Глава 26

Доза 4,5 мг. Прежняя доза.

В какой-то момент мы с Дуайтом, скорее всего, могли бы прекратить наши встречи по вечерам в понедельник, и наши мамы в конце концов тоже успокоились бы со временем, но мы с ним – люди привычки, поэтому продолжали тренироваться, как прежде.

А вообще Дуайт – довольно уравновешенный малый. Даже при том, что он болтает без умолку, он всегда остается самим собой и не очень-то торопится заводить новых друзей в школе. Это заставляет задуматься. А как бы он повел себя, если бы узнал обо мне всю правду? Нет, конечно, я не такой дурак, чтобы взять и все ему рассказать, но все же…

Как-то в беседе я рассказал ему о маме и отчиме, и разговор сам собой пошел об отцах.

– Папа бросил нас, когда мне было восемь лет, – сказал я.

Дуайт задумался на секунду и выдал:

– А моя мама была искусственно оплодотворена.

На это я уже ничего не мог ответить. Наверное, я вытаращился на него и молчал, потому что пауза тянулась до тех пор, пока он не пояснил, что его мать была слишком занята карьерой и не могла тратить время на всякие там свиданки. Правда, я сомневаюсь, что именно так она все и объяснила сыну.

Если бы я захотел рассказать Дуайту что-то очень личное из своей жизни, этот момент был бы в тему.

Люди в моей жизни четко делятся на две группы. Это те, кто знает обо мне все, и те, кто этого не знает. Наверное, не очень здорово вот так делить людей, с которыми я общаюсь почти каждый день. Может, это происходит потому, что я пытаюсь как-то разделить на ячейки свое безумие?

На днях я случайно подслушал часть телефонного разговора Пола со своей матерью. Большинство людей сочтет ее симпатичной старушкой. Ну, одной из тех, у кого всегда найдутся леденцы и кто никогда не явится на вечеринку с пустыми руками. Но она очень лихо обращается со словами «узкоглазые» или «цветные», а «азиаты» произносит шепотом, когда мы обедаем где-нибудь в ресторане. И никто не удосужится объяснить ей, что «азиаты» вовсе не является ругательством.

Как я говорил, она только с виду кажется такой милой, на самом же деле все обстоит иначе. Она мне не доверяет. Чего стоит одна только ее просьба при первых же признаках сообщать ей, что я начинаю терять над собой контроль, дабы она успела что-то предпринять. При этом она достала из своей сумочки баллончик с перечным газом и многозначительно потрясла им у меня перед носом. Какого черта, мадам? Нет, она не собиралась вызывать «Скорую помощь» или еще кого-нибудь, если произойдет эпизод, характерный для моего измученного мозга и ментального состояния. Эта сучка намеревалась распылить газ мне в лицо! Маме я ничего не стал рассказывать, потому что ей и так приходилось трудновато налаживать отношения с матерью Пола. И если бы мама узнала о ее словах, это еще больше ухудшило бы положение.

Когда мама забеременела, мать Пола стала звонить чаще. Обычно на его мобильный телефон, но время от времени могла набрать и наш городской номер. Наверное, мы остались единственным семейством, где на домашнем телефоне нет определителя номера. Поэтому маме приходится туго всякий раз, когда звонит свекровь, чтобы выдать очередной и никому не нужный совет насчет будущего ребенка. Например, если родится мальчик, мама обязательно должна будет сделать ему обрезание. При этом она прекрасно знает, что мама насчет обрезания решительно протестует. Кстати, когда родился я, она тоже возражала против данного обряда. Ну вот, теперь вы знаете обо мне даже больше, чем вам хотелось бы знать.

Так или иначе, но буквально на днях я услышал телефонный разговор Пола с его матерью. Надо отдать ему должное, он ничего не наврал. Вот что он сказал:

– Да, ситуация под контролем. Нет, мама, я все оцениваю правильно. И если ты еще раз скажешь, что я не слишком серьезно отношусь к безопасности своего ребенка, я на тебя очень сильно рассержусь. Люблю тебя. Пока.

Пол заканчивает телефонные разговоры со всеми членами семьи одинаково: «Люблю тебя».

И не важно, каким разгоряченным он может быть в этот момент. Разговор мог быть и вот таким:

– НЕНАВИЖУ ТЕБЯ. НАДЕЮСЬ, ТЫ ОСОЗНАЕШЬ, СКОЛЬКО ПОЗОРА И БЕСЧЕСТЬЯ ТЫ ПРИНЕСЛА НАШЕЙ СЕМЬЕ. Люблю тебя.

Так как я не могу разговаривать с Майей на данную тему, то есть о моем сумасшествии, я выбираю другую, более отвлеченную, и мы говорим о малышах. Проблема заключается в том, что, когда Майя занимается, она может с легкостью игнорировать меня. Она слышит все то, что я ей говорю, каким-то дальним отделом своего каталогизированного мозга, но при этом ничто в мире не способно сбить ее и разрушить ее внимание, пока она не закончит свои занятия. Она может часами сидеть в тишине за ноутбуком, и уже ничто не сможет ее отвлечь.

Майя упорно тренируется в этом плане, потому что в будущем собирается стать врачом. Но не таким, который принимает пациентов. Она станет исследователем. Она не любит людей, и ей, конечно, не по душе возиться с их проблемами на уровне человеческого общения. Да, прежде чем вы спросите, я лучше отвечу сам. Я уже и раньше знал про это. Майе нравится слово «субъект». В единственном числе. А людей как группу она не переваривает.

С помощью лекарства я могу скрывать свои проблемы от нее. Ну, ту, самую большую. Если Майя и считает, что иметь постоянные головные боли и страдать от бессонницы – это дико, то во всяком случае не говорит мне. Эти симптомы сами по себе еще ничего не значат.

Майя может быть очень чуткой, когда захочет, но она делает по-своему, так, как никто другой. Она укажет на проблему, а потом согласится с тобой, что, дескать, да, все это кошмарно и вообще довольно сложно. Ну например, как мы недавно обсуждали детские проблемы после тренировки учебной команды.

– Всегда будет огромная разница между воспитанием первого ребенка и воспитанием следующего, – пояснила она. – Именно потому, что у вас разные отцы и существенно отличается возраст, эта разница и будет огромной. Я хочу сказать, что в этом случае ты сам мог бы стать для ребенка отцом. Еще тебе надо подготовиться к тому, что они начнут забивать себе голову насчет очень многих вещей. Если в детстве тебе что-то запрещали, очень вероятно, что ребенку версия 2.0 это разрешат и он будет выходить сухим из воды за то же самое. – Майя сняла очки и очень серьезно посмотрела на меня. – Когда я была маленькой, мама составляла для меня список мелких работ по дому, и если я с ними не справлялась, мне не разрешали смотреть телевизор или оставляли без десерта. Когда родились братья, никаких списков уже никто не составлял. Их получилось двое, и родители отменили все предыдущие правила и нормы поведения, поскольку главным теперь стало накормить их и следить, чтобы они всегда были чистенькими. Приучать их к горшку оказалось делом долгим. Им теперь уже почти по шесть лет, а случайности еще происходят. У меня с ними одна ванная, и пахнет там ужасно. Бак для стирки всегда наполнен их грязными трусами. Мама в прямом смысле награждает их, если им удается не испачкать штанишки. Да для них чуть ли не парад устраивается, если они не обгадятся. Вот к чему ты должен быть готов, Адам. Их награждают за то, что они не обгадились. Лучше тебе смириться с этим уже сейчас. Тогда потом тебе будет проще.

Да уж, совет что надо, как говорится.

Во вторник после уроков у нас происходили соревнования учебных команд. Дуайт был в отличной форме. Майя решала действительно сложные уравнения, а меня, к счастью, оставили на скамейке запасных. Галлюцинации отсутствовали.

После соревнований мы все расселись в кружок, а старшие ученики собирали оборудование и убирали лишние стулья. Клара и Роза обсуждали предстоящий в мае выпускной бал, а Майя и Дуайт спорили по поводу какого-то домашнего задания. Я перестал следить за их дискуссией еще пять минут назад. Иногда мои друзья говорят о полной ерунде.

Во время их спора Майя рассеянно положила ладонь мне на бедро. Никто этого не заметил. Жест получился вполне естественным и совершенно невинным, но все же было в нем что-то особенное, и мне… стало приятно. Как будто она заявила на меня свои права. Наверное, вы вряд ли хотели бы, чтобы на вас кто-то заявлял права, но мне наплевать. Я принадлежу ей.

Да, я чувствую себя прекрасно.