Глава 2

«В социальных сетях продолжает набирать популярность хэштэг #встанемкакодин, посвященный предстоящему в ближайшее воскресенье грандиозному – по обещанию оппозиции – митингу и шествию против коррупции. Следует отметить, что агрессивная, точно направленная реклама и многочисленные вирусные ролики сделали своё дело: по данным из различных источников, акцию собираются поддержать почти все протестные течения, а на митинге ожидается выступление трёх или четырёх кандидатов в президенты…»

(LifeNews)

«Какими неприятностями грозит Тайному Городу назначенное Сантьягой сборище непримиримых кровососов, которое комиссар называет Конклавом? Пресс-служба Тёмного Двора уверяет, что организация мероприятия исключает провокации и какие бы то ни было проблемы, но мы знаем непредсказуемость ночных охотников и давно разучились им доверять. Что мы должны знать о Конклаве, который пройдёт уже в ближайшие выходные? Есть ли объективная угроза нашей безопасности и в чём она заключается? Об этом и многом другом размышляют наши знаменитые эксперты…»

(Тиградком)

* * *

Южный Форт,

штаб-квартира семьи Красные Шапки

Москва, Бутово,

30 июня, четверг, 13:13

Так получилось, что в родную гавань Южного Форта Утюг и Штекер Гниличи вернулись лишь на следующий день: записав «торжественный выход» великого фюрера из кабинета врача и проводив его машину долгими взглядами, дикари принялись шумно обмениваться впечатлениями и даже немного подрались: Штекер уверял, что лидера нации повезли в Московскую обитель, а Утюг – что хоронить, «потому что тут всё ясно». Победу в сражении не одержал никто, и, помахав кулаками, Шапки продолжили поиск подходящего, то есть не слишком защищённого, магазина, ограбили его, как планировали, взяв и деньги, и вожделенный виски, и проснулись где-то в Строгинской пойме. Не в ней, разумеется, а на берегу – после бурного празднования удачного налёта.

Допили то, что оставалось, и поехали домой.

До Бутова добрались без приключений, даже не «подрезали» никого по дороге, хотя и были почти трезвыми. Оказавшись во дворе, аккуратно – ну, насколько это было возможно – объехали центральную мусорную кучу, в которую вносила посильную лепту вся семья, припарковались у грандиозного, но уже грязноватого портрета великого фюрера – он, разумеется, свешивался с великофюрерской башни – и забрели в «Средство от перхоти», поскольку больше в Южном Форте забредать было некуда.

Внутри семейного кабака стоял традиционный шум, а в углу дрались. Но дрались без злобы и холодного оружия: просто четверо утюжили пятого, возможно – своего, возможно – укрывшего от сородичей добычу. А может – просто так, потому что пришло время.

В общем, всё обыкновенно.

Утюг и Штекер поглазели на драку, похвалили четверых за поставленные удары – что они, дураки, хвалить проигрывающего? – после чего прилипли к стойке.

– Нам бы это…

Бармен – конец по имени Лясций – понимающе кивнул и мигом оказался рядом, держа в руке бутылку «бима». Стаканы образовались перед дикарями как будто сами собой, из воздуха, и между Гниличами и глотком семейного нектара стоял лишь один вопрос:

– Деньги есть? – строго осведомился Лясций.

– Не без этого, – ухмыльнулся Утюг, показывая концу «лопатник» с магазинной кассой.

– Хорошо. – Виски бодро полилось в правый стакан. – Бутылку возьмёте?

– По бутылке на каждого.

– Приятно иметь дело с правильными клиентами, – улыбнулся бармен. Но улыбнулся не задорно, как это обычно получалось у концов, а немного грустно.

Дело в том, что в «Средство от перхоти» жизнерадостных толстяков ссылали в наказание: кто-то нахамил важному клиенту, кто-то переспал не с той женой, кто-то продал больше выпивки, чем решил рассказать деловым партнерам… В общем, меры воздействия внутри семьи концов принимались разные, но работа в кабаке Красных Шапок считалась самой страшной из возможных кар, и потому Лясций держался без присущей концам жизнерадостности.

– А как здесь дела? – поинтересовался Утюг, залпом осушив стакан.

– Нормально, – пожал плечами конец, не совсем понимая смысл вопроса: скорее Солнце взойдёт на западе, чем в «Средстве от перхоти» что-нибудь поменяется.

– Не грустят? – уточнил Штекер, двигая к себе бутылку.

– Ваши никогда не грустят.

– Странно…

– Почему? – насторожился Лясций.

– Так ведь великий фюрер…

– Что великий фюрер? – тут же спросил сидящий слева от Штекера боец.

– Что великий фюрер? – с любопытством осведомился проходящий мимо Шибзич.

– Что великий фюрер? – удивился конец.

Обалдевший от такого внимания Штекер по очереди оглядел всех подавших голос сородичей, но сказать ничего не успел.

– С ним всё в порядке? – осведомился Лясций.

– Да, – коротко и веско обрезал Утюг, мысленно проклиная дурака Штекера и желая, чтобы неожиданный допрос поскорее прекратился.

– Наверное, – одновременно с уйбуем ляпнул Штекер, и все на него уставились.

В воздухе запахло неосознанными подозрениями в измене, предчувствием междоусобицы и поножовщины. В углу прекратили драться. Кто-то громко пожалел, что в зал нельзя проносить дробовики. Кто-то выскользнул за подмогой.

– Почему «наверное»? – прищурился Лясций.

– Потому что я его ещё сегодня не видел, – простодушно ответил Штекер, наконец-то сподобившись на правильный ответ.

К сожалению, было уже слишком поздно.

– Великого фюрера ещё никто сегодня не видел, – протянул сидящий слева боец.

– Надеюсь, с ним всё в порядке.

Утюг, который как раз собирался незаметно отлипнуть от стойки и пойти вон, мысленно застонал.

– А почему с нашим обожаемым великим фюрером что-то должно быть не в порядке? – насторожился въедливый боец.

– Сон плохой приснился.

– Нам сны не снятся!

– Тебе не снятся, а мне, может, начали, – огрызнулся Штекер, который наконец понял, что наболтал лишнего, и пытался – в меру своих способностей – отыскать выход из положения.

Но пока не получалось.

– Ты кого дураком назвал? – с угрозой поинтересовался въедливый.

За его спиной стали появляться сочувствующие, Лясций привычно отступил к двери в подсобку, но драки не случилось.

– Успеете, – негромко, не оборачиваясь, но запредельно веско произнёс сидящий неподалеку Абажур Гнилич, и задиры молниеносно успокоились.

С тех пор как высший семейный пост занял Кувалда, должность «фюрер клана» во избежание междоусобиц упразднили, но неофициальную иерархию никто не отменял, и Абажур считался наиболее авторитетным уйбуем Гниличей. Его слово весило в клане не менее тонны пластида, и охотников ляпнуть что-нибудь поперёк находилось мало.

– Лясций, налей въедливому виски за мой счёт, пусть успокоится. А вы, двое, идите сюда.

Выбора не было, поэтому Утюг и Штекер покорно подошли и осторожно присели за большой стол Абажура. Помолчали, пряча глаза от авторитетного уйбуя, но, поняв, что бить их пока не собираются, слегка расслабились.

– Штекер, почему ты решил, что у Кувалды проблемы? – поинтересовался Абажур, глядя вроде на Штекера, но в действительности – на Утюга.

Дело в том, что лет около семи назад авторитетный уйбуй Абажур от беспробудного пьянства окосел, причём как в прямом, так и в переносном смысле, и его глаза прихотливо расфокусировались, выбирая объект слежения скорее случайным образом, чем по желанию обладателя. Постепенно уйбуй научился хоть как-то управлять своенравными гляделками и всегда смотрел туда, куда хотел, но со стороны это выглядело странно.

– Просто подумал, – развёл руками боец.

– Ты не умеешь врать, – качнул головой Абажур, поправляя бандану. – И думать тоже.

– А ты не умеешь знать, вру я или нет, – довольно нахально отозвался боец.

– Я хитрый.

Штекер заткнулся, не в силах ничего противопоставить железной логике авторитетного уйбуя, и Утюгу пришлось взять слово:

– Мы вчера ездили по городу, там то да сё…

– Магазин подломили? – со знанием дела уточнил Абажур, глядя в потолок, а на самом деле – на то, как разливает виски один из его бойцов. За ценным продуктом следовало приглядывать, даже когда его бывало вдоволь.

– Ну да… – Утюг потёр подбородок. – Так вот, мы были на Россолимо, искали подходящее заведение, а потом смотрим – великий фюрер идёт…

– Не идёт, – вставил боец.

– Да, Штекер прав: не идёт, – согласился Утюг. – Одноглазый сам идти не мог, его эрлиец вёл.

– И Заморыш, – добавил Штекер.

– И Заморыш, – подтвердил Утюг.

Однако шофёр великого фюрера не интересовал Абажура.

– Какой эрлиец? – насторожился он.

– Там барыжит, – махнул рукой Штекер.

– Не барыжит, а здоровьем торгует, – поправил бойца Утюг. – То есть бодяжит.

– Наркотой? – удивился Утюг.

– Эрлийцы таким не промышляют.

– Тебе откуда знать?

– Так что с Кувалдой было, идиоты? – оборвал спор Абажур. – Он пьяный был?

– Нет.

– Нет, – согласился Утюг. И добавил: – Он как будто обдолбанный шёл. Я таких челов видел.

– Или больным он шёл, – вставил Штекер. – Жутко больным. Плохо ему было, потому к эрлийцу подался. Небось помирать…

– Докажите! – неожиданно прорычал Абажур. – Хватит слов, мля, доказательства есть?

– У него, – Утюг мотнул головой на бойца.

Штекер кивнул, достал телефон, отыскал нужный файл, запустил и подвинул телефон авторитетному:

– Вот.

Авторитетный взял телефон и поднёс его к левому уху. Ну потому, что в этот момент осуществлялся обзор именно этого сектора.

Короткое видео с мычащим, не держащимся на ногах Кувалдой дикари просмотрели в полном молчании. А когда оно закончилось, Абажур нажал на кнопку повтора, после которого Утюг сделал неутешительный вывод:

– Одноглазый, похоже, действительно никакой…

Гниличи поцокали языками, но соглашаться не стали – повернули головы к Абажуру, ожидая от него вердикт. Что же касается авторитетного уйбуя, то ему очень хотелось захохотать, заплясать или завопить от радости, но он сдержался. Оглядел столпившихся вокруг сородичей, кивая вверх-вниз, и многозначительно кашлянул:

– Хм-м…

– Может, его ещё вчера уже таким и закопали? – предположил Штекер, расценивший покашливание как разрешение говорить.

За столом стало очень тихо. То ли от неожиданности, то ли от открывающихся перспектив.

– Кувалду сегодня видели? – спросил Абажур, бросив на Штекера недовольный взгляд.

Гниличи покачали головами – дружно и отрицательно:

– Нет.

– Со вчера не появлялся.

– Прячется.

– Или дохлый уже, – повторил Штекер.

– Двойника нам привезут, – выдохнул Утюг. И тревожно округлил глаза: – Точно вам говорю.

– Кто? – поинтересовался Абажур.

– Что – кто?

– Кто привезёт?

– Да хоть Копыто, – подумав, ответил Утюг. Он знал, что Абажур терпеть не может авторитетного уйбуя Шибзичей, вот и ввернул ненавистное имя. – Копыто привезёт двойника или голема вообще и станет тут царствовать от имени этого…

Утюг явно хотел обидно обругать вроде бы умершего фюрера, но так же явно передумал, потому что подтверждения смерти пока не было.

– Будет царствовать от имени нашего обожаемого великого фюрера, – продолжил Утюг после секундной паузы. Заметил, что за ним внимательно наблюдают Шибзичи и Дуричи, и плавно превратил свою пылкую, можно сказать, оппозиционную речь в верноподданную и политически выверенную: – А этого допустить нельзя, потому что мы любим нашего великого фюрера. Пусть даже больного. Ведь он принёс мир и процветание в Южный Форт и во всю нашу могущественную семью.

– Да здравствует великий фюрер! – поддержали оратора бойцы, увидев одобрительный кивок Абажура.

Авторитетный уйбуй сначала хотел обругать Утюга за словеса в адрес вроде бы умершего лидера, но потом понял причину резкой смены курса и по достоинству оценил проявленную бойцом сообразительность.

Услышав привычное славословие, Дуричи и Шибзичи потеряли к совещанию Гниличей интерес, и напрасно, поскольку, едва они вернулись к выпивке, Абажур занялся планированием недружественных действий в сторону главы Красных Шапок. Уйбуй наклонился вперёд, заставив Гниличей сомкнуться вокруг стола, и зашептал:

– Просто так бузить не станем. Но слух о том, что Кувалда при смерти, пустить надо. И тогда посмотрим, какого такого голема Копыто притащит на сегодняшнее совещание.

* * *

коммерческое здание

Москва, Расторгуевский переулок,

30 июня, четверг, 13:19

Самостоятельность стоит дорого.

Независимость – ещё дороже.

Свобода – бесценна.

Настоящая свобода, с возможностью делать только то, что угодно душе, и выбирать лишь тех, с кем приятно и комфортно. Добиться такой свободы невероятно сложно, но именно она является для многих вожделенной целью.

Свобода…

Сколько Шера себя помнила, она всегда хотела вырваться из цепких объятий заботливых родителей и «чего-то добиться». Самой добиться, без помощи и поддержки, чтобы иметь возможность заявить: «Я ничем вам не обязана!» Чтобы каждая шишка – собственная. Чтобы потратить на каждую достигнутую вершину вдвое больше времени.

Чтобы чувствовать себя от всех свободной…

Окончив школу, Шера отправилась в Москву и поступила в институт – сама, без помощи и поддержки, успешно отучилась три семестра, а следующей зимой случайно столкнулась на улице с хваном – нос к носу. Увидела вторую пару рук под наведённым мороком и так узнала, что обладает магическими способностями. Правда, не очень сильными, но ведь у большинства челов нет и таких. По классификации людов, девушка обладала уровнем «фея», а после года активных занятий в магической школе Зелёного Дома он поднялся до «больше, чем фея», тоже невысоко, но даже этот уровень казался Шере фантастикой. Ведь всё, о чём она мечтала, читая книги, всё, о чём грезила во сне и наяву, сбывалось. Скромная Золушка превращалась в принцессу, и не простую, а в принцессу-волшебницу, перед которой готовились открыться все двери.

Шера понимала, что магия станет прекрасным помощником в карьере, впервые начала строить очень серьёзные планы на будущее и в один прекрасный день…

…влюбилась.

И страсть эта была насколько сильной, настолько же и противоестественной.

Шера влюбилась в масана.

От ночных охотников – даже тех, кто принял Догмы покорности, – предпочитали держаться подальше. Ничего личного – только инстинкт, поскольку всех разумных, за исключением навов, вампиры рассматривали в качестве пищи. Они держались с высокомерием прирождённых хищников, вынужденных жить среди полуфабрикатов, но исходящая от масанов аура жуткой опасности отталкивала не всех. Были те, кого она манила – обещанием необыкновенного, порочного наслаждения.

Возможно, рано или поздно любопытство вынудило бы Шеру встретиться с кем-нибудь из масанов, возможно, она прислушалась бы к голосу разума и устояла перед сладким, но очень притягательным искушением. Возможно… Но получилось так, как получилось: Шера встретила Адриана Малкавиана, а не влюбиться в него не было никакой возможности. Адриан был весел, высок, силён, красив, как греческий бог, и немного безумен – как все Малкавианы. И эта сумасшедшинка взорвала девушку, затянула в водоворот страсти и больше не отпускала. Познакомившись на большой вечеринке в «Ящеррице», они отправились к Адриану, и там Шера познала силу вампира.

В первый раз – просто силу.

Утром проснулась в прекрасном расположении духа, удовлетворённая, как никогда, и потому – довольная, нежилась в постели, пока Адриан не принёс кофе, улыбнулась ему, прижалась к холодному телу, вспоминая нюансы великолепной ночи, а затем услышала:

«Хочешь, сделаем всё по-настоящему?»

И вздрогнула.

«По-настоящему – это как?»

«С кровью».

Малкавиан смотрел очень спокойно, всем своим видом давая понять, что примет любой ответ, но Шера поняла две вещи: предыдущая ночь не показала, что значит «быть с масаном», – они просто переспали. И второе: если она откажется, то больше никогда не увидит весёлого, немного сумасшедшего красавчика.

«Будет больно?»

«Ни в коем случае».

Она закусила губу.

Он тихонько вздохнул.

Она доверчиво кивнула.

И тогда…

В самый первый раз Адриан был невероятно нежен. Понимая, что девушка насторожена и немного боится, он начал с обычных ласк, заставив Шеру расслабиться, увлечься, отдаться возбуждающему потоку чувств и… не заметить, как иглы вошли в её шею.

Невероятно нежно.

Она не услышала довольного урчания вампира, но поняла, что они сплелись так тесно, как никогда и ни с кем у неё не получалось, стали удивительно близки – как будто одним целым, и это единение вызывало острейшее наслаждение.

Его напор и её кровь.

Безумный коктейль опасности и удовольствия накрыл девушку с головой, и на вершине блаженства Шера потеряла сознание. А когда очнулась – стала верной спутницей Адриана, исполняя его прихоти даже в ущерб своим интересам. Впрочем… Шера искренне считала, что были только их интересы, их общие, ведь их удивительное единение случилось навсегда…

Но теперь Адриан умер.

Убит.

И всё вновь переменилось.

А жизнь потеряла смысл.

Во всяком случае, так показалось.

Первые дни оглушённая Шера жила в полнейшем тумане, ничего не помнила и почти не понимала происходящего. То и дело срывалась с рыданий в крик и обратно. Молила, чтобы случившееся оказалось страшным сном. Сбежала от всех, спряталась и часами лежала, прижимая к груди фотографию любимого, мечтая или умереть, или проснуться. В минуту просветления поняла, что должна отомстить, и вышла на тропу войны.

Нет, не войны – мести.

Шера хотела, чтобы убийца Адриана мучился, и знала, как этого добиться.

И она направилась в старый двухэтажный дом по Расторгуевскому переулку, в одно из тех строений прежней Москвы, которые пока противились натиску реновации, своим видом рассказывая, какой была столица совсем недавно. В здание, которое давало приют нескольким не очень богатым фирмам – их плохо выглядящие офисы находились на двух этажах, а в подвале пряталось логово небольшой компании молодых Носферату, представителей самого уродливого клана семьи Масан.

Настоящие, а не киношные Носферату были настолько же безобразны, как образ, увековеченный Фридрихом Мурнау: лысые, неестественно гладкие головы, большие глаза, горящие жутким огнём, неприятные тонкогубые рты, почти не скрывающие зубов, шершавая, болезненная кожа, которая не становилась свежей даже после высушивания жертвы. Недостатки внешности выставляли Носферату чудовищами, и, смирившись с этим, они предпочитали жизнь отшельников, не особенно общались ни с жителями Тайного Города, ни даже с сородичами-вампирами. И считались умниками, поскольку вечеринкам предпочитали библиотеки.

Шера не знала, как шумному и слегка сумасшедшему Адриану удалось завоевать расположение мрачных Носферату, но он частенько общался с ними, говорил, что Адаму – предводителю маленького сообщества – можно доверять, и потому девушка отправилась к нему.

Оставила мотоцикл у подъезда – не «Харлей», какой был у Адри, а «Хонду» скромной модели, – вошла в неприметную деревянную дверь с торца дома, спустилась по металлической лестнице, оказавшись в небольшом, пахнущем кошками тамбуре, и постучала – следующая дверь была не чета уличной: крепкой, металлической, усиленной не только сталью, но и заклинаниями. Следующая дверь вела туда, куда могли пройти лишь жители Тайного Города.

– Привет, – улыбнулась Шера, когда она отворилась.

– Привет, – не улыбнулся в ответ Адам Носферату.

И замер в проходе, не позволяя девушке пройти.

– Можно?

– Зачем?

– Есть дело.

– Серьёзное?

– Жизни и смерти.

Адам помолчал, поморщился – его гримасы могли вызвать тошноту у неподготовленного чела, – но всё-таки кивнул и отступил, позволяя девушке пройти.

В «гостиной», первой и самой большой комнате логова, оказался только он, остальные Носферату либо спали, либо прятались от губительного солнечного света в другом месте. Выглядело помещение просто и мрачно: длинный грубый стол на восемь персон, со стороны стены – лавка, с противоположной – четыре стула. Четыре полки и шкаф с книгами. Телевизор на стене, ноутбук на столе, в левом углу комнаты – короткая барная стойка и большой холодильник. Масаны могли питаться одной лишь кровью, но не брезговали алкоголем и хорошей едой. Окон, разумеется, нет, двери, ведущие в глубь подвала, заперты.

Впустив Шеру, Адам вернулся за стол, на котором лежала раскрытая книга в старом кожаном переплете, и побарабанил пальцами по столешнице, выразительно глядя на девушку. Та расположилась напротив, ответила вампиру жёстким, как ей казалось, взглядом, но сказать ничего не успела.

– Слышал об Адриане, – проскрипел Адам. – Мне жаль.

Но при этом продолжил барабанить пальцами по тёмной столешнице.

– Что ты слышал? – подняла брови Шера.

– Его убили.

– Почти на моих глазах.

– О тебе никто не говорит, – заметил Носферату.

– Я уехала.

– Бросила его?

– Уехала.

Они помолчали. Шера пыталась сверлить собеседника взглядом, Адам демонстрировал, что хочет вернуться к чтению. И чтобы ускорить разговор, он через несколько секунд сообщил:

– Адриан был мне другом.

– Докажи, – тут же потребовала девушка.

– Как?

– Я хочу отомстить.

– Малкавианы не знают убийцу, – поразмыслив, произнёс Носферату.

– Я знаю, – негромко проронила Шера. – Потому и уехала.

Не совсем так, но близко к истине, поэтому Адам не почувствовал лжи.

– Почему уехала? – спросил он. – Нужно было рассказать обо всём Малкавианам.

– Никто не отомстит за Адри так жестоко, как я.

– Мы просто высушим убийцу, – не стал спорить Адам.

– А я хочу, чтобы он мучился.

– Долго?

– Как можно дольше.

Снова возникла пауза.

Шера понимала, что Носферату оценивает риск, и не мешала, не подгоняла его, хотя больше всего на свете ей хотелось закричать: «Прими моё предложение, тварь!» Шера сидела спокойно, и лишь раздувающиеся крылья носа показывали, что девушка едва сдерживается.

Что же касается Адама, то, помолчав пару минут, он закрыл книгу и тихо спросил:

– Чего ты хочешь?

– Мне нужен артефакт… дорогой и довольно опасный артефакт, который мне никто не продаст.

– Какой?

– «Господин крови».

Адам вздрогнул. Шера чуть дёрнула плечом, показывая, что ничего другого ей не требуется.

Снова помолчали.

– Ты знаешь, как с ним обращаться? – выразил удивление Носферату.

– Адри рассказывал.

– Всё рассказывал? – с нажимом уточнил Адам, сделав упор на слове «всё».

– Да, – подтвердила девушка.

– И ты готова заплатить такую цену?

– Мой уровень – «чуть больше феи», – негромко, но очень твёрдо сказала Шера. – Я не могу составить «Заговор Слуа», и ни один торговец Тайного Города, даже контрабандист, не продаст мне артефакт с «заговором».

– Тогда с чего ты взяла, что я продам тебе «Господина крови»? – осведомился Адам.

– Мы хотим отомстить, – усмехнулась девушка. – Разве нет?

– Ты хочешь, – уточнил масан.

– А ты?

– Я сильно рискую, продавая тебе запрещённый артефакт.

– «Господин крови» не запрещён.

– Тебе нужно испрашивать разрешение на его использование. И мы оба знаем, что разрешение тебе не дадут. «Господин крови» не запрещён, но это очень сильный артефакт.

Шера прищурилась. На лице Адама не дрогнул ни один мускул. Он давно перестал барабанить пальцами по столешнице и стал абсолютно недвижим. Подобно затаившейся змее.

– Чего ты хочешь? – прошептала девушка.

– Ты знаешь чего, – спокойно ответил вампир.

Он не сказал прямо, но было понятно без слов.

– Жажда близко? – скривилась Шера.

– Нет. – Тонкие губы Носферату разошлись в улыбке. – Просто ты мне нравишься.

У девушки задрожало веко.

– Адам, – чуть сбившись, произнесла она, – Адриан был твоим другом.

– Он – да, ты – нет, – ровно ответил вампир. – К тому же ключевое слово в твоей фразе – «был», прошедшее время, ведь Адриана больше нет.

– Но…

– Я всё сказал. – Носферату чуть повысил голос: – Вечером у меня будет «Господин», если он тебе нужен – приезжай. А когда будешь думать о цене, вспомни, что больше никто тебе его не продаст.

– Мерзавец, – прошипела девушка.

– Совсем нет, – пожал плечами Адам. Он совершенно не обиделся. – Мы оба знаем, что рано или поздно ты снова ляжешь с масаном, потому что никто другой не доставит тебе такого наслаждения. Ты будешь искать, но не сможешь найти. Ты будешь злиться и тосковать и обязательно ляжешь с масаном. Так будет. И я хочу, чтобы ты легла со мной. По старой памяти. И к взаимной выгоде.

– Мерзавец, – горько повторила девушка.

– До вечера.

* * *

Зелёный Дом,

штаб-квартира Великого Дома Людь

Москва, Лосиный Остров,

30 июня, четверг, 15:25

Штаб-квартира людов, единственная из всех Великих Домов, располагалась вдали от суеты московских улиц, на большой поляне в центре Лосиного Острова. Она походила и на крепость, и на дворец одновременно: крепкие стены, сложенные из огромных брёвен, покоящихся на массивном каменном основании, хранили прелестные ажурные постройки, тонущие в пышной зелени деревьев и кустов.

Зелёный Дом строился людами для людов, в точности соответствовал их мировоззрению и мировосприятию и потому вызывал тёплые чувства у каждого подданного короны. Дом казался людам не только крепостью и дворцом, но символом семьи, её частью, и они защищали его с той же яростью, что и себя самих.

И даже Сдемиру, в котором порывистый юношеский максимализм плотно смешался с цинизмом наивысшего качества, образ Зелёного Дома казался родным и уютным. И когда деревья расступились, открывая дворец во всей красе, на губах молодого люда заиграла сентиментальная улыбка. Которая исчезла, лишь когда барон остановился в воротах, поскольку улыбаться хмурым дружинницам из элитных Дочерей Журавля у Сдемира не было никакого желания.

Доказав стражницам, что он именно тот, за кого себя выдает и явился во дворец не просто по делам, а на встречу с Берегиней трона, молодой барон проехал на территорию, оставил машину на парковке и уверенно вошел в «королевское» крыло, правда, с чёрного хода.

Задержавшись на пару секунд у поста охраны, Сдемир быстрым шагом добрался до личного кабинета Берегини, постучал, тут же, не дожидаясь ответа, открыл дверь и улыбнулся:

– Всеведа…

– Ты, как всегда, вовремя, – кивнула сидящая за письменным столом Берегиня.

– Но я, как всегда, по делам, – притворно вздохнул молодой барон, располагаясь напротив хозяйки кабинета.

Всеведа, в недавнем прошлом высший офицер «секретного» полка, затем жрица, а теперь – Берегиня трона, была весьма пожилой, по меркам людов, женщиной – разменявшей сотню лет, но при этом сумела сохранить былую красоту. Её спокойный, благородный образ привлекал растерянных людов, а глубокий и глубоко прагматичный ум почти гарантировал победу на предстоящих выборах королевы.

В последнее время Великий Дом Людь переживал одно потрясение за другим: кровавое побоище, в которое превратилась свадьба королевы Всеславы, жестокая схватка за власть в высших сферах, гибель многих баронов и жриц, смерть королевы… Каждое происшествие по отдельности тянуло на «событие года», но они случились все и почти подряд, и неудивительно, что зелёные «поплыли». Великий Дом лихорадило, домены с трудом удерживались от междоусобицы, и Всеведа, которая стояла за всеми потрясениями, теперь изо всех сил старалась успокоить подданных, чтобы мирно провести выборы и победить на них. Дел у Берегини было по горло, но она не собиралась ничего упускать и отыскала время для доклада Сдемира, которого назначила официальным представителем Зелёного Дома по вопросам проведения Конклава. Молодой барон должен был координировать работу с остальными Великими Домами, а в действительности – сделать так, чтобы Конклав прошёл в точном соответствии с планами Ярги.

– Какие новости?

Отрывистый вопрос показал, что Всеведа не намерена тратить на встречу много времени. Впрочем, Сдемир не горел желанием задерживаться в кабинете дольше необходимого, поэтому с удовольствием перешёл на сухой деловой тон:

– Вчера состоялось предварительное совещание, видеоконференция. Согласно принятой нами стратегии поведения, я выразил сдержанное недоумение самим фактом проведения Конклава, а после подтвердил это в коротком интервью «Тиградком». Теперь Тайный Город знает, что Зелёный Дом с самого начала был против этой авантюры.

– Хорошо, – улыбнулась Всеведа.

Она видела интервью и обратила внимание на то, как прекрасно держался барон перед камерой.

– В ответ Сантьяга уверил нас, что Конклав не станет угрозой для Тайного Города.

– Как настроен комиссар?

– Демонстрирует оптимизм.

– Демонстрирует или действительно рассчитывает на успех?

Вопрос был непростым и при этом – неожиданным, поскольку нелепо требовать от люда оценки замыслов высшего боевого мага Тёмного Двора. Но Всеведа потребовала, и Сдемир, поразмыслив, решил огрызнуться:

– Я не настолько хорошо знаю Сантьягу, чтобы делать такие выводы. – Он выразительно посмотрел на Берегиню. – И не уверен, что ты смогла бы.

– Я, возможно, смогла бы.

– С помощью колдовства?

– Разумеется.

В Зелёном Доме магические способности проявлялись только у женщин, что и определило их главенствующую роль в жизни семьи. Соответственно, представителем на подготовке Конклава должна была стать воевода дружины Дочерей Журавля, высший боевой маг Люди, но Ярга приказал доверить это дело Сдемиру, и теперь Всеведа с удовольствием указывала молодому барону на его место.

– Что рыцари? – небрежно продолжила Берегиня после короткой паузы.

– Гуго де Лаэрт не в восторге от идеи Конклава, но доверяет Сантьяге и только поэтому не протестует против его проведения. Он не поддержал меня в сомнениях.

– То есть часть вины упадёт на рыжих?

– Обязательно.

– Хорошо.

– Согласен.

Всеведа кивнула, бросила быстрый взгляд на монитор – появилась отметка о приходе важного сообщения, – но резко обрывать разговор сочла неправильным и негромко заметила:

– Ярга всё прекрасно рассчитал.

– Заурд велик, – спокойно ответил Сдемир.

– Заурд велик, – подтвердила Берегиня.

– Кстати, где он? – легко поинтересовался барон.

– Ты разве не знаешь?

– До сих пор думал, что знаю, но последние события заставили меня насторожиться.

Потому что после громкого инцидента в Замке Ярга исчез и уже несколько дней не давал о себе знать. Помощники продолжали исполнять разработанные им планы, но все они – во всяком случае, все из высшего круга – нет-нет да задавали себе вопрос: что происходит? Жив ли Ярга? В плену он или на свободе? А если в плену, то было ли пленение частью плана?

Потому что если события в Замке пошли не по сценарию, то скоро помощники первого князя начнут терять головы.

Независимо от положения в своих Великих Домах.

– Вдруг он действительно у навов? – тихо спросил Сдемир.

– Значит, он туда хотел, – с уверенностью, которой на самом деле у неё не было, ответила Всеведа.

– Или это значит, что он не может оттуда выйти, – ещё тише произнёс барон.

– Хочешь его предать?

– Я не настолько глуп, – усмехнулся Сдемир. – Но если заурд в плену, то мы остались один на один с Сантьягой.

– Ты в себя не веришь?

– Одной лишь верой кормятся инквизиторы, а я даже не маг. – Он помолчал. – Будет трудно.

И Всеведа вдруг подумала, что всё происходящее может оказаться прекрасно разыгранной провокацией и от того, как среагирует она сейчас, будет зависеть её будущее. Потому что Ярга без колебаний сносил нерадивые головы.

Независимо от положения их обладателей в Великих Домах.

– Не волнуйся – план безупречен, – ровно произнесла Всеведа. – При должной удаче масаны ликвидируют Сантьягу… а если нет – они как следует раскачают Тайный Город… Мы в любом случае в выигрыше.

– Кого ты указала им в качестве цели? – неожиданно спросил Сдемир, глядя Берегине в глаза.

– Только жрицу Снежану, – твёрдо ответила Всеведа. – Только она сможет составить мне конкуренцию на выборах королевы.

А смерть от руки вампиров никто не свяжет с происками Берегини…

Но в действительности барона интересовало другое:

– Ты ведь понимаешь, что я буду настороже и обязательно отобьюсь от масанов? – осведомился он, нехорошо улыбаясь.

– Как ты мог подумать, что я захочу твоей смерти?

– Слишком давно тебя знаю.

– Я не могу остаться без союзного барона.

– Твой единственный союзник – твой подлый, но гениальный ум.

– Ты мне ещё нужен, Сдемир, ещё нужен…

– И тем не менее я буду настороже.

– Так и развивается паранойя, – рассмеялась Всеведа, откидываясь на спинку кресла. – Увидимся, Сдемир.

Барон встал и отвесил Берегине лёгкий поклон.

* * *

Южный Форт,

штаб-квартира семьи Красные Шапки

Москва, Бутово,

30 июня, четверг, 18:53

Если разобраться, Красные Шапки обладали всеми признаками полноценной семьи Тайного Города: у дикарей была штаб-квартира – Южный Форт, герб – чертополох, гимн, правда неофициальный, но очень любимый, общая казна, до которой все мечтали добраться, государственная виселица во дворе – у мусорной кучи, чуть левее портрета, и единогласно избранный пожизненный лидер семьи – великий фюрер Кувалда Шибзич, склеивший семью чугунной скрепой.

А великий фюрер любил проводить совещания, призванные определить пути развития великой семьи в будущем и решать накопившиеся вопросы в настоящем. Совещания делились на плановые, которые Кувалда назначал, когда был в настроении, и внеплановые – по наиболее острым, внезапно назревшим вопросам.

И нынешняя встреча была плановой. Находящихся в Форте уйбуев без лишних слов согнали в башню, разоружили – так стало принято после нескольких инцидентов, имевших место на заре правления Кувалды, – и рассадили за грязным «совещательным» столом. Как бывало обычно, не любящие друг друга уйбуи попытались затеять драку, но предусмотрительный одноглазый не забыл об угощении – пять бутылок виски, – и нарушения регламента не случилось.

Высокопоставленные дикари сделали по глотку животворящего напитка, слегка расслабились, но великого фюрера встретили без привычной льстивой угодливости, а несколько насторожённо, на что Кувалда не обратил внимания.

Одноглазый появился из потайной двери, плюхнулся в великофюрерское кресло, которое лизоблюды величали «троном», и внимательно оглядел сородичей. Те постарались сделать ответные взгляды максимально глупыми, но хитрость не удалась – Кувалда прекрасно знал, где зреет напряжение.

В настоящее время основное противостояние шло между родным кланом одноглазого – Шибзичами, которых вёл верный Копыто, и наглыми, да к тому же многочисленными Гниличами, среди которых образовался авторитетный уйбуй Абажур. Сейчас противоборствующие группировки сидели по разные стороны стола – Шибзичи справа, Гниличи слева – и обменивались недружелюбными взглядами. А в дальнем конце притулилась орава Дуричей – в ходе предыдущих разборок они потеряли своего неформального лидера и теперь представляли собой унылое болото, пытающееся растечься во все стороны разом. В настоящий политический момент Дуричи великого фюрера не беспокоили.

Впрочем, сейчас его и Шибзичи с Гниличами не особенно интересовали, поскольку, по его оценке, до перестрелок и рукопашных у мусорной кучи было ещё далеко. Не меньше недели. Другими словами, семья располагала временем, необходимым для решения неотложных экономических вопросов.

– Что у нас произошло, прифурки? – поинтересовался Кувалда, разглядывая подданных без одобрения.

Подданные переглянулись и уточнили:

– У нас?

Уточнили сразу с нескольких мест, и прозвучавшие вопросы слились в один.

– Фа, – ответил великий фюрер.

– У нас нормально, – осклабился Абажур, глядя левым глазом в сейф с семейной казной, а правым – в окно.

– Как ты того требуешь, так и происходит, – добавил Копыто.

– Живём и грабим! – сообщил кто-то из Дуричей. – Грабим и живём.

– Воруем, – пропищал кто-то умный.

Фантазировать на тему своего бытия Шапки могли долго, поэтому Кувалда стукнул по столу кулаком и рявкнул:

– У нас, ифиоты, произошла смена власти!

И рявкнул напрасно.

Совещание молниеносно притихло, сумрачно разглядывая одноглазого, после чего кто-то из Гниличей едва слышно пролепетал:

– Я же говорил, что он ненастоящий.

За столом засопели. В воздухе ощутимо запахло волнением и, возможно, бунтом с элементами революции, но, озабоченный отсутствием денег, Кувалда особенно не принюхивался.

– Двойника прислали, – прошелестело по кабинету.

– Или голема.

– Големы не пьют, а у этого перегар…

– Почему это големы не пьют?

– А зачем добро переводить?

– Тоже верно…

– Этот вроде на Кастрюлю Шибзича похож, только если глаз вырвать.

– Кастрюлю убили месяц назад.

– Или специально спрятали заранее, чтобы мы не увидели, как ему глаз вырвали.

– Надо бы проверить…

– А как?

– Черепушку вскрыть и посмотреть, что внутри. Если Кастрюля, то сразу поймём.

– А если не поймём?

– Тогда эрлийцам покажем.

– А это мысль… – протянул Абажур, представляя, как привозит вскрытого фюрера в Московскую обитель, а эрлийцы говорят: «Да, это он, хороните…»

Но сладкие мечты разбились уже в следующую секунду.

– Чего разорались? – недовольно поинтересовался Кувалда, для которого шёпот подданных сливался в один шелестящий гул. – Фавно никто не вешался?

Однако обещание репрессий не произвело привычного впечатления. Уйбуи, правда, замолчали, но ничего не ответили и напряжённо уставились на великого фюрера, выискивая на его лице признаки смертельного заболевания.

А над столом вновь полетел крамольный шёпот:

– Ругается, как настоящий.

– Вид делает.

– Может, он ещё не умер?

– А зачем тогда признался, что умер?

– Проверяет благонадёжность.

– Какую?

– Благонадёжность…

– Лучше выпей.

Уйбуи выпили, но ясности в происходящем не прибавилось.

– Вы о чём там бормочете, фауны?! – рявкнул Кувалда, который никак не мог взять в толк, что именно идёт не так.

– Раньше ты нас так не ругал, – заметил кто-то из Дуричей.

– Раньше я вас ещё сильнее ругал.

– Ты обругай нас, как раньше, а мы послушаем.

Дикари замерли, ожидая потока оскорблений, но одноглазый вдруг сообразил, что с начала совещания прошло уже двадцать минут, а к делу они так и не приступили, и громко объявил:

– Я вас собрал, фебилы, потому что в Зелёном Фоме сменилась власть. У нас новая королева.

– У людов королева, – уточнил Абажур, наблюдая за ползущими по потолку тараканами, и несколько Гниличей захихикали.

Но Кувалда не позволил вновь сбить себя с толку.

– Мы все – офин большой Зелёный Фом, – назидательно произнёс он, с подозрением разглядывая подданных. – И когда меняется королева у люфов, то же самое происхофит и у нас…

– Ты уходишь? – изумился Копыто.

– Сам признался! – выкрикнул кто-то из Дуричей.

И только умный Абажур прищурился, не торопясь реагировать на странное заявление великого фюрера.

– А что происхофит, когфа меняется королева? – поинтересовался одноглазый, пропустив вопросы мимо ушей.

– Начинаются репрессии, – радостно сообщил Копыто, одновременно бросив выразительный взгляд на авторитетного уйбуя Гниличей.

– Когфа меняется королева, всем очень нужны феньги, – объяснил Кувалда. – А за феньгами люфы прифут к нам.

– Зачем? – не понял Утюг.

– За феньгами.

– Зачем к нам?

– Всегфа прихофили и сейчас прифут.

Это заявление никто оспаривать не стал.

– С деньгами плохо, – сообщил Копыто. Затем потянулся за бутылкой «совещательного» виски, увидел, что она пуста, и горько выругался.

Абажур, который и выпил последнюю дозу в тот самый миг, когда Копыто мечтал о репрессиях, счастливо улыбнулся и скатил глаза к переносице.

– Короче, мы фолжны решить, гфе взять фенег, чтобы уфовлетворить жафных люфов, – закончил одноглазый.

Свалившееся как снег на голову несчастье заставило дикарей отвлечься от выяснения личности великого фюрера и сосредоточиться на той проблеме, за игнорирование которой могли повесить. Краткий мозговой штурм принёс ожидаемый результат:

– Пусть новая королева квоты на грабежи увеличит! – предложил Абажур.

– Точно! – поддержали его верные Гниличи.

– Это справедливо!

– И законно.

Дикарям показалось, что они нашли идеальный выход из положения, но Кувалда знал, как к подобному предложению отнесутся в Зелёном Доме, и покачал головой:

– Чаще, чем сейчас, грабить не разрешат.

– Тогда откуда деньгам взяться?

– Вот я и говорю: фумайте.

– Раньше он нас к этому не призывал, – пробормотал Абажур.

Его приятели согласно закивали.

– Раньше он совсем другим был.

– Таким же был: деньги требовал и ругался, – пожал плечами Утюг.

– Совсем Кувалда после смерти не изменился…

– Может, ещё изменится?

– О чём вы там бормочете? – осведомился одноглазый, недовольный тем, что Гниличи вновь принялись шушукаться.

– Думаем, где деньги взять, Твоё великофюрерское превосходительство, – верноподданно, как ему казалось, ответил Абажур, одновременно разглядывая мудрый лоб мудрого руководителя и пряжку на его ремне.

– Фумайте тише, вы фругим мешаете.

– Как можем, так и думаем.

– Не спорь, он ведь умирает, – прошептал Абажуру Утюг.

– И хорошо, – отмахнулся авторитетный Гнилич.

– Я слышал, перед смертью разные человские диктаторы приказывали казнить своих верных подданных, – опасливо сообщил Утюг. – Чтобы, значит, дольше не выжили, чем вождь и благодетель.

Гниличи в ужасе умолкли.

– Погубит он нас! – прошептал кто-то, обдумывая вариант побега.

– Пропали…

– Не такие уж мы и верные, – протянул Абажур.

– За это диктаторы в первую голову казнят!

– Больным повод не нужен.

– Я велел фумать тише! – прикрикнул Кувалда, прикидывая, не выставить ли тормозящим уйбуям ещё несколько бутылок.

– Прости, Твоё великофюрерство! – отозвался Абажур, после чего повернулся к Гниличам и шёпотом произнёс: – Дело ясное: Кувалда ещё прежний, но уже не жилец. Подыхает, это всем видно. И пока он совсем не озверел, надо что-то делать.

Уйбуи закивали.

* * *

Цитадель,

штаб-квартира Великого Дома Навь

Москва, Ленинградский проспект,

30 июня, четверг, 20:01

– Минимализм, – повторил Сантьяга, внимательно наблюдая за реакцией Захара Треми. – Элегантно и без пафоса. Что скажете?

– Получилось весьма… скромно, – выдавил из себя масан. – Не похоже на вас.

– Спасибо, Захар, – кивнул комиссар. – Я изо всех сил старался сделать кабинет максимально простым и неброским, и мне, кажется, удалось. – Нав с удовольствием оглядел новую обстановку и негромко добавил: – Правда, получилось дороговато.

– Насколько? – из вежливости поинтересовался Треми.

– Князь сказал, что мы могли бы выиграть две небольшие войны.

– Но ведь оно того стоило?

– Безусловно.

Занявшись переустройством рабочего места, Сантьяга распорядился вынести всю мебель и заменить её специально сконструированным креслом, идеально подогнанным под его высокую фигуру. Рабочий стол, если в нём появлялась необходимость, поднимался из пола, и там же прятались стулья и кресла для гостей, так что, кроме кресла, постоянной мебелью кабинета были лишь две скромные книжные полки у входной двери. Зато одна из стен стала гигантским монитором, управление которым осуществлялось жестами правой руки комиссара, следующая превратилась в панорамное окно, а третья – панорамным окном туда, куда Сантьяга хотел сейчас смотреть: комиссар выбирал город, ракурс, запускал нужный артефакт и во всё окно распахивался портал, в который при желании можно было шагнуть.

Собственно, эти траты и превращали «простую, практически спартанскую обстановку» в золотую, но комиссар категорически отказывался обходиться заменителями вроде электронных картин.

– Мне нравится запах моря, – сообщил он, приоткрывая створку так, чтобы в кабинет залетал солёный ветер. Сейчас за окном расстилался Индийский океан, волны которого мягко шелестели, набегая на один из Сейшельских островов. – Сегодня он как раз под настроение.

– Вам хочется путешествовать? – выдавил из себя масан.

– Захар, когда мне хочется путешествовать – я путешествую, – улыбнулся Сантьяга. – А сейчас мне просто приятен запах моря.

– Он всегда приятен, – отозвался Треми, держась так, чтобы не оказаться под перекрёстными солнечными лучами из окон.

– Согласен, – кивнул нав. – Как запах горных трав, холодная свежесть ледника или мёд цветущего луга… Земля восхитительна во всех проявлениях, но мысли о прекрасных уголках не должны отвлекать нас от дел.

Комиссар поднял брови, и Захар подобрался.

В клане Треми он был епископом, то есть вторым иерархом после кардинала, но это не самое высокое положение ничего не значило: все знали, что Захар Треми является одним из самых доверенных помощников комиссара и совершенно точно – самым доверенным из ночных охотников. Фактически Захар был неофициальным представителем семьи Масан при Тёмном Дворе и обладал высочайшим авторитетом среди соплеменников. Среди тех, кто искренне принял Догмы покорности и хотел жить по установленным Навью правилам.

А вот непримиримые ненавидели епископа Треми так же сильно, как Сантьягу.

– Всё развивается по плану, – сообщил Захар, имея в виду Конклав: он был главным организатором предстоящей встречи. – Сегодня утром я говорил с кардиналами – они подтвердили участие. Ни один не отказался.

– Кардиналы непримиримых ведут себя на удивление покладисто, – обронил нав.

– Согласен.

– На удивление, – повторил комиссар.

– Мы ведь ждём провокаций, – улыбнулся Захар.

– Несколько мелких или одну большую?

– Пока, увы, не ясно.

Сантьяга и Треми затеяли рискованную и очень опасную игру, но до сих пор не могли ответить на главный вопрос: как именно ударят вампиры? Если непримиримые ограничатся серией мелких атак, тщательно разработанный план полетит к чёрту.

– Мы отслеживаем положение в крупнейших городах и можем с уверенностью сказать, что уровень активности ночных охотников не снижается.

То есть вампиры убивают челов с обычной интенсивностью, а это косвенно свидетельствует о том, что все масаны на месте. Или почти все. Или же оставшимся разрешили не стесняться…

Точная численность ночных охотников всегда трудно поддавалась определению, и при её вычислении Великим Домам приходилось действовать на глазок. Но сейчас ни Сантьягу, ни Захара точные данные не интересовали, им нужно было понять: готовится провокация или вторжение. Но понять не получалось.

– Епископы основных непримиримых кланов находятся в своих городах, – добавил Треми. – Что опять же косвенно свидетельствует о пребывании там и основных сил.

– Порталами основные силы можно перебросить за пару часов.

– Согласен. – Захар помолчал. – До Конклава ещё есть время, будем следить…

– Ничего другого не остаётся, – согласился Сантьяга.

– И лично для меня непонятным остается один вопрос…

– Да?

– Почему зелёные прислали на совещание Сдемира? Я ожидал увидеть воеводу Дочерей.

– Судя по всему, Ярга больше доверяет Сдемиру, – неспешно ответил комиссар. – И дает понять Всеведе, что барон должен стать вторым иерархом Зелёного Дома.

– Всеведе это не понравится.

– Скоро Всеведа поймёт, что Ярга сможет управлять Зелёным Домом, только устранив самых сильных ведьм. Он будет вымывать фат уровня «жрица» и «возможно, жрица», а когда их не останется – заглушит Колодец Дождей.

– Зачем?! – изумился Треми.

– Затем, что в империи не может быть трёх центров силы, – спокойно объяснил нав. – Процесс растянется на много лет, однако Всеведа умна и скоро обязательно поймёт, куда всё движется.

– Или вы ей подскажете…

– Или так, – не стал спорить тёмный. – Всеведа в тяжёлом положении: ведь Сдемир считает, что Далину убили по её приказу, и ждёт случая отомстить. А став королем, барон получит огромное поле для манёвров…

Сантьяга на несколько мгновений задумался, а затем, словно вспомнив о чём-то, улыбнулся:

– Нас ждут интригующие шахматные партии, Захар.

– Не сомневаюсь.

– Вы хотели ещё о чем-то поговорить?

Епископ заслуженно считал себя и умным, и хитрым, но умение комиссара «читать» собеседников приводило его в изумление. Иногда Треми казалось, что Сантьяга – телепат, но тщательно это скрывает.

– Не спросить, скорее обсудить… очень странное происшествие.

– Я не часто слышу определение «странный» из ваших уст, Захар.

– Но сейчас именно такой случай, – вздохнул тот. – Несколько дней назад в Северном Тушине убили масана.

– Убил маг?

– В том-то и дело, что нет… Сейчас… – Было видно, что епископ сам озадачен событиями и с трудом подбирает слова. – Судя по всему, Адриан Малкавиан решил похулиганить и немного освежиться человской кровью. Он отправился в парк и напал на припозднившегося чела…

Такое случалось: по глупости, из бахвальства или не в силах противостоять надвигающейся жажде масаны забывали о жесточайшем требовании не охотиться в пределах Тайного Города и высушивали челов. Иногда это сходило им с рук, но если о преступлении узнавали навы, виновника «купали в лучах славы»: связывали и оставляли ждать рассвета.

В данном случае преступник уже был мёртв, но Треми почему-то не утаил историю от Сантьяги.

– Адриан определил чела заурядным, напал, вонзил иглы, начал высушивать и… умер.

– От сердечного приступа?

– Понимаю ваш сарказм, комиссар, – вздохнул епископ. – Чел сбежал, Малкавиан остался в парке. К счастью или несчастью, его обнаружили до рассвета и доставили тело в клан. Малкавианы решили, что речь идёт о преднамеренном убийстве, и потребовали права на месть. Но я уговорил их не торопиться с выводами и отвезти тело эрлийцам…

– Даже так? – поднял брови Сантьяга.

Он уже догадался, что дело гораздо серьёзнее, чем кажется на первый взгляд.

– Эрлийцы подтвердили мои подозрения: Адриан был отравлен, – твёрдо произнёс Треми.

– Каким образом?

– Кровь чела стала для Малкавиана ядом… То есть она яд для всех масанов.

– Та-ак, – протянул Сантьяга, стряхивая пушинку с костюма.

– Я знал, что вам понравится, – улыбнулся Захар.

– Любопытно.

До сих пор вампиры умирали, лишь попробовав навской крови. Собственно, именно поэтому семью Масан сделали вассалами Тёмного Двора: только навов ночные охотники не презирали, а боялись, только глядя на навов, они видели не пищу, а убийц. Своих убийц.

Теперь же на сцене появился новый игрок.

– Уникум? – поинтересовался Сантьяга.

– Да, – подтвердил епископ. – Эрлийцы сказали, что такое сочетание невероятно редкое и должны были совпасть миллионы разных факторов… но они совпали. И теперь у парня такая же токсичная для нас кровь, как навская.

– Малкавианы знают?

– Нет.

– Спасибо.

Подобная новость могла всколыхнуть не только полусумасшедший клан, но всех вампиров Тайного Города, и комиссар был искренне признателен Треми за мудрое решение.

– Я ведь всё понимаю, – вздохнул епископ.

– Что вы им сказали?

– Сердечный приступ.

– Они поверили?

– Говорил не я, а эрлийцы. Эрлийцам верят.

– На вас можно положиться, Захар.

– Спасибо, комиссар.

– Вы уже нашли того чела?

– Провели поиск по крови, которую сняли с игл Адриана, – помедлив, ответил Треми. – Его зовут Антон Буторин, заурядный чел, ничего не знающий о Тайном Городе.

– Он жив?

– Иначе бы я вам не рассказал об этой истории, – спокойно ответил Захар. – Но…

– Я понимаю, чего вы хотите, – кивнул Сантьяга. – И благодарен за решение не торопиться. Я с удовольствием использую фактор Буторина в нашей нынешней игре.

– Каким образом?

– Пока не знаю.

– Есть небольшая проблема, – продолжил Треми. – Корова Адриана Малкавиана тоже отыскала Буторина.

– Захар, пожалуйста, вы ведь знаете, что мне претит использование подобных терминов, – поморщился нав.

– Я назвал её так, как девчонка заслуживает, – пожал плечами масан.

– Захар?

– Извините. – Епископ улыбнулся: – Её зовут Шера.

– Она знает об истинной причине смерти Малкавиана?

– Не уверен, – покачал головой епископ. – Но она обвиняет Антона в смерти Адриана и хочет отомстить.

– Она рассказала о случившемся Малкавианам?

– Нет.

– Проследите, чтобы девушка нам не помешала.

– Убрать её?

– Не надо, – подумав, ответил Сантьяга. – Девушка Шера пока не заслужила смерти, Захар. Сделаем так: пусть она резвится, а вы приставьте к Антону наблюдателя – чтобы девушка Шера не увлеклась и не убила нашего чела.

* * *

коммерческое здание

Москва, Расторгуевский переулок,

30 июня, четверг, 20:03

Грязь.

Жуткая, вонючая, липкая, вызывающая отвращение и тошноту грязь.

Выйдя на улицу, Шера медленно, поскольку глаза застилали слёзы, дошла до мотоцикла, уселась в седло, но заводить двигатель не стала – шумно, со стоном, выдохнула и до крови закусила губу.

Чтобы не разрыдаться.

Шера чувствовала себя униженной. Её передергивало при воспоминании о руках Адама, о запахе из тонкогубого рта и усмешке, которую можно было принять за гримасу. Она гладила его противную лысую голову, целовала тонкогубый рот и тёрлась о его шершавую, болезненную кожу. Она целовала его везде, где он приказывал. Она сделала всё, что он захотел… что он потребовал. Её тошнило от одной мысли о прикосновениях Носферату, но она приехала и позволила ему прикоснуться. Потому что знала – никто другой ей не поможет.

Приехала и спустилась в подвал.

Адам сдержал слово – то ли сам сделал, то ли где-то достал «Господина крови», и первое, что увидела девушка, оказавшись в гостиной, был он – вожделенный артефакт, лежащий на столе в ожидании работы. С виду – заурядная боевая перчатка, выполненная из тончайших пластин блестящего металла. Она могла обмануть кого угодно, но Шера знала, что многие артефакты вампиров, независимо от предназначения, изготавливались именно в виде перчатки – в этом был смысл.

– Я сделал, как обещал, – усмехнулся Адам, заметив жадный взгляд девушки.

– Как я узнаю, что это именно «Господин крови»? – хрипло спросила она.

– Моё слово.

– Я могу тебе верить? – Девушка холодно посмотрела в красные глаза масана.

Ответный взгляд Носферату показался маслянистым.

– Я нацелен на долгую связь, – ответил Адам.

– Не верю, что ты это говоришь, – прошептала Шера в последней попытке убедить вампира отказаться от задуманного.

Девушка хотела вновь напомнить о дружбе, об уважении, которое Адриан испытывал к Носферату, об их встречах… но Адам не позволил, мягко перебив Шеру:

– Потому что ты напряжена и зла.

И его мягкий голос подействовал почти гипнотически. Девушка проглотила всё, что хотела сказать, но всё-таки огрызнулась:

– Имею право.

– Это эмоции, – покачал головой Носферату. – Ты слишком возбуждена, Шера, ты потеряла очень важную часть своей жизни – любовь – и боишься, что больше такое не повторится. Ты в ужасе от того, что ожидает тебя впереди…

– Такая любовь не повторится. – Вспомнив Адриана, девушка едва не заплакала.

– Повторится, – уверенно пообещал Адам.

– Нет…

– Подойди ко мне.

Она знала, что это требование обязательно прозвучит, и была к нему готова. Не вздрогнула, не вздохнула – просто подошла, остановившись в шаге от сидящего на столе Адама.

– Разденься.

Шера рывком скинула куртку, но вампир остановил её:

– Медленно.

– А если я хочу всё сделать быстро?

– У нас есть время. – Он помолчал. – До полуночи сюда никто не явится.

«Ещё не хватало, чтобы здесь оказались свидетели!»

– Мы договаривались на один раз, – напомнила Шера. – Остальное отдам деньгами.

– Да, – кивнул Носферату. – Раздевайся.

Теперь она действовала медленно, как приказано. Плавно задрала футболку, подразнив Адама небольшими, но крепкими полушариями грудей, повернулась спиной, крутанулась, машинально вспомнив, что это движение очень нравилось Малкавиану.

«Прости, Адри…»

Не оборачиваясь, расстегнула и чуть приспустила джинсы. Носферату всхрипнул. Шера выгнулась, продолжая дразнить голодного вампира.

– Тебе нравится?

И снова всхрип – короткий.

Девушка сбросила сапоги, развернулась и вдруг увидела Адама – совсем рядом, в нескольких дюймах, оскалившегося, сорвавшегося от вожделения, мечтающего взять её, и Шеру захлестнула волна омерзения:

«Нет!»

Но поздно.

Носферату подхватил девушку на руки, сжал крепко, до сладкой ломоты, отнёс на стол и очень быстро избавил от одежды, сорвав и расшвыряв по комнате футболку, джинсы и трусики.

«Нет, пожалуйста, нет!»

Но знакомый холод манил сильнее, чем жаркий огонёк свечи влечёт мотылька. Холод тела, сила тела, ощущение хищника, страх и наслаждение – жуткой сладости коктейль наполнил Шеру до краёв.

«Это чужой холод, – шептала она, прижимаясь к Адаму. – Это чужие руки, мерзкие руки, неприятные…»

Но постепенно, по мере того как Носферату ускорял движения, Шера перестала вспоминать о Малкавиане. Мысли ушли. Грубые доски стола перестали тереть спину. Эмоции туманили сильнее наркотика, и вот она сама прижимается к Адаму, всё теснее и теснее, вот она помогает ему, лаская лысую голову с невиданной страстью, мечтая о мгновении, когда иглы вонзятся в шею…

– Бери меня…

А он терпел, доводя девушку до пика блаженства, но не позволяя улететь выше. Он терпеливо, не теряя самообладания, ждал нужного момента, и усмешка, которую она не видела, становилась всё холоднее.

И неприятнее.

Адам не умел делать коров, но умел с ними обращаться.

А Шеру захватила страсть. Она извивалась под напором вампира, царапалась, кусалась, покрывала холодное тело Носферату горячими поцелуями, стонала, снова кусалась, по-звериному показывая, чего ждёт, и в конце концов закричала:

– Укуси! Возьми меня! Возьми!

И подставила шею, в которую почти сразу вонзились иглы. Не так мягко и нежно, как это обычно делал Адриан, но сейчас Шере требовалась именно резкость: она взвыла. И тряслась от наслаждения всё то время, пока Адам выцеживал из неё кровь.

Потом они сидели обнявшись: он на стуле, Шера – у него на коленях, не имея ни сил, ни желания двигаться. Минут через десять Носферату осторожно поднялся, вновь положил девушку на стол, но не на спину, а на бок. Повернув к себе спиной, взял ватный кружок, смочил его в заранее разведённом растворе, прошептал короткое заклинание, задрал её волосы и осторожно стёр с тонкой шеи вытатуированную подпись Адриана Малкавиана. Дождался, когда кожа высохнет, молча поглаживая девушку по бедрам, взял машинку и аккуратно, но быстро начертал на том же месте своё имя, показывая, что отныне Шера является его собственностью.

Она не сопротивлялась.

И не плакала.

Просто лежала на столе, невидяще глядя в стену, а когда Адам закончил, поднялась, оделась, взяла артефакт и направилась к выходу. У дверей задержалась, постояла, словно обдумывая что-то, а затем бросила через плечо:

– Я позвоню.

Он молча улыбнулся и раскрыл книгу.

* * *

Южный Форт,

штаб-квартира семьи Красные Шапки

Москва, Бутово,

30 июня, четверг, 20:05

Привычно разогнав уйбуев обещанием массовых казней, Кувалда некоторое время бесцельно бродил по кабинету, пиная разбросанные подданными стулья, затем уставился на преданного Копыто, пытающегося вытряхнуть из пустой бутылки хотя бы пару капель виски, и угрюмо сообщил:

– Чую измену.

– Чего?

– Измену.

– Это я понял, – кивнул верный уйбуй, раздумывая, не разрубить ли ятаганом бутылку, дабы облизать внутренности. – А от кого пахнет изменой? – И шумно втянул носом тяжёлый воздух кабинета. – Я ничего такого пока не замечал.

– Измена есть всегфа, – убеждённо выдал Кувалда.

С чем Копыто оказался абсолютно согласен.

– Что верно, то верно, – поддакнул он, отказавшись от заманчивой идеи, и швырнул пустую бутылку в угол. – Но измена бывает не у всех. Измена – она как сифилис: появляется в результате отношений, а лечить надо решительно.

Одноглазый несколько секунд внимательно рассматривал неожиданно высказавшегося уйбуя, вздохнул и решил не усложнять разговор выяснением необязательных подробностей. Вместо этого поинтересовался:

– Ты когфа за столом сифел, слышал, о чём Гниличи фумали?

– Некоторые слова, – беззаботно ответил Копыто. – Те, которые они совсем громко думали, можно даже сказать – орали.

– Фумали слишком громко и смотрели на меня без уважения, – перешел к обвинениям великий фюрер.

– Да, и без него тоже.

– Разве это не измена?

– Где?

«Надо было выставить больше виски», – подумал Кувалда, после чего достал из ящика стола початую бутылку и щедро налил уйбую.

– Выпей.

– Охотно! – Копыто поднёс ко рту стакан, верноподданно выдал: – Твоё великофюрерское здоровье! – Залпом выпил и негромко закончил: – Тебе оно понадобится.

– Это ещё почему? – удивился неожиданному обороту одноглазый.

– Потому что ты больной, – ответил уйбуй, поглядывая на бутылку.

– Какой больной?

– Ну, какой, не знаю, но понятно, что скоро умрёшь, потому что ты это… как его… токсичный.

Несколько секунд Кувалда напряжённо тёр красную бандану, не веря, что разговор ему не снится, после чего взревел:

– Это я тебя сейчас токсичным сделаю! Тебя! Кто обо мне слухи распускает?!

– Ты что, видосики про себя не смотрел? – растерялся Копыто.

– Какие вифосики? – растерялся Кувалда.

Вместо ответа уйбуй достал из кармана смартфон и занялся поиском нужного файла.

– Та-ак, где же он? Я ведь вроде скачал… – И, опомнившись, добавил: – Знал, что ты спросишь, Твоё высокопревосходительство великофюрерское, вот и скачал, чтобы доложить… в смысле – донести.

– Заткнись и ищи! – велел одноглазый, вновь наполняя стаканы.

Рука слегка дрожала – великий фюрер уже понял, что судьба-злодейка подбросила ему новое испытание.

– Ага! – Уйбуй так увлёкся поисками, что не обратил внимания на выпивку. – Нашёл!

И сунул смартфон Кувалде.

Тот сначала прищурился, а затем побагровел.

Тем не менее скандальное видео великий фюрер просмотрел трижды и в гробовом молчании, даже не засопел, что стало для Копыто неприятным сюрпризом: уйбуй не ожидал, что одноглазый так разозлится. Закончив изучение «видосика», Кувалда даже смартфон не разбил – отдал хозяину и молча выпил.

Уйбуй, естественно, поддержал компанию, а поставив стакан на стол, осторожно поинтересовался:

– Так ты не знал, что в кино снимаешься?

Ответил Кувалда таким взглядом, что, будь у него два глаза, наверняка пробуравил бы и Копыто, и кирпичную стену за его спиной. Верный уйбуй уловил, что дальнейшие расспросы, скорее всего, закончатся повешением, но осторожно уточнил:

– Ты правда здоровый?

– Правфа, – ответил великий фюрер, с трудом удержавшись от желания врезать верному, но безмозглому уйбую по верной, но безмозглой голове.

«Какой смысл бить Копыто по голове, если в ней нет мозгов? Только руку отшибёшь…»

– Откуда тогда видосик взялся? – начал расследование уйбуй.

Вопрос показался одноглазому дерзким, но через мгновение он понял, что болтливый помощник обязательно разнесёт информацию по Форту, и сдержал гнев.

– Я у того эрлийца грыжу лечил, которая выскочила. Он мне порошок насыпал, чтобы её убрать, а я порошок вискарём запил.

– А чем же ещё?

– Во-во, и я так пофумал: чем ещё? А оказалось, вискарём тот порошок нельзя было запивать, – на ходу придумал Кувалда, ловко путая правду и ложь. – Вот меня и развезло.

– У меня тоже такое было, – подтвердил Копыто, припоминая подходящий случай. В бутылке ещё оставался виски, и, прежде чем предложить следующий тост, уйбуй решил предаться воспоминаниям: – Лечил я, значит, триппер – подхватил от какой-то мундепши…

– От чего пофхватил?

– Да всё в порядке, – успокоил вождя уйбуй. – Девкой она была, только дурой…

– О февках, тем более фурных, после перетрём, – строго произнёс Кувалда. – Скажи лучше, кто вифосик по Форту пустил?

– Не знаю. Это же Интернет – как выяснишь?

Выяснять через Интернет Шапки не умели, но и оставлять такое преступление безнаказанным великий фюрер не хотел.

– Узнай как-нибуфь!

– И что?

– Что?

– Даже если узнаю, то что дальше? – с неожиданной серьёзностью спросил Копыто. – Вот, допустим, ты ему бошку спилишь…

– Не спилю, а повешу, – зло перебил его одноглазый.

– Во-во…

– Чтобы не распространял!

– И тогда все скажут, что ты правда крепко болеешь и репрессируешь перед могилой, – закончил уйбуй. – Об этом сегодня тоже думали, на примере человских диктаторов.

– Фля чего репрессирую, если я помираю? – не понял Кувалда.

– От зависти, – объяснил Копыто. – Мол, сам помираешь, вот и завидуешь тем, кто нет.

– Что – нет?

– Ничего нет.

– В смысле, жить буфут?

– В смысле, жить стали бы, если бы ты им бошки не повесил.

– За бошки не повесил, – поправил уйбуя фюрер.

– Вот и не вешай.

– «Не вешай»… – Кувалда взялся за бутылку, но, к разочарованию Копыто, наливать не стал: некоторое время изучал этикетку, словно пытаясь узнать из неё что-то важное, после чего с грустью спросил: – А как я фокажу, что зфоров? Если справку от эрлийцев принесу?

– Можно и справку. А вообще… – Выпито было достаточно, мозги прояснились, и Копыто на правах старого друга решил поучить великого фюрера уму-разуму: – Ты, Кувалда, когда в «Средстве» последний раз был? Когда со своими пацанами за одним столом сидел? Когда ты народ видел, а народ видел тебя? Ты, брат-фюрер, всей семьёй занимаешься, за что тебя любят, но отделился ты от нас, отделился, вот и начинаются с тобой всякие стагнации и прочие смертоносные заболевания.

– Не ругайся, – попросил одноглазый, понимая, что в чём-то Копыто прав.

– Ты сколько на посту, брат-фюрер? – горячо продолжил уйбуй и сам себе ответил: – Сколько лет ты за нас отдуваешься: от королевы по башке получаешь, казну бережёшь, войны выигрываешь, квоты на грабежи выбиваешь…

– Ты это к чему? – насторожился Кувалда.

– К тому, брат-фюрер, что дети при тебе родились, выросли и начали виски пить, а ты всё великий фюрер…

– Не нравится?

– Мне – очень нравится, – не сбившись, то есть искренне, ответил Копыто. – Но быдло, народ то есть, хочет новизны. А тут такая тема: ты умираешь…

– Я зфоров!

– Я ведь не от себя говорю, брат-фюрер, а как бы от народа, – торопливо уточнил уйбуй, вспомнив о государственной виселице. – Я рассказываю, как народ видит: ты, стало быть, умираешь, и дети будут пить виски при другом великом фюрере. Всё честно, и жизнь продолжается.

– Как это жизнь профолжается, если я умираю?

– А ты собрался жить вечно? – с искренним изум-лением поинтересовался Копыто.

В ответ Кувалда вздохнул. Жить вечно он, естественно, не собирался, но умирать в ближайшем будущем и только для того, чтобы выросшие дети пили виски при другом великом фюрере, лидеру нации не хотелось.

Требовалось срочно отыскать приемлемый выход из положения.

А ловкий Копыто уже вынул из рук одноглазого бутылку и разливал виски по стаканам.

– Ты, если болен, брат-фюрер, то так и скажи: мы ведь братаны, мы всё поймём, и пацаны твои тоже не дураки, все при делах. Ты, главное, не забудь следующего великого фюрера после себя назначить, чтобы без междоусобицы вышло, ибо я не уверен, что смогу всех победить…

– Я зфоровый! – заорал Кувалда и пнул разговорившегося уйбуя ногой так, что тот свалился со стула. – Пошёл вон!

– Слушаюсь, Твоё великофюрерство! – провизжал Копыто, вылетая из кабинета.

Но стакан не уронил, не расплескал и дозу свою опрокинул в коридоре. На зависть охранникам.

* * *

Павильон Обманщиц,

штаб-квартира семьи морян

Москва, улица Большая Оленья,

30 июня, четверг, 20:06

Каждый Великий Дом Тайного Города властвовал над вассальными семьями, маги которых использовали энергию его Источника. Некоторые из таких семей, например Шась, Эрли, концы и приставники, отличались миролюбием и примкнули к Великим Домам в том числе в поисках защиты, выходцы из других, такие как хваны и масаны, напротив, славились воинской удалью и храбро сражались в армиях своих Домов. Но самыми опасными и агрессивными из всех вассалов заслуженно считались моряны – представители небольшой семьи оборотней, искусственно выведенных два с лишним столетия назад гениальной колдуньей Зелёного Дома фатой Марой. В своём «обыкновенном» облике они являлись либо стройными, спортивного сложения блондинками – белые моряны, либо стройными, спортивного сложения брюнетками с восточными чертами лица – чёрные моряны, ещё более сильные, агрессивные, да к тому же ядовитые. А накидывая «боевую шкуру», прекрасные девушки обращались в рогатых, хвостатых чудовищ с мощными когтистыми лапами, почти непробиваемой шкурой, быстрых, сильных и обладающих практически полным иммунитетом к магии.

К грозным морянам с опаской относились даже навы, и несчастный Лебра до безумия боялся ехать в Павильон Обманщиц по такому ужасному поводу, как повышение налогов. Боялся, потому что прекрасно понимал, как бы повел себя на месте представителей зубастой и ядовитой семьи.

– Может, составишь компанию? – небрежно предложил брату, когда они выходили из казначейства.

– Куда? – не понял Майно.

– К морянам, – ровным голосом ответил Лебра.

– Разве ты к ним не съездил? – удивился старший близнец.

– Они назначили на восемь.

На самом деле Лебра едва упросил Фатму, менеджера по финансам семьи морян, встретиться так поздно: в надежде, что после работы брат отправится с ним.

– Зачем мне ехать? – осведомился осторожный Майно, в воображении которого уже появилось разъярённое казначейской наглостью чудовище. В одной когтистой лапе чудовище держало бездыханного Лебру, а другой – стучало по новенькому «Мерседесу» Майно, оставляя на нём некрасивые вмятины и царапины. – Не хочу я к морянам.

– А я потом с тобой к Шапкам, – улыбнулся в ответ Лебра.

– Зачем?

На этот логичный вопрос у младшего близнеца был готов более-менее логичный ответ:

– Позору меньше будет.

– Позор – не похороны, его можно пережить, – рассудительно отозвался Майно.

– Похороны тоже можно пережить, – заметил Лебра.

– Чужие, – уточнил Майно и ядовито закончил: – Езжай, братишка, делай то, что должен, а там будь как будет. Может, дядя Серис назовет твоим именем новый налог.

– Я ведь о тебе беспокоюсь, – с прекрасно сыгранной лёгкостью произнёс Лебра.

– Что?! – поперхнулся Майно. – Обо мне как раз беспокоиться не надо – я вытянул правильную спичку.

– Самую правильную спичку вытянул дядя Серис.

– Это верно, – не смог не согласиться старший.

– Вот и я о том же.

Они в молчании дошли до припаркованного у дворца «Мерседеса» и остановились.

– Так что там обо мне? – поинтересовался старший.

– Ты – эгоист, – посетовал младший.

– Не хочешь говорить – не надо. – Майно распахнул дверцу.

– Просто любопытно: что ты скажешь маме, когда она спросит обо мне? – трагически поинтересовался Лебра, отворачиваясь.

Атака была проведена мастерски, и удар попал точно в «десятку». Майно выругался и захлопнул дверцу.

– Не сторож я брату моему, скажешь ты и отдашь маме мои часы. Вот эти. – Лебра смахнул слезу, снял с запястья дешёвую китайскую подделку и протянул брату. – Это единственное, что не смогут переварить желудки страшных оборотней.

– В первую очередь желудки оборотней не смогут переварить твою хитрость, – проворчал Майно, пытаясь увернуться от часов.

– Нет уж, бери, – настаивал Лебра.

– Не хочу.

– Бери! Не расстраивай маму.

– Как я её расстрою?

– Это будет её единственная память о сыне. Ведь всё остальное съедят моряны…

– Они не жрут кости.

– Жрут. Перемалывают, потом пережёвывают и жрут. И даже одежду…

– Ты ещё живой!

– Это не надолго.

– Я скажу маме, что ты уехал в командировку.

– Я позвоню ей перед тем, как войти в Павильон, – пригрозил Лебра. – И всё расскажу. В том числе о том, что ты меня бросил.

– Подонок!

– Поедешь со мной?

Несколько секунд Майно смотрел на Лебру, после чего кивнул:

– Поеду.

И попытался выхватить из руки брата часы, но тот оказался ловчее, молниеносно убрал наручную собственность в карман и радостно плюхнулся на пассажирское сиденье.

– Знаешь, куда рулить?

– Знаю. – Майно снова выругался, бросил портфель на задний диванчик и занял водительское место.

Штаб-квартира оборотней располагалась в старом особняке на краю Сокольников, и шасы добрались до него меньше чем за двадцать минут, к чему Лебра оказался совершенно не готов. Уговорив Майно составить компанию, Лебра расслабился, развеселился, болтал без умолку, а оказавшись перед воротами Павильона, неожиданно понял, что внутрь старший брат не пойдёт, и снова впал в депрессию.

– Майно!

– Даже не надейся, – желчно отозвался тот, прекрасно поняв, о чём его собирается просить непутевый родственник. – Начиная с этого момента я буду оказывать тебе только моральную поддержку.

– Это как?

– Можешь мне позвонить.

– Но мама…

– Уверен, мама согласится с тем, что лучше потерять одного бестолкового сына, чем единственную опору ей в старости, каковой в нашей семье, безусловно, являюсь я.

За те двадцать минут, что у него были, Майно сумел подготовиться к разговору и отыскать весомые аргументы.

– Брат…

– Часы можешь оставить себе, пусть моряны ими поперхнутся. – Майно выключил двигатель, достал планшет и вытащил на экран новостное приложение. – Я тебя подожду, когда освободишься – поедем ужинать. – И, не удержавшись, желчно добавил: – Если будешь в состоянии, конечно.

Лебра позеленел до оттенка долларовой купюры образца 1996 года, но, поняв, что спорить бесполезно, пробубнил: «Я знал, что ты меня бросишь», взял тоненькую папочку, с которой вышел из казначейства, с силой захлопнул за собой дверцу и на полусогнутых ногах отправился к ужасным оборотням.

Майно с таким усердием изображал увлечение биржевыми сводками, что даже не обругал брата за дерзкое обращение с машиной.

«Хотя, может быть, я пнул его тачку в последний раз, – горестно подумал Лебра, приближаясь к воротам. – Интересно, кому достанется мой скутер?»

Но, прежде чем он собрался остановиться и дополнить завещание в отношении скутера, распахнулась калитка, и печальный шас увидел перед собой прекраснейшее белокурое создание, идеальную фигурку которого едва скрывало светлое платье на тонких бретельках.

– Вы из казначейства? – нежно спросило создание.

Лебра молча кивнул.

– Мы вас ждём.

Создание взяло молодого финансиста за руку и рывком втянуло внутрь двора. Майно коротко вздохнул, прошептал: «Пусть Спящий тебя перекредитует» – и вернулся к вечерним новостям.

Где-то вдалеке проехал трамвай.

///

– Деньги? – изумлённо переспросила Фатма.

– Я ведь из казначейства, – храбрясь, отозвался Лебра. – Конечно же, темой нашей беседы будут деньги. Наличные. В форме налогов, поступлений и прочих… гм… форм. Можно в виде золотых слитков и… безналичные тоже можно.

– Криптовалюта интересует? – тут же поинтересовалась Фатма.

– Можно рассмотреть, но хороший курс не обещаю, – предупредил шас. Вздохнул, вытер пот и спросил: – У вас есть вода?

– Кулер в углу.

– Я налью?

– Конечно.

– Трудная ночь? – поинтересовалась Фатма, с подозрением разглядывая трясущиеся руки шаса.

– Нет, просто в горле пересохло.

– Аспирин дать?

– Обойдусь.

Лебра налил полный стакан и с наслаждением выпил. И подумал, что пока всё идёт неплохо, а по сравнению с тем, что он себе навыдумывал, и вовсе замечательно. Во-первых, Фатма: она оказалась стройной брюнеткой, очень приятной в общении и необычайно похожей на шасу – умом и знанием рынка. Уже через пять минут знакомства Лебра совершенно позабыл, где находится, и всерьёз обдумывал, не пригласить ли симпатичную девушку на ужин. Во-вторых, сама беседа: Фатма очень спокойно отнеслась к появлению сотрудника казначейства, не выразив ни беспокойства, ни враждебности.

Правда, они ещё не добрались до сути беседы, и именно поэтому пальцы Лебры всё-таки подрагивали. Но не так сильно, как по дороге к воротам.

– Кажется, я поняла, что вы имели в виду, когда заговорили о деньгах! – неожиданно воскликнула Фатма.

– Правда? – Лебра вернулся за стол и вопросительно поднял брови: – И что же?

– В последнее время финансовые взаимоотношения между семьей морян и Великим Домом Людь оставляют желать лучшего, – произнесла Фатма, доверчиво глядя на шаса. – Не все довольны сложившимся положением вещей.

– Совершенно с вами согласен, – горячо поддержал девушку Лебра, поразившись её необыкновенному уму.

– Вы тоже заметили?

– Поэтому и приехал.

– Это очень мило, – с таким чувством произнесла Фатма, что шасу захотелось её расцеловать.

А в следующее мгновение произошло два события: девушка вновь улыбнулась, вызвав у сотрудника казначейства неконтролируемый приступ нежности, а в комнату вошла моряна в боевой шкуре.

– Вы ведь не против, если при разговоре будет присутствовать наш менеджер по административному делопроизводству? – осведомилась Фатма. – Так нужно для отчётности. Уверена, вы понимаете.

Лебра судорожно вздохнул. А моряна невообразимым образом сложила хвост и уселась на него, не обращая никакого внимания на присутствующих. Пол угрожающе заскрипел, но выдержал.

В кабинете запахло чем-то агрессивным.

– Вернёмся к деньгам, – предложила Фатма.

– Сейчас трудные времена, – пискнул шас.

– Согласна, – с грустью подтвердила Фатма, продолжая доверчиво смотреть на Лебру. – Мы надеялись, что приход уважаемого Сериса в казначейство Великого Дома привёдет к установлению полнейшего порядка в финансовых вопросах, но пока, увы, всё остается на прежнем уровне. Наша семья страдает.

Тем временем «менеджер по административному делопроизводству» достала откуда-то грандиозных размеров пилочку и принялась аккуратно править когти на левой лапе. Учитывая, что каждый коготь мог нанести смертельную рану половозрелому дракону, выглядела картина на удивление мирно и как-то по-домашнему.

Лебра почувствовал, что у него отнимаются ноги.

– Мы понимаем, что смена власти всегда вносит сумятицу в размеренную жизнь подданных. Мы не против Всеведы и никогда не пойдём против твёрдой центральной власти, кому бы она ни принадлежала, ведь главное – это Великий Дом… Вы согласны?

– Можно ещё попить? – жалобно спросил Лебра, бросив тоскливый взгляд на кулер.

– Вы согласны? – с нажимом уточнила моряна.

Пришлось соглашаться:

– Да.

– Вы понимаете, что наши верноподданные чувства могут пройти любые испытания?

– Ваши – что?

– Верноподданные чувства.

– Верю.

– А в испытания?

– Я как раз прохожу одно из них.

– Значит, мы говорим на одном языке, – удовлетворённо произнесла Фатма.

«Менеджер по административному делопроизводству» взяла в лапу зеркало, а второй стала ощупывать свои рога. Выразительно поглядывая на шаса. Лебра приготовился упасть в обморок.

– Целевые платежи на первое полугодие мы получили в полном объёме, однако теперь нужно урегулировать процентное увеличение ежемесячных поступление на развитие семьи, – деловым тоном продолжила Фатма. – Я подготовила меморандум, отражающий наше видение поквартального финансирования, и уверена, он найдёт понимание в казначействе… – Пауза. – И нам с помощницей не придется приезжать во дворец, дабы лично объяснять сотрудникам наши выкладки.

«Менеджер» отложила зеркало и потрогала себя за клыки.

Белый как мел, Лебра взял протянутые бумаги, посмотрел на первый лист, но не понял ни слова.

– Уверена, уважаемый Серис по достоинству оценит скромность наших притязаний, – с энтузиазмом закончила Фатма.

– Возможно…

– Вы уже уходите?

– А можно? – обрадовался несчастный шас.

– Дверь там.

Лебра сложил бумаги в папку, поднялся и бочком, не глядя на «менеджера», выскользнул в коридор. Несколько секунд моряны молчали, прислушиваясь к топоту ног, после чего «менеджер» обратилась, оказавшись тем самым белокурым созданием, что встретило шаса у калитки, и моряны весело рассмеялись.

– А мне говорили, что торгаши – жёсткие переговорщики, – пробормотала Фатма, утирая выступившие на глазах слёзы.

– Твоё счастье, что не приехал Серис, – не согласилась с подругой блондинка. – Ему бы ты стала должна самим фактом встречи: раз согласилась встретиться, значит, обязана принять его условия.

– Если Серис к нам соберётся, то пусть с ним командиры беседуют, – развела руками Фатма. – Я так высоко не летаю. – И вдруг улыбнулась: – А этот шас забавный, да? Видно, что умненький, только пугливый какой-то.

– Забавный, – подтвердила блондинка, внимательно глядя на подругу. – И смотрел он на тебя так, будто хотел пригласить на ужин.

– До того, как ты появилась, – вдруг добавила Фатма.

– Ага.

Моряны помолчали. Затем Фатма тихо сказала:

– Теперь не пригласит.

И стала убирать со стола бумаги.

* * *

муниципальный жилой дом

Москва, Северный бульвар,

1 июля, пятница, 00:17

Мотоцикл Шера оставила на улице, не стала въезжать во двор, поскольку опасалась видеокамер и зорких соседей, но при этом не хотела использовать заклинание морока и «Накидку пыльных дорог». Большое количество активированных арканов могло привлечь внимание наблюдателей Великих Домов, а девушка собиралась хранить свои действия в тайне как можно дольше. Поэтому мотоцикл остался на улице, в укромном уголке, окутанный легчайшим, другого слова не подобрать, гипнотическим заклинанием «Ничего особенного», которое мягко заставляло честных граждан или потенциальных воров не обращать на железного коня никакого внимания. И уж тем более – не желать его похитить.

А Шера накинула на голову капюшон, вошла во двор, быстрым шагом добралась до нужного подъезда – ночью торопливая походка естественна, поскольку законопослушные челы спешат поскорее оказаться дома, – и вскрыла дверь универсальной открывашкой домофонов (предложение № 2319 в каталоге «Преодоление препятствий», раздел «Электромеханические устройства»), а дверь в квартиру – куда более дорогими самоподгоняющимися отмычками, купленными в одной из лавок Торговой Гильдии.

Как девушка и рассчитывала, до цели она добралась без проблем.

Перед тем как войти в квартиру, Шера накинула морок, сделав себя абсолютно невидимой. На всякий случай. Даже если тщательно продуманный план даст сбой, Антон не должен знать, что в квартире кто-то есть. Пока не должен. Потому что не время. Однажды он обязательно увидит лицо Шеры – перед смертью, но не сейчас.

– Я не собираюсь торопиться…

Девушка закрыла, но не заперла входную дверь, прошла через маленький коридор в единственную комнату и огляделась. Компьютерный стол с большим монитором, направленным так, что его можно смотреть с дивана – видимо, играет роль телевизора. На диване спит чел, возле дивана – табурет с недопитой чашкой чая и грязной тарелкой. Две полки с книгами. Кресло и два стула, вокруг разбросана одежда, но немного. В прихожей Шера видела шкаф-купе и решила, что основные вещи Антон хранит в нём.

Антон… Имя она узнала, покопавшись в документах чела, но никаких эмоций оно у Шеры не вызвало: Антон и Антон, имя не имеет значения ни для приговорённого, ни для палача.

– Но сегодня ты не умрёшь, – пообещала девушка заворочавшемуся челу. – Не бойся.

Потому что сегодня всё только начнется. Сегодня на картине его кошмара появится первый, очень лёгкий штрих. Сегодня она прикоснётся к жертве, едва заметно поцарапает и наметит ужас, который Антону предстоит пережить.

– Сегодня ты испугаешься, но и только. Как я уже сказала: торопиться не собираюсь.

Шера медленно натянула металлическую перчатку на правую руку, прошептала заклинание и вздохнула, позволяя «Господину» начать работу.

А работал он неприятно.

Магия семьи Масан строилась на крови и требовала её, требовала её силу, и когда Шера активировала артефакт, спрятанные внутри перчатки иглы вонзились в руку девушки и принялись вытягивать кровь. Не жадно, а дозированно, отбирая ровно столько, сколько требуется для работы.

– Это всё для тебя, Адриан, – прошептала Шера, с ненавистью глядя на вновь заворочавшегося Антона. – Я отомщу, любимый, я не позволю этому гадёнышу жить.

Перчатка жадно пила кровь, но ни одна драгоценная капля не выскользнула наружу. А вот металл заблестел, как будто наполнился внутренним светом, и правая рука девушки вдруг стала прозрачной, как голограмма, растеряла плоть материи, обретя возможность проникать в потаённое.

Шера медленно подошла к дивану, остановилась у изголовья, чуть наклонилась и мягко прикоснулась призрачной рукой к голове Антона. Немного подождала, после чего очень-очень осторожно повела руку обратно, вверх. И вслед за ней из головы спящего появилась картинка нынешнего сна: бессмысленное смешение чувств, эмоций, обрывков воспоминаний и прочей ерунды, которую усталый мозг зачем-то склеивал в трёхмерное кино с дурацкими физическими законами.

– Вижу, ты предпочитаешь калейдоскоп глупостей…

Шера вытерла левой рукой пот со лба и принялась аккуратно менять Антону видение, превращая калейдоскоп в фильм ужасов.

Собираясь мстить, девушка внимательно изучила инструкцию к «Господину крови» и проштудировала отзывы о применении этого артефакта и аналогичных. Она знала, что не следует резко менять сон и обрушивать кошмар, подобно внезапному ливню: жертва придёт в себя, потом долго не сможет заснуть, но когда заснёт – защита не ослабнет и «Господин» сделается почти бесполезным – это всё-таки не «Заговор Слуа». Ужас должен нарастать постепенно, змеёй обволакивать добычу, не позволяя ей вырваться из капкана, должен пропитать собой видение и лишь затем обратиться в адское, вызывающее оторопь шоу. И чем плавнее она «исправит» нынешний сон, тем выше вероятность того, что жертва просмотрит заготовленный кошмар до самого конца.

– Мы ведь хотим, чтобы ты мучился, а не просто испугался, ведь так? – Шера увидела гримасу, на мгновение появившуюся на лице Антона – отголосок накатывающего страха, – и усмехнулась: – Вижу, вижу, но мы не будем спешить.

Антону снилось, что у него пошла из носа кровь – неожиданно, необъяснимо. Он задрал голову, как делал в детстве, и заметил, что небо затягивают грозовые тучи. Антон любил гулять под дождём, но сейчас появление туч вызвало у него необъяснимую тревогу. Он огляделся в поисках укрытия, но кровь хлынула сильнее, и Антон вновь уставился в небо. И вздрогнул, увидев, что одна из чёрных туч неожиданно распалась, превратившись в стаю чёрных птиц…

Назад: Глава 1

Дальше: Глава 3