В раннем отрочестве, почти шестьдесят пять лет назад, я трясся от бессильного гнева, когда Гофман в его знаменитом в те времена атласе «Die Gross-Schmetterlinge Eurоpas» оказался не в состоянии изобразить редкостную бабочку, которую описал в тексте. Подобное разочарование не грозит юному читателю восхитительного атласа палеарктических бабочек, обитающих к западу от российской границы, который теперь издан Лайонелом Дж. Хиггинсом, автором важных публикаций о чешуекрылых, и Норманом Д. Райли, смотрителем отдела насекомых в Британском музее. Отсутствие здесь России (увы) практически неизбежно. В этой сумрачной и замкнутой стране наука, не имеющая практического применения, не поощряется; безобидный иностранный господин, жаждущий половить бабочек в степях, вскоре зацепится сачком за моток колючей проволоки, а определить области распространения белянки Эверсманна или чернушки эдды окажется намного труднее, чем составить карту Луны. Пожалуй, маленькие карты охваченной атласом фауны, которыми он снабжен, редко когда неточны. Замечу, что районы обитания двухточечной перламутровки и голубянки идас отмечены неверно, и, полагаю, сюда же нужно отнести хвостатку Ногеля, которая, перемещаясь с востока, достигает Румынии. К мелким недостаткам можно отнести некоторую неполноту в описании бабочек Британии (это, несомненно, касается норфолкского вида парусника, который столь отличается от шведского вида, что ему следовало бы уделить больше внимания). Я бы сказал, что для областей распространения перламутровок Вольфенсбергера и тор более характерна ольха, нежели ель. Я сожалею о том, что вместо старого названия «Admirable» теперь используется гнусное «адмирал». Новые народные названия изобретательны – и, как ни парадоксально, будут более привлекательны для специалиста, желающего избежать противоречий классификации при обозначении видов, нежели для мальчишки, который мгновенно впитает латынь. Перечень видов выглядел бы значительно интереснее, если бы не отбрасывал имена их открывателей (достойная осуждения практика, порожденная коммерциализацией, которая совратила многие новейшие зоологические и ботанические справочники Америки).

Выбор важных подвидов среди тысяч, описанных за последние сто лет, – дело субъективное и не может обсуждаться в этой статье. Решая, считать ли бабочку принадлежащей к роду, входящему в ее ближайшее семейство, или отдельным видом, «Полевой атлас» проявляет здравомыслие, заново причисляя голубянку ребел к голубянкам алькон и объединяя переступень белый с белянкой брюквенной: любой, кто прогуливался вдоль горных ручьев в Вале, кантон Тичино, и в других местах, должен был заметить изобилие и почти комическую неразбериху разноцветных промежуточных форм между двумя этими белянками. Однако в некоторых случаях авторы, кажется, не устояли перед соблазном подсчета хромосом. Как бы там ни было, существующий взгляд на виды чешуекрылых основан единственно на мертвых экземплярах, поддающихся анализу, и если бархатницу Форстера невозможно отличить от голубянки бархатной, кроме как по количеству хромосом, то бархатницу Форстера следует исключить из списка.

Во многих группах «Полевой атлас» принимает родовое деление, предложенное разными специалистами. Итоговая вакханалия видов способна смутить простодушного читателя и вызвать раздражение старого консерватора-таксономиста, склонного к частому объединению видов и родов. Компромисс может быть достигнут понижением родов, близких по структуре гениталий, до категории подрода внутри одного крупного рода. Следственно, например, крупная родовая группа, называемая, скажем, Scolitantides, будет включать в себя шесть подродов (с. 262–271 «Полевого атласа», от голубянки алексис до червонца пятнистого), а крупная родовая группа, называемая, допустим, Plebejus, будет включать в себя пятнадцать подродов (с. 271–311, от грасс джуэл до полиомматус эрос), и тут, конечно, важно не присваивать названия группам или перечислять, но правильно классифицировать виды, с тем чтобы отразить родство и различия, и в этом смысле «Полевой атлас» отвечает требованиям логики и науки. С другой стороны, вынужден не согласиться с неправильным применением термина «f.» (в значении «форма»). Он должным образом используется для обозначения периодических отклонений, переходных сочетаний или сезонных аспектов, но не пользуется популярностью в таксономии (и подходящие обозначения для подобных таксономических единиц должны быть легко цитируемыми и анонимными). Это авторы знают не хуже меня и все же по какой-то причине кое-где используют «f.» как обобщающий термин для родов, обитающих в горах, и второстепенных подвидов. Особенно странно звучит «Boloria graeca balcanica f. tendensis», которая на самом-то деле Boloria graeca tendensis Хиггинса, прелестный и неожиданный подвид, ради которого я как-то посетил Лимон-Пьемонт, где нашел ее на высоте 7000 футов порхающей в компании двух ее родственниц, перламутровки Шеперда и горной. Кстати, тускловатая иллюстрация вряд ли воздает должное перламутровой бледности ее испода.

Есть в атласе пустяковые недостатки, затмеваемые аурой его авторитетности и добросовестности, лаконичности и полноты, но есть и один недостаток, который я нахожу серьезным и который следует исправить при последующих переизданиях. Пояснение к каждой иллюстрации должно содержать сведения о том, где и когда был пойман, точные место и дата, каждый нарисованный или сфотографированный экземпляр – принцип, которому самые последние атласы бабочек твердо следуют. В этом нашем «Полевом атласе» такого нет. В результате юный читатель не только будет лишен волнующего удовольствия, но и знания, взят ли этот экземпляр в какой-либо степени типовой для вида местности, тогда как старый лепидоптеролог может сразу понять, что изображение не представляет особь данного рода. Так, возникает сомнение, что яркая самка краеглазки петербургской (таблица 49) взята на севере, и жаль, что тополевый ленточник, иначе черно-белая красавица, показанный в таблице 15, должен был бы относиться скорее к буроватым, с расплывчатой каймой западноевропейским подвидам, нежели к черному скандинавскому с чисто-белыми крапинами.

Корсиканский парусник с красными пятнами на задних крыльях (изображенный на переднем форзаце), этот монстр, – безусловно, результат некачественной репродукции, а не причуда художника и, несомненно, будет исправлен в свое время. Многие иллюстрации, выполненные Брайаном Харгривзом, превосходны, некоторые слегка грубоваты, отдельные – посредственны; однако все его бабочки узнаваемы, в чем как-никак и состоит их главное назначение. Его интерпретация формы крыльев порой хромает, как, например, в случае сенницы обыкновенной (таблица 47), и бросается в глаза неприятная тенденция сужать края задних крыльев некоторых чернушек (таблицы 37, 41, 44). В некоторых группах близкородственных бабочек природе как будто доставляет удовольствие прихотливо варьировать от вида к виду узор нижней стороны задних крыльев, придумывая фантастические закорючки и раскраску, но основную идею рода она никогда не приносит в жертву изощренной маскировке. Брайан Харгривз не всегда прослеживал взаимодействие тематических вариаций внутри рода. Например, неубедительно передал компактный ступенчатый ритм узора полярной перламутровки на исподе задних крыльев Classiana, который делает рисунок перламутровки фрейя ясным и обобщенным. Художник не понял сходства с перламутровкой фригга, которое смутно проступает в рисунке перламутровки темнокрылой, не увидел он и подобие гирлянд, и фиолетовый оттенок, такой как тот, что связывает полярную перламутровку с титанией, а последнюю – с диа. Напротив, многие, столь редко изображаемые бабочки, как атлас белый, перламутровка фатма и хвостатка Чепмена, или такие заковыристые создания, как волшебные голубянки в таблице 57, получились поразительно хорошо. И не меньшим триумфом уникального и незаменимого руководства Хиггинса и Райли является подвиг сведения под одной обложкой всех тех испанских и африканских красавиц.

«Таймс эдюкейшнл саплемент», Лондон, 23 октября 1970 года.