ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Патриция Хендерсон, сорока одного года, разведена, работала библиотекаршей компьютерного отдела в системе публичных библиотек Промис-Фоллз на Уэстон-стрит, была среди первых, кто умер в ту субботу утром в мае перед долгим уик-эндом.

В тот день она должна была выйти на работу. Патрицию возмущал тот факт, что дирекция сочла необходимым не закрывать все городские библиотеки. Ведь в воскресенье у них законный выходной, а в понедельник – День поминовения. Так если библиотеки не работают в воскресенье и в понедельник, почему бы не устроить всем сотрудникам выходной и в субботу и продлить уик-энд?

Так нет же!

Впрочем, Патриции и пойти-то было особенно некуда.

И все равно ей казалось это совершенно диким. Ведь она знала: во время долгого уик-энда в библиотеке посетителей мало. Может, в этом городе в самом разгаре финансовый кризис? Так к чему держать библиотеку открытой? Да, по пятницам здесь бывает настоящий наплыв посетителей, особенно из тех, у кого есть коттеджи за городом или другие места для отдыха, – вот и набирают книжек, чтоб было чем заняться до вторника. А вся остальная неделя проходит относительно спокойно.

Патриция должна была появиться в библиотеке к девяти, то есть к открытию. Но на самом деле это означало, что приходила она без пятнадцати десять утра, чтобы успеть загрузить все компьютеры, которые в целях экономии электричества выключали каждый вечер – и это несмотря на то, что все «спящие» тридцать компьютеров отдела потребляли за ночь мизерное количество электроэнергии. Однако в этом вопросе дирекция библиотек придерживалась линии «зеленых», а это подразумевало не только экономию электричества, но и установку в библиотеке устройств для переработки отходов, а также призывы к гражданам, приколотые к доскам объявлений, не употреблять бутилированную воду. Дело в том, что одному из членов библиотечного совета довелось побывать на фабрике, где производили эту самую бутилированную воду, а также цех, где изготавливали пластиковые бутылки, и она назвала это одним из величайших зол современного мира и не желала видеть эту продукцию ни в одном из заведений Промис-Фоллз. «Следует обеспечить всех бумажными стаканчиками, которые наполнялись бы водой из фонтанчиков, из натуральных источников прямо на местах, – такое заключение выдала она. – А это, в свою очередь, означает, что в устройство по переработке отходов будут поступать бумажные стаканчики, а не пластиковые бутылки».

А теперь догадайтесь, кто бесновался, узнав эту новость. Как там его имя, но этот тип по фамилии Финли некогда был мэром города, а теперь владел компанией по производству бутилированной воды. В первый и, как надеялась Патриция, последний раз она увидела его в кинотеатре под открытым небом под названием «Созвездие». В тот вечер она решила взять с собой племянницу Кайли и ее маленькую подружку Алисию. Мать Кайли – она же сестра Патриции Вэл – одолжила ей свой минивэн, поскольку «Хёндай» пребывал в непотребном виде для столь торжественного мероприятия. Боже, какую же роковую ошибку она совершила! И дело не только в том, что огромный экран вдруг обвалился, до смерти напугав девчушек, но затем на сцене появился Финли, полагая, что его появление как-то утешит собравшихся.

Политики, подумала тогда Патриция. Как же она ненавидела политиков и все, что с ними связано.

И вот, размышляя о политиках, Патриция проснулась в четыре утра и обнаружила, что смотрит в потолок и с тревожными предвкушениями ожидает собрания по «фильтрации Интернета», которое должно было состояться на следующей неделе. Дебаты на эту тему шли уже несколько лет и, похоже, прекращаться не собирались. Следует ли библиотеке снабдить фильтрами компьютеры, используемые патронами, и ограничить тем самым доступ к определенным веб-сайтам? Это ограничило бы доступ молодежи к порнографии, но постепенно дискуссия превращалась в какое-то бесконечное топтание на месте. Фильтры зачастую оказывались неэффективными, блокирующий материал не был ориентирован на взрослую аудиторию в отличие от разрешенного. Да и потом, как быть со свободой слова и свободным доступом ко всем источникам информации?

Патриция понимала: и эта встреча закончится тем же, что и всегда. Превратится в ожесточенный спор между ультраконсерваторами, узревшими непристойный подтекст в «Телепузиках» и не желавшими видеть ничего подобного в компьютерах библиотек, и ультралевым крылом. Последние были убеждены, что «Случай портного» следует читать еще с раннего детсадовского возраста.

Где-то без десяти пять она поняла, что уснуть уже не удастся, откинула одеяло и решила двинуться навстречу новому дню.

Прошла в ванную, включила свет и принялась рассматривать свое отражение в зеркале.

– Гадость, – пробормотала она и принялась растирать щеки кончиками пальцев. – П.У.

То была мантра от Шарлин, ее личного тренера. Постоянное Увлажнение. А это означало, что она должна выпивать минимум семь полных стаканов воды за день.

Патриция потянулась за стаканом, стоявшим у раковины, повернула кран, пустила холодную воду, наполнила стакан и выпила содержимое залпом. Потом подошла к душевой кабине, включила краны, подсунула руку под струю, убедиться, что вода стала достаточно теплой, стянула через голову длинную белую майку, в которой спала, и шагнула под душ.

И стояла под ним до тех пор, пока напор горячей воды не начал ослабевать. Намылила волосы шампунем, тело мылом и снова долго стояла под струями воды, чувствуя, как она стекает по лицу.

Теперь обтереться полотенцем и высушиться.

Одеться.

Почувствовала – и то было неприятное ощущение, – что вся кожа зудит.

Причесалась, накрасилась.

Ко времени, когда она вошла в кухню, было половина седьмого. До выхода на работу еще целая уйма времени, ведь жила она в десяти минутах езды на общественном транспорте. А если решит поехать на велосипеде – минут двадцать пять или около того.

Патриция полезла в буфет, достала небольшой металлический поднос с доброй дюжиной пузырьков с разными пилюлями и витаминами. Открыла крышечки на четырех из них, вытряхнула на ладонь таблетку кальция, аспирина в низкой дозировке, витамина D и мультивитамина, который тоже содержал витамин D, но, как ей казалось, в незначительном количестве.

Разом забросила все это в рот и запила небольшим количеством воды из кухонного крана. Потом как-то неловко развернулась верхней частью тела, словно на ней был свитер из колючей шерсти.

Патриция открыла холодильник, заглянула в него. Может, съесть яйцо? В мешочек? Или поджарить? Слишком много возни. Она закрыла дверцу холодильника, вернулась к буфету и достала коробку с хлопьями «Особые К».

– Вау, – вдруг протянула она.

На нее словно волна нахлынула. Головокружение. Словно она стояла на гребне холма на ветру и ее буквально сдувало с ног.

Она ухватилась за край разделочного столика, чтобы не упасть. Сейчас пройдет, сказала она себе. Ничего страшного. Просто встала сегодня слишком рано.

А потом вроде бы все прошло. Она достала небольшую мисочку и начала сыпать в нее хлопья.

И заморгала.

Снова моргнула.

Она вполне отчетливо различала букву «К» на коробке с хлопьями. А вот слово «Особые» как-то расплывалось и стиралось по краям. Что довольно странно, ведь шрифт был довольно крупный и разборчивый. Не газетный шрифт. Каждая буква в слове «Особые» – добрый дюйм в высоту.

Патриция сощурилась.

– Особые, – пробормотала она.

Потом закрыла глаза и потрясла головой, полагая, что это поможет. Но стоило открыть глаза, как тотчас снова ощутила головокружение.

Она оставила коробку с хлопьями на буфете, подошла к столу, выдвинула стул. Что это, комната вращается? Ну так, слегка.

Этих приступов с эффектом противного головокружения не было у нее уже довольно давно. Случались они несколько раз, когда она напивалась вместе со своим бывшим, Стэнли. Но даже тогда ей ни разу не доводилось допиться до такого состояния, чтоб вся комната вдруг начинала вращаться перед глазами. Чтоб вспомнить это, ей пришлось возвратиться в студенческие свои времена, когда она обучалась в Университете Теккерея.

Но теперь Патриция не пила. Да и вообще теперешние ее ощущения были не слишком похожи на те, которые она испытывала тогда.

Начать с того, что биение сердца участилось.

Она положила руку на грудь, на холмик, в том месте, где набухала левая, – решила проверить, верны ли ее ощущения.

Ту-тук. Ту-тук. Ту-ту-тук.

Ничего не учащенное у нее сердцебиение. Просто бьется с какими-то интервалами.

Патриция переместила руку с груди на лоб. Кожа холодная и липкая.

Может, у нее сердечный приступ? Но ведь она не так уж и стара, чтоб случилось нечто подобное, разве нет? И вообще в хорошей физической форме. Занималась в спортзале. Часто гоняла на работу на велосипеде. Да у нее даже персональный тренер имеется, если уж на то пошло.

Патриция решила, что, должно быть, приняла не те таблетки. Но, с другой стороны, разве было нечто в этом наборе, что могло бы вызвать такую реакцию?

Она встала, осторожно коснулась ступнями пола, словно в Промис-Фоллз происходило землетрясение, как это часто случалось в северной части штата Нью-Йорк. Нет, что-то не похоже.

Может, подумала она, все же стоит съездить в городскую больницу Промис-Фоллз?..

Джил Пикенс стоял у стола в центре кухни, читал в ноутбуке «Нью-Йорк таймс» и пил вот уже третью чашку кофе. И не слишком удивился, когда вошла Марла, его дочь, с десятимесячным внуком Мэтью на руках.

– Не перестает капризничать, – сказала Марла. – Вот и решила встать и накормить его чем-нибудь. О, слава тебе господи ты уже сварил кофе.

Джил поморщился:

– Только что добил первый кофейник. Сейчас сварю еще.

– Да ладно тебе. Я и сама…

– Нет уж, позволь мне. Лучше займись Мэтью.

– А ты, смотрю, сегодня рано поднялся, – сказала Марла отцу, усаживая Мэтью на высокий стульчик.

– Не спалось, – пояснил он.

– Опять?

Джил Пикенс пожал плечами.

– Господи, Марла, прошло чуть больше двух недель. И кстати, все это время я очень плохо спал. Хочешь сказать, что ты как следует высыпалась?

– Иногда удавалось, – ответила Марла. – Мне давали какие-то таблетки.

Верно. Она принимала успокоительные, помогающие ослабить стресс, вызванный смертью матери, та скончалась в этом месяце. А потом узнав, что ребенок, которого, как ей казалось, она потеряла при родах, на самом деле жив.

Но даже несмотря на то, что все эти пилюли и предписания врачей помогали ей спать лучше, чем отцу, по крайней мере время от времени, ей казалось, что над их домом нависла какая-то тяжелая темная туча, и рассеиваться она не спешит. Джил на работу так и не вышел, отчасти потому, что ему просто не хотелось, но еще и потому, что местные социальные службы по надзору и опеке разрешили Марле заботиться о Мэтью до тех пор, пока та живет под одной крышей с отцом.

И Джил чувствовал необходимость своего присутствия в доме, хотя порой задавался вопросом: сколько же это еще продлится? Все говорило в пользу того, что Марла – прекрасная любящая мать. И еще хорошие новости – она начала адекватно воспринимать реальность. В первые дни, последовавшие за роковым прыжком Агнесс в водопад, Марла почему-то считала, что мать ее жива и скоро вернется, чтоб помочь ей с младенцем.

Теперь Марла понимала, что этого никогда не случится.

Она наполнила кофейник горячей водой из-под крана, поставила его на разделочный столик, а не на плиту. Затем достала из холодильника бутылочку со смесью, которую приготовила еще накануне, и сунула ее в кофейник.

Мэтью весь извертелся на своем стульчике, хотел видеть, что происходит. Вот взгляд его остановился на бутылочке, и он указал на нее крошечным пальцем.

– Га, – сказал он.

– Уже почти готово, – откликнулась Марла. – Я просто ее подогреваю. Ну а пока что есть у нас кое-что другое.

Она развернула кухонный стул и уселась прямо напротив Мэтью. Потом отвинтила крышку на маленькой баночке с абрикосовым пюре, подцепила немного крохотной пластиковой ложечкой и поднесла ко рту ребенка.

– Ты ведь это любишь, верно? – спросила она и покосилась на отца – тот не сводил глаз с экрана ноутбука. И как-то напряженно щурился.

– Тебе нужны очки, да, пап?

Он поднял глаза. Она увидела, как Джил вдруг сильно побледнел.

– Что?

– Просто подумала, ты плохо разбираешь все эти тексты на экране.

– Зачем ты это делаешь? – спросил ее он.

Мэтью ударил рукой по ложечке, забрызгал стульчик пюре.

– Что я делаю? – уточнила Марла.

– Двигаешься… вот так.

– Я просто сижу, – ответила она и подцепила ложечкой новую порцию пюре. – Хочешь подать мне бутылочку?

Кофейник с бутылочкой стоял справа от ноутбука, но Джилу никак не удавалось сфокусировать на нем взгляд.

– Странно как-то все здесь, верно? – заметил он и поставил кружку из-под кофе на самый краешек стола. Она тут же свалилась. Упала на пол и разлетелась на мелкие кусочки, но Джил даже не взглянул на нее.

– Пап?.. – Марла поднялась и быстро подошла к отцу. – С тобой все нормально?

– Надо отвезти Мэтью в больницу, – произнес он.

– Мэтью? Но зачем же Мютью отвозить в больницу?

Джил всмотрелся в лицо дочери.

– С Мэтью что-то не так, да? Думаешь, у него то же самое, что и у меня?

Он приложил ладонь к груди, сквозь ткань халата почувствовал биение сердца.

– Кажется, меня сейчас вырвет, – пробормотал он.

Но его не вырвало. Вместо этого он свалился на пол.

Хилари и Джош Лайдекер не находили себе места вот уже четыре дня.

В последний раз они видели своего сына, двадцатидвухлетнего Джорджа Лайдекера во вторник. А сегодня утро субботы, и они понятия не имеют, где он пропадает.

В среду рано утром семья должна была вылететь в Ванкувер, навестить родственников Джоша. Уходя из дома во вторник вечером, он обещал не задерживаться, вернуться пораньше, чтоб поспать хотя бы несколько часов перед тем, как за ними заедет такси.

Родителей не удивил тот факт, что сын пораньше не вернулся. Однако удивились, что тем вечером он вообще не вернулся домой. Как это похоже на Джорджа – появиться в доме, когда вся семья укладывает сумки в багажник такси. Подойти, глупо улыбаясь, и сказать нечто вроде: «Ну, видите, я же сказал, что приду».

Но этого не случилось.

Джордж всегда был непослушным ребенком, в отличие от их шестнадцатилетней дочурки Кассандры, та пока что была сущим ангелом. Он вечно вляпывался в какие-то неприятные истории, последнее время чаще всего в колледже Теккерея. Там, среди прочих выходок, за ним числились две – он перевернул машину профессора Смарта на крышу (никаких особых повреждений, но сам факт!), а также запустил маленького аллигатора в пруд на территории колледжа. Он слишком много пил, даже по стандартам своих соучеников, парней из колледжа, часто действовал импульсивно, не задумываясь о последствиях. Сам нарывался на риск. А когда был еще подростком, его дважды застукивали бродящим по холлам высшего учебного заведения среди ночи, где все входы и выходы полагалось держать запертыми.

– Что он натворил? – то и дело спрашивала Хилари мужа. – Что опять натворил этот чертов придурок?

Джош Лайдекер лишь удрученно качал головой. И на протяжении первых двух дней твердил:

– Он вернется. Непременно вернется. Просто отсыпается где-то, раздолбай. Вот и все.

Но на третий день даже Джош поверил, что с сыном произошло что-то серьезное.

Наутро первого дня Хилари обзвонила всех дружков Джорджа, в том числе переговорила и с Дереком Каттером, спрашивала, не видел ли кто ее сына. Потом заставила сестру Джорджа Кассандру распространить эту новость по всему городу, чтобы все знали, что семья разыскивает Джорджа.

Никакого результата.

К середине дня Хилари решила обратиться в полицию Промис-Фоллз. Поначалу Джош был против этой идеи, все еще верил, что Джордж вот-вот появится. К тому же он не был уверен, что предположительные причины, по которым Джордж мог не вернуться домой, понравятся полиции. Он не поделился этими соображениями с женой, опасался, что, возможно, Джордж со своими дружками празднуют окончание учебного года, пользуясь услугами проституток. А может, они закатились в Олбани и вытворяют там черт знает что.

Но Хилари все же вызвала полицию.

Они записали всю имеющуюся на данный момент информацию. Но история исчезновения молодого человека, любящего развлекаться, да к тому же замешанного в разных сомнительных историях, не представляла приоритетного интереса для местной полиции. К тому же и без него им было чем заняться. На днях в прачечной самообслуживания состоялась бешеная перестрелка, мало того – меньше недели тому назад какой-то псих врезался в автомобили на стоянке перед кинотеатром под открытым небом на окраинах Промис-Фоллз и погубил четырех человек.

И кто это сделал – вопрос до сих пор оставался открытым.

Последние четыре дня семья Лайдекер не сидела сложа руки. Каждый день они выходили на улицу, объезжали город, наведывались в колледж, обходили местные бары, вновь и вновь расспрашивали друзей Джорджа. Они считали, что надо что-то делать.

Еще раз побывали в полиции – теперь там уже относились к этой истории с большей серьезностью. В четверг к ним домой прислали детектива по имени Ангус Карлсон. Он сидел с родителями и Кассандрой в гостиной, что-то записывал в блокнот. Чуть позже даже отвел Кассандру в сторонку и стал спрашивать: может, ей известно о брате нечто такое, о чем она не хочет говорить в присутствии родителей. Ну что-то такое, что поможет найти Джорджа.

– Ну, – протянула она, – ему нравится вламываться в гаражи разных людей и искать там всякую всячину.

– А родители об этом знают?

Кассандра отрицательно покачала головой. И заметила, что, наверное, должна была рассказать им.

Карлсон и это записал в блокнот.

И вот настала суббота. Хилари и Джош с утра сидели на кухне. Кассандра была наверху, еще не вставала с постели. Хилари проснулась в пять, поставила чайник на плиту, а затем принялась составлять список мероприятий на сегодня, входящих в план поисков Джорджа.

Список сводился к следующему:

– позвонить детективу Карлсону, узнать, нет ли новостей;

– еще раз обзвонить друзей. Д. Каттер;

– проверить места, которые мог обследовать Джордж, в том числе заброшенные фабрики, парк «Пяти гор», стоянку перед кинотеатром, где произошла катастрофа;

– сделать объявления с фотографией Джорджа, размножить их на принтере, расклеить по всему городу.

Когда в комнату вошел Джош, Хилари снова поставила чайник на плиту. И показала мужу список.

– Ладно, – устало произнес он. – Я тоже подумывал о парке «Пяти гор». Возможно, он туда заглянул, но ведь сейчас его закрыли. И он там заперт и не может выбраться. Могу позвонить в управление или попросить сделать это детектива.

– Джордж бы сумел выбраться, даже если все заперто. Сам знаешь, какой он ловкач. Вечно везде сует свой нос.

Джош колебался.

– Да, кстати. Вчера вечером Касси мне кое-что рассказала.

– Что именно?

– Ну, что-то насчет того… Короче, Джордж забирается в разные места. Нет, не в школу или нечто подобное, просто чтоб покуражиться. Он ищет незапертые гаражи, заходит туда, забирает разные вещи.

– Быть того не может! – возмутилась Хилари. Лицо раскраснелось, на лбу выступили капельки пота.

– Просто повторяю тебе ее слова. И думаю… Нет, сперва я не хотел посвящать в это полицию, на тот случай, если Джордж действительно сотворил какую-то глупость, но теперь думаю иначе. Мы должны узнать, не жаловался ли кто из местных на вторжения. В гаражи, я имею в виду. Может, удастся нащупать какую ниточку, и она поможет выяснить… Да что это с тобой, а, Хилари? Ты в порядке?

– Ты это серьезно? – спросила Хилари. – Я на этой неделе спала всего часа три. А теперь ты говоришь, что наш сын вор, и еще спрашиваешь, в порядке ли я?!

– Спросил просто потому, что выглядишь ты скверно.

– У меня бессонница. Я с ума схожу от тревоги за нашего ребенка, и еще мне кажется, у меня вот-вот случится сердечный приступ, и…

Тут завибрировал мобильник Хилари, лежащий на столике рядом с чашкой чая. Поступило сообщение.

– О господи! Может, это Джордж! – воскликнула она, рванулась к телефону, нажала на кнопку. – Нет, это от Касси.

– От Касси? – удивился Джош. – Но ведь она наверху, вроде бы спит. Он пожал плечами. – Я прав?

Хилари с искаженным лицом протягивала телефон мужу.

На экранчике высветилась надпись:

…

Али Брансон сказал:

– Потерпи еще немного, Одри. Не сдавайся. Все будет отлично. Просто тебе придется потерпеть еще немного.

За все время своей работы парамедиком Али говорил эти слова бесчисленное множество раз, причем довольно часто не верил в них ни на секунду. Похоже, та же история и на этот раз.

Одри Макмишель, возраст пятьдесят три года, вес 173 фунта, чернокожая, работала страховым агентом, последние двадцать два года проживает по адресу: 21 Форсайт-авеню вместе с мужем Клиффордом. И в данный момент явно выказывает намерение прекратить борьбу.

Али позвонил Тамми Фэарвезер, которая сидела за рулем «скорой» и гнала машину по направлению к городской больнице Промис-Фоллз. Хорошая новость – сегодня суббота, раннее утро, и движения на дорогах практически никакого. Плохая новость – возможно, это уже не имеет никакого значения. Потому как давление у Одри падало со скоростью лифта, у которого оборвались тросы. Едва-едва дотягивало до шестидесяти на сорок.

Когда Али и Тамми прибыли к дому Макмишелей, Одри рвало. Если верить мужу, на протяжении последнего часа она жаловалась на тошноту, головокружение и сильную головную боль. Дыхание, прерывистое и неглубокое, все учащалось. А в какой-то момент она вдруг сказала, что ничего не видит.

И состояние больной продолжило ухудшаться после того, как ее поместили в машину «скорой».

– Ну как там у вас дела? – окликнула его Тамми.

– Обо мне не беспокойся. Главное – это вовремя поспеть на отпевание, – ответил ей Али спокойным, ровным голосом.

– Уж я-то людей знаю, – голос Тамми прозвучал сквозь завывание сирены, которую она включила для поднятия духа. – Тебе надобно доставить ее пусть еле живой, но доставить. А я – как раз та девушка, которая знает, как это сделать.

Закрякала рация. Их диспетчер.

– Дайте знать, как только отъедете от городской больницы, – произнес мужской голос.

– Да ее еще и в волнах не видно, – ответила Тамми. – Какие будут указания?

– Вас ждут в другом месте. Как можно скорее.

– Да в чем дело? – вскричала Тамми. – Что, все остальные парамедики взяли больничный? Или скопом отправились на рыбалку?

Ответ отрицательный. Все заняты.

– Что?

– Похоже, что в городе разразилась эпидемия гриппа, – ответил диспетчер. – Дайте знать, как только освободитесь. – Связь оборвалась.

– Что он сказал? – спросил Али.

Тамми резво вывернула руль. В отдалении над купами деревьев показалась большая синяя буква «Б», означающая, что именно здесь находится городская клиническая больница Промис-Фоллз. До нее не больше мили.

– Что-то странное происходит, – заметила Тамми. – Совсем не то субботнее утро, которого я ожидала.

Когда Али и Тамми выпадала утренняя смена в выходные, они начинали рабочий день с чашки кофе в «Данкинс», разогревались перед первым вызовом.

Но сегодня никакого тебе кофе. Одри Макмишель стала их вторым вызовом с утра. Первым был вызов в дом на Бреконвуд-драйв, где проживал Теренс Родд, вышедший на пенсию бывший статистик восьмидесяти восьми лет. Он сам позвонил по 911 и жаловался на боли в груди и головокружение. Тамми не преминула заметить, что жил он прямо рядом с тем домом, где несколько недель тому назад была убита женщина по фамилии Гейнор.

Довезти до реанимации живым Теренса так и не удалось.

Гипотония, подумал тогда Али. Пониженное кровяное давление.

И вот еще один аналогичный случай с другим пациентом, и там тоже отмечалось критически пониженное кровяное давление.

Вдруг Тамми резко ударила по тормозам и вскрикнула:

– Господи! – Али поднял голову – посмотреть через лобовое стекло, что случилось.

Прямо посреди дороги, перегораживая путь «скорой», стоял мужчина. «Стоял» – не совсем точное в данном случае выражение. Он скрючился, прижав одну руку к груди, другая с растопыренной пятерней поднята, видно, просил «скорую» остановиться. Потом мужчина согнулся пополам, и его вырвало прямо на асфальт.

– Черт побери! – воскликнула Тамми и схватилась за рацию. – Нужна помощь!

– Постарайся его объехать, – сказал Али. – У нас нет времени помогать какому-то алкашу, который выполз на проезжую часть.

– Да не могу я, Али! Смотри, он на колени упал! Мать твою, господи, прости и помилуй!..

Тамми поставила машину на ручник, крикнула:

– Сейчас вернусь! – и выпрыгнула из «скорой».

– Что у вас происходит? – спросил диспетчер.

Али не мог оставить Одри Макмишель, а потому не ответил ему.

– Сэр? – окликнула Тамми, подбегая к мужчине. На вид ему было около шестидесяти или шестьдесят с небольшим. – Что с вами, сэр?

– Помогите, – прошептал он.

– Как ваше имя, сэр? – спросила она.

Мужчина пробормотал что-то неразборчивое.

– Как-как?..

– Фишер, – выдавил он. – Уолден Фишер. Я… мне что-то не по себе. И с желудком тоже… вот, только что вырвало.

Тамми положила ему руку на плечо.

– Поговорите со мной, мистер Фишер. Какие еще у вас симптомы? На что жалуетесь?

– Голова кружится. Тошнота. Короче, плохо мне, очень паршиво. – Он испуганно смотрел ей в глаза. – И еще сердце. Сердце вроде бы прихватило.

– Идемте со мной, сэр, – сказала она и повела его к машине «скорой». Распахнула задние дверцы, поместила его в отсек, где лежала Одри.

Чем дальше, тем веселее, подумала она, недоуменно качая головой. Интересно, кто следующий?

И тут вдруг она услышала взрыв.

Эмили Таунсенд поднесла чашку к губам, отпила первый глоток и сочла, что кофе немного горчит.

И тогда она вылила все содержимое кофеварки в раковину – шесть чашек, это как минимум, вынула фильтр с приставшими к нему частичками кофе и начала все сначала.

Воду из крана спускала добрые полминуты, прежде чем залить ее в кофеварку – хотела убедиться, что пошла уже совсем свежая. Затем вставила новый фильтр и насыпала из банки шесть полных ложек молотого кофе.

Нажала на кнопку.

Стала ждать.

Когда кофеварка запищала, она налила кофе в чашку – взяла новую, чистую, а прежнюю положила в раковину – добавила одну ложку сахара и капельку сливок и размешала.

Затем поднесла теплую чашку к губам и осторожно отпила глоток.

Может, прежде ей просто показалось? Вкус просто превосходный.

Может, все дело в зубной пасте? И именно она испортила вкус кофе в первой чашке?..

Кэл Уивер завтракал – если это вообще можно было назвать завтраком – в маленьком кафе, выгороженном в вестибюле гостиницы «Бест Бэт», что находилась на трассе 9, в четверти мили от съезда на автомагистраль 87, примерно на полпути между Промис-Фоллз и Олбани.

Он провел здесь большую часть недели.

И поселился он в этой убогой «Бест Бэт» (бесплатный вай-фай!) вовсе не из-за того, что наблюдал за кем-то или по какой иной надобности, имеющей отношение к работе частного детектива. Нет, просто потому, что то был единственный самый близкий к Промис-Фоллз отель, где имелись свободные номера. И поселился он здесь, пока подыскивал себе новое жилье. Кто-то запустил файер и поджег книжный магазин, над которым находилась его квартира, и хотя помещение не выгорело дотла, жить там было уже невозможно. В квартире стоял едкий удушливый запах дыма, к тому же в здании отключили электричество.

Кэлу меньше всего на свете хотелось бы жить с сестрой Селестой и ее мужем Дуэйном. Его присутствие в этом доме лишь усугубляло и без того напряженные отношения между сестрой и его зятем. Тот занимался ремонтом городских дорог, и в связи с недавним урезанием бюджета работы у него было совсем немного.

И Кэл решил поселиться в гостинице.

В «Бест Бэт» обещали бесплатные завтраки, и не соврали. Всегда получаешь ровно столько, сколько платишь. В первый день Кэл, спустившись вниз, ожидал, что ему подадут омлет с беконом и сыром чеддер, картофель по-домашнему и поджаристый тост. Но он с отвращением обнаружил, что выбор здесь весьма ограничен: можно было взять овсяную кашу в запечатанном пластиковом контейнере, яйца вкрутую (предварительно очищенные от скорлупы – уже хоть что-то!), булочки вчерашней выпечки и пончики, бананы и апельсиновый сок, коробочки с йогуртом и – слава тебе, господи! – кофе.

Официант появился всего лишь раз – принес кофе в высоком алюминиевом кофейнике.

Просто чудо из чудес! Кофе был вполне себе ничего, пить можно.

В вестибюле он взял бесплатную газету, издаваемую в Олбани, и теперь пролистывал ее, сидя за столиком у окна, чтоб можно было наблюдать за движением по трассе, запивая черствую булочку с черникой кофе в пластиковом стаканчике. Он уже дважды наполнял этот стаканчик.

Впрочем, он не рассчитывал найти объявления о сдаче жилья внаем в этой газете и оказался прав. И поскольку раздобыть здесь в «Промис-Фоллз стандард» другую газету было невозможно, решил после завтрака пошарить в Сети, может, там появились новые объявления.

Тут у него зазвонил мобильник.

Он достал его из кармана, посмотрел, кто звонит.

Люси Брайтон.

Она уже не в первый раз пыталась дозвониться ему со дня их последней встречи в начале недели. Пару раз он ей ответил, а потом перестал реагировать на ее звонки. Он уже знал, что скажет ему Люси, о чем собирается спросить. Все то же самое, о чем спрашивала и прежде.

Он и сам пока что еще не знал.

Должен ли он сообщить полиции о том, что стало ему известно? А может, стоит позвонить старому другу из Промис-Фоллз, детективу полиции Барри Дакворту, и рассказать все, что ему известно об убийстве Мириам Чалмерс?

Кэл понимал – наверное, все же стоит. Но не был уверен, что это будет правильный поступок.

И все из-за Кристэл, одиннадцатилетней дочери Люси. Люси растила и воспитывала девочку одна, с тех пор как ее муж Джеральд отвалил в Сан-Франциско и крайне редко с тех пор возникал на горизонте.

Кэл не знал, что произойдет с Кристэл, если ее мать упекут в тюрьму. Отец Люси Адам погиб во время того трагического происшествия у кинотеатра под открытым небом. Мать умерла несколько лет тому назад. Разве это справедливо и хорошо – оставить маленькую девочку без матери?

Да и потом: разве это его, Кэла, проблема? Разве не сама Люси должна была подумать о последствиях, прежде…

А телефон все продолжал звонить.

Народу в этом так называемом кафе при гостинице было немного, но те, кто пришел завтракать, время от времени с любопытством косились на Кэла и гадали, ответит ли он наконец на эти чертовы звонки.

Он провел пальцем по экрану и отключился.

И снова взялся за газету, где подробно описывались последние события в Промис-Фоллз. Полиции так до сих пор и не удалось выяснить, кто разрушил огромный экран в кинотеатре под открытым небом. Цитировалось высказывание Дакворта о том, что полиция работает сразу в нескольких направлениях и надеется в самом скором времени произвести арест.

А стало быть, заключил Кэл, настоящего подозреваемого у них пока что нет.

Телефон опять зазвонил. Снова Люси.

Нельзя же позволить, чтоб он трезвонил бесконечно. Надо или отключиться, или ответить.

Он провел пальцем по экрану, поднес мобильник к уху.

– Привет, Люси, – сказал он.

– Это не Люси, – отозвался чей-то юный голосок.

– Кристэл? – спросил Кэл.

– Это мистер Уивер?

– Да. Это ты, Кристэл?

– Да, – глухо произнесла она.

Кристэл, как быстро понял Кэл, была странноватым, но необыкновенно талантливым ребенком. Она непрерывно создавала какие-то графические новеллы, с головой погружалась в свой воображаемый мир. Со всеми людьми, кроме матери, вела себя робко и застенчиво, хотя заметно потеплела к Кэлу, когда тот проявил интерес к ее работам.

Неужели Люси использует дочь, чтобы убедить Кэла не обращаться в полицию? Использует, чтобы вызвать у него сострадание или симпатию? Неужели это она заставила дочь названивать ему по мобильнику?

– Что случилось, Кристэл? – спросил он. – Это твоя мама попросила тебя позвонить мне?

– Нет, – ответила девочка. – Мама заболела.

– Печально слышать. У нее что, грипп?

– Я не знаю. Но ей правда очень плохо.

– Надеюсь, что скоро станет лучше. Зачем ты мне звонишь, Кристэл?

– Потому что она очень больна.

Тут Кэл встревожился:

– А что с ней такое, Кристэл?

– Она не двигается.

Кэл резко поднялся из-за стола. Прижимая телефон к уху, выискивал глазами через витрину свою машину.

– А где она сейчас?

– На кухне. На полу лежит.

– Ты должна немедленно позвонить в 911, Кристэл. Ты знаешь, как это сделать?

– Да. Это все знают. Я уже позвонила. Но никто не ответил. А ваш номер был у нее в телефоне, вот я и позвонила вам.

– А твоя мама, на что она жаловалась?

– Вообще ничего не говорила.

– Выезжаю к тебе, – сказал Кэл. – А ты продолжай набирать 911, ладно?

– Ладно, – ответила Кристэл. – До свидания.

Перед тем как Патриция Хендерсон решила, что ей все же стоит обратиться в больницу, она набрала 911.

Она всегда считала, что, когда наберешь 911, кто-то должен немедленно ответить. После первого же гудка. Но в 911 не отвечали, ни после первого гудка, ни после второго.

И после третьего тоже не ответили.

После четвертого гудка Патриция решила, что, возможно, неправильно набрала номер.

И тут ей наконец ответили.

– Не вешайте трубку, пожалуйста! – торопливо произнес чей-то голос. А затем настала тишина.

Симптомы у Патриции – а их становилось все больше – не утихали, и она, даже пребывая в состоянии некоторого смятения, решила, что ей не стоит ждать, когда ответит наконец свободный диспетчер из 911.

Она опустила трубку на стол, не стала класть на рычаг. И принялась искать кошелек. Неужели он в-о-о-н там, так далеко, на маленьком столике у входной двери?

Патриция сощурилась и вроде бы убедилась, что кошелек именно там.

И побрела к столику, затем полезла в сумку, хотела достать ключи от машины. После десяти секунд бесплодных поисков она вывернула сумку наизнанку и вывалила все ее содержимое на стол, большая часть предметов при этом попадала на пол.

Она часто заморгала, пытаясь сфокусировать взгляд. Такое ощущение, словно она только что вышла из душа и пытается сморгнуть воду, попавшую в глаза, чтобы хоть что-то разглядеть. Потом наклонилась, согнулась чуть ли не пополам и пыталась ухватить предмет, похожий на ключи, но пальцы ухватили лишь пустоту, зависли в трех дюймах от того места, где лежали ключи.

– А ну, перестаньте, прекратите это, – сказала ключам Патриция. – Ведите себя прилично.

И нагнулась еще ниже, чтоб ухватить ключи, но вместо этого упала головой вперед в коридор. Попыталась встать хотя бы на колени, но тут навалилась дурнота, и ее вырвало на пол.

– В больницу, – еле слышно прошептала она.

Заставила себя подняться на ноги, распахнула дверь, не стала запирать или даже закрывать ее за собой, и поплелась через холл к лифтам, одной рукой цепляясь за стенку, чтобы не упасть. Жила она на третьем этаже, но понимала – с тремя лестничными пролетами ей не справиться.

Патриция моргнула несколько раз, хотела убедиться, что нажала нижнюю кнопку, а не верхнюю. Через десять секунд – Патриции показалось, что прошло не меньше получаса, – дверцы лифта раздвинулись. Она шагнула в кабину, нашарила кнопку нижнего этажа, надавила. Качнулась вперед, уперлась лбом в то место, где смыкались дверцы лифта. А потому секунд десять спустя, когда они раздвинулись на первом этаже, выпала головой вперед в холл.

Но там никто этого не заметил. Хотя это вовсе не означало, что внизу, в холле, никого не было. Там лежало тело.

Пребывающей в полубессознательном состоянии Патриции показалось, что она узнала упавшую. Это была миссис Гвинн из квартиры В3. Она лежала лицом вниз в луже собственной рвоты.

Патриции все же удалось пересечь холл и выйти на улицу. У нее было одно из лучших парковочных мест перед домом. Машина стояла первой в длинном ряду. Всегда была под рукой.

Сегодня я этого заслуживаю, подумала Патриция.

Направила ключи в сторону своей «Хёндай», надавила на кнопку. Открылся багажник. Вот тебе и на. Добравшись до дверцы со стороны водительского места, она нажала другую кнопку. Заползла внутрь, долго возилась, чтоб вставить ключ зажигания. Мотор завелся, она воспользовалась этим моментом, чтобы хотя бы капельку передохнуть. На секунду уперлась лбом в рулевое колесо.

И тут же спросила себя: Куда это я собралась ехать?

По привычке она посмотрела в зеркало перед тем, как отъехать, но поднятая крышка багажника перекрывала видимость. Ничего, не проблема. Она выжала сцепление, и тут же врезалась задним крылом машины в «Вольво», этот автомобиль принадлежал мистеру Льюису, вышедшему на пенсию работнику социальной службы, который жил двумя этажами ниже.

От удара треснула задняя фара, но Патриция словно ничего не слышала.

Ей удалось выехать на дорожку и миновать длинный ряд припаркованных автомобилей, при этом «Хёндай» резко заносило то вправо, то влево, словно вел машину человек, изрядно напившийся или же проводящий какие-то испытания.

Машина быстро набрала скорость в шестьдесят миль в час в том месте, где она была ограничена тридцатью. Но Патриция не понимала, что едет вовсе не к больнице, которая, по иронии судьбы, находилась всего в полумиле от ее дома, но по направлению к Уэстон-стрит, к месту своей работы в публичной библиотеке Промис-Фоллз.

Последнее, о чем она успела подумать перед тем, как потеряла сознание и сердце ее остановилось, это о совещании по фильтрации интернета, где она собиралась послать всех этих тупоголовых пуритан, сущих идиотов и задниц, возомнивших, что они имеют право контролировать работу компьютеров в библиотеке, к чертовой бабушке.

Но ей не выпало такой возможности, потому как ее «Хёндай» пересек три полосы движения, перескочил через бордюр у автозаправки «Эксон» и на скорости шестьдесят миль в час врезался в одну из колонок самообслуживания.

Взрыв был слышен на расстоянии двух миль от этого места.

Теперь Дэвид Финли, работая менеджером по связям с общественностью у Рэндела Финли, владельца фирмы «Ключевые воды Финли», а также бывшего мэра Промис-Фоллз, каждый день по возвращении домой привозил четыре упаковки бутилированной воды. Эта продукция попадала в дом даже быстрее его самого, и все обитатели должны были потреблять только ее.

Сын Дэвида Итан пил в основном молоко, и тем не менее каждое утро, перед тем как Итан отправится в школу, отец совал ему в рюкзак вместе с ленчем бутылочку воды. Чего только не было у него в рюкзаке! Особенно после перестройки кухни, ведь Дэвид жил вместе с родителями. Мать Дэвида Арлин пила бутилированную воду при каждой возможности, полностью игнорируя ту, что текла из крана. Таким образом она стремилась продемонстрировать поддержку мужу при его поступлении на новую работу, хотя поначалу не слишком радовал тот факт, что Дэвид трудится на Финли, человека, чья репутация значительно потускнела в ее глазах, когда несколько лет тому назад прошел слушок, будто он питает пристрастие к малолетним проституткам.

А вот отец Дэвида Дон не разделял такого отношения невестки к бывшему мэру. Поскольку этот бывший мэр как-то сказал Дэвиду – и Дон был с ним полностью согласен, – если все в этом мире откажутся работать на подонков и задниц, то наступит тотальная безработица, а на белом свете полным-полно задниц еще хуже его самого, Финли. Впрочем, такое отношение к Финли вовсе не распространялось на его продукцию. Дон считал бутилированную воду самой настоящей обдираловкой. Нет ничего глупее, чем платить за то, что и так течет из-под крана практически бесплатно.

И нельзя сказать, что Дэвид с ним не соглашался.

– Они уже заставили нас платить за ТВ, которые было совершенно бесплатным, когда я был ребенком, – возмущался Дон. – И еще создали эти люксовые радиостанции, на которые, видите ли, надо подписываться. Да меня вполне устраивает старое доброе «Эй-эм». Господи, куда мы катимся? Наверняка установят при входе в туалеты на втором этаже автоматы, куда надо будет бросать монетку.

Дэвид спустился на кухню, открыл холодильник и обнаружил там гораздо больше свободного пространства, чем обычно.

– Смотрю, вы практически все уже слопали, – заметил он своей матери, которая готовила завтрак для Дона. Дэвид готов был поклясться, что члены его семьи встали, должно быть, в три часа ночи. Ему ни разу не удавалось спуститься на кухню первым.

– Использовала кое-что для приготовления кофе, – сказала она.

Дон, зажавший в руке кружку, поднял глаза от планшетника, в котором пытался читать новости.

– Что ты сделала?

Арлин метнула в его сторону взгляд.

– Ничего.

– Ты заварила кофе на этой дряни в бутылках?

– Просто пытаюсь использовать воду по назначению.

Он оттолкнул кружку к центру стола.

– Не собираюсь это пить.

Арлин развернулась, уперла руки в бока.

– Ах вот как?

– Да, вот так, – ответил он.

– Что-то прежде не слышала, чтоб тебе не нравился вкус.

– Не в том дело, – пробормотал он.

Арлин указала на кофеварку:

– Что ж, тогда налей туда воды и приготовь сам, по-новому.

Дон Харвуд заморгал.

– Я не умею варить кофе. Ты всегда его варила. Я всегда неправильно отмеряю дозы.

– Что ж, теперь самое время поучиться.

Они смотрели друг на друга несколько секунд, затем Дон придвинул к себе кружку и сказал:

– Прекрасно. В таком случае иду на рекорд, хоть мне это и претит.

– В таком случае пошлю в Си-эн-эн твит, – сказала Арлин.

– Нет, ей-богу, с вами не соскучишься, – заметил Дэвид.

– Это уж точно, – кивнула Арлин. – Чем собираешься заняться сегодня с этим – да упаси нас боже! – возможно, будущим мэром?

– Ничего особенного, – ответил Дэвид. – Похоже, день сегодня будет спокойный.

Тут его отец вдруг поднял голову и напоминал теперь оленя, прислушивающегося, не идет ли охотник.

– Слыхали? – спросил он. Должно быть, где-то сильный пожар. Все утро слышал, как воют сирены.

Эти же сирены разбудили Виктора Руни.

Было начало девятого, когда он открыл глаза. Посмотрел на радио с будильником, рядом на тумбочке стояла недопитая бутылка пива. Спал он хорошо, особенно с учетом того, что было накануне, да и сейчас чувствовал себя неплохо, пусть даже и завалился спать в два часа ночи, никак не раньше. И как только голова коснулась подушки, вырубился моментально.

Он протянул из-под одеяла руку, хотел включить радио, послушать новости. Но восьмичасовая программа новостей из Олбани уже закончилась, и сейчас радиостанция передавала музыку. Группа «Спрингстин», «Улицы Филадельфии». Самая подходящая песня ко Дню поминовения, а праздник этот, можно считать, начался уже в субботу. В эти выходные славили людей, мужчин и женщин, которые погибли, сражаясь за свою страну, а песня посвящалась городу, где была подписана Декларация независимости.

Словом, в самый раз.

Виктору всегда нравились «Спрингстин», но слушая эту песню, он погрустнел. Как-то раз они с Оливией собирались пойти на концерт этой группы.

Оливия вообще обожала музыку.

Нет, нельзя было сказать, что она сходила с ума от Брюса, но очень любила некоторые его песни, особенно шестидесятых-семидесятых. Среди ее любимчиков были дуэт Саймон и Гарфанкел, а также рок-группа конца шестидесятых под названием «Криденс Клиавотер Ривайвл». Однажды он услышал, как она поет «Счастливы вместе», и спросил, кто написал эту песню. «Тётлз», ответила она.

– Чего ты мне голову морочишь? – сказал он. – Разве была такая группа под названием «Тётлз»?

– Да, «Тётлз», причем всегда с определенным артиклем, – поправила его она. – Как и «Битлз», тоже с определенным. Никто не говорит просто «Битлз». И если можно назвать группу «Жуки», то почему бы не быть и «Черепахам»?

– Так, значит, счастливы вместе, – сказал он, прижимая ее к себе, пока они шли по дорожкам колледжа Теккерей. В ту пору она еще была там студенткой.

То был самый счастливый их год перед тем, как все это случилось.

На этой неделе будет уже три года.

Сирены все завывали.

Виктор лежал неподвижно и прислушивался к этим звукам. Одна из них вроде бы доносилась из восточной части города, вторая – с севера. Полицейские автомобили или, скорее всего, машины «скорой». Не похоже, что пожарные. У тех звук сирен более глубокий, низкий. Слышны басовые нотки. Если это «скорые», то, судя по всему, съезжаются они к городской больнице.

Да, утро в Промис-Фоллз выдалось очень оживленное.

Похмелья он сейчас не испытывал – довольно редкое для него явление. И голова с утра почти совсем ясная. Вчера вечером он не выходил из дома куда-нибудь выпить, вместо этого вознаградил себя пивом, которое принес домой.

Вчера он тихо подобрался к холодильнику, достал бутылку «Бада». Ему не хотелось будить домовладелицу Эмили Таунсенд. После смерти мужа она переехала в этот дом и занимала спальню в этой же квартире наверху. Он взял бутылку с собой и отпил половину перед тем, как спуститься к себе, этажом ниже. А потом очень быстро заснул и так и не допил пиво.

А теперь оно теплое.

Но Виктор все равно потянулся к бутылке и отпил глоток. Скроил гримасу и поставил бутылку обратно на тумбочку, но слишком близко к краю. Она упала на пол, пиво выплеснулось на коврик и носки Виктора.

– О, черт! – пробормотал он и поспешно поднял бутылку, в которой осталось еще немного.

Выпростал ноги из-под одеяла и, стараясь не ступить в лужицу, поднялся и встал рядом с постелью. На нем были только синие трусы. Он открыл дверь спальни, сделал пять шагов по направлению к ванной, которая была не занята, и сорвал с сушилки первое попавшееся под руку полотенце.

И остановился прежде, чем сойти по лестнице.

Из кухни доносился запах свежемолотого кофе, но в доме было как-то необычно тихо. Эмили всегда вставала рано и первым делом заваривала кофе. Выпивала как минимум двадцать чашек в день, кофейник сопровождал ее почти повсюду.

Однако Виктор не слышал, чтобы она возилась на кухне, в доме царила полная тишина.

– Эмили? – окликнул он.

Никто ему не ответил, и он вернулся к себе в комнату. Сбросил банное полотенце на пол, в том месте, где пролилось пиво, и принялся топтать его босыми ногами, вкладывая всю свою силу. Когда, как ему показалось, все пиво впиталось, он отнес мокрое полотенце в холл, где сунул его на дно корзины для грязного белья, которая стояла в чулане под лестницей.

Он снова вернулся в комнату, натянул джинсы, нашел в комоде свежую пару носков и футболку.

Оделся и спустился по лестнице прямо в носках. Эмили Таунсенд на кухне не оказалось.

Виктор заметил, что на дне кофейника жидкости осталось всего на дюйм, но сегодня кофе ему не хотелось. Он направился к холодильнику, размышляя, не рановато ли выпить еще одну бутылку «Бада» прямо с утра, в восемь пятнадцать.

А сирены все продолжали завывать. Он достал контейнер с порошкововым апельсиновым соком, налил в стакан. Выпил его залпом.

Потом задумался, чем бы позавтракать.

Обычно по утрам он ел на завтрак овсянку или хлопья. Но если Эмили готовила яичницу с беконом, жарила блины или французские тосты – словом, все то, что требовало больше стараний, – он набрасывался на еду, точно голодный волк. Впрочем, похоже, что сегодня его домохозяйка решила не утруждаться.

– Эмили? – снова окликнул он.

В кухне была дверь, выходящая на задний двор. Даже не одна, а две двери, если считать вот эту, сетчатую. Внутренняя дверь была распахнута, и Виктор решил, что Эмили зачем-то вышла во двор.

Он наполнил стакан апельсиновым соком, настежь распахнул вторую дверь и посмотрел во двор через сетчатую дверь.

И увидел Эмили.

Она лежала на дорожке лицом вниз, примерно в десяти футах от своей ярко-голубой «Тойоты», зажав в руке ключи от машины. Очевидно, в другой руке она несла сумочку, но выронила ее, и теперь сумочка валялась на краю дорожки. Из нее вывалились кошелек и небольшой футляр, в котором она носила очки для чтения.

Она не двигалась. С места, где стоял Виктор, невозможно было различить, поднимается и опускается ли ее спина, что означало бы, что она еще жива и дышит.

Он поставил стакан с апельсиновым соком на столик и решил, что, наверное, все же стоит выйти и посмотреть, что с ней.

Обычно по утрам я соблюдаю определенные ритуалы.

Прежде всего я должен находиться в ванной один. Если там Морин, если она видит, что я шагнул на весы, то оборачивается, косится на меня и спрашивает нечто вроде: «Ну, как успехи?»

Нет, если есть какие-то достижения, я не против, пусть себе смотрит, но чаще всего никаких достижений нет.

Во-вторых, я должен приходить сюда голым. Если обернуть вокруг талии полотенце, то, глядя на стрелку весов, я тут же скидываю фунтов пять – с учетом полотенца. Все же оно довольно толстое.

Я также не должен ничего есть перед взвешиванием. Лишь изредка позволяю себе позавтракать перед процедурой утреннего омовения. В такие дня я обычно не взвешиваюсь.

Если все эти три условия соблюдены, я готов встать на весы.

Это надо делать очень медленно. Если резко на них запрыгнуть, то, боюсь, стрелка быстро скакнет до самого края и там и останется. А Морин потом будет спрашивать: неужели это правда, что я вешу 320 фунтов?

Ничего подобного.

Ладно, буду с вами честен до конца. Мой вес – 276 фунтов. Ладно, это не совсем точно. Скорее уж 280.

Становясь на весы, я ухватился одной рукой за сушилку для полотенец. И не для того, чтоб сохранить равновесие, просто решил дать весам шанс подготовиться к тому, что их ждет. И только когда обе мои ступни размещаются на весах, я отпускаю руку.

И смотрю на результат.

Морин, добрая душа, всегда поддерживает меня и делает все, чтоб я похудел хотя бы на несколько фунтов. И не выражает ни малейшего неудовольствия по поводу моей внешности. Клянется, что любит меня, как и прежде. И что я самый сексуальный из мужчин, которых она когда-либо знала.

Я благодарен ей за эту ложь.

Но она говорит, что я должен есть как можно больше фруктов, овощей и круп и как можно меньше пончиков, мороженого и пирогов – такая диета мне только на пользу.

Да она и половины не знает того, что следовало бы знать.

Я был у врача. У нашего терапевта Клары Морхаус. Так вот, доктор Морхаус считает, что я «пограничный» диабетик. И что кровяное давление у меня повышенное. И что лишний вес у меня сосредоточен в самом худшем месте, а именно – в животе.

Все это выяснилось тут на днях, на стоянке у кинотеатра под открытым небом. Женщина, которая служила в Ираке и занималась разминированием бомб, помогала нам выбираться оттуда, а заодно прикидывала, какой силы должен быть заряд, чтобы обрушить экран, и я что было силы поспешал за ней, пока она двигалась с легкостью горной козочки, пробирающейся по каменистым уступам.

Я задыхался. Сердце колотилось как бешеное.

Все это буквально вчера я рассказал доктору Морхаус.

– Вы должны принять решение, – сказала она. – Никто не может принять его за вас.

– Понимаю, – протянул я.

– Понимаете, почему вам это необходимо? – спросила она.

– Просто люблю покушать, – ответил я. – И потом, последнее время я под большим стрессом.

Доктор Морхаус улыбнулась.

– Последнее время? – спросила она, глядя мне прямо в глаза. – Но ведь это случилось на прошлой неделе или около того?

Тут она меня поймала.

По правде говоря, я действительно находился под стрессом последнее время. И это не имело никакого отношения к тому, что или сколько я там ем. Но я проработал в городской полиции Промис-Фоллз двадцать лет – юбилей состоялся как раз на этой неделе и прошел незамеченным, – и на протяжении всего этого времени ни разу не выдавалось такого трудного месяца.

А началось все с ужасного убийства Розмари Гейнор. И еще с нескольких довольно странных событий в городе. Начиная с массовой гибели белок, колеса обозрения, которое вдруг пришло в движение само по себе, и заканчивая хищником, который вдруг объявился в колледже, и самовозгоранием автобуса.

Так мало всего этого, теперь еще и взрыв на стоянке перед кинотеатром.

А ведь тогда там присутствовал Рэндел Финли, этот сукин сын.

Он решил снова баллотироваться в мэры и поливал всех и каждого грязью. Нынешнего мэра, начальника полиции, да кого только не придется. Слышал, дошло до того, что он шантажировал собственного сына Тревора, который развозил в фургоне, принадлежавшем фирме Финли, упаковки с бутилированной водой, заставил его говорить о вещах, которые Тревор якобы подслушал, когда находился в нашем доме.

У меня прямо руки чесались прикончить эту гниду.

«Наверное, – сказал я себе, – надо бы подготовиться хорошенько, чтоб как-то справиться со всем этим дерьмом, а лишний вес в том помеха.

Займусь подготовкой сегодня же».

Взвесившись в ванной, я побрился. Обычно по субботам я не бреюсь, но сейчас сделал над собой усилие. То ли бритва у меня затупилась, то ли в пене для бритья было слишком много ментола, не знаю. Но ощущение было такое, словно щеки и шею обожгло огнем. Я похлопал по щекам полотенцем – вроде бы помогло. Затем достал из комода огромных размеров красную футболку и старые темно-красные тренировочные штаны, которых не надевал вот уже несколько лет. Затем стал рыться во встроенном шкафу в поисках кроссовок и нашел. И когда Морин поднялась наверх, в комнату, и увидела меня в этом облачении, то удивленно спросила:

– Что происходит? Ты похож на вышедшего в тираж супергероя.

– Вот, хотел заняться ходьбой, прямо с утра, – ответил я. – Ну, прошагать милю или две. Просто хотя бы попробовать, всего один раз.

На самом деле мне нужен был целый месяц.

– А я как раз кофе решила сварить, – сказала Морин.

– Выпью, когда вернусь. И не утруждай себя приготовлением завтрака. Съем банан, что-нибудь в этом роде.

Она подозрительно смотрела на меня.

– Это никуда не годится.

– В каком смысле?

– Я хотела сказать, ходьба по утрам – это прекрасная идея. Так что ступай. Но ограничиваться одним бананом на завтрак нельзя. Если будешь упражняться на голодный желудок, то к десяти наверняка слопаешь шесть булочек с яйцом. Могу тебе с этим помочь. Я могу…

– Я знаю, что делаю, – перебил ее я.

– Хорошо, хорошо. Но только спешка тут неуместна, иначе наступит разочарование.

– У меня нет времени увеличивать нагрузку постепенно, – заметил я. И тут же пожалел, что сказал это.

– Ты что имеешь в виду? – спросила Морин.

– Просто хотел сказать, что нужны перемены. И мне такой режим подходит.

– Что-то произошло со вчерашнего дня?

– Ничего.

– Нет, что-то явно произошло.

За годы совместной жизни Морин впитала, словно через какую-то мембрану, мою способность тут же распознавать ложь.

– Я же сказал тебе, ничего. – И отвернулся.

– Наверное, ходил к доктору Морхаус?

– Что? Куда? – Никогда прежде я не был так близок к провалу.

– И что же она сказала?

Я мялся, не зная, что ответить.

– Да ничего особенного. Так, несколько вещей.

– А с чего это ты вдруг пошел к ней? Что тебя подтолкнуло?

– Просто я… тут на днях вдруг почувствовал, что задыхаюсь. На той стоянке перед кинотеатром. Торопился, пробрался к выходу. – Я не стал упоминать о том, что незадолго до этого съел «бургер кинг», не видел в том особого смысла.

– Ладно, – задумчиво протянула Морин.

– И еще она сказала, что мне стоило бы начать пересматривать свой образ жизни, внести в него какие-то пусть незначительные изменения как таковые.

– Как таковые, – повторила Морин.

– Ага. – Я пожал плечами. – Ну вот и решил этим заняться.

Морин многозначительно кивнула:

– Прекрасно. Просто замечательно. – И окинула меня взглядом с головы до пят. – Но только выходить в таком виде нельзя.

– В каком таком виде?

– В этих жутких штанах. Господи, да в них ты выглядишь как человек, которого подстрелили и бросили умирать в чан с виноградом.

Я глянул на штаны.

– Да, пожалуй, что красного перебор.

– Должны быть какие-то еще. Сейчас поищу. – Она протиснулась мимо меня и полезла во встроенный шкаф. Я слышал, как Морин шуршит там, передвигает вешалки с одеждой. – А что, если… Нет, нет, это не подходит. Может…

Тут у меня зазвонил мобильник. Он стоял на зарядке рядом с кроватью. Я подошел. Взглянул, кто звонит, выдернул провод и приложил телефон к уху.

– Дакворт.

– Карлсон.

Ангус Карлсон, наш новый детектив, отказавшийся от униформы, потому как считал, что она связывает нам руки. Насколько я помнил, сегодня он как раз работал.

– Да? – сказал я.

Тут Морин вылезла из шкафа с парой серых свитеров в руках. Как же я мог их пропустить?

– Ты должен подъехать, – сказал Карлсон. – Все наши будут, в том числе и проводник с собакой.

– А что происходит? – спросил я.

– Конец света, вот что, – ответил Карлсон. – Ну или почти конец.

Всякий раз, когда Дэвид Харвуд пропускал мимо ушей отцовские слова, он позже о том сожалел. Если бы Дон слышал странное тарахтенье под капотом машины Дэвида, он бы непременно проверил, в чем там дело. Несколько лет тому назад, когда Дэвид был еще мальчишкой, Дон расслышал какую-то странную возню над потолком, на которую никто больше не обратил внимания. Позже выяснилось, что на чердаке обосновались еноты.

Так что стоило Дону сказать, что он слышит вой многочисленных сирен, Дэвид вышел из кухни и, пройдя через гостиную, оказался на ступеньках крыльца.

В отдалении слышался вой. Причем не одной сирены, а сразу нескольких. По меньшей мере двух или трех. Даже, может, больше чем трех.

Он всматривался сквозь деревья, искал, где поднимается к небу дым, но деревья в старой части города так разрослись, что видно было плохо. Но в городе явно творилось что-то неладное. И даже несмотря на то, что Дэвид уже не работал в газете, репортерские инстинкты у него сохранились. Он собирался выяснить, что же происходит.

Он вбежал в дом, схватил ключи от машины, что лежали на столике в прихожей. Арлин заметила это и спросила:

– Куда собрался?

– Туда, – ответил он и махнул рукой в сторону улицы.

Перед тем как плюхнуться на сиденье «Мазды», он какое-то время стоял и прислушивался, пытаясь определить, откуда исходит вой сирен. Одна завывала вроде бы на востоке, звук другой доносился с запада.

И что же все это означает? Если бы произошла какая-то крупная авария с жертвами, то машины «скорой» должны были бы съезжаться к одному месту, верно? Может, подобные инциденты одновременно случились в разных частях города? Но тогда каждая «скорая» стремилась бы добраться до одного определенного места происшествия, и приближались бы они к нему с разных точек.

Ладно, не важно, решил он. Пока что, судя по вою сирен, все «скорые» направлялись к одному месту, а именно: к городской больнице Промис-Фоллз.

Вот туда он и поедет.

Перед тем как выехать со двора на улицу, он быстро осмотрелся по сторонам. Задние колеса уже коснулись асфальта, как вдруг раздался резкий гудок. Откуда ни возьмись вырвался синий фургон, он ехал, виляя из стороны в сторону, шины визжали, и промчался он мимо Дэвида со скоростью почти семьдесят миль в час, и это в жилом районе, где скорость ограничивалась тридцатью.

Фургон направлялся туда же, куда собрался ехать Дэвид. На следующем перекрестке резво свернул влево, накренился и проскочил поворот почти что на двух колесах.

Дэвид вдавил педаль газа. Больница находилась впереди, примерно в двух милях, и на выезде из своего района он увидел дым. Свернул еще раз и увидел три пожарные машины, искры и волны пламени над тем местом, где находилась автозаправка «Эксон». На автозаправке бушевал пожар, рядом с ней, на островке, окруженном шлангами, виднелся остов обгоревшей машины. Похоже, подумал Дэвид, машина врезалась в одну из заправочных колонок. Так вот из-за чего весь этот сыр-бор? Взрыв на автозаправке!..

Позади послышался вой сирены, он приближался. Посмотрев в зеркало, Дэвид увидел, что это «скорая». Он свернул к обочине и притормозил, полагая, что машина остановится сейчас на безопасном расстоянии от автозаправки.

Однако ничего подобного. «Скорая» проехала мимо.

Дэвид направился следом за ней.

И вот показалась больница, и он увидел, что у входа в отделение «неотложки» стоит как минимум дюжина машин «скорой», так ярко мигая всеми своими огнями, что человеку с повышенной чувствительностью глазной сетчатки недолго и ослепнуть. Дэвид пристроил «Мазду» на боковой улице рядом с больницей в самом конце полосы со знаком «Парковка запрещена», выскочил из салона и побежал.

Прежде у него в кармане непременно находился бы блокнот, а в руке бы он держал камеру. И он вдруг почувствовал себя чуть ли не голым. Но даже без этих инструментов, связанных с его ремеслом, он сохранил наблюдательность, свойственную репортерам, и тут же отметил одну странную вещь.

Задача парамедиков состоит в том, чтобы доставить пациента в отделение неотложной помощи, передать принимающей стороне и перед тем, как уехать, убедиться в том, что человеком, которого они доставили, тут же занялись.

Тут ничего подобного не наблюдалось.

Два врача «скорой», которая опередила его, выгрузили женщину на носилки, несколько секунд поговорили с врачом, стоявшим рядом, – видимо, объяснили, что с ней не так, – затем запрыгнули обратно в свою машину и унеслись прочь с воем сирены и визгом колес.

Дэвид, миновав машины «скорой», вбежал в отделение.

Там царил сущий бедлам.

Все кресла были заняты, половина людей ожидали приема, других пытались утешить встревоженные члены семьи. Кругом стоны, одни люди плачут, другие криками взывают о помощи.

Мужчина лет шестидесяти стоял покачиваясь, затем его вырвало на пол прямо перед Дэвидом. Слева от него в кресле, учащенно дыша, сидела женщина, потом вдруг повалилась головой вперед. Мужчина, придерживающий ее за плечи, закричал:

– Помогите! Помогите!

Помимо парамедиков и штатных сотрудников больницы в приемной находились полицейские в униформе, но Дэвид видел в их глазах лишь беспомощность и полное непонимание того, что происходит и что следует предпринять.

Он заметил женщину с ребенком лет шести, не больше – тот скорчился пополам от боли.

– Что случилось? – спросил он.

В глазах женщины засветилась надежда.

– Вы доктор?

– Нет.

– Нам нужен доктор. Когда нас осмотрит хоть какой-нибудь доктор? Сколько можно еще ждать? Девочка больна! Вы только посмотрите на нее!

– А что с ней такое? – спросил Дэвид.

Женщина отчаянно затрясла головой, потом проговорила торопливо:

– Не знаю. С Кэтти все было нормально, потом вдруг она почувствовала слабость, задышала как-то очень часто, голова у нее закружилась и…

– Мамочка, – прошептала Кэтти. – Мне кажется, я… Комната так и кружится перед глазами.

– Как давно с ней это случилось? – спросил Дэвид.

– Внезапно, словно гром среди ясного неба. Она всегда была таким здоровым ребенком! Я сама проследила, чтобы ей сделали все положенные прививки и… – тут она резко умолкла, словно вспомнила что-то. Полезла в сумочку, достала телефон. – Почему здесь нам не оказывают никакой помощи? Муж в Нью-Йорке, у него деловая поездка, и я не могу…

– А вы в какой части города живете? – спросил ее Дэвид.

– Что?

– Где вы живете?

– На Клинтон-стрит. Неподалеку от школы.

Дэвид прекрасно знал, где это находится. Сын его подружки Саманты Уортингтон Карл ходил в ту же школу.

– Надеюсь, что доктор к вам скоро подойдет, – сказал он и прошел чуть дальше по коридору к креслу, где, согнувшись и уперев локти в колени, сидел какой-то мужчина.

– Сэр? – окликнул его Дэвид.

Мужчина медленно поднял голову. Глаза словно остекленели, он никак не мог сфокусировать взгляд.

– Что?

– Как ваше имя? – спросил Дэвид. Этот человек показался ему знакомым.

– Фишер, – ответил тот, хватая ртом воздух. – Уолден Фишер.

Работая в «Бостон глоуб», Дэвид был хорошо знаком с делом об убийстве Оливии Фишер, хотя сам им не занимался. В газете были размещены снимки, в том числе и родителей убитой женщины, так что, скорее всего, перед ним отец Оливии. Однако он не собирался говорить об этом ему.

– Вы должны дать мне какое-то лекарство, – произнес Фишер. – Мне кажется… похоже, я сейчас потеряю сознание.

– Простите, но я не врач.

– Горло болит… меня вырвало… сердце бьется со скоростью сто миль в минуту.

– Когда все это началось?

– Утром… сразу после завтрака. Чувствовал себя нормально. А потом выпил кофе и почувствовал: что-то не то… Желудок начало выворачивать наизнанку. – Он искоса и с отчаянием взглянул на Дэвида. – Ну, почему вы не врач?

– Просто не врач, и все тут, – ответил Дэвид и тут же задал Фишеру тот же вопрос, который задавал матери Кэтти: – А где вы живете?

Фишер пробормотал адрес. Совсем не тот район, где проживали Кэтти с матерью.

– А вы кого-нибудь из этих людей знаете? – спросил Дэвид, указывая на ожидающих приема больных. Возможно, подумал он, все они отравились в одном и том же ресторане фастфуда накануне вечером. Эдакий массовый случай отравления некачественной едой.

Тут кто-то рухнул на пол. Взвизгнула женщина.

– А я что, должен? – спросил Фишер. – Разве у меня сегодня день рождения?

Дэвид не был эпидемиологом, но это не помешало ему задаться вопросом: почему у людей из разных районов вдруг появились одинаковые симптомы, причем примерно в одно и то же время? Может, с воздухом что-то не так?..

Плохой кофе? Неужели все эти люди в городе утром пили некачественный кофе? Дэвид оглянулся, взглянул на больную девочку.

Слишком мала, чтобы пить по утрам кофе. Но…

Дэвид подошел к маме больной девочки, которая не оставляла попыток дозвониться и вызвать врача по телефону.

– А что ваша дочурка ела сегодня на завтрак?

Женщина, сжимающая руку дочери, подняла на него заплаканные глаза.

– Что?

– Что ела на завтрак Кэтти?

– Ничего. Она никогда не завтракает. Пытаюсь впихнуть в нее хоть что-нибудь, но она отказывается.

– И ничего не пьет?

Женщина отвела глаза.

– Ну почему же? Апельсиновый сок.

Дэвид не спросил Фишера, пил ли тот помимо кофе апельсиновый сок. Может, в магазины города поступила большая партия зараженного чем-то сока? Вроде бы несколько лет тому назад уже произошла одна скандальная история с подделкой лекарств от головной боли. Впрочем, вряд ли тут просматривается аналогия с нынешней историей. Вряд ли все пострадавшие пили утром этот апельсиновый сок.

Но Дэвид все же спросил:

– А какой марки сок?

– Не помню… Он замороженный.

– Замороженный?

– Ну да, концентрат. И утром я разбавила его водой и перемешала.

Вода. Вода, с помощью которой готовят из концентрата апельсиновый сок. Вода нужна и для приготовления кофе.

Дэвид стал искать глазами больничное начальство. Множество врачей и медсестер суетились вокруг больных, и было трудно определить, кто тут главный. Может, его здесь вообще и не было.

Дэвид вспомнил свою тетушку Агнесс Пикенс, которая заведовала этой больницей вплоть до того момента, пока несколько недель назад не решила покончить с собой, прыгнув со скалы в водопад Промис.

Словом, Агнесс, сколь ни прискорбно это осознавать, оказалась не слишком правильным человеком. Однако только теперь Дэвид понял, как катастрофически ее здесь не хватает.

Кто-то бесцеремонно отодвинул Дэвида в сторону. Мужчина лет под тридцать в бледно-зеленом хирургическом комбинезоне и шапочке, со стетоскопом вокруг шеи. Нижняя часть лица прикрыта хирургической маской, призванной защитить от микробов, носящихся в воздухе.

И тут Дэвид почувствовал себя совершенно беззащитным. Как только ему в голову не пришло, что буквально каждый человек в приемном покое мог оказаться заразным? Боже, да ведь это вполне возможно, что над городом с воздуха распылили какую-то заразу! Ведь в самом начале недели Промис-Фоллз уже, возможно, подвергся террористической атаке, когда кто-то устроил взрыв на автомобильной стоянке у кинотеатра под открытым небом. Правда, пока что не было никаких свидетельств в пользу того, что это устроили именно террористы – Промис-Фоллз, небольшой городишко, стал целью террористов, да этого просто быть не может! А теперь, несколько дней спустя, вот это?..

Мужчина опустился на колени перед Кэтти и сказал:

– Я доктор Блэйк. А как тебя зовут?

Кэтти, бледная как полотно, не ответила. Вместо нее заговорила мама:

– Кэтти. Ее зовут Кэтти. Я ее мать. Что происходит? Что это случилось со всеми нами?

Доктор не отвечал на эти ее вопросы. Заглянул Кэтти в глаза, затем приложил к ее груди стетоскоп.

– Гипотония, – сказал доктор Блейк.

– Гипертония? Высокое кровяное давление? Чтоб у ребенка в ее возрасте вдруг обнаружилась…

– «Гипо», а не «гипер». Пониженное кровяное давление.

– И каковы причины? – спросил Дэвид.

Врач обернулся к нему.

– Я не знаю, – ответил он.

– Может, все дело в воде? – предположил Дэвид. – Может, она оказалась некачественной или просто заразной?

Доктор несколько секунд обдумывал это его высказывание, задумчиво оглядывая помещение.

– Пожалуй, это лучшее объяснение, которое я до сих пор слышал, – пробормотал он. – Именно этим и объясняются кожные высыпания.

– Высыпания?

– Многие люди жаловались на зуд и раздражение кожи. – Он обернулся к матери девочки: – Ведите свою дочурку сюда.

– И сколько всего? – спросил Дэвид.

– Сколько кого? – переспросил доктор. И, отвернувшись от матери с девочкой, тихо спросил: – Больных или умерших?

Дэвид хотел спросить про больных, но с языка сорвалось:

– Умерших.

– Не поддаются счету, – прошептал он. – Каждую минуту умирают дюжинами.

Женщина подхватила Кэтти на руки. Двинулась следом за доктором, и вот они скрылись за пластиковой занавеской в одной из смотровой.

– Господи, – спохватился вдруг Дэвид и полез в карман за мобильником. Никаких сообщений ему не поступало.

Он выбежал из приемного покоя на улицу – машины «скорой» продолжали подъезжать, поток больных не иссякал. Он набрал домашний номер.

– Да? – ответила мама.

– Не пейте воду, – сказал ей Дэвид.

– О чем это ты толкуешь? Я все равно считаю, что бутилированная вода лучше любой другой и…

– Нет, воду из-под крана! Она может быть отравлена!

Арлин крикнула, но не Дэвиду:

– Не пей это, слышишь? Это Дэвид звонит. Я же сказала тебе, не пей!

– Передай папе, чтобы он не смел прикасаться к воде из-под крана, – сказал Дэвид.

– А он как раз собирался заварить новый кофе в кофейнике, старый дурак.

– Из-под крана ничего не пить. Даже чистить зубы этой водой не надо. Старайтесь, чтоб ни капли ее на кожу не попало. Скажите Итану! Обзвоните всех знакомых и предупредите, что пользоваться водой из-под крана категорически нельзя!

– А что случилось? Что не так с водой?

– Пока что точно не знаю, прав я или нет, – ответил Дэвид. – Просто это одна из основных версий, которая все объясняет.

– Так ты что же, собираешься…

– Мам! Обзвони людей!

И он отключился и начал перебирать довольно длинный список своих контактов в мобильнике.

Так, Марла Пикенс. Его двоюродная сестра. Недавно обрела младенца, о существовании которого не подозревала.

Дэвид живо представил, как Марла делает смесь для младенца в бутылочке. И набрал ее домашний номер.

Телефон долго звонил. Дэвид уже собрался отключиться, как вдруг кто-то поднял трубку и, судя по звуку, тут же уронил ее.

– Алло? – произнес он.

На линии слышалась какая-то возня, затем Марла дрожащим голосом спросила:

– Ты где? Я звонила несколько минут назад.

– Ты мне звонила?

Пауза на полсекунды.

– Это Дэвид?

– Да, я. Послушай, Марла, может, я ошибаюсь, но мне кажется, что-то не так с…

– Кажется, он умер! – взвизгнула она.

– Все, Марла, я отключаюсь. А ты звони в 911, срочно, и…

– Да я звонила уже тысячу раз! Там никто не подходит. А я не могу его разбудить!

– Попроси отца отвезти Мэтью в больницу! Зачем ждать самого…

– Да это не Мэтью! Это папа!

И в ту же секунду Дэвид услышал подтверждение ее слов – откуда-то издалека доносился плач младенца. Он почувствовал облегчение и в то же время – полную свою беспомощность. Судя по тому, что он только что видел в больнице, если Джил, по словам Марлы, выглядел мертвым, то он, скорее всего, мертв. И Дэвид сомневался, что он чем-то может помочь дяде, если тот находится в таком состоянии. Но Марле, которой за этот месяц довелось так много пережить, он просто обязан оказать поддержку. Ну, по крайней мере, попросить оставаться у телефона. А он тем временем обзвонит всех и предупредит, что они не должны…

Саманта Уортингтон и Карл. Он должен их предупредить. Ведь сейчас только девять, субботнее утро, и вполне возможно, что они еще не вставали с постели. Он не разговаривал с Сэм два дня и как раз собирался позвонить ей сегодня, спросить, нет ли у нее желания пообщаться вечером. Дэвид даже подумывал, что попробует уговорить ее прийти с сыном и оставить его ночевать у себя в доме с Итаном. Пусть мама возьмет на себя роль няньки при двух ребятишках, и тогда они с Сэм поедут к ней домой, где им никто не помешает прекрасно провести время.

Впрочем, теперь совсем не до того.

Дэвид сказал Марле:

– Продолжай набирать 911. Я выезжаю. И ни в коем случае не пей воду. Она…

Тут вдруг в трубке послышался щелчок.

– Марла?

Наверное, она повесила трубку.

Ну что ж, ладно. Надо позвонить Сэм. Дэвид нашел ее номер, нажал пальцем на экран. Стационарного телефона у нее в доме не было, но она всегда держала под рукой мобильник.

Телефон звонил.

И звонил.

После четвертого гудка Дэвид запаниковал. Что, если Сэм с сыном встали рано? Что, если уже использовали воду из-под крана?..

Шесть гудков.

Семь.

Он прервал звонок и решил отправить ей текстовое сообщение.

Быстро набрал: ПОЗВОНИ МНЕ!

И в ожидании ответа Сэм не сводил глаз с экрана мобильника.

Но она не отвечала.

Тогда он добавил: НЕ ПЕЙ ВОДУ ИЗ-ПОД КРАНА.

Затем Дэвид побежал к своей машине. По дороге заметил, как на стоянку на территории больницы въехал полицейский автомобиль, водитель его резко ударил по тормозам. За рулем сидел детектив Барри Дакворт.

Рэндел Финли поднялся рано, вывел свою собаку Бипси на прогулку, затем вернулся в дом и присел на край кровати, где лежала жена. Положил ей ладонь на лоб – он оказался теплым и влажным – и спросил:

– Ну, как спалось?

Она повернула голову на подушке, чтоб лучше видеть его, потом так медленно заморгала веками, что это походило на открывание и закрывание гаражных дверей.

– Ничего, – слабым голосом ответила она. – Помоги мне подняться.

Он бережно приобнял ее за плечи и приподнял в постели, отчего она оказалась в сидячем положении, потом взбил подушки у нее за спиной.

– Вот так просто отлично, – сказала она.

– Сегодня ты выглядишь значительно лучше, – заметил он и снова присел на кровать. – Отдохнувшей. – Финли покосился на тумбочку – целый набор коробочек с лекарствами, бутылка воды, очки для чтения и роман Кеннета Фоллетта, книга такой толщины, что вполне могла бы служить тормозной колодкой на полосе для посадки реактивного истребителя. Она была раскрыта где-то на середине и перевернута вверх обложкой.

– Все никак не осилишь, – заметил он.

– Нет, роман мне нравится, но всякий раз, когда начинаю читать, из головы напрочь вылетает то, что прочла до этого, вот и приходится возвращаться. – Жена выдавила улыбку. – Люблю, когда ты мне читаешь.

Рэндел взял в привычку каждый вечер, вернувшись домой, читать ей вслух по одной главе.

– Дел у меня на сегодня особых нет, – сказал он. – Так что могу прочесть одну главу утром, а другую – днем.

– Хорошо, – отозвалась жена. – Как себя чувствуешь? Как спал?

– О, ты же знаешь. Я всегда прекрасно сплю.

– А мне показалось, я слышала, как ты ночью вставал. Выходил куда-то из своей комнаты, уже после того, как пожелал мне спокойной ночи?

– Да вроде бы нет, – пробормотал он. – Ну разве что вышел ненадолго глотнуть свежего воздуха.

Финли услышал, как у дома затормозила машина.

– Должно быть, Линдси, – произнес он. Он нанял помощницу по хозяйству вскоре после того, как жена заболела. Она не только обслуживала Джейн Финли, но и готовила, убиралась в доме, бегала по разным поручениям.

– А сегодня что, праздник? – спросила Джейн.

Финли кивнул.

– Тогда ты должен дать ей выходной.

Финли пожал плечами.

– Ну, мало ли что. Никогда не знаешь, что может случиться, вдруг она понадобится. Может, меня срочно вызовут на завод. И если придется быстро уехать, она останется тут, присмотрит за тобой.

Джейн прижала язык к нёбу, резко отвела, послышался тихий щелчок.

– Во рту пересохло, – сказала она.

Он потянулся за полупустой бутылкой «Ключевая вода Финли», что стояла на тумбочке, отвинтил крышку. Поднес ее ко рту жены, дал отпить несколько капель.

– Хорошо, – пробормотала Джейн. – Так, значит, никаких кампаний на сегодня?

– Не знаю, не уверен. Многие разъехались по загородным домам или же работают в саду, проводят весеннюю уборку. Так что не думаю, что сегодня пустозвон вроде меня привлечет чье-то внимание.

Она протянула слабенькую руку, коснулась его руки.

– Перестань.

Финли улыбнулся.

– Я знаю себе цену, дорогая. Знаю, в чем хорош, а в чем плох.

Жена усмехнулась, но смех перешел в приступ кашля. Финли завел руку ей за спину и осторожно наклонил вперед. Кашель начал стихать.

– Ну, все прошло? – спросил он и снова привел больную в сидячее положение.

– Вроде бы да. Думаю, просто поперхнулась водой, когда засмеялась.

– Постараюсь больше тебя не смешить, – сказал он.

– И потом, знаешь, – добавила Джейн, – никакой ты теперь не пустозвон, хоть и был им прежде. – Ее лицо вновь озарила слабая улыбка. – Ты стал гораздо лучше, чем был.

Он вздохнул.

– Мне трудно об этом судить.

– А знаешь, я что-то слышала, когда просыпалась. Вроде бы сирены?

– Я был в душе, и радио в ванной было включено, – ответил Финли. – И я не слышал… – Он тут же осекся и прислушался. – Да, вроде бы теперь слышу.

– Вроде бы пока что «скорая» не за мной, – заметила она.

Финли похлопал ее по руке и поднялся.

– Схожу вниз, поздороваюсь с Линдси.

– Попроси ее приготовить мне лимонад, ладно?

– Конечно. Но сперва ты должна позавтракать, правильно?

– Я не очень-то голодна.

– Тебе надо есть как следует.

Глаза у Джейн затуманились, изо всех оставшихся сил она вцепилась в руку мужа.

– Какой смысл?

– Никогда так не говори.

– Но это лишь вопрос времени.

– Неправда! Если поддерживать силы, питаться должным образом, то никто не может сказать, как долго ты… Ну, сама понимаешь.

Она отпустила его руку, вяло уронила свою на одеяло.

– Хочешь, чтоб я протянула как можно дольше, чтобы увидеть, что ты искупил свою вину?

– Что за глупости, – нахмурился Финли. – Хочу, чтоб ты прожила как можно дольше, и точка.

– Но ты уже искупил свою вину в моих глазах. – Пауза. – Хотя… мне могут понадобиться эти очки.

На губах Финли снова возникла улыбка.

– Скоро вернусь и почитаю тебе, – сказал он и вышел.

– Утро доброе, – поздоровалась Линдси, сухопарая жилистая женщина за шестьдесят, когда Финли вошел в кухню.

– Привет, – откликнулся он.

– Ну, как там сегодня Джейн?

– Слабенькая. Но в целом неплохо. Она просит лимонад.

– Как раз собиралась приготовить графин. А завтракать она будет?

– Говорит, что нет, но, думаю, надо принести ей что-нибудь поесть. Может, яйцо-пашот? На тосте?

– Сделаю. Ну а вы сами-то что будете?

Он призадумался на секунду.

– Думаю, пусть будет то же самое. Но только не одно яйцо, а два.

– Кофе?

Он кивнул.

Линдси достала из шкафчика большую мерную чашку и наполнила ее «Родниковой водой Финли» из кулера, что стоял в углу. Налила воды в кофеварку, вставила фильтр, насыпала молотого кофе и надавила на кнопку.

– Прямо уж и не знаю, что это такое сегодня тут в городе творится, – заметила она.

– А что? – пробормотал он, читая эсэмэски в телефоне.

– Да по дороге к вам видела штук пять «скорых», если не больше. – Линдси жила милях в пяти от города.

Финли оторвал взгляд от мобильника.

– Сколько, говоришь?

– Ну, пять, шесть или семь. Прямо счет им потеряла.

Финли взглянул на часы.

– И все за последние полчаса или около того?

– Ну, – ответила она, доставая из холодильника яйца, – это когда я въезжала в город.

Финли снова взялся за телефон и нашел номер Дэвида Харвуда. Долгие гудки перед тем, как тот наконец ответил.

– Да? – рявкнул Дэвид. Финли услышал на заднем фоне рев автомобильного мотора.

– Дэвид, что…

– Я уже все знаю. И мне некогда говорить с тобой, Рэнди.

– Хочу, чтобы ты кое-что для меня проверил. Линдси говорит, что…

– Линдси?

– Ты ее не знаешь. Это наша помощница по хозяйству.

– Все, пока, Рэнди. Тут кругом настоящий ад, и мне…

– Поэтому я и звоню. Линдси сказала, что видела много «скорых». И что все они…

– Поезжай в больницу, посмотри сам.

– А что произошло?

Ответа не было, из чего Финли сделал вывод, что Дэвид уже отключился.

– Мне варить яйца не надо, – бросил Финли Линдси. – И будь так добра, скажи Джейн, что мне пришлось срочно уехать по делам.