости!

Добравшись до мула, Верховный жрец Тени подпрыгнул в воздух.

Мул испуганно отскочил в сторону.

Искарал Прыщ взвизгнул, затем ахнул и с глухим стуком упал и покатился в пыли среди камней, так что мокрая ряса громко хлопала и поднимала тучи песка, а мул отступил на безопасное расстояние, а затем повернулся, чтобы одарить хозяина взглядом моргающих глаз с длинными ресницами.

– Ты вызываешь во мне отвращение, зверь! И готов поспорить, ты вообразил, будто это взаимно! Но даже если и вообразил, что ж, я с тобой согласен! Просто назло тебе! Как тебе это, жуткая ты скотина? – Верховный жрец Тени поднялся и смахнул песок с рясы. – Думает, я его ударю. Ударю здоровенной палкой. Глупый мул. Нет, я куда хитрее. Я его обману притворной добротой… покуда он не успокоится, не утратит бдительности, а тогда… ха! Я ему двину в нос! То-то он удивится! Ни одному мулу не по силам тягаться со мной в хитроумии. О, да, многие пытались, и почти все – проиграли!

На его высушенном солнцем лице появилась добрая улыбка, а затем жрец медленно направился к мулу.

– Нам пора пуститься вскачь, – бормотал он, – нам с тобой. Спешка безотлагательная, друг мой, иначе явимся слишком поздно, а опаздывать не годится.

Он уже мог дотянуться до поводьев, болтавшихся под головой мула. Остановился, чтоб взглянуть в глаза животному.

– Ой-ой, любезный мой слуга, неужели я вижу коварство в этих столь мирных глазах? Ты хочешь меня укусить. Это зря. Только я здесь кусаюсь.

Он резко схватил поводья, едва увернувшись от щёлкнувших зубов, а затем забрался на широкую, покатую спину мула.

Как только они отъехали на двадцать шагов от линии прибоя, мир сдвинулся вокруг всадника, миазматический вихрь теней окутал его со всех сторон. Искарал Прыщ вскинул голову, огляделся, а затем удовлетворённо уселся, а мул неторопливо побрёл дальше.

Сотню ударов сердца спустя, когда Верховный жрец Тени уже скрылся на своём Пути, приземистая, всклокоченная далхонка выбралась из соседних кустов, волоча за собой пивной бочонок. В нём плескалась вода, а не эль, и крышка отсутствовала.

Пыхтя и кряхтя, Могора подтащила бочонок к мелководью. Перевернула его и – с беззубой улыбкой на морщинистом личике – увидела, как полдюжины молодых пресноводных акул скользнули, точно змеи, в воды моря Рараку.

Потом она перевернула бочонок и выбралась из воды. Хихикая, старуха очень быстро сотворила серию знаков и провалилась в открывшийся Путь.

Загибая одну тень вокруг другой, Искарал Прыщ быстро преодолел два десятка лиг. Он полувидел-получувствовал пустыню, одинокие холмы и хаотические извивы высохшего русла и каньона, которые они миновали, но всё это его мало заинтересовало, пока, почти полный день пути спустя, жрец не увидел, как долину впереди и слева пересекают пять гладких теней.

Искарал Прыщ остановил мула на гряде и, прищурившись, принялся разглядывать странные тени вдалеке. Которые как раз собрались напасть на караван.

– Высокомерные щенки, – пробормотал жрец и вогнал пятки в бока мулу. – Скачи, говорю тебе! В атаку, скачи, толстый, косоногий ублюдок!

Мул пустился рысью вниз по склону и громко заревел.

Пять теней услыхали этот звук и повернули головы. Как одно существо, т'рольбарал изменил направление и теперь помчался к Искаралу Прыщу.

В рёве мула послышался визг.

Рассыпавшись в стороны, д'иверс бесшумно тёк над землёй. Ярость и голод катились перед ним почти видимой волной, мощь потрескивала, вспыхивала между смертным миром и Путём Тени.

Твари по сторонам выдвинулись вперёд, чтобы атаковать с флангов, а три центральных чуть задержались, чтобы броситься на жертву почти одновременно.

Искарал Прыщ никак не мог на них сосредоточиться, так его качало и подбрасывало на спине мула. Когда т'рольбарал приблизился на тридцать шагов, мул внезапно и резко остановился. А Верховный жрец Тени – нет. Он перекатился через голову своего скакуна, перекувырнулся в воздух, а затем тяжело грохнулся спиной в пыль и мелкие камешки.

Первая тварь подскочила к нему, поднимая руки, выпуская когти в полёте после прыжка, и приземлилась ровно на то место, где упал Искарал Прыщ – но жреца там не оказалось. Вторая и третья твари на миг смешались, поскольку жертва исчезла, а затем ощутили присутствие сбоку. Они повернули головы, но слишком поздно – в них врезалась волна чародейства. Мощь Тени затрещала, словно молния, и тварей подбросило в воздух, потащило, так что позади оставались лишь туманные клубы крови. Извиваясь, обе рухнули на землю в пятнадцати шагах от прежнего места, заскользили, покатились.

Тогда напали два боковых д'иверса. А когда Искарал исчез, они столкнулись грудь в грудь с громоподобным грохотом – клыки и когти вспороли шкуру. С шипением и рычанием они отскочили друг от друга.

Вновь возникнув в двадцати шагах позади т'рольбарала, Искарал Прыщ выпустил ещё одну волну чародейства, проследил, чтобы она по очереди поразила каждую из пятерых тварей, увидел, как брызнула кровь, а тела покатились прочь, брыкаясь, а магия плела вокруг них вспыхивающие сети. Камни на земле под ними с громким треском лопнули, песок взметнулся в воздух, точно похожий на копьё гейзер, посыпался тонкими струйками со всех сторон.

Т'рольбарал пропал, сбежал с Пути Тени – в смертный мир, где твари разделились, бросились врассыпную, позабыв о караване, ибо паника сомкнула невидимые руки на глотке д'иверса.

Верховный жрец Тени смахнул пыль с одежды, затем подошёл к неподвижному мулу.

– Ну из тебя и помощничек! Могли бы сейчас их одного за другим выследить, но нет же, ты уже притомился бегать. Кто бы там ни выдумал, будто мулы достойны четырёх ног, он был глупец! Ты совершенно бесполезен! Тьфу! – Искарал Прыщ замер, а затем поднёс шишковатый палец к сморщенным губам. – Но постой, а вдруг твари бы и вправду разозлились? Что, если б они решили биться до последнего? Что тогда? Ох, грязное дело, очень неприятное. Нет уж, лучше пусть кто-то другой с ними разбирается. Нельзя мне отвлекаться. Но – подумать только! Бросить вызов Верховному жрецу Тени всея Семиградья! Глупее кошки этот т'рольбарал. Ни капли сочувствия к нему не испытываю.

Искарал вновь забрался на спину мула.

– Что ж, было весело, правда? Глупый ты мул. Давай-ка приготовим мула на ужин сегодня, как тебе такое предложение? Высшая жертва требуется от тебя и только от тебя, как думаешь? А! Да кому интересно, что ты там думаешь? Куда теперь? Слава богам, хоть один из нас знает, куда мы держим путь. Туда, мул, и поживей. Рысью, недотёпа, рысью!

Обойдя стороной караван, где всё ещё лаяли собаки, Искарал Прыщ вновь принялся тасовать тени.

Во внешнем мире уже наступили сумерки, когда он добрался до нужного места и, натянув поводья, остановил мула у подножия утёса.

Среди камней вились птицы-падальщики, они могли, но явно пока не хотели спускаться в провал. На краю этой расселины виднелись следы засохшей крови, а среди скал неподалёку – останки мёртвой твари: стервятники очистили труп до костей, но опознать его труда не составило. Т'рольбарал.

Падальщики разразились возмущёнными криками, как только Верховный жрец Тени спешился и приблизился. Осыпая их проклятьями, старик разогнал уродливых, похожих на Могору, птиц, а затем спустился в расселину. В глубине стылый воздух пах кровью и гниющим мясом.

Примерно на высоте человеческого роста провал сужался, и там застряло тело. Искарал Прыщ остановился рядом с ним. Положил ладонь на широкое плечо, подальше от очевидных переломов руки.

– Сколько же дней прошло, друг мой? Ах, только треллю хватило бы сил пережить такое. Сперва мы тебя отсюда вытащим – для этого есть у меня отважный и преданный мул. А затем, что ж, затем посмотрим, верно?

Поскольку ни отваги, ни особой преданности мул не проявил, да и вообще не слишком-то желал помогать, вытащить Маппо Коротышку из расселины было нелегко, так что уже совсем стемнело, когда жрецу удалось вытянуть трелля и перетащить его на ровную площадку, укрытую принесённым ветром песком.

Два открытых перелома левой руки были меньшими из ран Маппо. Сломаны были и обе ноги, а острый выступ скалы в расселине сорвал большой кусок кожи и мяса со спины трелля – в открытой плоти кишели черви, и повисший обрывок явно было уже не спасти – по краям он почернел и стал серым ближе к центру, и от него явственно пахло гнилью. Поэтому Искарал Прыщ отрезал его и швырнул обратно в провал.

Затем он наклонился поближе и прислушался к дыханию трелля. Поверхностное, медленное – ещё день, и Маппо бы умер. Да и теперь такую возможность никак нельзя было исключать.

– Травы, друг мой, – проговорил Верховный жрец, начав очищать видимые раны. – А также мази Высшего Дэнула, эликсиры, тинктуры, бальзамы, припарки… я ничего не забыл? Нет, кажется, нет. Внутренние повреждения, о да, сломаны рёбра – по всему боку. Такое сильное внутреннее кровотечение, но, как видно, недостаточное, чтобы тебя погубить. Удивительно! Ты почти так же упрям, как и мой прислужник… – Жрец поднял глаза. – Эй, ты, животное, поставь палатку и разведи костёр! Сделай это, и я, быть может, даже накормлю тебя, а не – хи-хи – накормлюсь тобой…

– Ты – идиот! – послышался крик из темноты рядом, а в следующий миг из сумрака вынырнула Могора.

– Что ты здесь делаешь, ведьма?

– Спасаю Маппо, разумеется.

– Что? Я его уже спас!

– От тебя и спасаю! – Она подобралась ближе. – Что это у тебя за пузырёк в руке? Это же яд паральта! Треклятый идиот, ты его чуть не убил! После всего, что он пережил!

– Паральт? В самом деле, жена, это паральт. Раз уж ты явилась, я как раз собирался его выпить.

– Я видела, как ты разделался с этим т'рольбаралом, Искарал Прыщ.

– Видела? – Старик замолк, склонил голову. – Вот теперь её восхищение не знает пределов! Как она может мной не восхищаться? Это уже почти поклонение. Вот почему она потащилась за мной сюда. Не может на меня наглядеться. И со всеми остальными та же история – всегда им меня не хватает…

– Самый могучий из Высших жрецов Тени, – вклинилась Могора, извлекая из своего мешка различные целебные снадобья, – не может выжить без доброй женщины рядом. А раз уж такой не случилось, колдун, привыкай, у тебя есть только я. А теперь уйди с дороги, чтобы я могла заняться этим бедным, беспомощным треллем.

Искарал Прыщ попятился:

– А мне что теперь делать? Ты меня выставила бесполезным, женщина!

– Это не трудно, муж мой. Разбей нам лагерь.

– Я уже приказал мулу этим заняться.

– Это же мул, идиот…

Её слова стихли, когда Могора заметила в стороне отблеск пламени костра. Обернувшись, она увидела большую парусиновую палатку, искусно растянутую, а также обложенный камнями очаг, где под треногой уже закипал котелок с водой. Рядом стоял мул и жевал из своего мешка овёс. Могора нахмурилась, затем покачала головой и вернулась к работе.

– Чаем тогда займись. Найди себе применение.

– Я уже было нашёл! А потом явилась ты и всё испортила! Самому могучему Высшему жрецу в Семи Городах не нужна женщина. Более того, она ему меньше всего и нужна!

– Да ты даже заусеницу исцелить не в состоянии, Искарал Прыщ. У этого трелля в жилах течёт чёрный яд, как блестящая змея. Тут одним Высшим Дэнулом не обойдёшься…

– Ну, началось! Всё это твоё дурацкое ведовство. Высший Дэнул одолеет чёрный яд…

– Возможно, но мёртвая плоть останется при этом мёртвой. Он станет калекой, полусумасшедшим, сердца его ослабнут. – Могора замолчала, затем подозрительно покосилась на мужа. – Престол Тени послал тебя его отыскать, верно? Зачем?

Искарал Прыщ умильно улыбнулся:

– О, теперь у неё возникли подозрения, да? Но я ей ничего не скажу. Только намекну, скромно намекну на свои обширные познания. О да, воистину я знаю, как работает ум моего дорогого Господа – и какой же это извращённый, хаотичный, скользкий ум! Да что там, я знаю столько, что потерял дар речи – ха, только поглядите на неё, глазёнки подозрительно прищурены, будто она начала понимать, что я ничегошеньки не знаю о своём драгоценном, придурковатом боге. Начала понимать и сейчас попробует вывести меня на чистую воду. И под этим напором я, разумеется, паду. – Искарал Прыщ замолк, восстановил на губах улыбку, а затем развёл руками и сказал: – О, дорогая Могора, должны ведь оставаться секреты у Верховного жреца Тени, верно? Секреты – даже от своей собственной жены, увы. Потому я молю тебя более ничего у меня не выпытывать, иначе ты рискуешь испытать на себе непредсказуемый гнев Престола Тени…

– Ты – полный и законченный идиот, Искарал Прыщ.

– Пускай так и думает, – хихикнув, пробормотал тот. – Ну вот, теперь она будет гадать, отчего это я рассмеялся, – нет, не «рассмеялся», а «хихикнул», что, учитывая все обстоятельства, куда более тревожно. То есть, прозвучало как хихиканье, так, наверное, хихиканьем и было, хоть я и впервые его опробовал – или услышал, если уж точнее. «Фыркнуть» – это совсем другое дело. Да только я недостаточно толстый, чтобы фыркать, увы. Иногда мне даже хочется…

– Иди и сиди у костра, который твой мул развёл, – бросила Могора. – Я должна подготовиться к ритуалу.

– Видишь, как её вывело из равновесия это хихиканье? Конечно же, дорогая, а ты играйся в свои ритуальчики, умница моя. А я пока заварю чаю – себе и мулу.

Согретый огнём и тральбовым чаем, Искарал Прыщ следил (насколько только мог разглядеть в темноте) за работой Могоры. Сперва она собрала большие булыжники – все как один повреждённые, треснувшие или иным образом расколотые, – и установила их в песке овалом вокруг трелля. Затем она помочилась на эти камни, передвигаясь невероятной полукрабьей-полуцыплячьей раскорякой, присела над камнем, а затем переходила к следующему противосолонь, пока не вернулась к начальной точке. Искарал подивился удивительной способности так контролировать свои мускулы, не говоря уж о неимоверном объёме мочевого пузыря, который, как видно, достался Могоре. В последние годы его собственные попытки помочиться завершались обычно лишь частичным успехом, а теперь уж даже начать и закончить этот процесс было чрезвычайно непросто.

Удовлетворившись результатом, Могора начала выдёргивать волосы из головы. Их там оставалось совсем немного, но те, что она выбрала, держались так крепко, что Искарал даже испугался, как бы она с себя скальп не сняла, дёргая с такой-то силой. Но, увы, насладиться подобным зрелищем ему не удалось, потому что вскоре, сжимая в руке семь крепких волосков, Могора шагнула в круг так, что ступни оказались по обе стороны от груди трелля. Затем, бормоча какую-то ведовскую скороговорку, она бросила волоски в чернильную черноту над головой.

Инстинкт заставил Искарала проследить взглядом за этими серебристыми нитями, и он с некоторой тревогой увидел, что звёзды над головой вдруг исчезли. Хотя на горизонте продолжали светить ярко и резко.

– О, боги! Женщина! Что ты наделала?

Не обращая на него внимания, Могора отступила из каменного овала и принялась петь на женском языке, которого Искарал, разумеется, не понимал. Как и мужской язык – который Могора называла «галиматьёй» – оставался для неё недоступен. В основном потому, как прекрасно знал Искарал Прыщ, что мужской язык и был по сути галиматьёй, придуманной специально, чтобы сбивать с толку женщин. Известно, что мужчинам слова не нужны, но весьма потребны женщинам. У нас ведь пенисы есть, в конце концов. Зачем слова, если у тебя есть пенис? В то же время у женщин есть две груди, что предполагает разговор, а добрый круп представляет собой отличную пунктуацию, что известно всякому мужчине.

Странные нити тонкой паутины начали опускаться в отражённом свете костра, укладываться на тело трелля.

– Это ещё что? – спросил Искарал.

Затем вздрогнул, когда одна из нитей коснулась его запястья, и понял, что это паучиный шёлк, и на конце нити сидит крошечный паучок. Жрец испуганно посмотрел на небо.

– И там пауки? Что за безумие? Что они там делают?

– Тихо.

– Ответь мне!

– Небо наполнено пауками, муж. Они плывут по ветру. Вот, я тебе ответила, так что закрой рот, иначе я туда пошлю тысячу-другую своих сестричек.

Старик захлопнул рот так, что треснули зубы, и подвинулся ближе к очагу. Горите, жуткие твари! Горите!

Трелль оказался уже полностью опутан паутиной. Тысячи, десятки, сотни тысяч пауков сновали по всему телу Маппо Коротышки.

– А теперь, – проговорила Могора, – пришло время луны.

Чернота над головой пропала, когда внезапно вспыхнул серебристый, яркий свет. Взвизгнув, Искарал Прыщ повалился на спину – так его напугало это превращение – и уставился прямо на массивную, полную луну, которая висела так низко, что казалось, протяни руку и коснёшься. Если только посмеешь. Он не смел.

– Ты луну стащила с неба! Совсем свихнулась? Она же на нас и грохнется!

– Ой, прекрати. Так только кажется – ну, то есть, может, я её слегка и подтянула, но я ведь предупреждала, что это серьёзный ритуал, не так ли?

Могора зашлась безумным смехом:

– Вот мой «ритуальчик», любезный муж. Как он тебе нравится?

– Убери её!

– Перепугался? Правильно! Я – женщина! Ведьма! Так что лучше засунь свою тощую задницу в палатку и там дрожи от страха, дорогой. Это – настоящая сила, настоящая магия!

– Вот и нет! Это не ведовская магия, не далхонская – я даже не знаю, что это за чары…

– Верно, не знаешь. А теперь будь паинькой, Искарал Прыщ, и ложись спать, а я займусь спасением жизни этого жалкого трелля.

Искарал хотел было возразить, но потом передумал. И забрался в палатку.

– Это ты там какую-то галиматью несёшь, Искарал?

Лостара Йил открыла глаза, затем медленно села.

Облачённая в серое фигура стояла у каменной арки спиной к ней. По обе стороны – стены из грубо отёсанного камня. Круглый чертог, в центре располагался алтарь, на котором лежала Лостара. Из-за фигуры внутрь лился лунный свет, но он быстро двигался. Словно луна падала с неба.

– Что?.. – начала она, но затем неудержимо закашлялась.

Острая боль пронзила лёгкие. Когда Лостара наконец оправилась, она сморгнула слёзы с глаз и вновь подняла взгляд.

Он уже повернулся к ней.

Танцор Тени. Бог. Котильон. Он ответил на её вопрос:

– Не уверен. Какое-то дурное чародейство – где-то в пустыне. Свет луны… похитили. Признаюсь, никогда я не видел ничего подобного.

Его слова ещё звучали, а разум Лостары уже затопили воспоминания. И'гхатан. Пламя повсюду. Невыносимый жар. Жестокие ожоги – о, как выло от боли её тело…

– Что… что произошло со мной?

– Ах, вот ты о чём. Прошу прощения, Лостара Йил. Если говорить кратко, я вытащил тебя из огня. Не спорю, боги редко вмешиваются в такие дела, но Т'рисс ногой открыла дверь нараспашку…

– Т'рисс?

– Королева Грёз. Создала прецедент. Большая часть твоей одежды сгорела. Прошу прощения, если новая придётся тебе не по вкусу.

Лостара перевела взгляд на груботканый балахон.

– Облачение неофита, – проговорил Котильон. – Ты в храме Рашана, тайном. Жрецы покинули его, когда началось восстание, насколько я могу судить. Мы в полутора лигах от того, что было прежде И'гхатаном, примерно в сорока шагах к северу от Сотканской дороги. Храм хорошо спрятан. – Он указал затянутой в перчатку рукой на арку. – Это единственный вход, и он же – выход.

– Зачем… почему ты меня спас?

Бог помолчал.

– Придёт время, Лостара Йил, когда перед тобой встанет необходимость сделать выбор. Ужасный выбор.

– Что за выбор?

Он некоторое время разглядывал её, затем спросил:

– Насколько глубоки твои чувства к Жемчугу?

Лостара ошеломлённо уставилась на Котильона, затем пожала плечами:

– Минутное увлечение. Которое, к счастью, уже миновало. К тому же, в последнее время, находиться рядом с ним – то ещё удовольствие.

– Это я могу понять, – загадочно заметил бог. – Тебе придётся выбрать, Лостара Йил, между своей преданностью адъюнкту Тавор… и всем, что представляет собой Жемчуг.

– Между адъюнктом и Императрицей? Но это какая-то глупость…

Котильон остановил её поднятой рукой.

– Сейчас ещё не нужно принимать это решение, Лостара. Более того, я бы не советовал торопиться. Прошу лишь пока – обдумать этот вопрос.

– Что происходит? Что тебе известно, Котильон? Вы задумали отомстить Ласиин?

Его брови приподнялись.

– Нет, ничего подобного. На самом деле, я лично не вовлечён в это… дело. Покамест, во всяком случае. По правде говоря, я лишь предвижу некоторые события, часть из которых может произойти, а другая – нет. – Бог вновь повернулся к арке. – У алтаря ты найдёшь еду. Дождись рассвета, затем уходи отсюда. По дороге. Там ты найдёшь… приятную компанию. Твоя легенда такова: ты нашла выход из города, затем, ослеплённая дымом, упала, ударилась головой и потеряла сознание. Когда очнулась, Четырнадцатая армия уже ушла. Воспоминания твои, разумеется, спутаны и неточны.

– Да, так и есть, Котильон.

Бог обернулся, услышав, каким тоном она это сказала, чуть улыбнулся:

– Ты боишься, что оказалась теперь передо мной в долгу, Лостара Йил. И что я однажды вернусь, чтобы потребовать расплаты.

– Так ведь боги и поступают, верно?

– Да. Некоторые из них. Но видишь ли, Лостара Йил, то, что я сделал для тебя в И'гхатане четыре дня назад, было моей расплатой – за долг перед тобой.

– Какой долг?

Вокруг Котильона уже сгустились тени, и она едва расслышала его ответ:

– Ты забыла, что когда-то я смотрел на твой танец…

А затем бог исчез.

Лунный свет ртутью полился в комнату. Некоторое время она сидела неподвижно, купаясь в этом свете, размышляя над словами Котильона.

Из палатки послышался храп. Могора сидела на плоском камне в пяти шагах от умирающего костра. Не спи Искарал Прыщ, он бы испытал облегчение. Луна уже вернулась на своё законное место. Она её и не передвигала на самом деле. Это было бы очень трудно сделать, да и привлекло бы слишком много внимания. Но ведьма оттянула на себя силу светила, ненадолго, чтобы только обеспечить глубокое исцеление, в котором нуждался трелль.

Кто-то вышел из теней. Неторопливо обошёл неподвижное тело Маппо, затем остановился и посмотрел на Могору.

Ведьма нахмурилась, затем резко ткнула пальцем в сторону палатки:

– Искарал Прыщ, он ведь Маг Высокого дома Тени, верно?

– Впечатляющее исцеление, Могора, – заметил Котильон. – Но ты же понимаешь, разумеется, что этот дар может обернуться проклятьем.

– Ты сам отправил сюда Прыща, чтобы его отыскать!

– Престол Тени, а не я. Поэтому и не могу судить, имело ли милосердие хоть какой-то вес в его решении.

Могора вновь покосилась на палатку:

– Маг… этот болтливый идиот.

Котильон пристально посмотрел на ведьму, затем спросил:

– Ты ведь из чад Ардаты, верно?

Могора превратилась в огромную массу пауков.

Бог смотрел, как они убегают, прячутся во все щели, и – несколько мгновений спустя – пропали из виду. Котильон вздохнул, в последний раз огляделся по сторонам, на миг перехватил спокойный взгляд мула и растворился в текучем водовороте теней.

Они вышли с Пути навстречу запаху дыма и пепла, а впереди в нараставшем рассвете вздыбился уничтоженный город. Некоторое время все трое стояли неподвижно, молча пытаясь осознать увиденное.

Первым заговорил Ураган:

– Похоже, сюда просыпался Имперский Путь.

Пепел и мёртвый воздух, слабый свет – Калама это замечание не удивило. Только покинули одно мёртвое, разорённое место, и тут же оказались в другом.

– Но я его всё равно узнал, – проговорил убийца. – Это И'гхатан.

Ураган закашлялся, затем сплюнул:

– Вот осада так осада.

– Армия ушла, – заметил Быстрый Бен, разглядывая следы и мусор там, где прежде располагался главный лагерь. – На запад.

Ураган хмыкнул, затем сказал:

– Ты только глянь на дыру в стене. Морантская взрывчатка, и я бы сказал – целая телега взрывчатки.

Яростная река вытекла в этот пролом, но теперь застыла и лишь поблёскивала в утреннем свете. Сплавленное стекло и металлы. Калам понял, что тут прошёл огненный смерч. Ещё один пожар поразил несчастный город И'гхатан. Неужели это сапёры его устроили?

– Оливковое масло, – вдруг бросил Быстрый Бен. – Весь урожай, должно быть, хранился в городе. – Маг помолчал, затем добавил: – Даже не знаю, случайность или умысел.

Калам покосился на чародея:

– Ну, это уже перебор, Бен. Да и судя по тому, что я слыхал о Леомане, он бы не стал собственной жизнью так швыряться.

– Это только если он тут задержался.

– Мы здесь понесли потери, – сказал Ураган. – Вон там, под пеплом, могильный курган. – Он указал. – Очень уж большой. Разве только они трупы мятежников тоже туда сложили.

– Мы для них отдельные могилы роем, – проговорил Калам, понимая, что Ураган и сам отлично знает. Выглядело всё паршиво, но оба не спешили это признавать вслух. – Следам несколько дней, по крайней мере. Думаю, нужно догонять Четырнадцатую.

– Давай-ка сперва город обойдём, – проговорил Быстрый Бен, прищурившись и вглядываясь в развалины. – Что-то там… какой-то осадок… не знаю. Просто…

– Убедительный аргумент от Высшего мага, – заявил Ураган. – Не поспоришь.

Калам покосился на огромный курган и задумался, сколько же его друзей лежат теперь в нём, неподвижно, в вечной темноте, а черви и личинки уже принялись снимать с костей всё, что делало каждого из них уникальным. Убийце не слишком-то нравилось думать о таких вещах, но если не задержаться здесь и не подумать о них хоть немного, то – кто подумает?

На дороге и по обе стороны от неё лежал обугленный мусор. На устоявших распорках ещё висели обожжённые клочки брезента, а в траншее за поворотом дороги, там где она направлялась к бывшим городским воротам, свалили дюжину раздутых конских туш, вытянутые вверх ноги торчали, как окостеневшие стволы деревьев из болота. В неподвижном воздухе висел запах гари.

Апасалар натянула поводья, когда заметила, неторопливо разглядывая окружающее разорение, какое-то движение на дороге в сотне шагов впереди и слева. Она поудобней уселась в седле, узнав знакомую походку двух из трёх фигур, которые шагали к тому, что осталось от города И'гхатана. Телораст и Кердла отскочили назад, отказавшись по обе стороны от её коня.

– Ужасные вести, Не-Апсалар! – закричала Телораст. – Три ужасных человека поджидают нас, если поедем дальше. Если ты хочешь их уничтожить, что ж, это нормально. Мы тебе желаем добра. В противном случае, я советую бежать. Немедленно.

– Я согласна! – добавила Кердла, качнув головой, когда скелет прижался к земле, а затем вновь принялся бегать туда-сюда, рассекая воздух острым хвостом.

Конь поднял переднее копыто, и одержимые скелеты бросились врассыпную: они уже знали, что рядом с этим животным находиться небезопасно.

– Я знаю двоих из них, – ответила Апсалар. – К тому же, они нас уже увидели.

Она пустила коня шагом в сторону мага, его спутника-убийцы и малазанского солдата, которые уже изменили направление и теперь размеренным шагом двигались к ней.

– Они нас уничтожат! – зашипела Телораст. – Я чую – о, этот маг не добрый, совсем не добрый…

И обе костяные твари побежали искать укрытие.

Уничтожение. Да, такая возможность существует. Апсалар не могла её отрицать, учитывая историю, которая связывала её с Быстрым Беном и Каламом Мехаром. С другой стороны, они ведь узнали об одержании, и она потом несколько месяцев странствовала с Каламом, по Ловцовой бездне – из Даруджистана до самого Эрлитана, и он не проявлял никакой особой агрессии. От этой мысли ей стало немного легче, и девушка принялась ждать, когда они подойдут ближе.

Первым заговорил Калам:

– Вот уж никогда не знаешь, кого где встретишь, Апсалар.

Она пожала плечами:

– Мы ходили своими путями, Калам Мехар. Я лично не слишком удивлена тем, что наши дороги вновь сошлись.

– А вот это утверждение меня беспокоит, – заметил Быстрый Бен. – Если только ты не явилась по приказу Престола Тени, чтобы удовлетворить его жажду мести, нет никаких причин, чтобы наши дороги сошлись. Здесь. И сейчас. Меня-то уже точно не вели и не тащили никакие хитроумные боги…

– Тебя окутывает аура Худа, Быстрый Бен, – сказала Апсалар, и это замечание явно поразило Калама и второго солдата. – Такой осадок остаётся только после долгих бесед с Владыкой Смерти, а значит, хоть ты и хвалишься собственной свободой, может, твои побуждения в том, куда идти и что делать, не столь личные, сколь ты бы хотел показать другим. Или, если уж на то пошло, сколь ты сам желал бы верить. – Она перевела взгляд на Калама. – А убийца общался с Котильоном – и совсем недавно. Что же до этого солдата-фаларца, дух его привязан к т'лан имассам и Огню Жизни, которому поклоняются т'лан имассы. Итак – огонь, тень и смерть сошлись вместе в час, когда сами эти силы и боги этих сил объединяются против общего врага. Однако я должна, наверное, предупредить вас всех – враг этот более не одинок, да и не был никогда одиноким. Так что созданные для борьбы с ним союзы ещё могут распасться.

– Что же в этом всём мне так не нравится? – проговорил Быстрый Бен.

Калам повернулся к чародею:

– Может, Бен, ты почуял моё желание – которое я, признаться, едва сдерживаю – врезать тебе кулаком в нос. Владыка Смерти? Да что же, Бездна меня побери, произошло в Чёрном Коралле?

– Требования момента, – огрызнулся чародей, не сводя глаз с Апсалар. – Вот что произошло. Целесообразность. И вся эта треклятая война против Паннионского Домина. С самого начала всё должно было быть понятно: то, что Дуджек объединил силы с Каладаном Брудом, стало просто первым и наиболее наглым нарушением правил.

– Так ты теперь работаешь на Худа?

– Даже и близко нет, Калам. Если слегка приукрасить, можно сказать, что Худ знает, что он работал на меня.

– Работал? А теперь?

– А теперь, – он кивнул Апсалар, – как она и сказала, боги вступили в войну. – Чародей пожал плечами, но с явным беспокойством. – Я должен оценить обе стороны, Калам. Должен задавать вопросы. Должен получать ответы.

– А Худ, значит, их даёт?

Маг бросил на убийцу неуверенный, почти игривый взгляд:

– Неохотно.

– А что Худ от тебя получает взамен?

Маг вскинул голову:

– Пытался когда-нибудь вывернуть руку мертвецу? Не выходит же! – Его взгляд заметался между Каламом и Апсалар. – Слушайте. Помните игры, в которые играли Вал и Скрип? С Колодой Драконов? Идиоты они были, конечно, но и плевать. Суть в том, что они придумывали правила на ходу. Я делаю то же самое, ясно? Ох, боги, даже у гения вроде меня есть свои пределы!

Солдат фыркнул, и Апсалар увидела, как он оскалил зубы.

Чародей шагнул к нему:

– Да хватит уже, Ураган! Ты ещё и этот твой треклятый каменный меч! – Он резко взмахнул рукой в сторону И'гхатана. – Этот запах тебе приятен?

– А ещё приятней будет запах, если Высшего мага адъюнкта Тавор порубить на куски и подать запечённым лично Худу. – Фаларец потянулся к имасскому мечу, и его ухмылка стала шире. – Этим я сейчас и займусь…

– Расслабьтесь, вы оба, – приказал Калам. – Ладно, Апсалар, мы все здесь, и это странно, но не настолько странно, как должно бы казаться. Не важно. – Он обвёл рукой себя, Быстрого Бена и Урагана. – Мы возвращаемся к Четырнадцатой армии. Точнее, вернёмся, когда обойдём город, а Бен проверит, что И'гхатан мёртв ровно настолько, насколько кажется…

– Да мёртв он – это наверняка, – вклинился маг. – Но мы всё равно обойдём развалины. – Он указал пальцем на Апсалар. – Что до тебя, женщина, ты ведь не одна путешествуешь? Где они прячутся? И что они такое? Фамильяры?

– Можно их и так назвать, – ответила она.

– Где они прячутся? – не сдавался Быстрый Бен.

– Сама не знаю. Где-то рядом, я подозреваю. Они… стеснительные.

Больше она ничего не добавила и с удовлетворением заметила, как недовольно нахмурился чародей.

– Куда ты направляешься, Апсалар? – спросил Калам.

Она приподняла брови:

– Ну, с вами поеду, конечно.

Девушка заметила, что этот ответ им пришёлся не по вкусу, но возражений не прозвучало. Такое завершение этого этапа путешествия её более, чем устраивало. Ибо совпадало с её самым срочным заданием – последней жертвой, последним убийством. Единственным, которое нельзя было оставить без внимания.

Она всегда знала, что Котильон – чрезвычайно изощрённый ублюдок.

– Ладно, – проговорила сержант Хеллиан, – кто из вас хочет стать моим новым капралом?

Неженка и Дохляк переглянулись.

– Чего? – переспросил Неженка. – Из нас? Но у тебя же теперь есть Бальгрид и Тавос Понд. Или даже…

– Мой взвод – мне и решать. – Она покосилась на остальных солдат. – Бальгрид – маг. И Тавос Понд тоже. – Хеллиан нахмурилась, глядя на обоих. – Я не люблю магов, они всегда исчезают как раз тогда, когда ты у них что-то хочешь спросить. – Её взгляд скользнул к другим двум солдатам. – Наш Может – сапёр. И тут уже нечего добавить. А Мазок – наш целитель. Так что остаётесь… – Хеллиан вновь перевела взгляд на близнецов, – …только вы двое.

– Ладно, – сказал Неженка. – Я буду капралом.

– Погоди-ка, – возразил Дохляк. – Я хочу быть капралом! Я его приказы выполнять не буду, сержант. Худа с два. Мозги-то у меня, а не у него…

Неженка фыркнул:

– Поэтому ты их и выкинул – не знал, к чему применить.

– Ты – врун и обманщик, Неженка…

– Цыц! – рявкнула Хеллиан и потянулась за мечом. Но опомнилась и вытащила нож. – Ещё хоть слово, и я себя порежу.

Весь взвод в остолбенении уставился на неё.

– Понимаете, я – женщина, и вот так мы разбираемся с мужчинами. Вы все – мужчины. Будете валять дурака, и я себе нож в руку всажу. Или в ногу. Или, скажем, сосок отрежу. И вам, ублюдки, придётся потом с этим жить. До конца своих дней будете жить с тем, что вы себя показали такими уродами, что Хеллиан себя изуродовала из-за вас.

Все молчали.

С улыбкой Хеллиан спрятала нож.

– Хорошо. Ладно, Дохляк и Неженка, я приняла решение. Вы оба капралы. Готово.

– Но если я захочу отдать приказ Дохляку…

– Не получится.

Дохляк поднял палец:

– Постой, а что если мы отдадим разные приказы остальным?

– Об этом не волнуйся, – заявил Может. – Мы вас всё равно слушать не собираемся. Вы оба – идиоты, но если сержант хочет вас сделать капралами – пусть. Нам плевать. Из идиотов выходят отличные капралы.

– Вот и хорошо, – сказала, вставая, Хеллиан, – значит, решено. Не расходитесь, капитан хочет, чтобы мы были готовы выступать.

Она пошла прочь, к гряде холмов. Размышляя.

Капитан Сорт отобрала у неё Урба и сделала его сержантом. Безумие. Нет, конечно, старое правило о том, что из идиотов выходят отличные капралы, касалось и сержантов тоже, но с этим уж ничего не поделаешь. Можно пойти да и убить его, но тогда будут неприятности. Урб же здоровяк, а тело тут толком и негде спрятать. Значит, не здесь. Она оглядела изломанные скалы, кирпичи и черепки, которыми были устланы склоны.

Нужно найти деревню. Там она обменяет свой нож – нет, так не пойдёт, он нужен, чтобы запугивать взвод, а то ещё взбунтуются. Можно, конечно, в следующий раз пригрозить что-нибудь себе ногтями выцарапать – глаза, например. Хеллиан посмотрела на свои ногти. Обломаны под корень. Вот ведь незадача…

– Глянь на неё, – проворчал Может. – Нам приказала не расходиться, а сама? Тут же умелась. В холмы. И зачем? Чтобы ногти проверить. Ой-ой-ой, обломались! Ох, боги, нам в сержанты настоящая женщина досталась…

– Она не настоящая женщина, – вступился за Хеллиан Неженка. – Ты её совсем не знаешь, сапёр. А вот мы с Дохляком знаем, это мы были двумя первыми дураками, которые вошли в храм в Картуле, когда весь этот кошмар и начался.

– Ты о чём говоришь вообще? – заинтересовался Бальгрид.

– Кто-то перебил всех жрецов в храме Д'рек, и мы первыми оказались на месте преступления. Да вы сами знаете, как всё это бывает. Это ведь был наш квартал, так? Только мы не могли заходить внутрь храмов, поэтому, конечно, мы и оказались виноваты. С другой стороны, когда здравый смысл вообще имел вес в Империи? Значит, нужно было нас куда-то отослать. В надежде, что нас там убьют и ничего не выплывет наружу…

– Только что выплыло, – заметил Тавос Понд, почёсываясь под грубой, засохшей повязкой, которая укрывала половину его лица.

– Ты о чём? – снова спросил Бальгрид. – А что это там делает сержант?

Может гневно посмотрел на Мазка:

– Он до сих пор глухой. Сделай что-нибудь!

– Слух вернётся, – ответил целитель, пожимая плечами. – Большей частью. Просто нужно время.

– В общем, – продолжил Неженка, – она не настоящая женщина. Она пьёт…

– Верно, – вклинился Дохляк, – а почему она пьёт? Потому что боится пауков!

– Это не важно, – возразил его брат. – А теперь она трезвая, и это плохо. Слушайте, все…

– А? – переспросил Бальгрид.

– Слушайте, все остальные, нужно просто, чтобы она не просыхала, и всё будет хорошо…

– Идиот, – заявил Может. – Может, вы и не поймали тех, кто перебил этих ваших жрецов, потому что она была пьяная. В И'гхатане она хорошо управилась, забыли? Вы живы благодаря ей.

– Это пройдёт, сапёр. Просто подожди. Нет, ты только глянь на неё – возится с ногтями!

Геслер знал, что принимать тяжей в новый взвод – нелёгкое дело. Они ведь не думают нормально; да и вообще не факт, что они люди. Скорей уж, создания где-то посередине между живыми имассами и баргастами. А у него теперь четверо таких. Курнос, Смекалка, Ура Хэла и Подёнка. Смекалка смогла бы, наверное, перетянуть в состязании вола, да ещё и родом из Напана, хотя ярко-зелёные глаза явно откуда-то ещё затесались; а Курнос, похоже, взял себе за привычку терять части тела, и никак не разберёшь, ограничилось ли дело только носом и ухом. Ура была родом с Корелри и, небось, уже была подписана на Стену Бури, только потом спряталась на борту Джакатанского торговца, а значит, решила, что ничего и никому не должна. Подёнку просто было сбить с толку, но уже силы ей тоже было не занимать.

А тяжёлая пехота вообще отличалась силой. Придётся заново учиться руководить взводом. Но если Ураган вернётся, ему они понравятся.

В некотором смысле, перераспределить солдат по взводам – хорошая идея, Геслер только не был уверен, что капитан это вовремя делает. Это всё же работа Кулака Кенеба, и он бы наверняка решил распределить по другим взводам солдат, которые теперь стали – все до одного – ветеранами. Ладно, с этим пусть треклятые офицеры парятся. Сейчас Геслера больше всего беспокоило то, что у них толком не осталось ни оружия, ни доспехов. Вот налетит десятка два разбойников, и солнышку придётся выбелить ещё несколько малазанских косточек. Нужно выступать, догонять треклятую армию.

Сержант взглянул на западную дорогу, которая шла по гряде. Хеллиан уже выбралась туда. Странная женщина, но, видно, знает своё дело, раз сумела вывести своих солдат живыми. Геслер не хотел оглядываться на И'гхатан. Каждый взгляд будил одни и те же образы: вот Истин взваливает на плечо взрывчатку и мчится навстречу дыму и огню. Скрипач и Спрут бегут назад, подальше от взрыва. Нет, не стоит этот проклятый город последнего взгляда.

Что от него можно взять хоть на ломаную джакату стоящего? Леоман их заманил внутрь, превратил город в паутину, из которой не вырваться… только… мы ведь выбрались, правда? А сколько – не смогли? Капитан Фарадан Сорт им рассказала. Не меньше двух тысяч, выходит? И всё – чтобы перебить несколько сотен фанатиков, которые бы с радостью покончили с собой, не тронув больше никого, чтобы только восславить какую-нибудь глупость, за которую были готовы умереть. Так ведь и думают фанатики. То, что получилось ещё и малазанцев поубивать, только подсластило и так уже сладкое последнее угощенье. И всё ради того, чтобы у какого-нибудь бога глазки заблестели.

Распухший глаз солнца оторвался от горизонта, уже почти пора выступать.

Десять, может, и больше крысят. Все розовые, сморщенные, съёжились в старом ласточкином гнезде, которое взрывом сорвало со стены. Сжимая гнездо в руках, Флакон смотрел на них. Мать цеплялась за его левое плечо, морщила носик, будто раздумывала, а не прыгнуть ли – то ли к своим беспомощным детям, то ли вцепиться Флакону в шею.

– Расслабься, дорогая моя, – прошептал маг. – Они мои настолько же, насколько и твои.

Рядом послышался сдавленный хрип, затем взрыв смеха.

Флакон гневно покосился на Улыбку:

– Ты ничего не понимаешь, корова безмозглая!

– Поверить не могу, что ты решил забрать с собой эту грязную тварь. Не спорю, она нас вывела, так оставь её теперь в покое. К тому же, ты же им никак жизнь сохранить не сможешь – она ведь их должна кормить, верно? А значит, должна искать еду. А где она её найдёт? Мы же сейчас выйдем на марш, дурень ты этакий!

– Мы справимся, – упрямо ответил Флакон. – Они ведь стайные животные, крысы. Вдобавок, мы ведь уже набрали довольно еды – пока что много есть нужно только самой И'гхатан. Детёныши лишь сосут.

– Прекрати, меня уже тошнит. В мире и так полно крыс, Флакон. Большую забирай, конечно, а остальных оставь птицам.

– Она мне никогда этого не простит.

Сидевший неподалёку Корик смерил взглядом бранящихся солдат, а затем поднялся.

– Далеко не уходи, – сказал Смычок.

Сэтиец-полукровка пробурчал что-то невнятное в ответ, а затем направился к северной, дальней оконечности плато, где землю испещрили широкие и глубокие ямы. Подойдя к краю одной из них, Корик взглянул вниз. Давным-давно здесь брали глину горшечники: тогда ещё вода залегала близко к поверхности. Когда она пересохла, в ямы стали сбрасывать мусор, в том числе – тела нищих и бездомных.

В ямах у городских стен остались только выбеленные груды потрескавшихся на солнце костей среди обрывков погребальных саванов.

Он ещё некоторое время постоял над безымянными останками, а затем спустился на дно по крошащемуся склону.

Солдаты потеряли бóльшую часть костей, прикреплённых к доспехам и форме. Корик решил, что в самый раз будет для этих умерших жителей И'гхатана предложить им свои взамен. В конце концов, мы ведь проползли через кости самого города. И не можем даже измерить, чтó оставили позади.

Остановившись по колено в костях, он огляделся. Да уж, фетишей здесь предостаточно. Удовлетворённо кивнув, Корик принялся собирать их.

– Ты без доспехов почти голым кажешься.

Капрал Битум скривился:

– Да я и есть почти голый без доспехов, сержант.

Улыбнувшись, Смычок отвёл глаза и нашёл взглядом Корика, который как раз принялся спускаться под землю. По крайней мере, так это выглядело со стороны. Странный, скрытный человек. Впрочем, хочет лезть под землю – его дело. Главное, чтобы явился по сигналу, когда нужно будет выступить в путь.

У костра Спрут выплеснул остатки чая, точнее отвара из полудюжины местных растений, который Флакон назвал вкусными, хоть и темнил что-то по поводу токсичности.

Ещё несколько мгновений Смычок разглядывал свой взвод, а потом вновь принялся сбривать бороду, точнее кромсать обожжённые, вонючие волосы походным ножом – единственным оставшимся у него оружием.

Одна из сирот решила никуда от него не отходить и теперь сидела напротив, смотрела на сержанта огромными глазами. Круглое личико было перемазано сажей, а из-под носа тянулись две мокрых, грязных дорожки. Губы она облизала так, что они кровоточили.

Смычок остановился, прищурился, глядя на неё, затем поднял бровь:

– Тебе нужно помыться, девочка. Придётся тебя бросить в первый же ручей, какой встретим по пути.

Она скривилась.

– Ничего не поделаешь, – продолжил он. – Малазанским солдатам Четырнадцатой армии предписано поддерживать определённый уровень чистоты. Пока что капитан не слишком придирается, но поверь мне, это ненадолго…

Смычок замолчал, заметив, что девочка его уже не слушает. И смотрит не на него, а куда-то за его плечо. Сержант повернулся, чтобы проследить за её взглядом.

Всадник, и ещё трое пеших. Спускаются по откосу с дороги, обходившей И'гхатан. И направляются к ним.

Неподалёку, справа от Смычка, послышался голос Геслера:

– Это Ураган – я его дуболомную походку всюду узнаю. И Бен с Каламом. А вот женщину на коне я не узнаю…

Зато я её знаю. Смычок поднялся. Пошёл вверх по склону им навстречу. И услышал позади шаги Геслера.

– Худ бы нас побрал, – проговорил Смычок, разглядывая сперва Апсалар, а затем Калама и Быстрого Бена. – Половина старого взвода. Все здесь.

Быстрый Бен прищурился, глядя на Скрипача.

– Ты побрился, – пробормотал маг. – Я даже вспомнил, насколько ты молод – борода из тебя сделала старика.

Он помолчал, затем добавил:

– Было бы здорово, если бы с нами здесь оказался Молоток.

– Забудь, – отмахнулся Смычок. – Он там потихоньку жиреет в Даруджистане, и последнее, что хотел бы увидеть – наши уродливые рожи. – Он закашлялся. – И Паран, небось, тоже там. Положил ножки на стол да потягивает сольтанское.

– А он оказался хорошим капитаном, – заметил через некоторое время чародей. – Кто бы мог подумать, а?

Смычок кивнул в сторону женщины на коне:

– Апсалар. А где же Крокус Новичок?

Та пожала плечами:

– Он теперь зовётся Резчиком, Скрипач.

– Как бы там ни было, – продолжила она, – мы расстались некоторое время тому.

Ураган шагнул ближе к Геслеру.

– Мы его потеряли? – спросил он.

Геслер отвёл глаза, затем кивнул.

– Что случилось?

Ответил Смычок:

– Истин нас всех спас, Ураган. Сделал то, чего мы не могли сделать, но то, что следовало. И ни слова жалобы. Он пожертвовал ради нас жизнью. Хотел бы я, чтоб всё обернулось по-другому… – Он покачал головой. – Я знаю, тяжело, когда они такие молодые.

По обожжённому солнцем лицу здоровяка катились слёзы. Он молча прошёл мимо них, вниз по склону в сторону лагеря малазанцев. Геслер посмотрел ему в спину, затем пошёл следом.

Все молчали.

– Я так и почувствовал, – проговорил через некоторое время Быстрый Бен. – Вы выбрались из И'гхатана, но Четырнадцатая уже ушла.

Скрипач кивнул:

– У них другого выхода не было. Чума надвигается с востока. К тому же, кто бы поверил, что можно выжить, если застрял в городе, охваченном огненным смерчем.

– И как вам это удалось? – поинтересовался Калам.

– Мы скоро выступаем, – сказал Скрипач, когда увидел, что на дорогу выбралась Фарадан Сорт. – По пути расскажу. И ещё: Бен, я хочу тебя познакомить с магом из моего взвода – он нас всех спас.

– А мне что с ним делать? – спросил чародей. – Ручку ему пожать?

– Не стоит, если не хочешь, чтоб тебя укусили.

Мост был сложен из чёрных камней, грубо отёсанных, но идеально подогнанных. Два фургона смогли бы проехать по нему бок о бок, однако по краям не было никаких ограждений, и кромка казалась изношенной, хрупкой, что вызывало у Парана невольную тревогу. Особенно в связи с тем, что под мостом не было ничего. Совсем ничего. Только бездонное море серой мглы. Серой мглы, которая пожирала и сам мост всего в двадцати шагах впереди; серой мглы, которая затмевала небо над головой.

Недоношенный мир, мертворождённый. Холодный, липкий воздух, пахнущий приливными бассейнами. Паран потуже закутался в плащ.

– Что ж, – пробормотал он, – примерно это я и видел.

Призрачная фигура Вала, стоявшая у самого края массивного моста, медленно развернулась.

– Вы здесь бывали прежде, капитан?

– Видения, – ответил Паран. – Вот и всё. Нам нужно пересечь…

– Да, – сказал мёртвый сапёр. – Чтобы попасть в позабытый мир. Принадлежит ли он Худу? Трудно сказать. – Взгляд полуприкрытых глаз призрака метнулся к Ганат. – Тебе стоило передумать, яггутка.

Паран тоже оглянулся на женщину. Прочесть выражение её лица было невозможно, но в позе сквозило напряжение, лихорадочность в движении рук, поднявшихся, чтобы поглубже накинуть капюшон плаща, который она себе наколдовала.

– Да, – отозвалась яггутка. – Стоило.

– Это ведь более древнее место, чем Обители, да? – спросил Паран. – И ты его узнала, верно, Ганат?

– Ответ на оба твоих вопроса: да. Это место принадлежит яггутам – оно из наших мифов. Так мы себе представляем нижний мир, Господин Колоды. Вердит'анат, Мост Смерти. Ты должен найти другую дорогу, Ганос Паран, чтобы отыскать тех, кого ищешь.

Тот покачал головой:

– Нет, боюсь, это именно та, что мне нужна.

– Исключено.

– Почему?

Яггутка не ответила. Паран некоторое время колебался, затем сказал:

– Это место открылось мне в видениях. Здесь я должен начать. Но… понимаешь, сны никогда не заходили дальше – я не мог разглядеть, что лежит там, на этом мосту. И получил лишь этот образ и знание, что только призрак сможет меня по нему провести. – Он взглянул на мглу, окутавшую каменный пролёт. – В конце концов, я пришёл к выводу, что толковать это можно двояко.

– Толковать что? – переспросила Ганат.

– Скудность этих видений. И предчувствие о том, как следует действовать. Я могу отбросить всё остальное и попытаться следовать им точно и без отклонений – из страха, что ошибка обернётся катастрофой. Или рассматривать неопределённость как открытую возможность и позволить своему воображению заполнить лакуны.

Вал шевельнулся, будто сплюнул, но ничего не слетело с его губ.

– Я так понимаю, капитан, что вы выбрали второе.

Паран кивнул, затем снова обратился к яггутке:

– В вашей мифологии, Ганат, кто или что стережёт этот мост?

Она покачала головой:

– Это пространство лежит под землёй, по которой ходит Худ. Он, вероятно, знает об этом мире, но не претендует на владычество над ним… и его обитателями. Это пространство первоначальное, Господин Колоды, – как и те силы, что живут здесь. Ошибочно полагать, будто смерть имела лишь одно-единственное проявление. Как и во всём прочем, слой здесь ложится на слой, и со временем самые глубокие, самые тёмные – забываются, однако они придали форму всему, что наросло на них сверху. – Некоторое время яггутка молча разглядывала Парана, затем добавила: – Ты взял с собой отатараловый меч.

– Неохотно, – признался капитан. – Чаще всего я его держу под землёй, закопанным у задней стены усадьбы Колла в Даруджистане. Удивлён, что ты его почувствовала – ножны сработаны из бронзы и железа, чтобы сдержать его силу.

Яггутка пожала плечами:

– Эта защита несовершенна. Обитатели здешнего мира – если мифы не лгут, а они никогда не лгут, – предпочитают чародейству грубую силу. Так что меч останется просто мечом.

– Что ж, я и не собирался его использовать.

– Так что? – проговорил Вал. – Просто пойдём по мосту и посмотрим, что за нами прибежит? Капитан, я, может, и сапёр, да ещё и мёртвый, но даже мне кажется, что это плохая идея.

– Ещё какая, – сказал Паран. – Я задумал кое-что другое.

Он вытащил из мешка небольшой предмет, округлый и со спицами, который затем бросил на землю.

– Думаю, уже скоро, – проговорил Паран. – Им сказали держаться рядом.

В следующий миг из мглы позади них послышался шум: топот копыт, тяжёлый стук массивных колёс. Из тумана вынырнула упряжка лошадей, – они вскидывали головы, брызгали пеной и дико косили глазами – а следом появился и шестиколёсный фургон. За резные украшения на боках цеплялись охранники, некоторые пристегнулись к нему кожаными ремнями. Сжимая в руках обнажённые клинки, они яростно вперяли взгляды во мглу вокруг.

Возница натянул поводья, издал протяжный крик. Кони били копытами, вся упряжка встала на дыбы, и огромный фургон со скрипом и скрежетом остановился.

Стражники отцепились, спрыгнули и установили охранный периметр, направив во все стороны взведённые арбалеты. Возница на козлах поставил тормоз, обмотал поводья за ручку, а затем вытащил фляжку и осушил её семью последовательными глотками. Отрыгнув, он закупорил её, сунул обратно в карман, а потом спустился вниз. Возница открыл боковую дверцу как раз в тот момент, когда Паран заметил движение за вырезанным в ней окошком.

Наружу выбрался дюжий мужчина в насквозь промокших шелках, по его пухлым ручкам и круглому лицу градом катился пот.

Паран заговорил:

– Вы, должно быть, Карполан Демесанд. Я – Ганос Паран. Благодарю вас за столь скорое прибытие. Однако, зная репутацию Тригалльской торговой гильдии, я, разумеется, вовсе не удивлён.

– И совершенно верно! – ответил толстяк и расплылся в широкой улыбке, так что показались золотые коронки, унизанные мелкими бриллиантами. Улыбка эта, впрочем, померкла, как только представитель гильдии увидел мост. – Ох, батюшки…

Карполан жестом подозвал двух охранниц – пардиек, покрытых страшными шрамами.

– Нисстар, Артара, будьте добры подойти к краю тумана на мосту. Осмотрите внимательно края – без ограждений дорога нас ждёт опасная. – Маленькие блестящие глазки вновь нашли Парана. – Господин Колоды, простите меня, но я совершенно изнемог! О, как эта ужасная земля испытывает силы бедного старого Карполана Демесанда! После этого задания мы должны скорей вернуться на драгоценную родину, континент Генабакис! Лишь трагедии терзают Семь Городов – только взгляните, как я похудел! А всё потрясения! Тяготы! Дурное питание! – Карполан щёлкнул пальцами, и из фургона явился слуга, ловко удерживавший одной рукой на весу поднос с кубками и хрустальный графин, другой – отворяя дверцу. – Подходите же, друзья мои! Да не вы, треклятые пайщики! На страже стойте, глупцы! Тут водятся твари, а вы сами знаете, что бывает, когда приходят твари! Нет, я обращался к своим почтенным гостям! Ганосу Парану, Господину Колоды, его призрачному спутнику и яггутской чародейке – присоединитесь же ко мне, о жутковатая троица, когда я подниму сей последний мирный тост… прежде чем начнётся катавасия!

– Благодарю за приглашение, – проговорил Вал, – но поскольку я призрак…

– Вовсе нет! – вклинился Карполан Демесанд. – Знайте же, что вблизи от моего оборудования, вы не испытаете проклятья бесплотности – отнюдь! И поэтому, – он передал кубок сапёру, – пейте, друг мой! И вновь насладитесь великолепным ощущением вкуса, не говоря уж о других эффектах спиртного!

– Ну, как скажете, – проворчал Вал, принимая кубок. Он отхлебнул вина, и выражение призрачного лица просветлело. – Нижние боги! Сработало, торговец! Думается, я теперь всегда буду болтаться возле этого фургона!

– Увы, друг мой, эффект сей рано или поздно сойдёт на нет. Иначе мы бы оказались носителями невероятного бремени, как вы сами понимаете! Теперь вы, чародейка, прошу, очарование мириада оттенков вкуса этого вина наверняка не оставит вас равнодушной.

С поклоном Карполан протянул ей кубок. Ганат выпила, а затем оскалила клыки. Паран счёл, что это улыбка.

– Бик'трара – ледовый цвет! Вы, видимо, переходили яггутский ледник в прошлом, раз сумели собрать столь редкостные растения.

– Совершенно верно! Яггутские ледники, да и многие другие места, смею вас заверить! Позвольте объяснить: Тригалльская торговая гильдия странствует по Путям – чего не делает ни одно другое купеческое объединение в целом мире! Потому услуги наши – весьма дороги. – Карполан подмигнул Парану. – Весьма, как хорошо известно Господину Колоды. Кстати, раз уж о том зашла речь, надеюсь, оплату вы захватили?

Паран кивнул. И тригаллец протянул ему третий кубок:

– Вижу, вы захватили собственного коня, Господин Колоды. Что же, поедете рядом с нами?

– Думаю, да. А в чём проблема?

– Сложно сказать – мы пока не ведаем, с чем столкнёмся на этом мрачном мосту. В любом случае, лучше вам скакать рядом, если только не хотите сами заботиться о своей безопасности, но в таком случае, зачем вообще нанимать нас?

– Нет-нет, ваша защита мне понадобится наверняка, – поспешно проговорил Паран. – Поэтому я и заключил контракт с вашей гильдией в Даруджистане.

Он отхлебнул вина и почувствовал, что у него закружилась голова.

– Впрочем, – добавил он, глядя на золотистую жидкость, – если я ещё глоточек сделаю, могу уже и не удержаться в седле.

– Лучше привяжите себя покрепче, Ганос Паран. К стременам и к седлу. И уже положитесь на мой опыт: подобные странствия лучше совершать, напившись… или накурившись дурханга. Или и то, и другое. Теперь же я должен начать приготовления – хоть я никогда прежде и не бывал на этом Пути, начинаю подозревать, что сей ужасный мост подвергнет нас нешуточным испытаниям.

– Если не возражаете, – проговорила Ганат, – я поеду с вами внутри.

– С радостью вас приму – и смею посоветовать: приготовьтесь обратиться к силе своего Пути, на случай, если возникнет в том нужда.

Паран смотрел, как оба забрались обратно в фургон, а затем перевёл взгляд на Вала.

Сапёр допил вино из кубка и поставил его обратно на поднос, который по-прежнему держал слуга – старик с покрасневшими веками и седыми волосами, словно опалёнными на концах.

– Сколько же таких рейсов ты совершил? – спросил его Вал.

– Больше, чем могу сосчитать, сэр.

– Я так понял, этот Карполан Демесанд – Высший маг.

– Как есть, сэр. И за это мы, пайщики, благословляем его ежедневно.

– Не сомневаюсь, – проворчал Вал и повернулся к Парану: – Если пить больше не будете, капитан, так поставьте. Нам с вами надо потолковать.

Паран рискнул пригубить вина ещё раз, а затем вернул кубок на поднос и последовал за Валом, который зашагал к опоре моста.

– Что задумал твой призрачный ум, сапёр?

– Много чего, капитан, но начнём лучше с начала. Знаете, когда я швырнул «ругань» тогда, в Коралле, я уж решил – это всё. Видит Худ, выбора у меня не было, так что я бы снова так поступил, если бы пришлось. В общем… – Вал помолчал, затем продолжил: – …некоторое время была только… темнота. Иногда лишь проблески чего-то вроде света, вспышки сознания. – Сапёр покачал головой. – Такое чувство, будто… – Он посмотрел в глаза Парану. – Будто мне некуда было идти. Моей душе, то есть. Совсем некуда. И уж поверьте, это чувство не из приятных.

– Но потом, – заметил Паран, – оказалось, что есть куда.

Вал кивнул, пристально глядя на мглу впереди.

– Сперва услышал голоса. А потом… старые друзья вынырнули из тьмы. Знакомые лица, говорю же, друзья. Но не все. Вы поймите, капитан, ещё до вашего прихода многие из «Мостожогов» были редкостными ублюдками. Когда солдат проходит через такое, через что мы прошли – в Рараку, в Чернопёсьем лесу, выходит потом либо одним, либо другим. Либо ты повержен во прах, либо убеждён, что сама Императрица поклоняется тому, что у тебя из задницы вылезает. И не только Императрица – все остальные тоже. Ну, у меня на таких ублюдков при жизни никогда времени не было – а теперь придётся с ними вечность коротать.

Паран некоторое время молчал, размышляя, затем сказал:

– Продолжай.

– Нас, «Мостожогов», ждёт ещё работёнка, и некоторым из нас это не нравится. То есть, мы ведь мёртвые, так? Само собой, хорошо помочь друзьям, которые ещё живы, или даже всему человечеству, если до этого дойдёт, а, как ни грустно, до этого и дойдёт. Но всё равно вылезают вопросы, на которые никак не ответить.

– Например?

Сапёр скривился:

– Проклятье, звучит паршиво, но… а нам-то что с того? Оказались в армии мертвецов посреди моря, которое прежде было пустыней. Мы все уже отвоевались, закончен бой и всё такое, а тут вдруг оказывается, что нам предстоит поход, да ещё и неблизкий. Дольше, чем себе можно представить. Но это ведь теперь наша дорога, верно?

– И куда же она ведёт, Вал?

Тот вновь покачал головой:

– Что значит – умереть? Что значит взойти? Мы ведь не наберём десять тысяч поклонников среди живых, верно? Я к чему: у всех нас, мёртвых солдат, общего только одно – никому из нас не хватило везения или сноровки, чтоб уцелеть в бою. Мы – воинство неудачников. – Вал хохотнул. – Вот это надо запомнить, пересказать потом ублюдкам. То-то они взовьются.

Паран оглянулся на фургон. По-прежнему, ничего не происходило, только слуга тоже забрался внутрь. Капитан вздохнул:

– Взошедшие, Вал… не так-то просто объяснить их роль. Мне ещё самому только предстоит найти стоящее объяснение, что такое Восхождение, среди всех учёных трактатов, над которыми я корпел в библиотеках и архивах Даруджистана. В общем, пришлось придумать собственную гипотезу.

– Ну, говори, капитан.

– Ладно, начнём вот с чего: Взошедшие, которые находят себе поклонников, становятся богами, но эта связь работает в обе стороны. Взошедшие без поклонников, в некотором смысле, раскованы, свободны. Или «Независимы» на языке Колоды Драконов. Дальше: боги, которые имели когда-то поклонников, но затем их лишились, по-прежнему Взошедшие, но, по сути, выхолощенные, кастрированные. И такими останутся, пока поклонение не возобновится. Для Старших богов это означает кровь, пролитую на их священную или некогда освящённую землю. Для более примитивных духов всё может обернуться проще – вспомнить или заново обрести своё имя, или иным образом пробудиться. Только учти, что всё это не имеет никакого значения, если Взошедшего по-настоящему и взаправду уничтожили. В общем, возвращаясь назад, Взошедшие – боги или не боги – обладают определённой силой. Чародейской или силой характера – или ещё какой-то. И похоже, это означает, что они обладают необычной степенью эффективности…

– Степенью чего?

– С ними лучше не связываться, а то костей не соберёшь, я об этом. Смертный врежет кому-то и в лучшем случае нос сломает. Если Взошедший кому-то врежет, тот собой дырку в стене сделает. Я не в буквальном смысле, хотя и так бывает. Сила – не обязательно физическая, но сила воли. Когда Взошедший действует, волны идут по… всему. Поэтому они столь опасны. К примеру, до изгнания Фэнера Трич был Первым героем, так раньше называли Взошедших, Первым героем – и только. Бóльшую часть времени проводил в схватках с другими Первыми героями, а ближе к концу просто бродил в своём обличье одиночника. Если бы ничего особенного не случилось с Тричем в этом облике, он бы рано или поздно потерял статус Взошедшего, сила растворилась бы в примитивном зверином сознании тигра-переростка. Но случилось особенное – даже две вещи. Фэнера изгнали, а самого Трича – убили. И эти два события всё изменили.

– Ладно, это всё просто прекрасно, – пробормотал Вал. – А гипотезу свою ты когда расскажешь, капитан?

– У всякой горы есть вершина, Вал, и в истории были многие и многие горы – больше, чем мы себе можем представить, как мне кажется, – горы людей, яггутов, т'лан имассов, эрес'алей, баргастов, треллей и так далее. Да не просто горы – целые гряды! Я полагаю, что Восхождение – это естественный феномен, неизбежный закон вероятности. Возьми массу людей – где угодно, любого рода-племени, и рано или поздно накопится давление и возникнет гора, а у неё будет вершина. Вот почему столь многие Взошедшие становятся богами – со сменой поколений имена великих героев обретают святость, а сами герои становятся представителями давно утраченного золотого века. Такие дела.

– В общем, если я тебя правильно понял, капитан, – признаюсь, это было нелегко, и никогда легко не было – давление сейчас огромное, и поэтому стало слишком много Взошедших, и всё пошло наперекосяк.

Паран пожал плечами:

– Может и так показаться. Наверное, всегда и кажется. Но всё утрясается – рано или поздно. Горы сталкиваются, вершины рушатся, забываются, рассыпаются в прах.

– Капитан, ты что, собрался новую карту вставить в Колоду Драконов?

Паран долго смотрел на призрака, а затем сказал:

– Во многих Домах уже существует роль Солдата…

– Но нет Независимых солдат, капитан. Нет… нас.

– Ты сам сказал, что вас ждёт долгий поход, сапёр. Откуда ты это знаешь? Кто ведёт вас?

– На это у меня нет ответа, капитан. Поэтому мы и решили, что нашей платой за эту сделку будет… что если ты смастеришь для нас карту, это будет, ну, словно пригоршню муки бросить на невидимую паутину.

– Часть сделки? Ты мог бы это с самого начала упомянуть, Вал.

– Нет, всегда лучше сказать, когда уже слишком поздно.

– Для вас – да. Ладно, я об этом подумаю. Не скрою, ты меня заинтриговал. Особенно потому, что я не думаю, что тобой и всей вашей призрачной армией кто-то напрямую манипулирует. Подозреваю, вас зовёт сила куда более эфемерная, более первичная. Природная сила, словно давно забытый закон, заново восстановленный в силе, и вам – предстоит его исполнить. Рано или поздно.

– Это интересная мысль, капитан. Всегда знал, что у тебя есть мозги, теперь хоть начал понимать, на что они годятся.

– А теперь позволь задать тебе вопрос, Вал.

– Ну, попробуй.

– Долгий поход, который вас ждёт. Эта дорога – на войну, не так ли? Против кого?

– Скорей уж, против чего…

Позади послышался шум: пайщики принялись запрыгивать обратно на фургон, шелест ремней и звон пряжек, когда около дюжины мужчин и женщин принялись пристёгиваться к бортам. Кони вдруг встревожились, вскинули головы, начали бить копытами, раздувать ноздри. Возница вновь взял в руки поводья.

– Эй, вы двое! – прорычал он. – Пора.

– Я, наверное, сяду рядом с возницей, – заявил Вал. – Капитан, как и сказал этот Высший маг, лучше скачи рядом. Привести нас сюда я смог, но вот, что нас ждёт, понятия не имею.

Кивнув, Паран направился к своему коню, а Вал забрался на козлы. Пардийки вернулись со своего поста у грани тумана и заняли места по бокам крыши, проверяя свои тяжёлые арбалеты и запас стрел с широкими наконечниками.

Паран запрыгнул в седло.

Ставенка на боковой дверце был открыта, и капитан увидел внутри блестящее, круглое лицо Карполана Демесанда.

– Мы едем с опасно высокой скоростью, Ганос Паран. Если некая трансформация свершится с конём, на котором ты скачешь, лучше оставь его.

– А если «некая трансформация» постигнет меня?

– Что ж, мы сделаем всё возможное, чтобы не оставлять тебя.

– Это обнадёживает, Карполан Демесанд.

Краткая улыбка, и ставенка захлопнулась.

Возница вновь протяжно завыл и щёлкнул поводьями. Лошади рванулись вперёд, потащив за собой экипаж. Вперёд. На каменный мост.

Паран скакал рядом, напротив одного из пайщиков. Тот дико, почти безумно ухмыльнулся, сжимая в руках массивный арбалет малазанской работы.

Процессия поднялась по склону и устремилась во мглу.

Окутавшую отряд со всех сторон мягкой стеной.

Дюжина ударов сердца – затем хаос. С обеих сторон явились охрянокожие твари, словно сидели в засаде под мостом. Длинные руки с когтями, короткие, обезьяньи ноги, маленькие головы с мощными клыками. Твари бросались на фургон, пытаясь стащить с него пайщиков.

Крики, гулкий звук арбалетных стрел, впивающихся в тело, шипящие от боли твари. Конь Парана встал на дыбы, молотя передними ногами одного из зверей. Выхватив меч, Паран наотмашь полоснул клинком по спине твари, вырывавшей крупные куски мяса из левого бедра ближайшего пайщика. Плоть и мышцы разошлись, показались рёбра. Затем хлынула кровь. Взвизгнув, тварь отпустила жертву и упала.

Новые звери добрались до фургона, и Паран увидел, как одну из пайщиц сорвали с места, услышал, как она сквернословит, падая на камни, а затем женщина пропала под грудой гладкокожих тел.

Капитан развернул коня и подъехал к извивающейся груде.

Никакого умения не потребовалось – просто наклонился в седле и руби, коли, убивай, пока наконец не упало последнее тело.

Женщина на камнях выглядела так, словно её пожевала, а затем выплюнула акула. Но пайщица была ещё жива. Паран вложил меч в ножны, спешился и забросил оторопевшую, кровоточащую женщину на плечо.

Тяжелей, чем казалось на первый взгляд. Паран сумел устроить её на спине коня, затем вновь запрыгнул в седло.

Фургон уже скрылся во мгле, оставляя за собой охряные тела. Задние колёса то и дело подпрыгивали, переезжая трупы тварей.

А между Параном и экипажем – полсотни или даже больше жуткий созданий. Они уже развернулись, вскинули когти. Капитан вновь выхватил меч и вогнал каблуки в бока коню. Скакун возмущённо фыркнул, затем рванулся вперёд. Ногами и грудью он отшвыривал в стороны тела, а Паран рубил направо и налево, видел, как отлетали в стороны конечности, раскалывались черепа. Когтистые руки сомкнулись на теле пайщицы и попытались стащить его с коня. Вывернувшись назад, Паран принялся полосовать их, пока руки не отдёрнулись.

И тут ему на колени приземлилась тварь.

Горячее дыхание, запах переспелых персиков. Загнутые клыки разошлись – треклятая тварь была готова впиться в лицо Парану.

Но он ударил её лбом, налобье шлема разбило нос и врезалось в зубы. В глаза, нос и рот Парана хлынула кровь.

Тварь повалилась назад.

Паран ударил мечом сверху, обрушив навершие на череп жуткого создания. И проломил его, так что из ушей брызнули тонкие струйки крови. Высвободив оружие, он столкнул труп в сторону.

Конь продолжал нестись вперёд, визжа, когда когти и клыки полосовали его грудь и бока. Паран склонился к шее скакуна, размахивая мечом, чтобы защитить его.

А потом всё закончилось, и конь перешёл на карьер, а затем пустился галопом. И вдруг впереди возникла потрёпанная задняя стенка фургона. На которой не было ни одной твари. Паран натянул поводья, чтобы замедлить бег коня, и поскакал вровень с фургоном. Жестом привлёк внимание ближайшего пайщика.

– Она ещё жива… забери её…

– Да ну? – ответил тот, затем повернулся и сплюнул блестящую алую мокроту.

Паран увидел, что кровь хлещет из рваной раны на ноге пайщика, и толчки становятся всё слабее.

– Тебе нужен целитель – и срочно…

– Слишком поздно, – ответил пайщик, наклонившись, чтобы забрать бесчувственную женщину со спины коня. Сверху протянулись руки и приняли у него ношу. Умирающий обвис у борта фургона, а затем улыбнулся Парану окровавленными губами.

– Это пик, – произнёс он. – Удваивает мою цену… надеюсь, треклятая жена будет довольна.

При этом он неуклюже возился с пряжкой ремня, а затем наконец расстегнул её. В последний раз кивнув Парану, он разжал руки и упал.

Ударился, покатился и… ничего.

Паран оглянулся, уставился на неподвижное тело на мосту. Твари уже подбирались к нему. Ох, боги, эти люди совсем рассудок потеряли.

– Стебар заработал пик! – выкрикнул кто-то на крыше фургона. – У кого есть его фишки?

Другой голос ответил:

– Держи, точно в тютельку… Как там Тирсс?

– Выживет, бедняжка, только красивой уже не будет.

– Зная её… она бы предпочла пик.

– Вот и нет, Эфрас, у неё же родни нет. Какой толк от пика, если нет семьи?

– Смешной ты, Йорад, и сам того не понимаешь.

– Да что я такого сказал-то?

Фургон продолжал дико качаться и подпрыгивать, но уже медленнее, поскольку на дороге стали всё чаще возникать груды мусора. Куски ржавых доспехов, сломанное оружие, груды одежды…

Поглядев вниз, Паран увидел старую доску для игры в «Корытца» – расколотую и погрызенную, словно какая-то тварь пыталась её съесть. Выходит, даже здесь, в призрачном нижнем мире, водятся создания, которым нужна пища. А значит – живые. Значит, они не отсюда родом. Пришлые, как и мы сами. Капитан задумался о всех прочих чужаках в этом мире – тех, что пали в битве с ордой охряных тварей. Как они здесь очутились? Случайно? Или, как и сам Паран, пытались зачем-то пересечь этот треклятый мост?

– Вал!

Призрак, сидевший рядом с возницей, наклонился вперёд:

– Капитан?

– Откуда ты узнал об этом мире?

– Ну, это ведь ты к нам пришёл, верно? Я думал, ты о нём всё знаешь.

– Глупость какая-то. Ты вёл, я шёл за тобой, помнишь?

– Ты хотел попасть туда, куда уходят древние создания, – и вот мы здесь.

– Но где это – здесь?

Пожав плечами, сапёр вновь откинулся на козлах.

Паран решил, что вот это и плохо, когда доверяешься чутью. Откуда оно приходит и чем питается – поди знай.

Проехав около трети лиги по неизменно поднимавшемуся полотну моста, они выбрались на более чистое место, мусор исчез, а мгла, хоть и оставалась такой же густой, немного просветлела, словно невидимое белопламенное солнце поднялось над горизонтом. Если в этом мире вообще был горизонт. Паран знал, что далеко не все Пути играют по одним и тем же правилам.

Возница вдруг разразился проклятьями и резко натянул поводья, упершись ногой в рычаг тормоза. Паран тоже остановился рядом с фургоном.

Впереди темнела цельная, большая груда – завал, окружённый россыпью обломков.

Фургон.

Некоторое время все молчали, затем из раструба на крыше экипажа послышался голос Карполана Демесанда:

– Нисстар, Артара, будьте добры, осмотрите препятствие.

Паран спешился, продолжая сжимать в руках обнажённый меч, и присоединился в пардийкам, которые осторожно двинулись к обломкам второго фургона.

– Это же тоже Тригалльская торговая гильдия, верно? – тихо спросил Паран.

– Тс-с-с.

Они подошли к фургону. Паран остался позади, а пайщицы, обменявшись знаками на языке жестов, начали обходить его с разных сторон с арбалетами наготове. В следующий миг обе скрылись с глаз.

Огромный экипаж лежал на боку, так что крыша оказалась обращена к Парану. Одного из задних колёс не было. Медные листы крыши казались покорёженными, в некоторых местах их просто сорвали, в других на металле красовались порезы и выбоины. На двух ближайших поручнях ещё болтались обрывки кожаных ремней.

Одна из пардиек вдруг возникла сверху, замерла у провала боковой дверцы, затем присела, чтобы заглянуть внутрь фургона. В следующий миг она скрылась внизу. Вторая пайщица вышла с другой стороны экипажа. Паран присмотрелся к ней. Нос сломан, судя по всему, недавно, под глазами ещё видны кровоподтёки. И в этих глазах теперь стоял страх.

Позади появились Карполан Демесанд и Ганат, а за ними медленно шагал Вал.

Паран обернулся и всмотрелся в бледное, невыразительное лицо Высшего мага.

– Вы узнаёте этот фургон, Карполан?

Тот кивнул:

– Госпожа Дарпарет Вайд. Пропала без вести со всеми своими пайщиками два года назад. Ганос Паран, я должен всё обдумать, ибо она превосходила меня в чародейском искусстве. Я глубоко опечален сим открытием, ведь она была мне другом. Опечален – и встревожен.

– Вы помните цель её последнего рейса?

– О, прозорливый вопрос. Обычно… – Торговец помолчал, сложив руки под животом, но продолжил: – Обычно таковые подробности считаются тайной и собственностью Тригалльской торговой гильдии, ибо, как вы сами, несомненно, понимаете, конфиденциальность – одна из тех услуг, за которые нам и платят клиенты, в полной уверенности, что мы ничего и никому не расскажем. Тем не менее, в данном случае я бы выделил два основания для нарушения секретности. Первое: похоже, что если мы продолжим путь, столкнёмся с той же силой, которая погубила Дарпарет. Второе: с этим своим последним заданием она не справилась. И мы, как я полагаю, не желаем повторить её судьбу. Соответственно, здесь и сейчас мы объединим свои дарования, во-первых, чтобы определить, какая сила уничтожила её отряд, а во-вторых, чтобы, насколько возможно, защититься от этого врага.

Вновь показалась вторая пардийка. Увидев Карполана, она остановилась и покачала головой.

– Тела исчезли, – проговорил Паран. – Может, конечно, голодные твари, которых мы повстречали раньше, убрали за собой…

– Не думаю, – проговорила Ганат. – Подозреваю, они слишком боятся того, что ждёт впереди, и не рискуют заходить дальше по мосту. В любом случае: этот фургон разгромило создание куда более крупное и сильное. Если у этого моста есть истинный страж, я полагаю, с ним и столкнулись эти несчастные путники.

Паран нахмурился:

– Ганат. Зачем здесь страж? Такое бывает только в сказках. Как часто кто-то или что-то пытается пересечь этот мост? Нечасто, должно быть, а значит, у этого стража будет полно свободного времени. Почему бы просто не уйти прогуляться? Если только у этого создания есть мозги, такой зарок сведёт его с ума…

– Настолько, чтобы рвать в клочья всё, что только увидит, – проговорил Вал.

– Скорей уж – настолько, что он до смерти хочет, чтобы его за ушком почесали, – парировал Паран. – Бред какой-то. Живым существам нужна еда, нужна компания…

– А что если у стража есть хозяин? – спросила Ганат.

– Это ведь не Обитель, – возразил Паран. – Здесь нет господина, нет хозяина.

Карполан хмыкнул, затем проговорил:

– Вы в этом уверены, Ганос Паран?

– Да. Более или менее. Этот мир погребён, забыт.

– Тогда, быть может, – задумчиво произнёс Карполан, – кому-то следует сообщить об этом стражу: что задание его более не имеет смысла. Иными словами, избавить его от зарока.

– Если только вообще существует такой страж, – не сдавался Паран, – а не, например, здесь произошло случайное столкновение двух сил, которые двигались в одном и том же направлении.

Маленькие глазки тригалльца сузились:

– Вы знаете об этом больше, чем говорите, Ганос Паран.

– Так каково было задание Дарпарет Вайд?

– Ах, вот оно что, нам предстоит обменяться секретами. Хорошо. Насколько я помню, клиент происходил из Даруджистана. Конкретно – из дома Орров. Представляла его женщина, племянница покойного Тюрбана Орра. Госпожа Седара.

– А само задание?

– Похоже, в этом мире обитают многие сущности, силы давно забытые, потерянные во тьме веков. Задание касалось определения и описания этих существ. Поскольку госпожа Седара сопровождала рейс, иных подробностей я не знаю. Вероятней всего, она знала, чтó ищет. Теперь, Ганос Паран, ваш черёд.

Паран нахмурился ещё сильней, подошёл ближе к разбитому фургону. Осмотрел разрывы и выбоины на медных листах крыши.

– Мне всегда было интересно, куда они отправились, – проговорил он, – и в конце концов я понял, куда они пошли. – Капитан обернулся к Карполану Демесанду. – Не думаю, что здесь есть страж. Думаю, что на этом мосту встретились путники, которые двигались в одном и том же направлении. Не повезло Дарпарет и Седаре Орр. Ибо этот фургон разгромили два Пса Тени.

– Вы в этом уверены?

– Нужно будет его отодвинуть к краю моста, наверное.

– Один вопрос, – сказал Карполан Демесанд. – Что произошло с телами?

– Псы частенько тягают и швыряют своих жертв. Едят тоже, но обычно просто с удовольствием убивают – а в тот момент оба были разъярены и взвинчены. Ибо их только что освободили из Драгнипура, меча Аномандра Рейка.

– Невозможно! – взорвался Высший маг.

– Нет, просто чрезвычайно трудно.

– Откуда вам это известно? – требовательно спросил Карполан.

– Я сам их освободил.

– Значит… вы в ответе за это.

Паран обернулся к толстому тригалльцу, взглянул в его суровые, опасные глаза.

– К своему великому сожалению. Видите ли, Псам там было не место. В Драгнипуре. Как и мне. В то время я не знал, куда они убегут, да что там – не знал даже, убегут ли вообще. Казалось, что я отправил их в небытие – в саму Бездну. Как выяснилось, – добавил он, вновь глядя на разбитый фургон, – для этого они и были мне нужны, именно для этого – проторить дорогу. Разумеется, лучше было бы, если б они никого не встретили по пути. Легко забыть, какими они могут быть злобными…

Карполан Демесанд повернулся к своим пайщикам:

– Спускайтесь все! Нужно расчистить дорогу!

– Капитан, – пробормотал Вал, – что-то вы меня пугаете.

Изломанный фургон затрещал, затем соскользнул с края моста и канул во мглу. Все пайщики собрались на краю моста, ждали какого-то звука снизу. Тишина. По приказу Карполана Демесанда они вернулись на свои места.

Похоже, Высший маг был совершенно не настроен поддерживать праздную беседу с Параном, и даже яггутская чародейка косо посмотрела на капитана, прежде чем скрыться внутри экипажа. Ганос вздохнул. Вот так всегда бывает, когда приносишь дурные вести, – если придёт беда, вряд ли к нему потянутся теперь бесчисленные руки помощи. Паран вновь забрался в седло и подобрал поводья.

Они продолжили путь. В какой-то момент фургон покатился вниз – мост оказался длиной не меньше лиги. Трудно было сказать (если только не нашёлся бы желающий спуститься под настил), удерживают ли его какие-то опоры или массивная конструкция просто висит в воздухе над бесконечной мглистой пустотой.

Впереди начала вырисовываться какая-то тень. Подъехав ближе, они увидели огромные врата, установленные в конце моста: толстые у основания боковины опасно накренились, чтобы принять на себя вес громадного архитрава. Камни густо поросли мхом.

Карполан остановил фургон перед воротами и, как и прежде, послал вперёд двух пардиек. Когда обе вернулись – целыми и невредимыми – чтобы сообщить, что дорога впереди свободна, насколько можно разглядеть, экипаж покатился внутрь.

И остановился сразу за воротами, поскольку передние лошади в упряжке вбежали в мутные воды какого-то озера или моря.

Паран подъехал к берегу. Нахмурившись, он посмотрел направо и налево, вглядываясь в линию воды. С козел послышался голос Вала:

– Что-то не так, капитан?

– Да. Озеро – вот что не так.

– Почему?

– Его здесь не должно быть.

– Вы-то откуда знаете?

Спешившись, Паран присел на корточки у воды. Никакого волнения – полный штиль. Он сложил ладонь лодочкой и опустил в прохладную, илистую жидкость. Поднял, принюхался.

– Пахнет гнильцой. Наводнение…

Его слова перекрыл жутковатый вой, который разорвал воздух где-то на берегу.

– Худов дух! – прошипел Вал. – Здоровенные же лёгкие тут работают.

Поднявшись, Паран прищурился, вгляделся во мглу, откуда, как ему показалось, исходил звук. Затем вновь забрался в седло.

– Похоже, я ошибся в том, что здесь нет никакого стража, – проговорил он.

Глухой рокот поднялся от земли у них под ногами. Что-то приближалось.

– Давайте двигаться, – сказал Паран. – Вдоль берега. И быстро!